Бонапарт и Моро
1
Человеческий разум так устроен, что он, выискивая в прошлом подобия и совпадения, опирается на прецеденты. Для того дана человеку память, простирающаяся по стреле времени в былое не только свое, но и общества. Разум изгнанных королей облокотился на удобный для них прецедент Монка, не желая замечать очевидных для нас, далеких потомков, несовпадений между благородным Монком и властолюбивым Бонапартом. Оправдывает графа Прованского лишь то, что Бонапарт так талантливо разыграл партию Монка, что обманул всю королевскую партию, провел всю королевскую рать. Что жизнь – игра, а люди в ней – актеры.
Однако не будем забегать вперед.
Партия в покер с Бурбонами диктовалась не столько внутренними, сколько внешними обстоятельствами. Новому режиму повезло, что генерал Массена в Швейцарии добился решительного успеха, разгромив русских, и что вспыльчивый русский император отказался от ненадежного союза с Австрией. Но Австрия и в одиночку была в состоянии нанести сокрушительный удар. Время – эта неуловимая, летучая субстанция, вот что имело значение.
25-го декабря 1799 года, на второй день постоянного консульства, Бонапарт отправил послания королю Англии, игнорируя премьер-министра, к которому по установившейся дипломатической традиции следовало обращаться в подобных случаях, и императору Австрии с просьбой начать переговоры, ибо Франция, в сущности мирная страна, желает спокойствия и процветания всей Европы.
Король, смущенный неожиданным приобретением союзника европейского абсолютизма в лице правительства республиканской Франции, промолчал. Ответил Гренвиль, министр иностранных дел Англии, но не Бонапарту, главе французского правительства, а Талейрану. Ответ Гренвиля от 4-го января 1800 года гласил – решительное нет французским инициативам. С ведома Бонапарта Талейран написал Гренвилю письмо. В нем французский министр повторил предложение первого консула провести мирные переговоры. 10-го января Гренвиль повторно отклонил предложения Франции.
Нечто внешне похожее произошло и с франко-австрийской перепиской, но внутреннее ее содержание было иное. 25-го января 1800 года Тугут ответил Талейрану, понизив уровень переписки. В осторожном ответе Тугута содержалось возможность переговоров. Месяц спустя Талейран написал австрийскому первому министру, что Франция стремится к миру, рассматривая Компо-Формийский мирный договор, как стартовые условия переговоров. Учитывая, что к тому времени почти вся Италия находилась в руках австрийцев, условие это являлось, по меньшей мере, чрезмерным. Еще через месяц, 25-го марта, Тугут ответил отказом, и отказ от мирных переговоров с Францией дался австрийской монархии с трудом, ибо весь март венский двор осаждали представители графов Артуа и Прованского.
В беседах с королевскими эмиссарами Талейран ясно обозначил позицию Бонапарта-Монка: реставрация королевской власти возможна только при условии заключения с Австрией мира. Нет мира – нет реставрации, вот и старались аристократы королевства ы Вене. Они говорили, что после реставрации все земли вернутся обратно под власть Австрии, что это нужно только для создания положительного имиджа Бурбонов во Франции. Франц сомневался. Владеть Италией и добровольно отдать добрый её кусок, положить столько сил на завоевания и все потерять в одночасье слишком даже ради несчастных принцев королевской крови. Самое главное, не было никаких гарантий. Только слова и клятвенные заверения, а отдавать надо реальные провинции. Месяц Франц колебался, но все же осторожность возобладала.
7-го апреля, сбившись с месячного ритма, Талейран отослал Тугуту послание со значительно смягченной позицией Франции. К тому времени англичане предоставили австрийскому кабинету информацию, да и собственные агенты докладывали, что Франция вооружается, что под Дижоном происходит формирование Резервной армии. Легко догадаться, объяснял Францу английский посол, для кого предназначается эта армия. Австрийские политики поняли, что разговоры о скорой реставрации не более чем дымовая завеса для прикрытия истинных планов Бонапарта. На последний призыв Талейрана Тугут даже не ответил. И так стало понятно – французы блефуют.
Двойная игра французов открылась, но главное Бонапарт и Талейран достигли – без внешних потрясений режим выстоял первые пять месяцев, были созданы дополнительные вооруженные силы. Теперь Бонапарта не так легко устранить, как прежде.
2
Si vis pacem, para bellum. Хочешь мира – готовься к войне, изрек Корнелий Непот еще в первом веке до христианской эры. На самом деле, коль скоро армии готовы к войне, найдутся сотни причин, по каким мир невозможен.
Бонапарт готовил страну к войне. Впервые стоя во главе самой крупной европейской нации, он, казалось, не испытывал смущения от масштабности задач, словно в жилах его текла голубая королевская кровь и с младых ногтей готовил он себя к свершениям. От Северного моря до южного, по Рейну и через Альпы, следовало защитить пределы республики и подготовить ударный кулак. Коротко глянем на расположение французских армий.
На севере, в Батавской республике, дислоцировались части армии генерала Брюна, которого позднее сменил генерал Ожеро. Вдоль левого берега Рейна располагались наиболее боеспособные французские войска – Рейнская армия генерала Моро. Близь Генуи находилась, сильно ослабленная постоянными сражениями, Итальянская армия генерала Массены.
Бонапарт определил, что главным военным театром предстоящей войны должна стать Германия. Если французским войскам удастся преодолеть Рейн и в первых боях отбросить австрийцев, тогда появится возможность вдоль Дуная проникнуть в самое сердце австрийской империи, и, возможно, в Вене диктовать условия мира. В Италии положение было гораздо хуже. Здесь нужно все начинать сначала.
Начало подготовки Франции к войне маркируется приказом первого консула военному министру от 5-го декабря 1799 года. В нем Бонапарт распорядился вызвать Моро из расположения войск для разработки плана военной кампании на территории Германии. В тот же день Бонапарт приказал приступить к формированию Резервной армии с местом дислоцирования в Дижоне. В зависимости от развития военно-политического положения, из Дижона Резервную армию можно бросить в Германию или направить в Италию.
Разработке плана военной кампании затрудняло пассивное противодействие Моро, который опасался, что, несмотря на ноябрьские договоренности с Бонапартом о самостоятельном командовании Моро Рейнской армией, первый консул не устоит перед соблазном лично победить на стратегическом направлении. Словом в Париж, ссылаясь на не терпящие его отсутствия дела в частях армии, Моро не явился. Всю зиму Бонапарт призывал генерала Моро в Париж. В конце концов, Моро подчиняясь настойчивости первого консула, отослал в Париж генерала Дессоля, начальника штаба армии. Дессоль привез придуманный им и командующим план кампании. Как Моро и опасался, Бонапарт с высоты своего положения отверг его план, и в категоричной форме потребовал исполнения стратегического плана, придуманного Бертье и Бонапартом.
Получив донесение Дессоля, Моро письмом напомнил первому консулу про их соглашения перед переворотом и поставил Бонапарту условие – либо первый консул не вмешивается в его действия, предоставив ему всю полноту власти и ответственности, либо он подает в отставку. Скрепя сердце, Бонапарт согласился не вмешиваться. Открытый конфликт между двумя ведущими полководцами в преддверии войны мог действительно привести к снижению боеспособности армии. Это первый консул понимал, как никто другой. И потом, как не крути, а соглашение о невмешательстве в действия Моро были и о них знали многие высшие офицеры.
Бонапарт уступил, но уступку оговорил двумя непременными условиями. Первое – военные действия Рейнской армии должны начаться между 10-м и 20-м апреля. Эта дата диктовалась общим стратегическим планом и согласованностью действий с Резервной армией. Второе – Резервная армия должна быть усилена за счет левого фланга Рейнской армии. Она должна быть усилена, дислоцированными в Швейцарии корпусами Лекурба и Монсея. Корпус Монсея находился в составе Рейнской армии. Корпус Лекурба не входил в Рейнскую армию, но рассматривался, как ее стратегический резерв. Первое условие Моро принял легко. Начать операции придется несколько ранее, чем он планировал, но при известной интенсификации подготовки вполне можно успеть к намеченной дате. Второе условие крайне не понравилось командующему. Но не принять его Моро не мог. Он и так ультиматумом к главе государства подошел к границе допустимого, а отдавать корпуса не хотелось.
Этот пункт стал предметом сложной многонедельной торговли между Моро и приехавшим в штаб-квартиру Рейнской армии в Базеле военным министром Бертье. Мотивируя необходимостью защищать от врага Швейцарию, Моро соглашался из двух корпусов выделить Резервной армии только несколько батальонов. На это Бертье замечал, что Лекурба вообще не в его подчинении и только в силу сложившихся обстоятельств этот корпус называется резервом Рейнской армии. Предмет обсуждения, говорил Бертье, есть не корпус Лекурба, а корпус Монсея. Моро стал стеной, не соглашаясь отдавать корпуса, не получив адекватную замену. Военный министр поинтересовался, где же, по мнению командующего, взять эту самую замену. «Из состава Резервной армии», – скромно ответил Моро. Приехали. Бертье не мог дальше оставаться в Базеле и вести бессмысленные торги с Моро. Он должен принять командование Резервной армией, передав министерские обязанности Карно. Карно в прошлом уже занимал пост военного министра. Бертье уехал из Базеля, так и не добившись передачи в состав Резервной армии корпусов Лекурба и Монсея или хотя бы большей их части.
5-го мая, когда части Рейнской армии уже вели боевые действия, первый консул издал государственный указ за подписью трех консулов, обязывающий командующего Рейнской армией передать в состав Резервной армии воинский контингент численностью 25000 человек. Но и имеющего силу закона указа оказалось не достаточно, чтобы вырвать из крепких объятий Моро воинские части. С этим указам в штаб Моро отправился новый военный министр. С Карно командующий имел давние и добрые отношения. После откровенного разговора Моро согласился передать Бертье корпус Монсея. Однако вместо определенных в указе 25000 от щедрот Моро Бертье досталось только 14000 солдат.
Формирование Резервной армии проходило много медленней запланированного. Основу новой армии образовали отряды, дислоцированные внутри страны, состоящие отчасти из войск, ранее предназначавшихся для усиления Египетской армии, отчасти из полков, освободившихся после прекращения роялистами военных действий. Бонапарт намеривался сформировать шестидесятитысячную армию, добрав недостающие сорок тысяч из добровольцев, ибо объявлять рекрутский набор на внешнем фоне мирных инициатив было бы политически неверно. Чаянья первого консула не оправдались. К концу зимы только десять тысяч человек добровольно пожелали рисковать своей головой ради спасения республики. В начале марта солдатам подняли жалование. В течение марта-апреля это привлекло в ряды резервной армии еще десять тысяч человек. Остаток, по крайней мере 20000 солдат, Бертье пытался покрыть за счет Рейнской армии.
Положение с обучением новобранцев, с продовольственным и вещевым снабжением в частях новой армии было далеко не блестящим. Только титаническими усилиями Бертье, как военного министра, а потом как командующего армией, к апрелю толпа новобранцев превратилась в войско, способное к маршам и сражениям.
Принятая недавно конституция не позволяла первому консулу самостоятельное командование. Формально это положение конституции должно защитить главу государства от военных опасностей. Разумность запрета настолько очевидна, что Бонапарт не стал возражать. С другой стороны власть Бонапарта базировалась на его прошлых военных заслугах, на его авторитете в армейских кругах. Его, авторитет, следовало поддерживать и укреплять. В противном случае возможно появление ещё одного талантливого и удачливого генерала, могущего повторить или превзойти славу Бонапарта. Тот же Моро может добиться в Германии больших побед и на фоне неучастия Бонапарта в военной кампании популярность Моро в войсках вполне может перекрыть авторитет Бонапарта. Это в свою очередь может привести к появлению направленных против первого консула различного рода нежелательных коалиций. Наиболее вероятно – возобновление старой коалиции между обиженным Сийесом и Моро.
Основной закон не позволял прямое командование, а воевать и побеждать, при том в качестве командующего, являлось не прихотью, а необходимостью. Конституция запрещала главе французского государства командовать войсками, но она не запрещала находиться при войсках. Этим воспользовался Бонапарт. Сначала он руками Бертье, находящегося его волей в должности венного министра, создал новую армию, а потом, назначив Бертье командующим этой армией, гарантировал себе неформальное командование войсками Резервной армии. Бертье, со своей стороны, настолько привык подчиняться своему кумиру, что ничего другого не желал, как и дальше оставаться под руководством Бонапарта.
В середине апреля войска Резервной армии были готовы к военным действиям. Необходимость быстрых, решительных действий диктовалась крайне тяжелым положением Массены в Ривьере. Австрийцы заперли остатки Итальянской армии в Генуе. Осажденные испытывали острую нехватку боеприпасов и продовольствия. Доставить то и другое Массене и дать ему подкрепления не имелось никакой возможности, ибо город с суши блокировали австрийские войска, а с моря – английский флот. Бонапарт хорошо понимал, что если Генуя не будет разблокирована в ближайшие шесть, максимум восемь недель, то из-за голода Массена будет вынужден сдаться противнику.
24-го апреля первый консул послал командующему Резервной армии приказ незамедлительно выступать на помощь Массене. Несмотря на то, что приказ Бонапарта находился в противоречии с инструкциями Карно – оставаться на месте, поскольку у него появились положительные подвижки в переговорах с Моро по поводу корпуса Монсея, Бертье выступил маршем.
6-го мая, когда батальоны Резервной армии маршировали уже по Швейцарии, первый консул выехал из Парижа за победой. Два дня спустя Бонапарт нагнал Бертье в Женеве. Предоставив ему непосредственное командование армией, первый консул находился в Женеве, а потом в Лозанне, до 16-го мая. Встречаясь с послами европейских государств, давая аудиенции, участвуя в официальных мероприятиях, Бонапарт с достоинством нес ношу властелина могучей державы. К числу неофициальных мероприятий относится встреча первого консула с проживающим в Женеве знаменитым во всем цивилизованном мире Неккером, министром финансов последнего французского короля. Неккер с неприязнью относился к Бонапарту, но не потому, что тот был в высшем смысле выскочкой, счастливым ребенком капризного Случая. Он не любил Бонапарта из-за гонений на его дочь, Анну-Луизу Жермену де Сталь. Несмотря на неприязнь, Неккер должен был признать правления Бонапарта, как данность, и принять первого консула у себя в доме. Однако причина пребывания Бонапарта в Женеве не дипломатия и не встреча с Неккером. Он ожидает Карно с известиями от Моро.
Наконец, 14-го мая в Лозанну приехал Карно с утешительными известиями от Моро. Двумя днями позже Бонапарт выехал вдогонку далеко ушедшим войскам. В дороге, 19-го мая, он получил депешу Бертье, что армия встретила неожиданное препятствие. Форт Бард, мимо которого должна проследовать вся армия, ощетинившись жерлами пушек, оказался неприступен. Поэтому, вероятно, необходимо внести существенные коррективы в план компании. Это неприятное известие заставило Бонапарта поторопиться. В ночь с 19-го на 20-е мая Бонапарт вместе с гвардией подошел к перевалу Сен-Бернар. Из воспоминаний проводника Бонапарта: «Генерал Виктор, которого я днем ранее вел, был резок и каждый раз, когда осел оступался или спотыкался, хотел воспользоваться кнутом или бить меня саблей. Он был красивый, хорошо сложенный человек с очень строгим выражением лица. Бонапарт был тонок и хрупок. Белки его глаз, также как и кожа были желтыми как лимон. Длинные волосы свободно спускались на галуны погон. Несмотря на молодость, он был не разговорчивым. Он часто осматривался, чтобы убедиться, что его войска продвигаются вперед. В одном месте осел поскользнулся на мокром камне так, что наездник зашатался в седле. Поскольку я не имел ни малейшего понятия, кто он есть, взял его за руку и сказал – «Не дрейфьте, капитан!». Он улыбнулся и спросил мое имя. «Жан Батист Дорса из крепости Сант Пирре», – ответил я. Мы болтали всё оставшееся время подъема. Если бы я послушался его советов, то, определенно, был бы в лучшем положении, чем нахожусь сейчас. В конце он пожелал узнать, что хотел бы я иметь. Сначала я не осмелился что-то просить, так как я не знал кто он. Наконец я сказал, что моя мечта иметь небольшой домик и корову. «Сколько это стоит?», – неожиданно спросил он. «1200 франков» - был мой ответ».
Корову и домик Жан Батист Дорса из крепости Сант Пирре получил от первого консула.
25-го мая Бонапарт прибыл к форту Бард.
Вышедшие из Дижона войска составляли центр Резервной армии. Справа оперировал, начиная от горного прохода Мон-Сенис, отряд генерала Тюрро, состоящий из двух дивизий общей численностью 8000 солдат и офицеров. 9-го мая эти войска вошли в состав Резервной армии, образовав её правый фланг. Слева двигался так трудно доставшийся Резервной армии корпус Монсея. По плану Бонапарта-Бертье Тюрро, наступая на Турин по долине реки Дора-Рипария, и Монсей, захватив перевалы Сен-Готард и Симплон и далее наступая на Милан, должны начать первыми. Наступления на флангах должны привлечь австрийские войска, освободив, тем самым, центр. Из-за каприза генерала Моро Монсей задержался с началом операции, и Тюрро пришлось в одиночку демонстрировать направление главного удара. Уже к этому времени стратегический план перекосило вправо, а тут еще форт Бард…
10-го мая генерал Ланн, командир авангардной дивизии, получил приказ: не позднее 13-го мая начать марш на перевал Сен-Бернар и овладеть им не позднее 16-го мая. В этот день командиры других дивизий получили графики движения с предписанием неукоснительно соблюдать их, дабы не создавать пробок на узких горных дорогах. На прохождения центральных дивизий Резервной армии через перевал Сен-Бернар отводилось десять суток, одни сутки для каждой дивизии, сутки для кавалерии и сутки для артиллерии.
Дивизия Ланна выступила на марш согласно графику. 14-го мая начали марш главные силы. Кавалерия и артиллерия двигалась в середине пехотных частей. Артиллеристам на горных тропинках пришлось труднее всех. Даже отделенные от станин пушечные стволы весили до полутора тонн. Проклиная судьбу и горы, солдаты волочили их на санях, сделанных из двух бревен. Только при помощи пехоты и мобилизованного населения канониры уложились в жесткий график. Спешили, спешили, а у форта Бард стали.
До Барда все шло согласно плану. Дивизия Ланна, легко отбросив слабые передовые части австрийцев, в назначенный срок заняла перевал. 17-го мая Ланн вместе с подошедшей дивизией дал первый серьезный бой. Австрийцы отступили. На другой день Ланн подошел к форту.
Бард представлял собой небольшую крепость с гарнизоном 600 человек и несколькими пушками. Командовал гарнизоном фон Бернкопф, смелый и решительный офицер. Обойти форт другой дорогой не имелось никакой возможности. Глубокое ущелье разделяло форт и вырубленную в скалах дорогу. Если бы французы сунулись при свете дня по узкому карнизу, пушки форта расстреляли бы их, как на учениях.
Ланн попытался склонить командира гарнизона сдать укрепления без боя, но получил твердый отказ. Командиру авангарда не оставалось ничего другого, как только по всем правилам организовать осаду. Но не дело это авангардных частей. В осаду выпадают арьергардные части, а авангард, ударный кулак армии, пробивает бреши. 19-го мая к Барду подошла следующая за авангардом дивизия Дюпона. Ланн сдал осаду твердого орешка, а его дивизия, в сумерках и ночью осторожно миновав форт, продолжила выполнения поставленного перед ней задания. Так происходило несколько раз: стоящая у форта дивизия передавала осаду следующей за ней, сама же в темноте пробиралась мимо крепости. Все бы хорошо, так могла бы пройти вся армия, если бы она состояла только из пехотных частей. Однако таким образом было затруднительно пройти кавалерийским частям, крайне затруднительно пройти обозу с боеприпасами и совсем невозможно провести пушки.
Возле форта начал образовываться затор. Нарушение графика движения грозило срывам всей операции. Бонапарт решился на штурм. 26-го мая батальоны дивизии Луазона пошли на штурм крепости. Первая попытка вышла неудачной. Французы откатились, понеся большие потери. На другой день Бонапарт и Бертье решили все- таки попытаться провести артиллерию. В случае дальнейшей задержки армии весь план компании, уже и так требующий существенной корректировки, мог стать не дороже бумаги, на которой был написан. Приказ командиру артиллерии отдан, артиллеристы, моля всех богов, чтоб пронесло, потащили свои пушки. Не пронесло. Гарнизон крепости был начеку. Оттуда полетели ядра и гранаты. Кто остался жив, кто не сорвался вниз, убрались с тропы. Все пушки попадали в пропасть. Осталось шесть пушек, не бывшие на тропе, ибо их предназначили для штурма форта. Плохая примета – не начав дело, остаться без пушек. Армия ушла, оставив в осаде дивизию Луазона. Форт так или иначе необходимо взять. Торчал он, как кость в узком горле перевала Сен-Бернар, через который должны поступать подкрепление и боеприпасы из Франции. Оставшиеся пушки французы затащили на окружающие крепость почти отвесные пятидесятиметровые скалы, и оттуда так повредили стеновые укрепления, что командир форта выбросил белый флаг.
Из-за форта Бард в битве при Маренго французская армия имела всего 25 пушек, из которых большая часть принадлежала артиллерии корпуса Монсея.
3
О формировании крупного воинского соединения под Дижоном в Вене узнали в середине марта (эта информация послужила причиной отказа Тугута от дальнейших переговоров с Талейраном). Немедленно кригсхофрат послал депешу о дижонском соединении в штаб-квартиру фельдмаршала Меласа, командующему, после ухода Суворова, австрийскими войсками в Италии. Ни военный совет, ни Мелас не знали, какова численность формируемой армии и где французы собираются использовать эти войска. Теоритически возможно их применение либо в Германии, в составе Рейнской армии неприятеля, либо в Италии, для разблокирования Генуи. Если войска предназначаются для Италии, то встает вопрос: каким путем главные силы французов будут проникать в Италию. Наиболее удобным и, как считал Мелас, наиболее вероятным есть дорога, ведущая из южной Франции к Турину по долине реки Дора Рипария или по долине реки По. Через Альпы, в силу крайней сложности перехода, французы могли нанести только отвлекающие удары. Находясь в уверенности, что цель французского наступления есть снятие осады Генуи и соединения с отрядами Массены, Мелас убедил себя, что никакого другого, кроме южного движения массы войск неприятеля быть не может. Австрийцы плотней закупорили долину Доры Рипария, ослабив заслоны, закрывающие перевалы.
Мелас решал главную задачу. Он непосредственно руководил осадой Генуи, прилагая отчаянные усилия взять город до прибытия в театр военных действий Резервной армии неприятеля. Сборный отряд под началом фельдмаршала Ельнитца в Ривьере преследовала отступающие отряды генерала Сюше. В Верхней Италии находились пять австрийских бригад общей численностью 30000 человек. С запада на восток эти части распределялись следующим образом: фельдмаршал Кайм с двумя бригадами закрывал Турин с запада, бригада фельдмаршала Хадика закрывала большой Сен-Бернар, восточнее Турина, между левыми притоками По Дора Бальтеа и Сезия дислоцировалась бригада генерала Фюрстенберг, перевалы Сен-Готард и Симплон закрывала бригада генерала Вукасовича.
Штаб Меласа получил известия о подготовке наступления французов вдоль Доры Рипарии и о подозрительном шевелении французов в Швейцарии за перевалами Сен-Бернар и Сен-Готард в один день. Известия эти были противоречивы. Здравый смысл, к которому всегда прислушивались австрийцы, говорил, что большая масса войск должна двигаться удобной дорогой. 10-го мая Мелас решил ехать в Турин, дабы на месте разобраться, кто какими силами и куда движется. Но от Кайма приходили успокаивающие известия, что начавшееся на его участке наступление неприятеля отвечает австрийскому здравому смыслу, и что его бригады сдерживают это наступления. Мелас, занятый обстрелом и штурмами стен Генуи, откладывал поездку в Турин со дня на день, а 25-го, когда он все же собрался в Турин, предпринять что-либо было уже невозможно. Французы уже миновали перевалы, сойдя с гор на оперативный простор.
4
Авангард под командованием Ланна успешно продвигался вперед. 22-го мая его дивизия, отбросив части Хадика, заняла город Ивреа. С подоспевшими дивизиями Ланн пошел следом за отступающим неприятелем и у города Кучельо французы еще раз атаковали, занявших оборону австрийцев. Атака вышла удачной. Австрийцы отошли за реку Орко. Путь на столицу Пьемонта был открыт.
Дивизии Тюрро, между тем, в этот день, 22-го мая, захватили город Сузу. Однако, потерпев поражение в следующем бою у города Авильана, войска Тюрро отошли обратно в Сузу.
Французскому командованию, Бонапарту и Бертье, обстоятельства позволяли два сценария. Главные силы, соединившись с войсками генерала Тюрро, могли взять Турин, откуда открывалась прямая дорога на Геную, где отчаянно бился Массена. Или оставить потрепанные батальоны Массены на растерзание Меласа, предоставить Тюрро самому биться с превосходящими силами фельдмаршала Кайма, а главные силы повернуть на Милан. Тактика требовала осуществления первого сценария, политика диктовала второй сценарий. Бонапарт выбрал Милан.
26-го мая, когда дивизии Тюрро с запада и оставленная Бонапартом дивизия генерала Вартена с севера сдерживали дислоцированную вокруг Турина австрийскую группировку из трех бригад, центра армии начал левый маневр. В этот раз в авангарде гарцевала кавалерия Мюрата. В нескольких стычках эскадроны Мюрата пробили слабый заслон на Милан из кавалеристов бригады Фюрстенберга.
По изменившейся диспозиции корпус Монсея, наступающий на левом фланге, должен идти не на Турин, а на Милан. Бонапарт и Бертье определили задачу корпуса, как захват Ломбардии и защита захваченных территорий по реке Тичино от возможного нападения австрийцев с юга или с юго-востока. Окончательно корпус состоял из трех дивизий генералов Ля Пуапа, Лоржа и Жилли. 28-го мая дивизии корпуса прошли перевалы Сен-Готард и Симплон. Противостоящая корпусу бригада Вукасовича была слишком слаба, чтобы сдержать напор французов. Отступая с боями, бригада Вукасовича переправилась через Адду, оставив между собой и наседающими французами водную преграду.
Связав боями Вукасовича, Монсей открыл Бертье дорогу на Милан. 31-го мая авангард центра форсировал Тичино, а 2-го июня эскадроны Мюрата вступили в Милан. Миланцы с воодушевлением приветствовали французов, освободивших их от австрийского ига. Год назад, правда, они с не меньшим воодушевлением встречали Суворова, освободившего миланцев от французской неволи.
Второго июня первый консул Бонапарт восстановил Цизальпинскую республику.
В конце мая Мелас осознал масштабы вторжения, а когда пришло известие о наступлении французов на Милан, что означало, по меньшей мере, удлинение коммуникаций, австрийский командующий стал перед необходимостью принять генеральное сражение. Мелас начал стягивать войска к Алессандрии, где год назад уже дважды решалась судьба Италии, где уже дважды Суворов побеждал французов. Но австрийский командующий ограничился полумерами. Он оставил сильный гарнизон в только что завоеванной Генуе. Слишком дорого достался город австрийцам, чтобы тут же отдать его обратно.
В ночь с 7-го на 8-е июня в Милан к Бонапарту прибыл курьер с перехваченной австрийской почтой. Среди писем находилась докладная записка Меласа в военный совет, датированная пятым июня. Из записки Бонапарт узнал о падении Генуи. Упования на военный гений Массены и стойкость солдат оказались чрезмерны. Французы положили оружие, как только стало известно, что спешащая к ним на выручку масса войск отвернула на восток.
Пришло время решительных действий. Бонапарт стал стремиться к генеральному сражению, дабы блестящей победой заслонить потерю Генуи, произошедшую исключительно по его вине. Уже утром 8-го штаб армии разослал в войска директивы, откорректированные в связи с потерей Генуи. Два дня уже французы наступали на юго-запад. Их наступление началось форсированием реки По между городами Павия и Пьяченца, при необъяснимой пассивности австрийцев, не решившихся воспрепятствовать переправе.
Три дня французские дивизии продвигались к Алессандрии, не встречая сопротивление неприятеля. 9-го июня генерал Ланн, под командованием которого находилось 13000 солдат, столкнулся у городка Монтебелло с семнадцатитысячным отрядом фельдмаршала Отта. Ланн в ту компанию стоял в фаворе, пользуясь заслуженной славой лучшего полевого командира. Бесстрашный, дерзкий и неутомимый, Ланн и на этот раз убедительно победил врага. Австрийцы откатились, оставив павшими на поле боя две тысячи своих товарищей и столько же плененными. Несколько лет спустя, когда республика во всем своем мрачном величии канула в прошлое, когда генерал Бонапарт обратился императором Наполеоном, а крестьянский сын Шарль Ланн уже был маршалом империи, он еще стал герцогом Монтебелло.
Вечером лагерь отряда Ланна достигла дивизия генерала Дезе. Друзья не виделись десять месяцев, с тех пор, как Бонапарт тихо и тайно бежал из Египта. Дезе всего несколько дней назад прибыл к Бонапарту прямо из английского плена, в который он попал, зайдя на своем корабле по пути из Египта в Ливорно. Под свое командование Дезе получил дивизии Буде и Моннье. В палатке Ланна друзья, смеясь, вспоминали египетские приключения, когда ординарец доложил о приезде первого консула. Вино они убрали, мундиры застегнули, на лицах изобразили озабоченность полководцев.
– Чем занимаетесь, – весело спросил Бонапарт, входя в палатку, – пьянствуете?
– Я с Луи, то есть с генералом Дезе, – отвечал Ланн, как хозяин палатки, – анализируем причины успеха сегодняшнего предприятия.
Бонапарт обнял нетвердо стоящего на ногах Ланна, похлопал его по спине.
– Поздравляю, дружище, успех грандиозный, – он тепло поздоровался за руку с Дезе и, поворотившись к Ланну, сказал. – Доставай, что ты спрятал, да не забудь распорядиться об ужине.
Через несколько минут походный столик был готов.
– Так в чем причина? – спросил Бонапарт, усаживаясь.
Ланна на мгновение замялся, как нерадивый ученик, не знающий верный ли его ответ.
– Мы пришли к выводу, что победа досталась нам потому, что я командовал двумя дивизиями.
Бонапарт задумался.
– Ты прав, Шарль, корпусное деление должно стать основой армии.
Ланн и Дезе облегченно вздохнули. Пронесло.
Тут же, не откладывая в долгий ящик, Бонапарт при участии Ланна и Дезе поделил Резервную армию на корпуса, состоящие каждый из двух дивизий. Командирами этих корпусов стали Ланн, Дезе, Виктор, Мюрат и Монсей. Почему-то Бонапарт забыл о генерале Тюрро. Лишь дивизия Луазона из двух полубригад не вошла в корпуса. Бонапарт оставил Луазона при себе в резерве.
Под Монтебелло три дня французская армия оставалась на месте. Предстояла генеральная битва, которая определит быть или не быть выскочке Бонапарту, поднявшемуся в заоблачные выси на революционном вихре, владыкой Франции, или ему предстоит до конца доиграть роль Монка, не меняя маску по ходу пьесы. Как это уже случалась с генералом Бонапартом, и как не раз произойдет с императором Наполеоном, он впал в прострацию близкую к апатии перед пугающем ликом судьбоносного события. Подготовкой к сражению он не занимался, позволив Бертье самому делать ошибки. 11-го и 12-го июня, в дни предшествующие битве, он не написал ни одного письма. 13-го он издал необязательный приказ Ланну. 15-го июня, на другой день после победы, рабочий ритм Бонапарта с множеством приказов и писем нормализовался. Но четыре дня, с 11-го по 14-е июня включительно, как бы выпали из жизни Наполеона.
Бонапарт и Мелас хотя и готовились к битве, но оба полководца не рассчитывали на сражение 14-го июня.
12-го июня французская армия продолжила движения на юго-запад. Весь день тринадцатого австрийский арьергард отходил, не вступая в дело. По этому маневру в штабе французской армии предположили, что противник увлекает авангард, а за нею всю армию к Алессандрии, где намеривается дать большой бой.
Командующий армией генерал Бертье и начальник главного штаба генерал Дюпон почему-то решили, что австрийцы встретят наступающих французов не всеми силами, что они будут стремиться, сдерживая центр, вытечь из ловушки на флангах. Для предотвращения правого обхода Бертье приказал генералу Ля Пуапу со своей дивизией продвинуться на северный берег По, с целью контролировать переправы между городами Валенца и Касале-Монферрато. Генералу Дезе Бертье приказал со второй дивизией его корпуса выдвинуться к городу Нови, дабы не дать неприятелю отхлынуть за реку Скривию.
Мелас в самом деле сначала имел намерения уйти от прямого столкновением с французами, форсировав По между Валенцой и Касале, восстановив, тем самым, прерванное сообщение и, в свою очередь, поставив французские войска перед опасностью быть отрезанными от баз снабжения. Однако этому плану не суждено было осуществиться, поскольку 12-го июня в ставку Меласа из Вены пришло согласие кригсхофрата дать французам генеральное сражение близь Алессандрии. Ожиданием этого решения и объясняется медлительность и нерешительность австрийского командующего. Мелас наметил сражение на 14-е июня. По диспозиции австрийского штаба войска должны наступать тремя колонами. Руководство центральной колонной, главными силами армии, Мелас доверил фельдмаршалу Хадику. Перед центральной колонной ставилась задача форсировать Бормиду по предварительно наведенным саперами лодочным мостам и маршировать на Сан-Джулиано. Левая колонна, под командованием фельдмаршала Отта, должна пересечь реку выше по течению и идти на Касале. И наконец правая колонна, под командованием фельдмаршала О'Рейли, должна форсировать Бормиду ниже по течению и следовать на Нови.
Рано утром 14-го июня дивизии Дезе и Ля Пуапа ушли выполнять возложенные на них миссии. В это же время австрийские колонны форсировали Бормиду. В 9 часов утра центральная колонна у деревни Маренго столкнулась с передовыми французскими частями. Первый удар на себя приняла дивизия Гарданна, которая, вместе со стоящей несколько южнее дивизией Шамбарльяка, составляли корпус генерал-лейтенанта Виктора. В непосредственной близости от начавшегося сражения располагались кавалерийские бригады Келлермана и Дювиньо. Много дальше на восток за передовыми частями, по дороге от Маренго на Тортону, стояли корпус генерал-лейтенанта Ланна, кавалерийская бригада Шампео, дивизия Моннье и консульская гвардия. Ещё дальше, под Сале, находились две кавалерийские бригады и первый полк гусаров. Наконец, восточнее Сале у деревни Скривия располагалась 9 легкая полубригада.
Части корпуса Виктора с трудом сдерживали натиск далеко превосходящих сил противника. Через два часа боя на помощь Виктору подошли части корпуса Ланна. Кавалеристы Келлермана и Дювиньо чуть раньше вступили в дело.
При атаке первой линии австрийцев (первой линией командовал фельдмаршал Хадик, второй фельдмаршал Кайм, третьей фельдмаршал Морцин и кавалерией командовал фельдмаршал Ельнитц) был убит Хадик. За первой линией в дело вступила вторая. Её атака пришлась на подоспевший корпус Ланна.
В начале сражения командиры французских корпусов были предоставлены сами себе. Ни в одном источнике нет упоминаний о том, что Бонапарт, Бертье или Дюпон в первой фазе сражения отдавали какие-либо распоряжения. Бонапарт находился в мрачном расположении духа, не способствующий анализу, Бертье и Дюпон, уверившись, что основные события произойдут на флангах, оказались не готовы к прямому и сильному удару в лоб. Даже начавшееся сражение Бонапарт и его штаб довольно долго рассматривали, как отвлекающий маневр австрийцев. Довольно долго французское командование прибывало в убеждении, что их атакуют не главные силы австрийцев, а их правый или левый фланг, а главные силы в это время наносит удар под Нови против Дезе или пытаются форсировать По, которую охраняет предусмотрительно отосланная туда дивизия Ля Пуапа. Только к 12 часам, в силу поступающих с поля боя сообщений о неослабевающем, а напротив, возрастающем, напоре австрийцев (к 12 часам с марша в сражения вступила колонна фельдмаршала Отта), Бонапарт осознал ошибку Бертье.
После осмотра гвардии и батальонов дивизии Моннье Бонапарт с Бертье и Виктором в окружении адъютантов и ординарцев галопом поскакал к вилле Базалуццо, откуда хорошо видно поле боя и откуда можно руководить сражением. Гвардия и Моннье двинулись вслед и в два часа пополудни вступили в бой на уже начинающем прогибаться правом фланге. Однако ввод дело последних резервов и даже гвардии не смогли изменить общего положения. Французские войска отступали, а в отдельных местах это отступление больше напоминало бегство.
К четырем часам Мелас полагал сражение выигранным. Он даже прямо с поля боя отправил в Вену короткое сообщение о выигранном генеральном сражении.
Бонапарта и его армию могло спасти только чудо. И чудо действительно случилось в виде вернувшейся на поле боя дивизии Дезе.
Возвращение Дезе есть причина неубедительной победы французов в битве у деревушки Маренго, поэтому следует уделить некоторое внимание этому чудесному пришествию.
Дивизия Дезе двинулась по направлению к Нови еще до восхода солнца. Из-за плохих дорог она несколько отставала от предписанного её графика движения. К 12 часам войска собрались у деревни Ривальта. Дезе распорядился: после короткого привала начать переправу через Скривию. Он послал адъютанта в главный штаб за возможными корректировками плана в связи с его отставанием от графика. Почти одновременно к Дезе прибыл ординарец, отправленный Бонапартом в 9 часов, сразу по получению сообщения о начале сражения, с распоряжением маршировать в направлении Поццолло-Формигаро. Далее официальная версия гласит, что когда Дезе уже отдал необходимые распоряжения во исполнение последней директивы штаба, от Бонапарта прибыл адъютант с приказом немедленно вернуться к Маренго. На самом деле Бонапарт, по крайней мере до 11 часов, полагал, что разворачивающееся сражение является отвлекающим и никак не мог сразу вслед за первым приказом отдать второй, отменяющий первый. Дивизия Ля Пуапа получила приказ возвращаться только в шесть вечера, а это означает, что приказ к нему был отослан не ранее полудня, то есть после того как Бонапарт стал лично руководить сражением и увидел, что это и есть генеральное сражение. Следуя формальной логики, с большой долей уверенности можно сказать, что Бонапарт одновременно, и не ранее полудня, отослал приказы к обеим дивизиям. Второго адъютанта не было вовсе, а Дезе, нарушив приказ командующего, вернулся к Маренго по собственной инициативе. Другая версия действительности говорит, что Дезе вернулся, услышав канонаду на западе. Пушки грохотали у Маренго с девяти часов, а дивизия Дезе отдалялась от боя три часа. И потом, этот бой соответствовал прогнозам главного штаба. Как бы там ни было, адъютант, канонада, или другая причина, в начале первого Дезе приказал возвращаться, чтобы погибнуть в бою, так и не поведав никому о своих мотивах.
Это был не обычный марш. Дивизия маршировала так быстро, как это было возможно. Солдаты почти бежали. Если войска на дорогу в Ривальту затратили примерно восемь часов, то обратную дорогу они преодолели менее чем за четыре. Дезе гнал свои полки, будто он не предполагал, а точно знал, как нужен он сейчас на поле битвы.
Между тем под Маренго к четырем часам пополудни поле боя находилось в руках австрийцев. Оставалось только собрать плоды победы, преследовать французов и по возможности их уничтожить. Мелас не стал дожидаться окончание битвы. Он пошел отдыхать и писать подробную победную реляцию своему императору. Учитывая напряжение последних дней, простительно для человека его лет. Добивать французов командующий предоставил своим помощникам – фельдмаршалам Кайму и Цаху.
В четыре часа Бонапарт и французская армия находились в весьма незавидном положении. Армия была заперта в равнобедренном треугольнике, в котором в основании находилась австрийская армия, левую сторону составляли Бормида и По, а правую сторону – река Скривия. Другими словами, отступать некуда. Генуя потеряна, генеральное сражение, которое должно укрепить власть первого консула, близко к печальному финалу. Войска все еще держались, но катастрофа могла случиться каждую минуту. С этими мыслями, и чтобы лучше обозреть поле боя, генерал Бонапарт поднялся на церковную колокольню и увидел, как с юга в боевом построении спешно приближаются первые отряды Дезе. Бонапарт тут же спустился. В это время к командному пункту верхом подоспел сам Дезе. Короткое совещание генералов Бонапарта, Бертье, Дюпона, Дезе и Мармона пришло к неожиданному заключению, что в сложившейся ситуации нужно не планомерное отступление, а решительная контратака. Бонапарт все поставил на карту контратаки. Или полный разгром, или победа. Шансов, правда, на победу было не много.
Если до этого полководческий талант Бонапарта давал сбои, то в последней фазе сражения дар уничтожать большие массы людей проявился во всем своем смертоносном блеске. Неожиданное, непредсказуемое возвращение Дезе как пробудило его.
Ведя оборонительные бои, французская армия перестраивала свои порядки для контратаки. К 5 часам в центре, за спинами ведущих бой частей корпуса Виктора, сосредоточилась дивизия Буде, вторая дивизия корпуса Дезе. Слева собралась дивизия Моннье, первая дивизия корпуса Дезе. Справа, на севере, построились в боевой порядок оставшиеся в живых к этому часу 600 кавалеристов Келлермана. За первой линией сосредотачивались еще боеспособные части корпуса Ланна. Пушки, способные стрелять, Бонапарт распорядился отдать Буде.
Атака дивизий Буде в центре и Моннье на левом фланге, при ожившей французской артиллерии, стала большой неожиданностью для австрийцев. К несчастью, сразу после начала атаки Дезе был наповал сражен пулей. Смерть Дезе осталась незамеченной и не имела отрицательного влияния на ход сражения.
Через короткое время на правом фланге конница Келлермана тоже атаковала неприятеля. Причем Келлерман атаковал без приказа, исходя из собственного понимания ситуации. Эта атака привела в полный беспорядок боевые порядки австрийцев, уже до этого потрясенные неизвестно откуда взявшимися свежими французскими батальонами. Кавалерийская атака оказалась чрезвычайно удачным дополнением наступлению пехоты в центре и на левом фланге. Выдвинутая вперед, готовящееся преследовать бегущего врага австрийская кавалерия, под градом картечи и пуль неожиданно перешедших в наступление французов, повернула назад и при отходе смяла собственную пехоту. И та, смешав построение, потеряв управление, в панике хлынула с поля боя. Строй оловянных солдатиков рассыпался, и люди, превратившись в людей, бегством спасали свои жизни, тысячами попадая в плен. Был пленен фельдмаршал Цах.
Через два часа австрийские командиры с большим трудом подавили панику, введя в бой резервы, остановили победное продвижение Буде и Моннье. До темноты до крайности измотанные враги стреляли друг в друга из пушек и ружей, но в штыки ударить не решились ни французы, ни австрийцы. Ночь застала неприятелей примерно на том месте, откуда все началось в 9 часов утра.
Потери австрийцев в этой битве составили примерно 10000 человек, из которых 3000 были взяты в плен.
Потери французов в различных источниках сильно разняться друг от друга. По сообщению Бертье, датированным 15-м июнем, резервная армия потеряла в битве 600 человек убитыми, 1500 ранеными и 500 человек пленными. В прокламации Резервной армии говорилось о 3900 человеческих потерь. Много позже Герман подсчитал, что французская армия потеряла в этом сражении около 8000 человек.
15-го июня армии стояли без движения на своих позициях. У Меласа имелось несколько возможностей: 1 – продолжить сражение при таких же обстоятельствах, 2 – идти на Геную и там, соединившись с войсками Гогенцоллерна, принять осаду, 3 – следовать на Милан и за Аддой соединиться с войсками Вукасовича.
Австрийцы, несмотря на большие потери в битве, все еще обладали небольшим численным преимуществом в живой силе и значительным превосходством в силе неживой, то есть в артиллерии, но моральное состояние австрийской армии было такое плохое, что Мелас исключал возможность большого сражения. Он не думал продолжать сражение. Второй сценарий Мелас также отверг. Запереть армию за стенами Генуи, значить рано или поздно повторить судьбу Массены. Австрийский командующий склонялся к третьей возможности. Под Валенцой австрийские саперы проходили тренировки по налаживанию переправ, а под Касале-Монферрато существовал постоянный мост. При соединении со стоящими под Касале войсками, численность австрийской армии вновь возросла бы до первоначальных 30000 солдат. Поскольку между реками Сезиея и Агонья французские отряды очень малочисленные, этот маневр был вполне осуществим.
Утром 15-го июня Мелас созвал военный совет, на котором высказал эти три возможности и добавил четвертую – подписать с французами перемирие минимум на два дня. Военный совет выбрал четвертую возможность.
В расположение французских войск отправились парламентарии с предложением о двухдневном перемирии. Бонапарт сразу принял предложение австрийцев и выдвинул встречное, много обширнее чем двухдневное перемирие, но так как парламентарии не имели полномочий подписывать что-либо кроме соглашения о коротком перемирии, Бонапарт в расположенную в Алессандрии ставку Меласа послал Бертье. Вечером того же дня между Бертье и Меласом состоялись конфиденциальные переговоры. Подавленный австрийский командующий принял почти все требования Бонапарта. И он подписал соглашение, известное под названием Алессандрийская конвенция. В соответствии с ней:
1. Во владении Австрии остается область ограниченная реками Минчо и По, а также Тоскана и Анкора. Французы занимают район между реками Ольо и По. Территория между Ольо и Минчо остается нейтральной.
2. Крепости Тартона, Алессандрия, Милан, Турин, Пиццигеттоне, Арона и Пьяченца между 16-м и 20-м июня передаются французам. Для крепостей Кунео, Чева, Савона и Генуя срок продлевался до 24-го июня. Передача форта Урбино должна произойти не позднее 26-го июня.
3. Крепостная артиллерия австрийского происхождения остаются в руках австрийской армии. Прочие пушки переходят французам. Боеприпасы делятся между армиями в равных долях.
4. Австрийские гарнизоны передаваемых крепостей с оружием и багажом кратчайшим путем отправляются в Мантую.
5. Не зависимо от того признает или нет соглашение австрийский император, конвенция остается в силе не менее чем десять дней со дня её подписания.
Резервная армия выполнила свою главную задачу. 23-го июня она была распущена, а войска Резервной армии подчинены Итальянской армии под общим командованием генерала Массены, заслуживший этот пост героической обороной Генуи.
Хотя планы Бонапарта по уничтожению австрийской армии в полной мере не осуществились, результатом, учитывая сомнительность победы под Маренго, он мог быть более чем доволен.
Через два дня после подписания конвенции первый консул покинул расположения Итальянской армии и до 25-го июня, до того срока, когда конвенция автоматически продлевалась, находился в Милане. В Милане Бонапарт узнал, что австрийский император принял условия конвенции.
2-го июля первый консул триумфально въехал в Париж.
5
Согласно французской концепции компании 1800 года две армии должны испытать прочность австрийской военной машины. В Италии Резервная армия, а в Германии Рейнская армия генерала Моро. Итальянский и германский фронты рассматривала эта концепция как равноправные, хотя силы армий были несравнимы.
Сила Рейнской армии без корпуса Монсея, отданного в Италию, простиралась до 120000 бойцов, четверть из них кавалеристы. Артиллерийский парк состоял из 116 пушек. Не так много, но на рубеже столетий артиллерия всех армий не так была сильна, кокой она стала десятилетие спустя. Кроме того, Моро подчинялись пять так называемых дивизий постоянного дислоцирования общей численностью 20000 человек. Они квартировались в Меце, Страсбуре и Майнце и предназначались для подавлений монархических мятежей. Моро имел право привлечь эти дивизии к операциям Рейнской армии в крайней надобности.
Подчиненные Моро войска стояли вдоль Рейна от Баденского озера до Страсбура, с трех сторон охватывая шварцвальдский выступ. По новому делению, произведенному Моро с одобрения первого консула, Рейнская армия состояла из четырех корпусов. Правое крыло, опертое на Баденское озеро, образовал корпус генерала Лекурба, состоящий из пяти пехотных дивизий. Штаб-квартиру корпуса Лекурб расположил в Цюрихе. Через реку корпусу Лекурба противостояли австрийские войска общей численностью 31000 под командованиями фельдмаршалов Реусса и Коспота. В центре Рейнской армии располагались два корпуса – центральный и резервный. Ставка центра находилась в Базеле. Каждый из этих корпусов включал в свой состав по три пехотных и по одной кавалерийской дивизии. Центральным корпусом командовал генерал Сен-Сир. Резервный корпус находился в прямом подчинении командующего. Французскому центру противостояли австрийские бригады под командованием фельдмаршалов Байллета (штаб-квартира в Филлингене), Коловрата (штаб-квартира в Зингене), Ноендорфа (штаб-квартира в Штюлингене) и генерал-майора Гиулай (штаб-квартира в Фрайбурге). Общая численность австрийского центра – 52000 человек. Левый фланг Рейнской армии образовывал состоящий из четырех пехотных дивизий корпус генерал-лейтенанта Сен-Сюзанна. Штаб-квартира корпуса располагалась в Страсбурге. Против корпуса Сен-Сюзанна стояли австрийские войска численностью 28000 человек фельдмаршала Старая. Штаб правого крыла австрийцев находилась в Хайдельберге.
Кроме перечисленных австрийских войск, в крепостях Филипсбург, Вюрцбург, Ингольштадт и Ульм стояли воинские гарнизоны общей численность 11000 человек.
Как видно, силы Рейнской армии и ей противостоящих австрийских войск были примерно равны.
Общее командование австрийскими войсками император доверил фельдмаршалу Краю, сменивший 18-го марта, попавшего в немилость эрцгерцога Карла. Край отличился в итальянской компании 1799 года взятием крепости Мантуя.
24-го апреля Рейнская армия завершила подготовку. 25-го апреля корпус Сен-Сюзанна форсированием Рейна у города Кель начал компанию. Части корпуса двинулись на северо-восток в направлении Оффенбаха. На другой день снялись с насиженных квартир центральный и резервный корпуса. Преодолев Рейн, дивизии центра двинулись на восток в направлении Санкт-Блазиена. Дивизии корпуса Лекурба на правом фланге немного задержались с выступлением. Только 1-го мая началась переправа частей корпуса возле города Шаффхаузен. Саперы так хорошо и слаженно работали, что уже к 9 часам утра четыре из пяти дивизий корпуса находились на северном берегу реки. Лекурб недалеко отошел от реки, так как он имел предписание командующего: переправившись, ожидать указаний. В целом переправа всех частей армии прошла вполне успешно. Только дивизии резервного корпуса немного отстали от намеченного графика. Пользуясь эффектом внезапности, корпуса форсировали Рейн, не встретив сопротивления австрийских частей. Самая опасная часть операции закончилась благополучно.
Для австрийского командующего внезапное наступление французов явилось действительно внезапным. Дело в том, что Моро обманул Края. Обманул по-крупному. Менее чем за две недели до наступления (13-го апреля) в главную штаб-квартиру австрийской армии прибыли французские парламентарии с предложением от Моро, которого, в свою очередь, уполномочил Талейран, начать переговоры по заключению перемирия. Край ответил Моро, что он не имеет необходимых полномочий, но он отправил срочных курьеров в Вену и ожидает ответа от императора на мирные французские инициативы. Естественно Край пребывал в заблуждении, что Моро не станет предпринимать активных действий до получения ответа из Вены, ведь инициатива переговоров исходит от французов, тем более, что Моро согласился дождаться ответа. В этом, в бездеятельной успокоенности австрийского командующего, состояла военная хитрость, придуманная Талейраном и осуществленная Моро.
Первые дни французского нападения Край, как это часто случается на войне и как это произошло несколько позже с Меласом в Италии, не мог определить направление главного удара. После некоторого колебания Край решил, что наибольшую опасность представляет французский центр. В центре у неприятеля сосредоточено два корпуса, и вряд ли за два–три дня французы сумели перебросить один из корпусов центра на правый или левый фланги, а это означает, что вероятность главного удара по центру наиболее высока. Против войск французского центра за несколько дней Край сумел стянуть в кулак сильный воинский контингент. 2-го мая командующий повел собранные войска навстречу неприятелю.
3-го мая противники вошли в соприкосновение. 3-го мая дивизии центрального и две дивизии резервного корпусов возле города Энген, расположенного примерно в 80 километрах от места переправы корпусов, столкнулись с австрийскими войсками. В этот же день корпус Лекурба у города Штокках наткнулся на девятитысячный отряд фельдмаршала Карла фон Лотарингена, марширующего к Энгену на соединение с главными силами. Состоявшиеся в тот день битвы по своим масштабам, по количеству участвующих с обеих сторон в сражениях солдат намного превосходили битву под Маренго. В первом сражении под Энгеном против 45000 австрийцев сражалось 40000 французских солдат. Эта битва закончилась без видимых преимуществ с чьей-либо стороны. Совсем по-другому развивались события под Штоккахом. Против 9000 австрийцев воевала большая часть (25000 солдат) корпуса Лекурба. Имея почти трехкратное преимущество, французы легко сломили сопротивление австрийцев. При спешном отходе на север, в направлении Мескирха австрийский отряд потерял две трети своей численности.
После сражения под Энгеном Край приказал отступление на северо-восток, к расположенному на расстоянии 25 километрах от Энгена городу Мескирх. Отступление диктовалась невозможностью получения подкрепления и, главное, вероятностью обхода австрийских позиций с юга-запада частями правого фланга противника. К вечеру 4-го мая австрийские войска сосредоточились в Мескирхе.
Прождав двадцать четыре часа, Лекурб получил приказ командующего, продвинуться к Мескирху и вступить в бой с вражескими войсками, связав их до подхода главных сил. 5-го мая корпус Лекурба с марша атаковал австрийцев. Хотя австрийцы имели почти двойной численный перевес над французами, Край даже не думал о том, чтобы разбить Лекурба. Он сражался ровно настолько, насколько позволяли обстоятельства получить возможность дальнейшего отступления. Кое-как отбившись от Лекурба, австрийцы дальше отступали. За пять дней в трех сражениях австрийцы потеряли четверть войск. Имелась настоятельная необходимость оторваться от наседающего противника, дабы получить подкрепления от оперирующего справа Старая и привести в порядок растрепанные в боях части. И первое, и второе возможно совершить, положив между собой и противником большую водную преграду. Дунай.
Еще до темноты по мостам города Зигмаринген Край перебросил армию через Дунай. Однако вскоре австрийский командующий осознал, что совершил ошибку. Французы, двигаясь на северо-восток вдоль южного берега Дуная к Ульму, непременно отрежут его от своего правого фланга. Кроме того, в Бибербахе (50 километрах восточнее Зигмарингена) располагались армейские склады с боеприпасами и провиантам, которые, если не предпринять срочных мер, обязательно захватят французы.
За Дунаем Край действительно получил подкрепление от Старая. Немедленно по приходу свежих войск, командующий приказал выступать. Всю вторую половину 6-го мая и весь день 7-го австрийские полки маршировали вдоль северного берега Дуная. В ночь с 7-го на 8-е мая у городов Ридлинген и Даугендорф армия перешла Дунай обратно. Цель австрийской армии – прикрыть Бибербах.
Едва австрийцы пришли в Бибербах, и не еще успели как следует подготовиться к обороне, к городу подошли французы. В своих предположениях, что Моро поведет армию на Бибербах, Край оказался совершенно прав. Он ошибся в деталях. Французы двигались быстрей, чем хотел Край. Вместо суточной форы, рассчитанной штабом, Край получил три часа. Австрийцам еще повезло, что французы не стали нападать на ночь глядя, дав возможность всю короткую летнюю ночь эвакуировать склады. Но поутру 9-го мая французы ударили со всей возможной решимостью. Пуль и ядер, пороха и картечи австрийцы не жалели. Чем больше выпустишь их в противника, тем легче будет отступать. Тогда как во французских батальонах и батареях ощущалась нехватка смертоносных военных игрушек, ибо как всегда при быстром марше обоз отстал. Это обстоятельство позволило австрийцам сдержать французский напор.
Весь день гремело сражение, весь день под прикрытием боя австрийцы отводили обоз к Дунаю, в Ульм. Ночью, оставив в Бибербахе сильный заслон, Край повел армию на восток, чтобы соединиться с войсками Реусса и предотвратить обход левого фланга, коль французы отважатся на обход. И снова фельдмаршал оказался совершенно прав. На марше он соединился с бригадами Реусса, а у города Мемминген (без малого 40 километров от Бибербаха) уже объединенная армия остановила продвижение неутомимого Лекурба, пытавшегося отрезать австрийцев по реке Иллер. Сдержав Лекурба, армия продолжала отступление. Поздним вечером 11-го мая предельно измотанные войска достигли Ульма.
Бибербахский заслон тоже пришел в Ульм. Внимание французских солдат отвлекли грабеж складов и рысканье в поисках поживы по богатому Бибербаху, поэтому преследование полков заслона велось спустя рукава.
За две недели французская армия проникла вглубь австрийской территории на 200 километров, но Край, несмотря на неудачное начало компании, избежал, в прямом смысле этого слова, разгрома.
В Ульме, спрятавшись за Дунаем, австрийская армия смогла перевести дух. Мобильными кавалерийскими отрядами и конными батареями австрийцы наладили защиту северного берега на добрую сотню километров вправо и влево от Ульма. Лазутчики доносили о малейшем шевелении французов, мобильные отряды зорко стерегли водную границу, пресекая поползновения врага. В таком положении Край хотел бы пребывать до разрешения конфликта где-то в другом месте: в Вене, в Париже или в Италии.
Моро, конечно же, не устраивало созданное Краем патовое положение, но он мало что мог сделать. Из-за отсутствия осадной артиллерии, а главным образом из-за того, что Ульм расположен на северном берегу Дуная, французы не могли организовать осаду города по всем правилам военной науки. Не могли они продвигаться на Мюнхен, хотя дорога туда была открыта. Армия, начав поход, волочет за собой нити снабжения, имя которым коммуникации. Вся сила войска в этих нитях, подобно тому как сила легендарного Самсона пряталась в его семи косах. Не надо быть гениальным полководцем, чтобы понять: только двинуться французы на Мюнхен, австрийцы, как Далила, перережут им косы снабжения.
Больше месяца продолжалось почти бездейственное противостояние армий. За этот месяц Моро хитростью пытался выманить австрийцев из Ульма, демонстративно отводя армию на восток, но из этой хитрости ничего путного не вышло. Австрийцы предпринимали вылазки, едва сгущение французов на правом берегу разряжалось, ощупывая силу противника. Но при первой серьезной опасности австрийские щупальца втягивались в Ульм.
Моро очень не хотелось форсировать Дунай на виду готового к бою неприятеля, но никакой другой возможности добраться до врага Край ему не предоставлял. И никакая военная хитрость, благодаря которой французы форсировали Рейн, в данной конкретной ситуации не поможет. Австрийцы были начеку. Классика военного искусства – демонстрация удара и удар. При демонстрации удара правой рукой, бить следует левой. Иногда, в зависимости от ожидания соперника, при демонстрации удара правой рукой, бить нужно правой. Сопернику трудно отличить демонстрацию от удара, точно так, как атакующему сложно определить ожидания соперника. В этом состояла сложность обеих партий. Тут уж как повезет.
Французы организовали две переправы: одну в городе Донаувёрт, расположенного в 90 километров от Ульма вниз по течению Дуная, и вторую в Диллингене, расположенного на полпути между Ульмом и Донаувёртом. 18-го июня началась переправа в Диллингене. Австрийцы, сосредоточив в Диллингене значительные силы, боем предотвратили переправу французов. Еще громыхали пушки в месте ложной, в силу готовности австрийцев, переправы, а в месте настоящей переправы пару пехотных батальонов, переправившись на лодках, захватили плацдарм, пионеры с горячной поспешностью восстанавливали разрушенные мосты Донаувёрта. В полдень 19-го июня две французский дивизии уже перебрались на северный берег Дуная.
Отсидеться за Дунаем не вышло. Французы перехитрили, и, стало быть, следует воевать, что для Края означало бежать в Мюнхен так быстро, как было возможно. 20-го июня, оставив в Ульме сильный гарнизон, австрийская армия двинулась на север в город Нердлинген. Через три дня и 80 километров марша армия, преследуемая дивизиями неутомимого Лекурба, достигла Нердлингена. У города австрийский арьергард дал бой дивизиям Лекурба. В Нердлингене армия повернула свой бег на восток. Еще четыре дня марша, еще 85 километров и австрийцы пришли в Ингольштадт. Лекурб при этом не отставал, кусая за пятки австрийскую армию. В Ингольштадте Край оставил отряд численностью 6500 солдат, состоящий по большей части из баварцев вюртембергцев и швейцарцев. Отряд должен остановить Лекурба, дав возможность армии беспрепятственно добраться до Мюнхена. 30-го июня австрийская армия, преодолев за десять дней непрерывного марша 250 километров, вошла в Мюнхен, перекрыв французам дорогу на Зальцбург и Вену.
Ещё из Нердлингена Край послал Моро предложение начать переговоры о перемирии по примеру перемирия, заключенного в Италии между Меласом и Бонапартом. Моро не торопился отвечать. Сначала он хотел захватить Аугсбург, а затем, если получится, – Мюнхен. Во время продвижения на восток Моро получил от находящегося уже под Мюнхеном Края еще одно предложение о перемирии. Поскольку австрийцы сумели первыми прийти в Мюнхен, который они без битвы не сдадут, и имея предписание Талейрана не забираться слишком глубоко в Германию, Моро принял предложение Края. 15-го июля в Парсдорфе стороны подписали соглашение о перемирии на неопределенный срок, с договоренностью о двенадцатидневном предупреждении, в случае одностороннего прекращения действия соглашения. Согласно соглашению демаркационная линия описывала захваченный французами треугольник, острием направленным в сердце Австрии, в Вену. Южная вершина треугольника находилась в Бальцерсе на Рейне, на границе Швейцарии и Тироля. Южная сторона проходила через Эберсберге (30 километров восточнее Мюнхена). Острие покоилось до поры, до времени на впадении реки Фильс в Дунай. Северная сторона проходила по Дунаю и по Майну до впадения Майна в Рейн. Изломанная линия Рейна составляла основание треугольника.
6
Оставим на время поля сражений. Вознесемся над ними в высшие сферы властителей и верных их помощников, многомудрых дипломатов.
В Англии весть о поражении австрийцев в битве у деревни Маренго вызвала настоящий шок. Лондон, в понимании – могущественные и влиятельные персоны, воспринял это известие трагичней, чем сама Вена. Правящий кабинет уже давно замечал усталость Вены от войны, и давно он опасался, что Австрия отважится на сепаратные переговоры с французами. Если Австрия покинет коалицию, в союзе с Англией останется одна Турция, но проку от нее на континенте почти никакого. Предотвращения развития в этом направлении Лондон видел в оплате Вены ее военных расходов. Переговоры о субсидиях между Тугутом и английским послом Эллиотом Минто начались еще в мае. Шли они трудно, потому что Тугут, пользуясь исключительным положением Австрии, выставил непомерные требования, как по суммам, так и по срокам. 20-го июня Вены достигла печальная весть о несчастьях австрийского войска у Маренго. 20-го июня договор о субсидиях был подписан. Минто согласился со всеми требованиями Тугута, как по суммам, так и по срокам. В ответ на эту любезность Австрия письменно обязалась не заключать с Францией сепаратных соглашений в течение восьми месяцев, считая со дня вступления в силу договора о субсидиях. Минуло меньше месяца, а Австрий, подписав в Парсдорфе сепаратное соглашение с врагом, нарушила свое главное обещание. Минто с тяжелым сердцем от безвыходного положения поставил Тугута в известность, что если все же начнутся франко-австрийские мирные переговоры, то Великобритания хотела бы принять в них участие. Тугут заверил, что таких переговоров он не допустит. Однако как ни могуществен был первый министр, не все в империи подчинялись его воле. В день, когда Тугут в Вене обещал Минто предотвратить переговоры, в Париже стартовали сепаратные австро-французские переговоры.
7
21-го июня, вскоре после подписания Алессандрийской конвенции, первый консул Бонапарт попросил австрийского генерал-майора Жозефа фон Сен-Жюльена, который в Милане с Бертье работал над отдельными положениями Алессандрийской конвенции, срочно отбыть в Вену, дабы вручить императору Францу письмо. Бонапарт повторил предложение Талейрана, высказанное весной, до печальных событий в Италии: подписать мирный договор близкий по духу к Компо-Формийскому соглашению. Первый консул, в соответствии с концепцией Талейрана, сеял раздор между Англией и Австрией.
Сен-Жульен нашел императора Франца в мрачном расположении духа. Французы прорвались за Дунай и гнали армию Края, как стая волков гонит оленя. Несколько дней император думал, а когда стало известно, что Край занял позицию под Мюнхеном, – решился. Не словом не обмолвившись Тугуту, Франц ответил Бонапарту согласием.
6-го июля Сен-Жюльен и граф Нейпперг, который войдет в историю как второй муж императрицы Марии Луизы, помчались в Париж на переговоры к будущему первому мужу Марии Луизы. В дорожной сумке Сен-Жульен вез расплывчатые инструкции императора, которые при самой вольной интерпретации не тянули на полновластные полномочия. Смысл инструкций сводился к формуле: переговоры вести, ни ничего не подписывать. 20-го июля австрийские офицеры, капризом Проведения ставшие посланниками могучей империи, прибыли в столицу Франции.
Вечером следующего дня послов принял первый консул и министр иностранных дел Франции. 22-го июля начались переговоры. От французов переговоры вел сам Талейран.
Геополитическое положение к этому часу сильно отличалось от политического положения весны. Император Павел вновь изменил позицию России до неузнаваемости. Он вдруг проникся искренним уважением к первому консулу и к французской республике. Возможный союз с Россией открывал головокружительный путь, в конце которого светило полное поражение Англии. Камнем преткновения на этом пути стояла Австрия. Талейран уговорил Бонапарта вести переговоры с неопытными австрийскими послами так мягко, как это возможно. Пойти на все их условия, заложив в текст договора скрытые возможности денонсировать его. Франц не ратифицирует договор – убеждал Талейран – потому что финансовое положение Австрии не позволяет отказаться от субсидий, но существование договора основательно испортит отношения с Англией. Первый консул согласился с доводами министра иностранных дел, как всегда Бонапарт соглашался с доводами Талейрана. Уступить, чтобы победить, под таким девизом Талейран начал свою игру.
Молодые люди, впервые попавшие в зазеркалье большой политики, где всякая ценность обращается в злую насмешку, поначалу были удивлены податливостью французов. Все требования австрийцев находили полное понимание Талейрана. Сен-Жульен и Нейпперг отнесли это обстоятельство на счет силы Австрии, слабости Франции и собственных дипломатических способностей. У них не возникла даже мысли, что с ними играют, как кошка с мышами. Хотя инструкции гласили ничего не подписывать, но соблазн был столь велик, что послы не удержались. Шесть дней продолжались переговоры. 28-го июля проект мирного договора был подписан. На другой день проект подписал первый консул.
30-го июля счастливые послы, считавшие, что они сослужили огромную службу отечеству, и убежденные, что этот договор есть начало их блистательной карьеры, в сопровождении полковника Дюрока, адъютанта первого консула, везшего с собой текст ратифицированного договора и личное послание первого консула императору, выехали из Парижа. Пока послы ехали по французской территории, все обстояло хорошо, но стоило им въехать на территорию Австрии, начались события, внушившие Сен-Жюльену некоторые опасения. В Альтёттинге, на австрийских передовых постах, Дюрока задержали. Ему объяснили, что его дальнейшее следование в Вену невозможно. Напрасно Жюльен пытался втолковать непонятливому майору, кто они такие и с какой важной миссией торопятся в столицу. Пришлось ехать дальше без полковника. Сен-Жюльен списал это неприятное недоразумение на происки врагов и завистников, коих у каждого генерала в армии предостаточно, тем более теперь в виду его неожиданного взлета к самым вершинам европейской политики. Но не враги и завистники являлись причиной досадного недоразумения на границе. Причинами несчастий генерала были его собственная наивность и позиция первого министра.
Оставив Дюрока на попечение армейских офицеров, послы поспешили в Вену. Как и было договорено с первым министром еще перед поездкой, прежде императорской аудиенции Сен-Жюльен явился к Тугуту. Здесь незадачливого посла ждало самое большое жизненное разочарование. Тугут принял Сен-Жюльена, взял у него текст проекта договора, а самого спасителя отечества под конвоем, который был заранее вызван, отправил в крепость Карлсбург. Вот уж действительно, что «замыслы с размахом и почином меняют путь и терпят неуспех у самой цели».
За свое долгое пребывание в высших эшелонах австрийской власти Тугут пережил много бурь и штормов, но шторм, вызванный неосмотрительным поведением Сен-Жюльена и коварной расчетливостью Талейрана, пустил ко дну казалось непотопляемый крейсер. Этот шторм положил предел долгой и успешной карьере Тугута.
Первый министр выбился из сил, убеждая императора, что следует выполнять союзнические обязательства, что французы лишь хотят рассорить их с англичанами, с которыми совсем недавно подписано очень выгодное и нужное для Австрии соглашение о финансировании военных затрат. Что договор этот на что иное, как провокация, что Сен-Жюльен, подписав договор, превзошел отпущенные ему полномочия. Франц соглашался с доводами Тугута, но все же… все же война слишком затянулась. Тогда Тугут напомнил Его Величеству, что его Величество собственной рукой подписал договор с Англией. Если угодно Его Величеству вести переговоры с Францией – продолжал убеждать Тугут – то согласно духу и букве последнего договора их нужно проводить совместно с Англией, выступая против Франции единым фронтом. (9-го августа Тугут получил через Минто согласие английского кабинета принять участие в переговорах с Францией).
Император был вынужден согласиться с Тугутом, и он попросил первого министра уладить дело с Сен-Жульеном так, как первый министр считает нужным. Император был принужден согласиться, но дни первого министра были сочтены. На этот раз Тугут, отведя императору роль статиста, перешел невидимую красную черту, какую политику не следует переходить никогда, ни при каких обстоятельствах.
С согласия императора 11-го августа Тугут написал Талейрану письмо, в котором он сообщил, что подписанный Сен-Жульеном договор денонсирован, и предлагал провести трехсторонние переговоры. 15-го августа послание Тугута в Париж доставил Дюрок, которому после недельной задержки австрийцы позволили следовать в Вену, а оттуда в Париж.
Получив письмо Тугута и подробно расспросив Дюрока о слухах, сплетнях и настроениях при дворе императора, Бонапарт и Талейран поняли, что интрига с Сен-Жюльеном в определенной мере достигла желаемых целей. Договор не был ратифицирован, но английской партии при венском дворе они сумели нанести невосполнимый урон. Предложение же Тугута о трехсторонних переговорах было последнее, чего желали первый консул и министр иностранных дел Франции. Гораздо большего можно добиться, интригуя с каждым из респондентов отдельно. На очереди стаяла интрига с Англией.
Первый консул поручил Отто, французскому поверенному в делах в Англии, находящемуся в Лондоне с начала года, наладить контакт с бароном Гренвилем, английским министром иностранных дел, с целью проведения мирных переговоров. Пит, сам большой специалист в таких делах, распознал в настойчивости Отто истинную цель французов. Англичане повели себя хитрей и осмотрительней австрийцев. Гренвиль не пошел на личный контакт с Отто, общаясь с ним через сотрудников министерства низкого ранга, причем всякий раз партнер по беседам менялся. С каждый новым партнером позиция английской стороны несколько менялась, при этом новый партнер ссылался на неправильное понимание своим предшественником инструкций Гренвиля. После месяца «переговоров», Бонапарт и Талейран поняли, что их маневр открыт, и продолжать в Лондоне усилия по развалу коалиции не имеет смысла.
С Англией не получилось. Надо еще раз пробовать добиться желаемого в Вене. Между тем посеянные Талейраном семена раздора давали всходы. Положение Тугута становилось все более неопределенным. Франц не простил ему случай с Сен-Жюльеном. 28-го сентября Тугут был смещен со всех занимаемых постов. Место первого министра занял граф Кобенцль, ранее служивший послом в Петербурге. Отныне Кобенцль должен представлять Австрию на переговорах с Францией в Париже. По большому счету Талейран и Бонапарт добились своего. Они разбили коалицию. Австрия твердо выразила готовность к переговорам без Англии.