Человек и зверь. Дарья

Марина Есипова
Начало этой истории относится к лету 1982 года, когда цирк ездил на гастроли на Дальний Восток. Именно тогда Степан Игнатов, цирковой клоун, парень лет 28. познакомился с Дарьей. Дарья была морским котиком с большущими чёрными, совсем человеческими глазами. Степан нашёл её на берегу, раненую, такую маленькую и несчастную. Как оказалось потом, браконьеры просто не смогли её утащить и бросили на берегу. Ветеринар сказал, что Дарья умрёт, но Степан не допустил этого. С этого дня она стала ему всем. Товарищи подшучивали над ним, но он лишь отмалчивался. Так Дарья оказалась в цирке. Степан души не чаял в своей питомице, и она платила ему тем же. Вскоре и она стала артисткой и выступала с группой котиков. Кто знает, чем бы кончилась эта история, но в 1986 году пришла в страну перестройка, и начали ломаться веками сложенные отношения. Цирк государство перестало финансировать, и с каждым годом становилось всё хуже. Людей сокращали, зверей было нечем кормить, и их стали продавать за границу.
Степан помнил тот день, когда директор подошёл к нему, пряча глаза, и сказал:
   - Стёп, мы продаём котиков... Ты сам понимаешь их нечем кормить. Заметив, как побледнел Степан, он добавил:
  - Дашка никогда не была в списках, ты можешь её забрать, но лучше продай её, Степан. Они платят в валюте.
Он не продал Дашку, и она поселилась у него в квартире на девятом этаже в ванной. Поначалу жили они неплохо, пока Степан не попал под сокращение. Цирк закрыли. Степан кое - где подрабатывал, но денег не хватало. Дашка была уже большой и ела много...
В тот вечер он сидел голодный и у Дашки от такой жизни тоже был угрюмый вид. Она подошла к Степану и ткнулась ему носом в ладонь, положила ему голову на колени и смотрела долго - долго, вопрошая. Игнатов   не вынес этого, схватил куртку и пошёл в порт. «Зачем зверю - то пропадать?» - думал он.
Капитан был удивлён, когда ему предложили котика, и уж совсем изумлён, когда узнал, что даром. Его не пришлось долго уговаривать, и скоро Дашка с беспокойством обнюхивала клетку. Степан опустился перед ней на колени и обнял в последний раз. Она замычала и вдруг зарычала, заплакала тоскливо, как ребёнок, и всё тыкалась в него мордой. Степан бросился с трапа вниз и всё слышал её крик. Крик этот стоял у него в ушах, хотя он миновал уже два квартала. Была ночь, сырая, осенняя. Месяц плыл в тумане, а Степан шёл по лужам, ничего не видя. Вдруг кто - то окликнул его. Он узнал Алёнку - худенькую девочку - гимнастку из цирка. Он слышал, что два года назад у неё погиб муж. Он помнил этого задумчивого журналиста. Его убили. Алёнка долго не могла прийти в себя и осталась жить лишь ради сына. Она вцепилась в локоть Степану и, заглядывая в глаза, спросила:
- Степа, ты до вокзала? Возьми меня с собой. Я боюсь одна. Я к матери в деревню еду Сашульку забрать. Яблок ему везу... Он подрос, на Димку стал похож. А чудной стал. Недавно такая каверза вышла: я ему яблоки-то покупаю и говорю: «Саш, ты огрызок-то не выбрасывай - я его потом съем». А он к тётке в гости когда пошёл, яблоки сам ест, а огрызки рядом в кучу собирает. Тётка хотела выбросить, а он говорит: «Ты не выбрасывай, я их маме отнесу -  она огрызки любит». И смех, и слёзы... Да ладно, мы пришли. Счастливо тебе, Степан.
Он не помнил, как дошёл до дома. В ушах стоял крик Даши. А перед глазами настойчиво плыло лицо журналиста. «Зачем жил я?»- думал Степан.
Дома спокойно снял люстру с потолка, осторожно, чтобы не разбить ни одной стекляшки, положил на пол. Повесил верёвку на крюк и, глянув в последний раз на мутный месяц за окном, толкнул табурет.
Он так и не узнал, что Дашка, отказываясь от пищи на чужом корабле, умерла тремя днями позже, и капитан, отчаянно ругаясь, столкнул её в море...

Картинка создана через нейросеть.