Первой очень тяжело давалась реабилитация, она все сильнее и сильнее начинала задумываться о том, что это бессмысленно и бесполезно, но какое-то упорное чувство не позволяло ей все бросить.
С одной стороны, научиться ходить заново — крайне тяжкое задание. Для кого-то, может быть, даже непосильное, но с другой…
Девочке искренне нравилось такое внимание со стороны Ганзельсбаха. Он не отходил от нее, всячески помогал и поддерживал, заставляя стараться и двигаться дальше. Постоянно был рядом, давал советы, подбадривал.
Было трудно, но в то же время очень приятно — ей никогда не приходилось оставаться одной. Теплые чувства благодарности начинали окутывать Первую своей пеленой, при виде Креста она стала чаще улыбаться. Скромной, смущенной улыбкой робкой девочки.
Так, мало-помалу, Первая вновь вставала на ноги. К концу недели даже сумела пройти часть расстояния от одной стены до другой в одиночку, без поддержки Ганза, что сильно порадовало ее, и немного ошарашило Креста. С трудом, всего лишь небольшое расстояние, но девочке все же удалось это сделать.
Будучи врачом, мужчина прекрасно знал, что на подобные реабилитации требуется значительно больше времени, чем на самом деле прошло в случае с Первой. Бывает, на подобные процедуры уходят месяцы, ведь восстановление пробитого бедра — процесс крайне длительный.
Не каждый способен вообще вернуться в строй.
Но, видимо, стремление Первой поправиться настолько сильно подстегивало ее, что она сумела удивить и видавшего виды Креста.
А может, это наркотик действовал на нее подобным образом, и девочка попросту находилась под его воздействием?
В любом случае, данный факт очень заинтересовал мужчину. Он всерьез решил заняться этим делом и понаблюдать за ходом лечения Первой более детально. Кто знает, может быть такими темпами девочка вообще сможет вскоре вернуться в строй. Ну а тот факт, что она шла на поправку, не мог не радовать. Значит, депрессия все-таки проходила.
Столь пристальное внимание Креста, в свою очередь, льстило Первой. Смущаясь, она старалась произвести на Ганза хорошее, положительное впечатление: упорно занималась, стремилась поправиться, надеясь, что сможет тем самым заинтересовать. Пыталась даже иногда шутить.
Всякий раз, когда он вставал рядом с ней, чтобы поддерживать и не позволять упасть, в ее душе возникало радостное чувство, заставлявшее сердце трепетать. Ей хотелось улыбаться, звонко смеяться, и всю ее переполняли различные безграничные эмоции.
Несколько раз она даже специально падала, чтобы оказаться в его сильных и крепких объятьях.
Нога не болела — действовали сильные обезболивающие. Это вызывало определенные сложности при ходьбе, словно нога и не принадлежала Первой, словно была чем-то лишним. И девочке вновь хотелось ощутить ее. Хотелось снова стать полноценным человеком.
За окном стояла солнечная погода. Лучи заливали светом весь лазарет, привнося яркие, живые краски в однообразность интерьера. Они словно символизировали душевный подъем девочки. Еще недавно ее душа походила на это мрачное помещение. Тусклое, раскрашенное в одинаковые, однообразные оттенки. Но с лучами солнца все менялось.
И своеобразным лучиком надежды для девочки стал Крест.
Пару раз Первую навещали братья. Приносили сладости, половину из которых тут же съедал Второй. Развлекали байками и рассказами о том, как Анкламы, Сарагоссы и Серьен заключили временное перемирие. Грезили о долгожданной свободе, о том, как все втроем они смогут, наконец, ощутить ее в полной мере.
Первая улыбалась. Впервые за долгое время ей не приходилось выдавливать из себя улыбку, она шла от сердца.
После очередных посиделок с братьями и недолгих тренировок пришло время сменить бинты.
-Посиди здесь,- Ганз указал Первой на край ближайшей к ней кушетки, а сам отошел к шкафу с медикаментами и различными препаратами.
Девочка послушно села, рассматривая широкую спину Креста, пока тот что-то выискивал среди запасов офицерского лазарета. Послышалось легкое громыхание, после чего все стихло. Спустя какое-то время мужчина вернулся к Первой, держа в руках пару связок бинтов и ватно-марлевых подкладок.
Крест опустился рядом с девочкой и какое-то мгновение молчал.
-Скорее всего, будет немного жечь,- Крест не знал, насколько сильно действуют на Первую обезболивающие, а потому решил предупредить девочку.
Первая, догадавшись, что от нее требуется, смущенно и робко приподняла вытянутую майку, оголяя худые бедра. Не слишком много времени потребовалось умелым рукам Креста, чтобы сменить бинты и наложить новую повязку. Девочку же все это время переполняли странные чувства. Каждое прикосновение медика заставляло ее хрупкое тело вздрагивать, по коже пробегали мурашки.
Закончив с бинтами, Крест отошел в сторону, чтобы выбросить старые, а Первая осторожно и аккуратно добрела до своей уже родной кушетки, после чего опустилась на ее край. Всматривалась в Ганза, пока тот задумчиво перебирал какие-то бумаги и расставлял остатки бинтов по местам в шкафу.
-Мне нужно отойти,- сообщил он ближе к вечеру.- На ужин принесу тебе чего-нибудь. Брикет наверняка втихаря от столовой чего-нибудь испекла. Когда только успевает…
Покорно кивнув, девочка забралась с ногами на кровать и накрылась тонким одеялом. Крест ушел через несколько минут после этого, оставляя ее в одиночестве.
Почувствовав внезапно нахлынувшую на нее тоску, девочка свернулась калачиком. В сердце отчетливо пронеслось ощущение того, что ей очень не хватало присутствия Креста.
Последние несколько дней очень сблизили их. По крайней мере, так казалось самой Первой.
Ей хотелось в это верить.
Она была уверена, что Крест — именно та поддержка, которая ей так необходима. Чувствовала в нем надежность и силу. Девочка очень привязалась к нему за время реабилитации. В отличие от остальных, она могла позволить ему к ней прикоснуться и не почувствовать при этом отвращения.
В отличие от всех остальных, он знал, что с ней приключилось. Знал, но не акцентировал на этом своего внимания, тем самым и ей позволяя абстрагироваться.
Когда он касался ее, в памяти не проносились столь жуткие и неприятные воспоминания. Сердце наполняли совершенно иные чувства. Теплоты, чего-то нежного и приятного.
Крест стал для нее спасителем. Именно он вырвал ее, беззащитную и практически бессознательную, из лап того монстра.
Она не помнила его имени, да и не особо того хотела.
Вспомнив сегодняшнюю «тренировку», девочка невольно улыбнулась.
Неаккуратно, она наступила Кресту на ногу, отчего пришла в легкое смущение и робко рассмеялась.
-Будем считать, что я ничего не заметил,- сказал он, чем заставил ее смеяться еще громче.
Да, он был определенно хорошим. И очень добр к Первой. Девочка не могла не влюбиться.
Да и мало ли требовалось четырнадцатилетнему ребенку, чтобы ощутить это необъяснимое чувство? Забота и несколько шуток — и Первая уже считала Креста самым идеальным человеком если не на всей планете, то во всем штрафбатальоне точно.
Каждый его взгляд, каждое слово теперь казались ей уникальными. Обращенными именно к ней. Чувство неловкости все чаще и чаще навещало ее, когда они оставались вдвоем (а, учитывая тот факт, что в палате находились только они, это происходило весьма и весьма часто). Девочке нравилось проводить время в обществе Ганза, и, сама того не подозревая, она начала испытывать к нему нечто большее, чем просто дружеские чувства или чувства благодарности за спасение.
Повозившись в постели около десяти минут, Первая погрузилась, наконец, в крепкий сон без сновидений.
Ее окутывала теплота. Радость томилась в груди, вызывая на устах улыбку.
Возвращения Ганзельсбаха девочка уже не заметила.
Через несколько дней такой «сказки» все резко переменилось. Крест практически перестал общаться с девочкой.
Во взгляде мужчины залегла какая-то скрытая тоска, он выглядел мрачнее тучи, и Первая начала переживать.
Сильно.
Может, она сделала что-то не так?
Может быть, он устал от нее, потому что реабилитация проходит не настолько быстро, как ему бы того хотелось?
Может, она просто навозводила в своих мысля призрачные, нереальные замки?
В голове начали роиться сотни мыслей, одна тяжелее другой. Но труднее всего Первой было видеть отстраненность Креста.
Еще недавно такой добрый и участливый, он превратился в холодный, грубый камень. Бросал на нее ледяные взгляды, полные отстраненности и отчуждения, говорил грубые вещи, которые никак не укладывались в понимании Первой.
Что же случилось? Что на него повлияло таким образом?
Несколько раз она пыталась ненавязчиво выяснить, что же с ним произошло и все ли в порядке, но Крест лишь открещивался словами «не твое дело», которые лишь сильнее ранили нежное девичье сердце, впервые испытавшее столь возвышенное чувство, как любовь. Словами, которые не несли в себе никакой информативности, но лишь усугубляли самобичевание Первой.
От тоски и боли в душе девочка вновь хотела плакать. К горлу подступал ком, руки дрожали, и голос срывался.
Она искренне не понимала, что же такого катастрофического успело произойти.
Неужели все дело в ней?
Может быть, она оказалась настолько неосторожной, и Крест уже догадался о том, что она в него влюбилась. И теперь всячески старается показать ей, что она ему не нужна?
Ни как друг, ни уж тем более, как влюбленная в него девчушка…
От постоянных переживаний и волнения левая нога Первой вновь начала болеть. Причем сильно. Она перестала ходить, хотя Ганз упорно настаивал на продолжении реабилитационных тренировок.
Бедро причиняло боль, а он заставлял двигаться.
Шагать.
Увеличивал дистанции.
Медик старался гонять ее еще сильнее, отчего Первой начало казаться, что он не просто груб с ней, а поистине ненавидит девочку. От осознания подобного ее душили слезы.
Усугубил все тот момент, что рана на бедре вновь начала кровоточить, бинты приходилось менять гораздо чаще. Но даже это не заставило Креста остановиться!
Он буквально обезумел!
Озверел!
Медик заставлял Первую подниматься с постели и изо дня в день гонял ее по офицерскому лазарету. Девочка едва ли не плакала. От боли и нахлынувших на нее противоречивых чувств.
-Иди!- едва не кричал он, когда Первая в очередной раз оборачивалась и с мольбой в глазах просила дать ей хотя бы несколько минут перерыва.
И она шла. Давилась слезами, но продолжала идти. Продолжала разрабатывать левую ногу, хотя на самом деле хотелось все бросить.
Зачем ей все это, если ему на самом деле плевать? Зачем он мучает ее? Зачем терзает ее сердце? Почему стремиться прогнать через все эти муки? С какой целью?
Если Крест хотел ее смерти, то мог бы просто оставить ее здесь, в лазарете. Она бы долго все равно не протянула.
С чувством того, что ты не нужен любимому человеку, неизменно приходит апатия. Она вымещает все эмоции, вытесняет жажду жить и радоваться хоть чему-то. Сдавливает сознание и рассудок в неосязаемой пустоте.
Так и Первая резко перестала чего-либо хотеть. Вновь погружалась в депрессию. Плакала, боялась реабилитации. Считала, что, если все пройдет, и она поправится, Крест вышвырнет ее, как безделушку. Как ненужный мусор, от которого давным-давно хотелось избавиться, но не представлялось такой возможности.
-Не хочу больше!- кричала она и едва не билась в истерике.- Не могу! Оставь меня!
Может быть, почувствовав, что ей снова плохо, его настроение вернется?
Девочка пришла к жестокому выводу, что Ганз точно ее ненавидит. Ненавидит всеми фибрами души, иначе давным-давно оставил бы ее в покое.
Он хочет, чтобы она умерла.
От боли или еще от чего-нибудь.
Мрачные мысли крепко засели в голове девочки.
Она действительно намеревалась бросить все.