Офоня Крошёнина под старость одиноко жил. Жёнка умерла, а деревенские вдовушки, хоть и без коровушки, что-то замуж не торопились и не наваливались. Может виновато деревенское прозвище – Крошёнина? Смалу под губой оставались хлебные крошки, и как они там прилипали!? – уму непостижимо. А потом переболел оспой, на лице остались
крошечки небольшие оспинки. Да, и жених большой прыти, в поисках второй половинки, что-то не особо старался. На докучливые да с подковыркой вопросы, старушек, отшучивался:
« Мине, ведь в жёнки ровеснича-то не порато и надобе. Она стАра да и я такой, дакеть одной говорей про болезни заниматче станём. Никакого вдохновения и стремления к супружеской жизьни. Приглядываюсе к молодой жёнке, у её здоровье хорошоё, тело - как орех, на всю ночь грех. Ревновать стану, никуда пушщать не буду – вот тогда жизь будёт, а не прозябание со старухой!»
Дошутился, что позарилась какая-то городская, тунеядка, живо окрутила Офоньку. Вскоре дом продали, и увезла, неведомо, куда-то жениха. С отъездом Крошёнины скучно стало, в деревне, бабкам.