«Древо жизни» вечно зеленеет
До философских высот поднимается новый роман нашего земляка и коллеги по журналистскому цеху
Немалый шум вызвало уже первое произведение Александра Григоренко – «Мэбэт». В литературных и окололитературных кругах витало приятное удивление: каким образом в пору, казалось бы, победившего пустопорожнего «гламура» смогла появиться такая мощная, самобытная, а главное – такая таежная книга?
Наиболее высоколобые знатоки тотчас уловили некое глубинное, генетическое родство манеры письма сибиряка с Габриэлем Гарсия Маркесом. А после выхода в свет его второй книги -- «Ильгет. Три имени судьбы» -- это мнение из парадоксальных плавно перетекло в разряд общепризнанных...
Презентация романа прошла на днях в Красноярске, по программе КРЯККа, ставшего уже всероссийским культурным событием. Начну с того, что в зале имелся полный аншлаг, а среди собравшихся были замечены многочисленные представители литературного, журналистского и политологического бомонда Красноярска. «Виновник торжества», жестоко переволновавшийся накануне, внешне выглядел почти что олимпийцем. И диалог с читателями получился живым, острым, доверительным.
История создания «Ильгета» в какой-то мере повторяет мучительный путь «Ста лет одиночества» -- самого читаемого в мире романа Маркеса. Молодой и дерзкий колумбиец написал первую его главу, будучи совсем юным. Но понял, что осилить эту махину ему пока «не по зубам». И отложил замысел на годы, с головой уйдя в постижение писательского мастерства. Вот и Александр на презентации рассказал, что задумал и начал воплощать «Ильгета» раньше, чем книгу, первой отданную на суд читателей и критиков. И задачи ставил перед собой вполне амбициозные: «В понимании большинства россиян, русское культурное пространство обрывается за Уралом. Наша тайга воспринимается как пустота. Самым большим моим желанием было нарушить эту, мягко говоря, не совсем правильную традицию. Но для того, чтобы решить эту задачу, нужны были какие-то из ряда вон выходящие факты и нетривиальное их осмысление. Насколько это удалось, судить читателям».
Собственно, читатели уже составили свое суждение. Автор этих строк, не лишенный литературного гурманства, прочел «Ильгета» на одном дыхании, сделав небольшой перерывчик только на то, чтобы подкрепиться. И оторваться было невозможно! Тот метод «субъективной камеры», который использовал автор, придал повествованию пронзительную исповедальность, которая подкупает более всего. Как и искусное вплетение в ткань романа мотивов таежного фольклора. К примеру, общего для всех народов и племен Великой тайги предания о двух братьях, происходящих из чужого племени и пригретых неродным по крови отцом. Хотя Александр Евгеньевич и утверждал, что не ставил перед собой никаких этнографических задач, поскольку источники крайне скудны и многое пришлось домысливать, позволю себе не согласиться с ним. Широкий Человек по имени Ябто, приемный отец Ильгета и его брата, -- юрак. И его психофизический тип, и менталитет, и даже бытовое поведение схвачены на удивление точно. Сужу и по многочисленным свидетельствам исследователей, и по собственным наблюдениям. Ябто -- физически мощный, ловкий, смекалистый, с развитой хозяйской хваткой. Как практически все юраки. И способный выносить большую мечту – «стряхнуть все гнезда с Древа жизни, установить в них справедливость, чтобы не было больше обиженных, а потом водрузить на свои места». И даже сумевший собрать под свое знамя целое войско, чтобы воевать за осуществление этой великой утопии…
Главный герой, от имени которого ведется повествование, -- кет. То есть сын одного из древнейших народов, причем не только Сибири. Ильгет на языке кето – «человек земли». Пройдя через горнило неимоверных страданий, он не просто выжил физически. Он от быта возвысился до Бытия! До фразы «Жизнь спутанной сетью лежит у моих колен, и я мучительно пытаюсь отыскать в ней начальную нить, чтобы извлечь все, что видел сам, слышал от других людей, то, что приходило в снах и видениях, чтобы понять ее строй и надобность моего появления на земле». То есть до размышлений о том вечном, непреходящем, которое живет в душе каждого, но, увы, не в каждой душе просыпается…
С романом Маркеса книгу Александра Григоренко роднит многое. Но мне особенно запала в душу перекличка сквозных персонажей. У великого латиноамериканца это героиня по имени Урсула, которая прожила на свете сто семьдесят с лишним лет и все никак не могла отбыть в лучший из миров. У сибиряка – загадочный и потому вдвойне притягательный персонаж , названный Куклой человека. Это существо, по его собственным словам «пережившее внуков своих внуков», только на поверхностный взгляд переполненного жизненной энергией Ябто кажется беспредельно
обветшавшим и выжившим из ума. Когда могучий юрак спрашивает у этого почти бесплотного создания совета, Кукла человека проявляет такую проницательность, такое знание самой природы человека, что поражает и самого Ябто, и нас, читателей. И поразит в дальнейшем еще не раз. Кончая тем, что когда участь главного героя был приглашен решить своеобразный ареопаг самых испытанных мудрецов, в их числе оказался и Кукла человека. Хотя дело происходило не в родной им обоим тайге, а в невероятно далеком по тем временам Самарканде, только-только начавшем оживать после монгольского разорения.
Закончить хочу цитатой из отзыва о романе литературного критика Льва Данилкина: «Материал – сибирско-таежный, а суть – та же, что в древнегреческих трагедиях, в «Эдипе»: человек и рок, судьба. Собственно, все книги пишутся про это. Только одни химически чистые, а другие – «разбавленные». Книги Александра Григоренко -- редчайший образец литературы – литературы вообще без примесей».
Очень похожей фразой хотел завершить свои заметки и я, но вовремя обнаружил, что сию мысль уже сформулировали другие. Однако ничуть этим не огорчен!
Сергей ЗАХАРОВ