Утром город выглядел неприглядно: моросил противный дождик, с деревьев под порывами ветра стекали целые струи мутной воды, зато в полдень яркие лучи солнца, прорвавшись сквозь туманный морок, разогнали тучи, высушили асфальт, и все вокруг стало ярким и радостным. Прогулка обещала быть чудесной. Вика вдохнула полной грудью и взглянула на профессора. Он шел рядом с совершенно отрешенным видом. Нет, не время наслаждаться чистотой свежего воздуха: перед ней не простая задача – извлечь Евгения Странггера из пучины научных рассуждений и направить ход его мыслей в нужное направление.
- Скажите, а как влияет научная деятельность на вашу личную жизнь? - произнесла она заранее заготовленный вопрос.
- Исследуя квантовые взаимодействия, я так увлекаюсь, что, кажется, полностью ухожу в области других, не земных измерений, оставляя фобии и проблемы в реальном мире, - вяло откликнулся Евгений. - Возвращаюсь к суете повседневности я несколько измененным: что-то остается со мной, может быть, понимание сложнейших функциональных взаимосвязей, управляющих явлениями природы. И еще, - добавил он уже совершенно отрешенным тоном, - после возвращения я замечаю, что обнаруженные мной закономерности квантовой реальности, пусть в несколько другой форме, действуют и в обыденном мире.
Евгений продолжал развивать свою мысль: физические, философские термины сыпались из него как из рога изобилия. На пять предложений у него было двадцать пять неизвестных терминов: понять, о чем он говорит, было совершенно невозможно. Виктории оставалось прислушиваться к интонациям его речи - и она совершенно не видела отличия между тем, как он читал лекцию и тем, как говорил в непринужденной обстановке личного общения. Очевидно, профессор не осложнял жизнь такими дифференциациями: он стремился как можно точнее и, по возможности, без лишних артефактов донести до собеседника свои мысли, полагая, что академический тон, оттенок интеллектуального превосходства, ясные артикуляции и однообразные интонационные модуляции голоса подходят ко всем случаям жизни.
- А как выглядит любовь в дополнительных измерениях? – Виктория рассчитывала, что этот вопрос обязательно оживит разговор, придаст ему личный характер. Евгений ответил все тем же академическим, лишенным эмоций тоном:
- Любовь имеет бесчисленное множество измерений. Пути к ней многовариантны, и каждый выбирает путь, соответствующий именно ему.
Порывшись в портфеле, Странггер извлек небольшую книгу в мягком переплете.
- Это вам. Почитайте, в этом сборнике разных авторов интересующая вас тема подробно освящена именно в моей статье.
Вика рассеянно взглянула на название «Экзистенциальные проблемы современного человека в свете новейших открытий квантовой механики», и представив, что мог накропать этот, не от мира сего, ученый о великом чувстве любви, поскорее спрятала книгу в сумку.
Евгений замолчал, полностью ушел в свои раздумья и, скорее всего, забыл, что не один. Подавив смешок, и, затаив дыхание, Виктория наблюдала за глубоко задумавшимся профессором, но пауза затянулась, и ей стало скучно.
А что если позвонить Феликсу и сообщить, как-будто между прочим, что она на прогулке с профессором. Интересно, как он отреагирует? Нужно проверить и немедленно! Вика набрала номер гроссмейстера.
- Здравствуйте, Феликс.
И замолчала, обдумывая, как рассказать про Евгения.
- Почему звонишь, что-то случилось?
- Нет, я просто так звоню.
- Просто так? - повторил гроссмейстер фразу, но с особенной, своей интонацией. Не было человека на земле, оттенки одного только голоса которого, Виктория так хорошо понимала. В двух словах он сумел выразить, а Виктория услышать целую симфонию эмоций: недоверие, легкую усмешку, заинтересованность, одобрение и радость. Да, радость она тоже услышала. В ней сразу что-то откликнулось и задрожало, а сердце гулко застучало и ухнуло к пяткам. Обладая непреодолимой притягательностью, голос Феликса действовал на нее как живительный эликсир. Он был приятен даже сам по себе, Виктория хорошо чувствовала и слышала разнообразные оттенки его речи и даже, как будто, видела стоящие за ними эмоции.
Вот дьявол! Как удалось ему коротким вопросом перечеркнуть все удовольствие от затеи знакомства с чудаковатым профессором?
- Шифруешься и что-то недоговариваешь, Вика.
Когда гроссмейстер произносил ее имя, девушка слышала не просто слово, он умел вложить в него целую симфонию чувств. В его устах она слышала свое имя как зов и откликалась всем своим существом: сознательным и бессознательным, всеми инстинктами и всем самым лучшим, что в ней было.
- Где ты сейчас? – спросил Феликс.
- Гуляю, - ответила Вика, и поспешила уточнить подчеркнуто значительным тоном, -
с профессором, специалистом в области квантовой механики.
- Накануне областных соревнований занимаешься физикой? - искренне удивился гроссмейстер. - Кстати, хочу тебя огорчить, на вчерашней жеребьевке тебе выпало играть с ветераном Поповым. Напомни, на каком ходу ты сдалась ему на аналогичных соревнованиях в прошлом году? На двадцатом, двадцать первом? Дедушке в этом году исполнилось восемьдесят шесть. Неужели опять проиграешь? Попадешь во все шахматные анекдоты.
В начале разговора тон его голоса был взволнованным, манящим и томным, теперь он резко изменился - в нем появились насмешливо-грубоватые нотки.
- Я в шахматном клубе. Приезжай немедленно, посмотрим его последние партии, - и, не дожидаясь ответа, гроссмейстер положил трубку.
Все еще во власти голоса Феликса, не сразу осознав, где находится, Виктория невидящим взглядом посмотрела на профессора.
- Мне нужно идти.
- Простите, вы что-то сказали? - спросил он, явно продолжая думать о своем.
- Мне нужно идти в шахматный клуб,- незаметно для себя Виктория повысила голос, обращаясь к Евгению как к глухому.
- Можно я пойду с вами?
- Конечно! – обрадовалась Виктория.
Отлично! Ягненок сам идет на заклание: увидев их вместе, Феликс обязательно заревнует и хоть какой-то прок будет от бестолкового знакомства.
Они направились в сторону шахматного клуба.
- С шахматами - неожиданно начал говорить Евгений, - у меня связаны интересные воспоминания. Когда я был подростком, как-то раз зашел в шахматный клуб. Там как раз решали задачи, тренируясь ставить мат в два хода. Узнав правила и ходы фигур, я попытался принять участие в конкурсе. Первая задача шла с трудом, вторая легче, а третью я решил с наслаждением.
Родители купили шахматный учебник, и я перерешал его весь за неделю, получая все возрастающее удовольствие от четкой логики и оригинальных решений. Шахматные композиции были, красивы, более того, они были совершенны! Выделив наиболее сложные, я решил обсудить их с тренером, но он не поверил, что я сам смог додуматься до правильных ответов. Заметив, что даже он не сможет решить половину этого учебника, тренер назвал меня фантазером и посоветовал играть в шахматы с другими детьми. Он сказал, что без живой борьбы на арене соревнований не достигнуть прогресса, лишь обретя опыт игры, можно стать хорошим шахматистом и поставил условие – я начинаю играть в шахматы с другими детьми или больше не прихожу на занятия. Я обещал, но обнаружив, что доска и расставленные на ней фигуры представляют собой интересные математический объекты, уже не решал задачи, а проводил разнообразные вычисления. Когда я вновь пришел в шахматный клуб, то сразу сообщил, что задачи не самое важное в шахматах. Тренер похвалил за благоразумие и предложил сыграть партию, но я ответил, что играть тоже не хочу, а мне нравится производить вычисления с шахматной доской. Разгневанный тренер обозвал мои математические эксперименты броуновским движением без смысла и цели и прогнал меня прочь. Я отвернулся, что бы тренер не увидел слез, и ушел.
- Что было дальше? – нетерпеливо спросила Вика.
- Потом я увлекся квантовой механикой, затем математическими расчетами в области ядерной физики.
Неожиданно Евгений замолчал, он был рядом, но вне пределов досягаемости. Было видно, что профессор без остатка погрузился в свои воспоминания. Неожиданно он остановился и спросил:
- Куда мы идем?
Виктория опешила. Она уже уяснила, что поведение профессора не вписывается в принятые нормы, но этот вопрос её обескуражил.
- Разве мы не говорили об этом?
- Не помню, - задумчиво ответил Евгений, по всей видимости, оставаясь в плену своих размышлений.
- Евгений Павлович, мы идем в шахматный клуб, - ответила Виктория, стараясь говорить как можно мягче.
Они пошли дальше. Он задумался, и, пробормотав нечто невразумительное, опять замолчал. Виктория смотрела на Евгения и думала о том, что он погружается в мир, сконструированный в его сознании – для него этот мир реальный, а для нее фантастический. Вот он идет рядом, но отстраненный и чуждый, – Виктории стало неуютно.
Внезапный вопрос Евгения заставил ее остановиться.
- Так я не понял, куда все-таки мы идем?
- В лес, Евгений Павлович, - ответила Виктория, уже теряя терпение.
- Как в лес, почему? – изумился профессор, - мы же собирались в шахматный клуб?
«Коза драная, - с внезапной злостью вспомнила Виктория Аню, -втянула в дурацкое знакомство. Я как была, так и осталась шахматной игрушкой гроссмейстера, а теперь, к тому же, становлюсь нянькой незадачливого профессора».
Прогулка уже тяготила ее и она была рада, что они, наконец, дошли до шахматного клуба. Виктория сразу прошла в кабинет Феликса, а профессор выразил желание подождать ее в коридоре. Он сразу направился к вахте. Когда спустя два часа Виктория вышла в холл, он все еще беседовал с Маней.
«Чудак, - подумала Виктория, ощущая смутное раздражение,- пришел за ностальгическими воспоминаниями, а сам никак не отлипнет от вахтера. О чем они могут говорить? Неужели столь разные люди могут найти общие темы для разговора?» Она подошла ближе.
- Вот и вы, - заметил повеселевший Евгений, - мне как раз пора уходить.
- Был счастлив познакомиться с вами, милые дамы! - произнес он, косясь на бюст Мани. - Благодарю Вас, Виктория, за то, что нашли время обсудить ряд интересующих меня проблем. Вопросы это камертон размышлений и весь сегодняшний вечер я буду думать о затронутых вами темах. Позвоните, если возникнет желание продолжить дискуссию.
Польщенная Виктория улыбнулась. Обыскав себя, Евгений нашел ручку в самой глубине своего кейса и безобразно неровным почерком написал номер своего телефона.
- На меня произвело сильное впечатление ваше умение выражать эмоции по поводу и в полном соответствии с обсуждением темы разговора, - продолжил профессор, обращаясь теперь уже к Мане. Он взял ее пухлую ручку и медленно поднес к губам, - всегда рад незатейливой интенциональной беседе с очаровательной собеседницей. Вы позволите навещать вас иногда, милая Манечка?