Велорикша

Эдуард Князевский
Отрывок из романа "Самый Жёлтый дом"

Меня, в который раз заело: «Ну, как так?! Ну, почему нет?! Почему нельзя?! Ведь в этом нет ничего такого!» Я сидел за столом во дворе своей новой работы, вокруг тишина, вечер, большой зеленый луг, по нему течет тихая река с низкими берегами. Мои, бывшие усталые после длинного трудового дня коллеги мирно уселись дружной гурьбой прям на траве. Никто никуда не спешил, им некуда было идти, они привычно подшучивали друг над другом: «А может в покер? По-маленькой?» Одинокий Саша в теплой куртке не по погоде и рюкзаком за спиной, потеряв меня, слева направо уходил по лугу вслед за темной водой реки. Окликнуть? Сыграть?
Не сейчас. Почему невозможно, кто сказал? – кружилось заевшей пластинкой в голове. Ом, А, Хунг, ом, а, хунг – во все два уставился на краснобокую книжицу паспорта, что одиноко лежал на столе. На миллиметр, на микрон! Сдвинься, зараза! Если тебя нету, я сам сделаю это. На этом месте я и уснул. Как есть – сидя.
Проснулся затемно, ребята ушли. Друг тоже. Но светлой скатерти стола темнел прямоугольной тенью… Ах, да, паспорт! Нужно спрятать, пока не просрал и его, - тяну сонную руку. В паспорте, меж страниц было что-то… Женская уловка – невидимка невесть откуда выпала из книжки. Фу, чертовщина! Кто-то подшутил… А это что?! Вслед за невидимкой посыпалось разноцветное конфетти из блестящей фольги! Получилось!!! Ура!
- Уже начинаем, только тебя и ждем,- легкая рука легла мне на плечо.
- Ты напугала меня, - вздрогнул от родного звучания речи. – Смотри, смотри, у меня наконец получилось, мне удалось, - я брел за ней по ночному лугу, протягивая руку с чудо-конфетти, уставившись на ее недоступное тело, сквозь тонкую ткань в лунном контражуре.
- Потом, потом… Все собрались. Там несколько семейных пар. Мы все должны быть голые, ты готов?
- К чему?
- Ты приготовил вступительный номер?
- Танцевать у шеста я не буду.
- Скучный ты. Тебе лишь бы потрахаться  на скорую руку, так?!
- Нет не так. Смотри, вот опять!
В небе творилось ненормальное: сначала невнятные лучи и отблески, затем на неузнаваемой высоте была явлена сфера, на подобии дискотечного зеркального шара. Сама вся из неземного голубого света, она тихо плыла меж редкими облаками, осыпая ночной луг, реку, нас, идущих босиком по холодной, сырой траве бликами-зайчиками пришельцами. Это старый трюк, я видел его не раз и не два, и все дивился по-утру, почему молчат газеты?! Даже куцые, скучные, местные не удосуживались… Вы, что спите все по-ночам писаки провинциальные?! – возмущался, даже не заглянув в страницы.
Шар рассыпался на все-все-все квантики-осколочки, и те тихо рухнули на землю, где-то за горизонтом.
- Блин, что за мовитон – подкладывать под этот финал саунд такой… такой, как будто грузовик вывалил пыльным скопом битый, старый кирпич на асфальт. Фе! Креативщики хреновы, межгалактические! Дерёвня!!!
А вот и новый номер! НЕ высоко, не в небе, прям надо мной плыли большие, как башмаки у клоуна, детские, ветхие, деревянные игрушки, с облупившейся кое-где яркой краской. Забавно. Вот грузовик, вот пирамидка, мотоцикл. А это, что за хрень?! Велорикша, без байкера, за то, на пассажирском - деревянный комик-уродец. Плывет ниже всех, вертит деревянной, облезлой, с большими белыми губами, и зазывает странным тягучим постинсультным воем: «А, кто тут у нас хочет умереть?»
Ах вы -же , суки!!! – подымаю руку, хватаю корявый дирижаблик за педаль, - на слабо берете?! – легко подтягиваюсь на одной руке, -Сейчас потолкуем, клоун-пугач, - я в повозке, но она уже пуста. От ужаса мне кривит всю морду-лица, я хватаюсь за поручни, перевешиваюсь через ненадежные, пытаюсь разглядеть хоть кого нибудь на темной земле, хочу окликнуть, позвать на помощь!!! Уплываю… Одеревеневшие, побелевшие от страха, губы не слушают меня, я набираю воздух полную грудь: «Кто-о-о хо-о-о-оочет у-у-уме-е-ере-е-е-е-еть?!»,- кривым, замедленным воем поливаю темноту вокруг.