Прошло еще какое-то время, в течение которого Ганзельсбах отчаянно пытался поднять Первой настроение. Хоть мало-мальски, но поднять. Чтобы она прекратила вести себя, как пустая, серая кукла, но та даже не отзывалась на все тщетные потуги медика. Казалось, что все было напрасно.
Девочку интересовала лишь холодная пустота, которой она себя окружила.
И чем дольше в таком состоянии она пребывала, тем сложнее было хоть куда-то двигаться. И именно потому, как-то проснувшись рано на рассвете, Крест решился на последний, отчаянный шаг.
Распахнув скрипучую дверцу старого шкафчика, он отыскал среди прочих таблеток и препаратов ампулу с «Ринфалином». Это был веселящий препарат, способный поднять уровень эндорфина в крови и улучшить настроение. Такие обычно хранились подальше от любопытных глаз, чтобы не вызывать желания вколоть себе подобный. Мало ли, что могли выкинуть штрафники, девяносто девять процентов которых составляли бывшие заключенные.
Бывали, конечно, случаи, когда «Ринфалин» пропадал из хранилищ. Ганз даже знал пару людей, кто их среди штрафбата распространял, но, в общем и целом, командование использование данного препарата стремилось урезать.
Иных способов выхода из сложившейся ситуации Крест просто не видел. Не знал, каким таким еще способом возможно вытащить Первую из депрессии, в которую она погрузилась, а потому пошел на крайние меры.
Вытащив ампулу и украдкой взглянув на девочку (она так и лежала, повернувшись к нему спиной, и не шелохнулась при скрипе дверцы шкафа), он вернулся за свой стол. Раскрыл нижний ящик стола, где, упакованные по всем стандартам, лежали шприцы, и вытащил один из них, средний, рассчитанный на пять миллилитров.
Шаг мог иметь последствия, ведь «Ринфалин» почти наркотик, а значит, может вызвать привыкание.
Ганзельсбах подумал, что дозы в половину шприца будет вполне достаточно для первого и, по возможности, единственного раза. Он не хотел, чтобы слабое, изможденное тело Первой подверглось усиленной атаке психотропного препарата. Просто намеревался чуть-чуть ее взбодрить, привнести радости, если можно так выразиться. Чтобы окружающая реальность перестала казаться столь тяжелой и серой. Чтобы девочка сумела зацепиться за надежду.
Большего и не требовалось.
Встряхнув наркотический препарат и подготовив шприц, медик аккуратно проколол крышку «снадобья» и наполнил емкость прозрачной жидкостью.
Характерного запаха «Ринфалин» не имел и вполне смог бы сойти за обычное снотворное или обезболивающее.
Мужчина уже собрался было подойти к девочке, чтобы сделать ей инъекцию, как за порогом послышались чьи-то веселые голоса. Мужские.
Они приближались к офицерскому лазарету, и, выглянув в окно, Крест увидел нежданных визитеров.
Поняв, что его прервали, медик, недовольный ситуацией, мгновенно отложил шприц в дальний ящик стола, и, заслышав решительный стук в дверь, задвинул его, отправившись открывать.
На пороге стояли братья Первой. Второй, вооруженный горой пирожков и улыбающийся от уха до уха, и смирный Третий, взиравший на медика строгим взглядом. Именно средний брат явился столь громогласным свидетельством приближения гостей.
-Какого хрена вы тут забыли?- поинтересовался Крест.
Увидеть здесь братьев девочки он никак не планировал. Говорил же им, что их сестра даже к реабилитации не приступила.
-Не забыл, что под твоим присмотром находится наша сестра?- немного грубо отозвался Третий, и они с братом перешагнули за порог, оказываясь в офицерском лазарете.
Первая, заслышав знакомые голоса, резко сжалась и лишь сильнее уткнулась лицом в подушку.
Зачем они пришли?
Неужели начнут расспрашивать про ее самочувствие?
Только этого ей сейчас и не хватало!
Вытерев слезы краем подушки, девочка постаралась подавить в себе навязчивую боль и казаться более-менее спокойной.
Ничто не должно выдавать ее мук.
Ни слово, ни жест, ни звук, ни тем более вид горьких слез.
Братья, готовые убить за нее, не должны ничего знать.
Не сейчас.
-Первая!- позвал девочку веселый голос среднего брата.
Как же она на самом деле по нему скучала! Насколько сильно истосковалась по обоим! Всегда такой веселый и дружелюбный Второй, и тихий, но заботливый Третий!
-Ни за что не угадаешь, что мы тебе принесли,- продолжал разглагольствовать Второй, подходя ближе.
Ганзельсбах, чувствуя себя лишним, решил не мешать и спокойно уселся за стол медсестры. Все равно этих оболтусов теперь не прогонишь — еще упираться и возмущаться начнут.
Пусть пообщаются. Может, все-таки, раз ему не удается накормить и привести в чувство Первую, то это сделают ее братья?
Распахнув книгу на какой-то странице (Врайник не особо предавался чтению эти дни, все его внимание сосредотачивалось на здоровье Первой и начале ее скорейшей реабилитации), мужчина начал бегло водить глазами по строчкам, пытаясь вникнуть в информацию, которой одаривали его страницы произведения. На самом деле это был самый обыкновенный второсортный женский роман — практически единственное, чем могла себя побаловать страшная, тучная медсестра в «рабочие» будни. А потому его содержание не очень-то впечатляло Ганзельсбаха.
Она, вся такая несчастная, хрупкая и нежная, и он — брутальный, сильный мускулистый. Они любят друг друга и предаются счастью любви и плотских утех. Что может быть скучнее?
Но за неимением других выборов, Крест погрузился в чтение, параллельно приглядывая за тем, что происходило в самом лазарете.
Первая, смирившись с тем, что к ней пришли посетители, все-таки развернулась к ним лицом и постаралась выдавить из себя улыбку. Мрачную, преисполненную боли, но все-таки улыбку.
Третьему ни капли не понравилось то, что он увидел. Его младшая сестренка осунулась, блеск в глазах потух, на лице отчетливо проступили скулы, а все тело, казалось, просто обтянули кожей. Настолько жуткая картина!
Да разве это вообще живой человек?
Бросив полный злости и ненависти взгляд в сторону Креста, Третий с трудом подавил в себе желание тут же начать выяснение отношений. Причем не поскупился бы и на грубую силу.
Он же врач, черт его дери! Почему он допустил такое состояние его сестры?
Но слабая улыбка Первой все-таки вернула ему рассудок. Молодой человек посчитал, что потрясений для девочки и так предостаточно — раненое бедро, первая битва. Не хватало еще драку на ее глазах устраивать.
-Что?- слабым, едва живым голосом поинтересовалась Первая, рассматривая среднего брата.
Оба опустились на край кушетки, и девочке пришлось слегка отодвинуться. Больше всех места, конечно же, занял Второй, уже успевший впиться зубами в одни из пирожков, которые он только что принес в лазарет.
-Балбес,- поставил ему подзатыльник Третий, и Второму пришлось выплюнуть закушенную выпечку.- Брикет ей передавала. Прыщи свои потом покормишь.
Первая вновь наградила братьев вялой улыбкой.
-А я что ли виноват, что они пахнут вкусно?- развел руками Второй, стараясь поддерживать эту слабую улыбку на лице младшей сестры.
Его, как и Третьего, очень напугала представшая его глазам картина. Состояние Первой выглядело крайне плачевным и жутким.
-Ты ее тут не кормишь, что ли?- громко поинтересовался Второй, впиваясь требовательным взглядом в Креста.
Тому пришлось оторваться от скучного романа, и мужчина нехотя приковал свое внимание к братьям, тяжело при этом вздохнув.
Кто бы мог сомневаться в том, что в плохом состоянии девочки обвинят именно его.
Но, несмотря на то, что могли о нем сейчас подумать номера, Ганз и сам пенял на себя. Не мог справиться, не знал, чем помочь, и просто ждал.
-Не голодная я,- отозвалась Первая, словно чувствуя свою вину за то, ее братья так негативно высказались в адрес Креста.
Впрочем, виноватой она себя и ощущала, а оттого чувство депрессии лишь сильнее подкатило к сердцу.
-Это тебе так кажется,- усмехнулся Второй.- Для еды желудок не бывает неголодный.
И парень взял в пухлые руки такой же пухлый и аппетитный рыбный пирог.
-А пахнет как, ммм,- и он принюхался.
В желудке сразу же заурчало, и Второй поспешил затолкать пирог в рот, чем и вызвал очередную волну недовольства Третьего.
-Харэ жрать,- шикнул он, награждая младшего брата очередным подзатыльником, на этот раз покрепче.
Чего гляди, этот обжора всю выпечку сам стрескает и даже не поморщится!
Но на Первую манипуляции ее братьев не производили совершенно никакого эффекта. Она не смеялась, и даже вяло улыбаться перестала, вновь погружаясь в свои безрадостные мысли. Девочке хотелось побыть одной, и ребята это поняли.
-Нам пора,- улыбнулся Третий, взглянув на свою сестру.- Но мы еще вернемся, чтобы тебя проведать.
-Угу,- согласился Второй.- Без тебя там скучно. Да и на улице тепло! Захочешь — искупаться свожу!
С благодарностью взглянув на братьев, Первая отрешенно кивнула. Главное, сейчас согласиться, все остальное — уже потом.
Потрепав девочку по голове, Третий поднялся с кушетки. За ним встал и Второй, и оба подошли к Кресту, который все это время безропотно за ними наблюдал. Точнее, за совершенно неименным состоянием и настроением Первой.
-Ты тут это, смотри у меня,- показушно шикнул Второй.
Он хоть и казался безобидным клоуном, но за родственника и на куски порвать при желании мог.
-Хозяйство не распускай. А то вместе со штанами оторвем.
Третий утвердительно кивнул, а Креста данные слова даже не задели.
У него и в мыслях ничего подобного не имелось.
-Следить будем,- подытожил все тот же средний брат.
Крест ничего им не ответил. Прекрасно понимал их волнение за сестру. Но и он лишь старался проявить заботу, не более того.
Спустя несколько минут братья ушли. Первая вновь отвернулась, словно ограждаясь от всего мира, и в лазарете воцарилась пустынная тишина.
***
Вечером, когда все угомонилось, Крест решил вернуться к своей изначальной идее с «Ринфалином». Первая ворочалась и никак не могла уснуть, ее снова преследовали кошмары и дурные сны.
Распахнув ящик стола, Крест вытащил оттуда шприц с психотропным препаратом и осторожно подошел к девочке. Она не двигалась.
Молчала.
Словно боялась сделать даже вдох.
-Я тебя не обижу,- Ганз наконец-то взглянул на нее, стараясь показать, что он действительно не таит в себе никакой опасности.
Мужчина показал девочке шприц, наполненный жидкостью.
-Вижу, тебе не спится,- продолжал говорить он, стараясь привлечь внимание Первой.
Чтобы она проявила хоть малейшую заинтересованность.
-Это снотворное,- он решил соврать.
Ведь мало ли что могла подумать о нем девочка, скажи Крест правду. Вдруг она решит, что он лишь хочет одурманить ее сознание, добиться помутнения рассудка, чтобы продолжить начатое когда-то этой свиньей Немором. Мало ли подумает, что он тоже, как и последний, решил всего лишь надругаться над ее хрупким, ослабленным телом, над остатками ее гордости, достоинства и чести.
-Оно поможет тебе уснуть,- завершил объяснения Крест, прекрасно понимая, что не добьется от Первой никакого ответа.
Девочка лишь протянула ему руку, отрешенно качнув головой в знак согласия.
Тонкая игла практически безболезненно вошла под кожу, и по ней в кровь Первой заструился наркотик. Через пару мгновений все было кончено. Девочка, поддаваясь забвению, погрузилась в безмятежный за столь длительный срок сон.
Проспала Первая крайне долго, до обеда следующего дня. Крест сходил в общую столовую, где сумел раздобыть немного пюре, с чем и вернулся обратно в лазарет.
Каково же было его удивление, когда он не обнаружил девочку на привычном месте. Кровать была расправлена, простыни помяты, но самой Первой не наблюдалось.
Впрочем, долго ее искать не пришлось. Она сидела на подоконнике, перебравшись туда, пока Ганзельсбах ходил по делам. Несмотря на ранение в бедро, ходить она все-таки могла, правая нога оставалась рабочей. Кое-как, но передвинуться от кушетки к окну девочка сумела.
Первая с задумчивым видом рассматривала все, что происходило вокруг, словно пытаясь восполнить все, что пропустила. Лучи яркого солнца отливались от ее пепельных волос, в глазах вновь ощущалось что-то радостное. Хотя, скорее всего, это до сих пор действовал «Ринфалин».
Белая майка чуть выше колен совсем висела на ее теле, худая, стройная нога свисала с подоконника, не касаясь пола. Вторая, здоровая, была подогнута.
Поставив еду на рабочий стол медсестры Петтил, Крест подошел к девочке и тоже выглянул в окно. Все было, как обычно. Кто-то проходил мимо, кто-то тренировался, а кто-то просто отлынивал от работы, таясь в тени всевозможных предметов.
За исключением того, что появился заметный прогресс. У Ганза словно камень с души упал.
-Твое «снотворное» подействовало,- сообщила девочка серьезным голосом.- Спасибо.
Креста удивило то, что Первая догадалась, какой именно препарат ему пришлось использовать. Но, видимо, она не возражала, приняв его решение.
-Я готова начать лечение,- сообщила она.
***
Следующий день начался с того, что Крест установил Первой небольшую цель.
-Тебе придется пройтись,- сообщил он, когда девочка проснулась и немного поела.
Кивнув, Первая опустила ноги на пол, и взору Ганза предстали ее оголенные коленки. Гладкие и худые, дрожавшие от легкого холодка, который неизменно возникает, когда человек выбирается из-под нагретого за ночь одеяла.
Сконцентрировав свое внимание вновь на лице девочки, Ганз слегка улыбнулся.
-Расстояние — от этой стены до той, - и он пальцем указал предстоящий маршрут.- Согласна?
Первая со всей внимательностью слушала Креста, в ее глазах вновь бурлила жажда жизни.
Само расстояние для простого человека было небольшим, но девочке с пробитым бедром пройти его будет весьма и весьма сложно.
-Хорошо,- кивнула она, не задумываясь.- Ты будешь мне помогать?
-Первое время, да,- подтвердил Крест.
-Тогда я готова,- с хотой сообщила она, и Ганз подошел ближе.
Прикоснулся к руке девочки, помогая ей встать на ноги.
Левая нога по-прежнему болела, но Первая стойко превозмогла последствия, оставаясь на ногах. Она уже сумела пробраться к подоконнику, сумеет справиться и с этой задачей. Правда, тогда она использовала лишь одну ногу, буквально скакала на ней к окошку, но теперь Первая сделает все, чтобы идти на обеих.
Прислонившись к телу Креста, девочка взглянула вперед.
Тепло ее тела отозвалось приятными ощущениями, и Ганз тут же постарался сосредоточиться на работе.
Никаких других мыслей.
Только реабилитация.
Только сосредоточенность.
-Готова?- спросил он, и девочка кивнула в ответ.
Она подняла левую ногу и поставила ее вперед. Затем правую, более легко. Затем снова левую. Бедро после ранения сильно болело, но Первую гнало вперед желание победить саму себя.
Она впервые за долгое время ощутила стремление к чему-то. Хотела этого всем сердцем, и у нее получалось.
Первые шаги хоть и дались с большим трудом, но отозвались ликованием в детской душе.
Пройдя несколько метров, Первая рассмеялась.
Звонко, радостно.
В ее голосе явственно ощущались нотки искренней детской радости. Будто она вновь училась ходить — сделала что-то настолько невообразимое, что до сих пор не могло уложиться в сознании.
Звонкий смех эхом отразился от стен офицерского лазарета, и Ганз сперва подумал, что именно так действует наркотик. Но он оказался не прав. Первая просто радовалась тому, что могла ходить.
И Крест порадовался вместе с ней.
Своеобразные занятия продолжались уже пару дней.
Каждое утро, начиная с того момента, как Первая изъявила, наконец, желание приступить к реабилитации, Крест помогал девочке встать, и устанавливал дистанцию, которую та должна была преодолеть.
Девочка ходила медленно, Ганз старался следить за ее движениями и не оставлял одну, всячески поддерживая и помогая ей.
Видно было, что каждый шаг давался Первой с большим трудом, но она старалась. Превозмогала боль, возникавшую в ее левой ноге при каждом шаге, и продвигалась вперед. Только вперед. Упорно приближалась к своей цели.
Крест держал ее за руки, стоя позади, и помогал. Касался ее хрупкого тела, а она ощущала его поддержку. Ганзу было приятно. Он находился рядом с ней, их тела, их конечности находились в постоянном соприкосновении, и это не могло не сыграть на его чувствах. В душе всякий раз возникали отголоски того сладостного ощущения. Влечение, что он начинал испытывать, когда прикасался к Первой, могло вылиться в нечто большее, и потому Крест всяческий раз отгонял эти мысли.
Старался изо всех сил концентрироваться только на реабилитации, а не на том, что чувствовали остальные органы его тела. Это было сложно, мысли о Первой сильной лавиной атаковали разум медика, но он оставался непоколебим.
Он врач.
Он в первую очередь врач.
Он должен сконцентрироваться на восстановлении девочки, а не на мыслях о том, как приятно было бы ласкать ее маленькое тело.
С нее достаточно.
Она пережила слишком много.
Ее наверняка воротит от таких, как он.
От мужчин вообще…
Ближе к вечеру, Первая, довольная и более счастливая, смогла заснуть без снотворных. Даже плакать перестала, что не могло не обрадовать Креста.
Депрессия закончилась.
Началась реабилитация.