Языковые и стилевые особенности прозы В. Бутусова

Суворова Марина
...Столь же значимыми, как и жанровые поиски, в прозе В. Бутусова стали стилевые приемы и языковые эксперименты. Книги В. Бутусова сразу же поражают неподготовленного читателя своей необычностью. Фантасмогоричность изображаемого мира, выбор сказочного жанра, общая философская установка творчества автора определили язык данной прозы. В аннотации к книге «Антидепрессант. Со-искания» подмечено, что «со-искания двух писателей ведут читателя по лабиринту неведомых миров, созданных причудливым воображением авторов. Хотя зачастую речь идет о как бы обыденных и знакомых вещах». В аннотации к «Вигростану» мы находим подобное мнение: «Художественная реальность подчиняется, пожалуй, лишь прихотливому развитию авторского воображения. Мифологизм персонажей, парадоксальная афористичность суждений, точная нюансировка настроений и состояний наполняют тексты многозначным смыслом, дают читателю возможность почувствовать всю небанальность авторского стиля». В. Бутусов помогает читателю взглянуть на мир под другим углом зрения, но для того, чтобы проникнуть в неведомое, нужно пользоваться языком неведомого. Рок-автор использует метафоры, сравнения, олицетворения и другие образные средства языка. Интересно отметить, что автор не только активно использует тропеистические средства, он «взламывает» законы языка, разрушает устойчивые обороты, совмещает несовместимые понятия. В этом, на мой взгляд,  проявляется его привычка к эпатажности и вызову как деятеля рок-культуры, а также тонкий ум и богатое воображение.
Определения, эпитеты В. Бутусов подбирает тщательно и скрупулезно. Каждое его определение несет эстетическое, образное и смысловое значение. Например: «высокомерный сапог» (с.15), «перламутровая кожа приобретает смугловатый оттенок» (с.21), «растрепанные буквы» (с.24), «пакетообразная глыба» (с.26), «вечномерзлотные цитрусы» (с.27), «гулкий керамический голос» (с.29), «скользкая, мнительная лепешка» (с.30), «стопроцентный вибрирующий пух» (с.38), «шоколадные горы» (с.41), «глазуревая долина» (с.41), «даровитая шкатулка» (с.42), «хрустальное небо» (с.27), «кристаллические деревья» (с.27), «мировое жуковатое движение» (с.16) и многое другое.
Такие образные описания помогают создать ту модель мира, в которую помещены действующие герои автора. В авторском мире тоже есть и деревья, и небо, и горы, и долины, но у них другие, отличные от земных, характеристики. Это ещё раз подчеркивает, что волшебный мир только кажется таковым, – все зависит от угла зрения и собственной фантазии.
Интересно проследить, как используются автором устойчивые речевые обороты и как они трансформируются в контексте. Например: «кровать… издает свежевыжатый клич» (с.19), «происходит далееследующее в нижеизложенной последовательности» (с.20), «сегодня день независимости всех цветов радуги» (с.23), «дорога стелется скатертью» (с.25), «непредвиденный отлив чувств» (с.40), «дракончик протягивает лапу помощи» (с.40), «Верика пытается накормить золотую рыбку обещаниями» (с.43) и т.д. Разрушение структуры фразеологизмов способствует эффекту неожиданности, проявления яркой авторской индивидуальности.
В том мире, который воссоздает автор, появляются существа, предметы и состояния, получившие свое название. В. Бутусов наделяет их вымышленными индивидуально-авторскими неологизмами, или иначе – окказионализмами. Например: «Эхолов» (с.15), «бодрение» (с.20), «еженоги-полоскуны» (с.20), «светлопевцы» (с.20), «доверики» (с.21), «недоверики» (с.21), «воздухоросли» (с.22), «вотерброды» (с.22), «воздухореографика» (с.25), «чернозавр» (с.26), «головотяп» (с.26), «паровозный гундок с насморочным акцентом» (с.28), «многокрыл» (с.36), «эмоционариум» (с.35), «штаны-вездеходы» (с.39), «Неспания» (с.39), «Виталия» (с.39), «мини-солнце» (с.41), «чик-чикает» (с.25), «очки-контрослезы» (с.26), «неознакомец», «огнепады и ледопады» (с.24), «водородители» (с.23), «огнегрив» (с.36),  «ватзахеллы» (с.60), «гигиеновые собаки» (с.38), «Меламид» (с.62), «Лежебей» (с.63) и т.д.
В сказочном мире все оживает, что подтверждается постоянным использованием приема олицетворения многих предметов и неживых существ. Например: «Кровать выгибается пружинистым мостиком» (с.19), «Лист календаря испуганно вздрагивает» (с.19), «Разворачивает свое чтение утренняя книга» (с.19), «Из книги доносятся бубнеж, шушуканье, препирание и, наконец, смущенные голоса» (с.19), «Книга демонстративно покрывается мурашками и притягивает к себе салфетку» (с.20), «Книга читает вслух назидательно» (с.22), «Земная поверхность сморщилась. То ли кисло ей, то ли горько?» (с.26), «Там по склону взбираются наверх огромные лохматые пихты. Не доходя до середины, некоторые из них сползают, вяло цепляясь мягкими лапами за лавирующий снег» (с.26), «Кристаллики… принимаются распевать хвалебную песнь» (с.31), «Чувствуется яркое недовольство в поведении огня. Он переминается, ворочается и вздыхает так, как будто что-то притесняет его» (с.35), «Приходится краскам самостоятельно спускаться к Верике» (с.36), «Хохолок, ведущий вполне самостоятельный образ жизни» (с.38), «Облако… зависает над тортом, задирает свою облачную лапу и проливается дождиком» (с.42), «Выглядывает мини-солнце и запевает» (с.42), «Водица… разглядывает себя в собственном зеркальце» (с.43), «Глина ведет себя как капризный ребенок» (с.29), «Паровоз трогается…Пузатые бока вздрагивают от щекотливого шипения» (с.24).
Возможно, оживление предметов формирует представление о том, что даже у внешне неживых существ есть душа. Все в этом мире взаимосвязано и развивается, живет самостоятельно.
Основным средством выразительности у В. Бутусова стала метафора. «Метафора – категория прежде всего мировоззренческая», это единица «непосредственной формы познавательного процесса». Через метафору автору удается донести до читателя его видение мира, особенность его мировоззрения и моделирования окружающей действительности. Практически все повествование в книгах рок-автора пронизано метафорическими образами, я приведу лишь некоторые из них: «Верика достает гребешок и расчесывает волнистые распущенные локоны водопада» (с.42), «Укрощенная сухой логикой, водица успокаивается» (с.43), «Его решено кормить положительными эмоциями и… скоморошковыми шариками» (с.34-35), «Ваза в позе бессмертного йога» (с.30), «Сейчас Верика проходит букву “А”. И не абы как, а насквозь – под перекладиной» (с.33), «Водопады,… вколачивающие пыль сомнений в бездонную чашу терпения» (с.15), «Волосы Верики сплетаются в тугой собор» (с.21).
В. Бутусову для создания эффекта подчас достаточно всего одной буквы. Так, рассказ «Вопль» (с.82) состоит из крика некоего субъекта, на который отвечают молчанием. Перед нами многозначность смыслов. Мы не знаем ни героев, ни причину крика. Может, это крик души или вопль отчаяния, стремление докричаться до кого-нибудь в своем одиночестве… Смыслов много, и каждый читатель выберет свой, близкий ему и понятный для его миропонимания.
Некоторые фразы и мысли автора поражают своей парадоксальностью. Действительно, «парадоксы придают блеск высказываниям, привлекают неожиданностью выводов и принимаются за свидетельство независимости и смелости ума. Парадоксы, по меткому выражению Б. Грасиана, – «выродки истины» – служат перелицовке шаблонных речей и привычных общепринятых мыслей».
Нарисованный мир В. Бутусова, его техника письма напоминает высказывание О. Уайльда: «Действительность всегда видится мне сквозь дымку из слов, – писал Уайльд. – Я пожертвую достоверностью ради удачной фразы и готов поступиться истиной ради хорошего афоризма. При всем том я искренне стремлюсь создать произведение искусства».
У В. Бутусова особая субъектная организация повествования. В «Верике» автор-повествователь рисует перед нами мир, в который мы погружаемся. Автор отстранен и от читателя, и от изображаемого мира, он воздерживается от личного мнения и выводов. В «Виргостане» автор является рассказчиком, который видит этот мир уже изнутри, становится свидетелем его необычных явлений и сам пробует к ним приобщиться: «Однажды я попытался перехитрить самого себя, встав на голову. Но через некоторое время почувствовал, как тяжело держать на себе Землю…» (с.391).
Общее впечатление от книги В. Бутусова можно описать его же словами из части «Верика»: «В этой книге все меняется, но все остается. Иногда кажется, что книга пишется сама собой, но, судя по шуму внутри, там просто что-то переставляется» (с.22).
Таким образом, яркая образность, метафоричность текста и языковые эксперименты являются основными приемами вербализации авторского мировидения.

(фрагмент из научной работы "Поэзия и проза Вячеслава Бутусова, Екатеринбург, 2009 г.)