Всю следующую ночь Первая проворочалась в постели, так и не сумев нормально поспать. Ее то отвлекала боль в бедре, то различные звуки за окном, то просто писк комаров, что умудрились пробраться в лазарет за день.
Девочке лишь несколько раз удалось поспать, но и то недолго. Она закрывала глаза, проваливалась в неспокойный сон и уже через пятнадцать минут вновь просыпалась.
Ее снова стали преследовать кошмары, один страшнее другого, и девочка ничего не могла с этим поделать. Пыталась отключить разум, но никак не могла.
Различные бессвязные мысли ползли в голову, как навязчивые тараканы. Беспокойство, разочарование, чувство влюбленности и тоски переполняли сердце. Все смешивалось в душе и переворачивало сознание с ног на голову, Первая окончательно потеряла покой.
Перевернувшись на другой бок, девочка натянула одеяло на голову, словно пытаясь схорониться под ним.
Она должна справиться!
Только не плакать!
Только не плакать!
Если Крест услышит ее жалобные всхлипывания, он точно взорвется!
Выдворит ее вон, как паршивую псину!
Девочка была уверена, что именно так и произойдет, а потому всячески старалась не привлекать к себе внимание Ганза, который пока что находился в палате.
Что-то просматривал на столе, что-то искал.
Уткнувшись носом в подушку, девочка подавляла в себе желание плакать, снова проваливаясь в сон.
Ганзельсбах оставался в лазарете какое-то время и после полуночи, но вскоре покинул его, оставляя Первую в одиночестве. Вот тогда-то она и дала волю терзающим ее эмоциям, в голос разревевшись.
Никто не мог услышать. Никто не мог помочь. Никто не мог осудить.
Что сделала она не так? Что упустила?
По обыкновению свернувшись калачиком, Первая так и пролежала до самого утра, тщетно пытаясь окунуться в мир сновидений и ненавидя себя за то, что оказалась настолько жалкой. Что не смогла заинтересовать Креста.
Ненавидела себя за то, что он презирает ее.
Терзаний прибавляло и раненое бедро. Оно никак не хотело успокаиваться, новой и нестерпимой болью давя на Первую.
Так прошла вся ночь, а на следующий день Крест пришел чуть позже обычного. Поставил немного еды на тумбочку, сообщив, что Первой необходимо поесть перед началом очередных тренировок.
При звуке его ледяного голоса девочка вздрогнула. Притрагиваться к еде вновь не было никакого желания. Первая считала, что, если не станет есть, то и реабилитацию продолжать не придется. Думала, что можно все бросить, ведь эффекта все равно никакого не имелось.
Может, Крест просто оставит ее в покое?
Заметит, что ей снова плохо, и не станет мучить?
Нестерпимая боль в кровоточащем бедре лишь сильнее подстегивала нежелание что-либо делать и хоть как-то вообще двигаться. Действие обезболивающих закончилось, и девочку грызли страдания.
-Я не голодна,- вяло протянула Первая, потупив взор и рассматривая собственные пальцы на ногах.
И это было действительно правдой. Аппетит улетучился с тех пор, как отношение Креста к Первой резко похолодело и кардинально изменилось.
Но, вопреки всем ожиданиям девочки, Ганзельсбах, положив что-то на стол, посмотрел на нее со всей серьезностью. Кажется, пустые препирания его сейчас интересовали меньше всего на свете, и Первая интуитивно почувствовала это.
-Тебе потребуются силы, чтобы продолжать,- настаивал он, присаживаясь на край письменного стола.- Если ты не поешь, все будет гораздо сложнее. Ты слишком быстро вымотаешься.
Но как же она не хотела этого «сложнее»! Как же ей хотелось просто лечь в кровать и хоть немного поспать. Выспаться! Не чувствовать никакой боли!
Она и так работала на пределе своих возможностей, чего же еще он требовал от нее?
Как же она хотела, чтобы все это закончилось! Пошло бесследно и исчезло безвозвратно!
-Я устала,- отозвалась Первая, делая глубокий вдох.
За окном светило солнце, но атмосфера внутри лазарета казалась тяжкой и угнетающей.
Девочке казалось, что взгляд Ганзельсбаха вот-вот ее испепелит, а потому вжалась в собственную майку от испуга.
Но она действительно устала! Как же он не поймет?!
-Это неважно,- холодно ответил девочке Крест.
Он был настроен решительно и хотел продолжать реабилитацию как можно скорее.
Чем меньше Первая упирается, тем быстрее все это закончится.
-Но я не хочу!- воскликнула она с остервенением.- Мне больно, как же ты не понимаешь?! Неужели не видишь?!
Она нервно ткнула пальцем в область бедра, где на майке уже начали проявляться темно-бардовые пятна крови.
Боль, что жгла сердце девочки, усилилась, когда ее голос сорвался на крик. Сдерживать свои эмоции становилось все труднее и труднее. Теперь ее душили страдания душевные.
Та холодность, с которой общался с ней Крест, пронзала сердце, словно острый кинжал.
-Это уже твои проблемы. Терпи, если по-другому не можешь. Но на ноги я тебя подниму,- голос Креста оставался спокойным, хотя и немного повысился.
Кажется, ему было совершенно плевать на то, что сейчас творилось в душе Первой. Он даже на ее слезливый, умоляющий взгляд не обращал никакого внимания.
-Какая во всем этом польза?- воскликнула она.- Что толку от твоих тренировок, если я не чувствую ничего, кроме нестерпимой боли?!
-Вставай!- рявкнул Крест, чем лишь сильнее напугал Первую.
Слезы неконтролируемым потоком покатились по бледным щекам, по офицерскому лазарету разнеслись тяжелые всхлипывания.
-Мне больно,- протянула вновь она, смахивая ладонями соленую жидкость.- Оставь меня в покое, мне больно!
Несколько мгновений Ганзельсбах молчал, задумчиво вышагивая вдоль письменного стола медсестры. Его взгляд казался тяжелым и отстраненным, холодное спокойствие напрягало и вселяло страх в душу Первой.
Чем-то сейчас он напомнил ей Вирлака, их командира.
Такой же пустой и беспощадный. Такой же ледяной айсберг, не способный на чувство жалости и сострадания.
Что стало с тем Ганзельсбахом, который спас ее? Что случилось с ним, куда он пропал?
Девочка не понимала этого. Ответов на все внутренние вопросы у нее не имелось, поэтому оставалось лишь гадать.
А, как известно, девичьи догадки самые страшные и тяжелые для них же самих.
Он хочет ее смерти!
Он хочет довести ее!
Где же ее братья? Неужели никто не хочет ей помочь?
Почему Крест не хочет отстать от нее?
-Мне больно,- вновь повторила эту фразу Первая, словно заезженная пластинка.
В этот же самый момент Ганз подошел к девочке и, резко схватив ее за худощавое запястье, сбросил с кровати.
Не ожидавшая подобного, Первая оказалась на холодном полу, ошарашенная и перепуганная до смерти. В глазах застыл немой вопрос «За что?», по щекам вновь покатились предательские слезы отчаяния.
Сейчас?
Он убьет ее прямо сейчас?
-Вставай!- крикнул мужчина, смотря на беззащитную девочку сверху вниз.
При звуке его голоса по всему телу Первой пробежали мурашки, сердце учащенно забилось в грудной клетке. Девочка внезапно почувствовала себя виноватой в том, что оказалась на больничной койке.
Аккуратно, чтобы не причинить себе еще большей боли, она отползла в сторону. Собравшись с силами, поднялась и встала в полный рост.
Сделать это было крайне сложно.
Ноги подкашивались, а все тело пробивала неистовая дрожь.
Первая никак не могла понять, что же хочет от нее Крест. Зачем так издевается? Ведь он прекрасно был осведомлен о том, что бедро снова болит. Так зачем же, зачем безжалостно бросать ее на пол, тем самым причиняя ей еще большие страдания и дискомфорт?
Сомнений не оставалось — он терпеть ее не мог.
Тогда зачем спас? Зачем приволок в этот лазарет? Зачем приносил еду каждый день? Чтобы затем самому над ней поиздеваться?
Уж лучше бы в таком случае оставил ее на растерзание извращенцу Немору!
Так к этому моменту она бы уже была мертва, а теперь…
Холодные слезы катились по щекам и шее, капали на пол, а Крест продолжал равнодушно всматриваться в заплаканное лицо девочки, сдавливая руки в кулаки.
Мужчина подошел вплотную и снова с силой толкнул ее, в плечо. Постаравшись кое-как сохранить равновесие, девочка пошатнулась и сделала несколько шагов назад, стараясь не упасть.
Боялась.
Думала, что если упадет, ей придет конец.
Но, запнувшись на абсолютно ровном месте, полностью опустилась на левую ногу, перенося на нее весь свой вес. В бедре ощутилась нестерпимая боль, конечность подкосилась, сгибаясь в колене, и Первая все-таки упала, сильно ударившись об пол.
Перед глазами на доли мгновений заплясали яркие круги, картинка смазалась, а назойливый смех, доносившийся до ее слуха с улицы, словно подначивал, лишь усугубляя положение. Но, когда Первая вновь вернула себе самообладание, перед ее взором предстало все то же затвердевшее выражение лица Креста.
-Поднимайся!- Снова потребовал он; на этот раз в приказном тоне.
Сжавшись, Первая снова отползла назад и обхватила руками худые колени.
Лютая, нестерпимая боль теперь, казалось, поглотила не только часть ее ноги, но и все тело. Захлебываясь собственными слезами, девочка не могла больше двигаться. Ей хотелось скрыться, исчезнуть, убежать. Но она не могла. Не могла двигаться, терпела весь этот позор, эти унижения со стороны медика.
Зачем он так поступает?
Пусть просто оставит ее в покое!
-Поднимайся, я сказал!- чуть тише прорычал Крест, и девочка в очередной раз вздрогнула.
Отыскав в своем теле силы, она вновь поднялась, выпрямляясь, не желая походить на загнанного в тупик беспомощного зверька.
Искренне боялась, что если не сможет подняться, он просто-напросто прикончит ее. Не пожалеет и безжалостно прибьет. К примеру, стулом. Или еще чем-нибудь — предметов вокруг было предостаточно.
Желание избежать какого бы то ни было наказания цепкими клещами впилось в сознание девочки, и она, все еще дрожа от страха, вновь всмотрелась в лицо Креста. На этот раз с робким вызовом.
Надеясь, что на этом все мучения, наконец, закончатся, Первая сделала еще один аккуратный шаг назад. Желала ощутить позади себя хоть какую-то опору, но предательница-стенка находилась еще слишком далеко.
Девочке хотелось вернуться в свою постель. Нестерпимые муки терзали сознание, позволяя сконцентрироваться лишь на них одних, а оттого разум бедняжки начинал мутиться.
Но Крест, видимо, решил окончательно добить ее. Прямо здесь и сейчас.
Мужчина в очередной раз схватил девочку за руку и вновь швырнул в сторону. Словно специально сделал это так, чтобы она не сумела сохранить баланс и упала на пол.
Вскрикнув, Первая упала, чуть-чуть откатившись назад. Заплакала и с искренней ненавистью посмотрела на медика.
-За что ты так со мной?- застонала она, не выдержав.- Что я тебе сделала?
-Вставай!- приказал он, не обратив на молебный голосок внимания.
Первой пришлось вновь подниматься на ноги.
Без пререканий. Просто взять и встать.
Словно от этого зависела ее жизнь.
Впрочем, именно так Первая и считала. Чувствовала, что не переживет это день, если не станет подчиняться обезумевшему Кресту, в чьих глазах плескалось равнодушие.
И этот обезумевший снова толкнул ее. Не выдержав и слишком сильно ударившись об пол, как раз раненым бедром, Первая в очередной раз разревелась. Громко и не сдерживая себя.
Душу разрывали страдания, нога люто болела, и все нутро девочки переворачивалось из-за переполнявших ее мук.
Внезапно ощутив усталость, Первая не смогла больше подняться. Попыталась, но силы окончательно покинули ее, и она, испытав болевой шок, мгновенно повалилась на пол, теряя сознание. Находилась на грани между реальным миром и миром полного беспамятства.
Неожиданно произошло то, чего Первая никак не ожидала. Находясь на грани, она заметила, как Ганз опустился рядом с ней на колени. Почувствовала, что он крепко обхватил ее тело и заключил измученную Первую в свои теплые объятия.
Не понимая, что случилось, девочка даже не могла пошевелиться. Боялась, что все ей просто привиделось, а она уже потеряла сознание.
Может, даже умерла.
Просто лежала на полу, предаваясь теплым, нежным чувствам, и надеялась, что блаженство никогда не закончится.
-Пойми же,- шептал Крест ей на ухо, и его дыхание приятно обжигало кожу.- Ты не только для себя живешь. Ты вставала с пола. Поднималась, несмотря ни на что. На боль не обращала внимания, как и на истерику. Ты вставала, как боец. Не сдавалась и шла до конца.
Первая, озадаченная, лишь безмолвно слушая, совершенно запутавшись в том, что вообще происходит.
-Ты вставала, и у тебя был стимул,- говорил Ганзельсбах.- Поэтому я прошу тебя перенести его в реальную жизнь. Ты со всем справишься. Ты уже справляешься, а значит, хочешь жить. Запомни это чувство. Запомни жажду жизни и следуй за ней. Следуй всегда, что бы ни случилось с тобой.
Прижав девочку еще крепче к себе, Крест аккуратно и нежно поцеловал ее в макушку.
-Моя работа выполнена,- сообщил он все еще недоумевающей девочке.- Целиком и полностью.
Заботливо подняв девочку с пола, мужчина поместил ее обратно на кровать. Вновь с той же теплотой и заботой обработал открывшееся кровотечение на левом бедре Первой, после чего наложил ей новую повязку.
Боль словно ушла на второй план.
Первую переполняли различные эмоции, но не муки — они отступили.
Ганзельсбах, закончив работу, вышел из лазарета, вновь оставляя Первую в одиночестве, предаваться собственным мыслям.
Дрожь постепенно утихла, на смену ей пришло некое ликование.
Да, девочка была озадачена. Никак не могла осмыслить все события.
Ведь она была уверена на двести процентов, что Крест ее ненавидит. Желает ее смерти, но на самом деле…
Он поцеловал ее!
А это значило лишь одно: ее чувства взаимны! Хоть немного, но они были таковыми!
И Первая не могла не радоваться.
Стимул жить.
Теперь она знала, за что держаться.
Теперь она знала, ради чего стоит жить.
И помог ей это осознать именно Крест.