Дом стоял на островке, образованном коренной протокой, нешироким ручьем и обширным болотом, заросшим камышом.
На островок вёл горбатый бревенчатый мосток с калиткой. Через эту калитку могла проходить только Влада, её муж Володимер и дети.
Стражем мостика и калитки, был большой белый пёс, кавказская свирепая овчарка, один вид которой отбивал всякое желание ступить на запретную территорию.
Это было вызвано вовсе не тем, что Влада жадничала, не желала, чтобы чудесная вода была доступна всем. Каждый желающий, обратившийся к ней, совершенно бесплатно мог рассчитывать на стакан – другой живой воды.
Но она считала, и не без оснований, что каждый человек должен иметь место, где он будет недоступен для внимания других.
А внимания, не всегда желательного, она, как и её семья, избежать не могли. Внимание это было вызвано тем, что она слыла ведуньей, могла излечить от многих болезней и избавить от многих недугов. Она могла. И делала это.
Но как всякой женщине ей хотелось и простых семейных радостей: мужа, детей, просто иногда понежиться в постели. И она резко разграничила свою жизнь на две части.
Там, на острове, она была сама собой, простой женщиной, пусть и не с простой судьбой и необычными возможностями.
Но эти возможности она проявляла только вне своего маленького островка. И не её вина, что подземная жилка живой воды, которую она искала много лет, пробила себе выход на поверхность прямо у стены её небольшого дома.
Многие люди обращались к ней за помощью. Никто и никогда не получал отказа. Но остров – это не для всех, это только для себя.
На третий день была суббота. На маленьком долблёном челноке, именуемом по-местному «кайка», приплыл Володимер, муж хозяйки.
Как ни старалась Влада скрыть радость от того, что, наконец они вместе, наблюдательный князь заметил блеск в её глазах.
А Володимер и не пытался ничего скрывать. Его обожание хозяйки видно было невооружённым глазом.
Все эти три дня, Джанибек видел своих жён только издали, следуя рекомендациям ведуньи. Он исправно пять раз в день ходил к заветному озерцу, с молитвой окунался в его воды, выпивал воду, принесенную Владой и молоко, приносили которое её дети.
Если хотел есть, закусывал яблоками, много гулял. Спал, как младенец, много и часто. Все его заботы остались там, во внешнем мире.
Всё большее желание овладевало им. Он уже просто мечтал, грезил, как он прижмёт к груди свою любезную Мариам, когда будет можно.
Да и о других жёнах вспоминал с вожделением. Он их видел иногда вдалеке, сидящих у своих шатров. Знал, что они так же, как и он, ныряют в омут, пьют воду и козье молоко, едят хлеб и яблоки.
Джанибек отдыхал. Впервые в жизни он не был князем, человеком, ответственным за жизнь и существование множества людей.
Эти люди были далеко, вне доступности его влияния. Но и они никак не могли повлиять на него, заставить думать о своих бедах, огорчениях и радостях.
Джанибек, конечно, помнил о своём народе и об ответственности за него. Но народ был далеко. И по времени, и по расстоянию.
Его мозг, освобождённый от каждодневных забот и хлопот, сосредоточился только на нём и его жёнах.
Даже о хлебе насущном не приходилось задумываться. Козье молоко, яблоки и хлеб были его каждодневной пищей. Он не затрачивал ни малейших усилий, чтобы получить эту пищу.
Джанибек с удивлением обнаружил, что, оказывается, большую часть своего времени, люди тратят на поиски пищи и приготовление её.
Масса высвободившегося времени удивляла его. Тем более, что ему не приходилось никем руководить. Впервые в жизни он занимался только собой и своими проблемами, не отвлекаясь постоянно на проблемы своих подданных.
Он оказался как бы в информационном вакууме, по инерции не выпуская из головы текущие дела.
Но шло время, всё как-то устраивалось и без его непосредственного участия, тревоги и заботы отодвигались, затягивались дымкой и почти забывались.
Он, конечно, не забывал и не мог забыть о своём происхождении и предназначении. Что он князь, что он несёт ответственность за судьбу целого народа. Но каждодневная суета, большие и малые дела отодвинулись на второй план.
А на первом плане остался он сам и его жёны. И судьба его народа, оставшегося где-то далеко, зависела от того, насколько он сумеет реализоваться здесь не как руководитель племени, а как мужчина.
А мужское начало в нём возрастало с каждым днём. Он всё с большим интересом и даже вожделением поглядывал в сторону шатров своих жён.
Совсем недавно, он неделями не баловал их своим вниманием. Занятый повседневными делами настолько, что ни на что другое уже не оставалось сил. А теперь дел не было.
Жёны были, но было нельзя. Вдунья запретила даже думать об этом. Но как было не думать? И вообще, о чём ещё можно думать при таком образе жизни? И он думал.
Представлял во всех деталях, как он войдёт в шатёр к Мариам, как она встретит его коленопреклонённо, как они предадутся радостям плотской любви.
Вспоминал он и других своих жён. Тем более, что ему было что вспомнить. Каждую из них он любил, но каждую по-разному. С каждой был счастлив. С каждой по-своему.
Из этих пяти счастий и состояло большое счастье Джанибека. И несчастье тоже. Каждая из жён давала надежду. Но эта надежда таяла со временем, с возрастом. И вот надежда возродилась.
Неслышными шагами к его шатру подошла Влада. Мягким грудным голосом, она сказала, что в воскресенье вечером его ждут все его жёны. Он может выбрать любую. Или всех сразу, добавила она, улыбнувшись глазами и уголками губ.
А сегодня суббота, день генеральной приборки, день чистоты.