Хрыч, конечно, уважал постоянных клиентов, но и о своей прибыли не забывал. А выглядела я после того, как пол года проскиталась вдали от благ цивилизации не слишком презентабельно. Было такое подозрение, что одежда, которую с наступлением холодов предоставил мне Платон была снята с мертвецов, которые периодически составляли нам компанию в качестве зомби и выполняли простенькие задания, грузы, например, перетащить или передушить напавших собак. Впрочем, им-то уже не холодно. К счастью, контролер отпустил меня не с пустыми руками. Помимо «слёз зоны», подаренных водяными, в моем рюкзаке обнаружилось еще несколько артефактов. Благодаря щедрости повелителя я могла пообещать Старому Хрычу, что с оплатой проблем не будет. Тем же вечером я выставила лоты на аукцион и получила деньги.
Нормальные люди, получив на руки крупную сумму торопятся вернуться домой, чтоб припрятать основную часть, ну или закинуть на счет поступления. У меня не было дома, и счета тоже не было. Впрочем, бояться ограбления не приходилось, я всё еще была в потасканной одежде с залатанными дырами от огнестрела и выглядела не многим лучше жителя помойки. Ларёк с сигаретами у парка был открыт и я поспешила отоварится. Пачку с помятыми сигаретами, которая была у меня при себе, когда я попала под контроль, была давно выброшена с досады где-то возле Припяти.
Я смела со скамейки снег и присела на неё. Парк был тёмным, ни в одном из дюжины фонарей не было рабочей лампочки. Я с предвкушением зажгла сигарету и втянула дым. Как давно не курила… Наверное, в последний раз с Дезеном, после его опытов. Не думала, что выйду из Зоны, что меня отпустят. Видимо, переоценивала свою значимость для контролера. Что теперь делать с возвращенной свободой и жизнью было не понятно. Вернулась я в Зону с надеждой отыскать Камерона, рассказать о своих чувствах и попытаться добиться его любви. Отыскала, объяснилась, вот только никакой у него любви ко мне нет и быть не может. Впрочем, я не жалела о том, как сложилась моя судьба. Я смогла вытащить любимого из плена и заслужила в ответ его благодарность. Для него рабство было слишком тяжелым бременем, он в нашу последнюю встречу был уже на грани отчаяния и смерти, смерти личности. И я на самом деле счастлива, что помогла ему выбраться. Похоже, на мне влияние Платона сказывалось иначе. Да, вначале мне было тяжело смириться с тем, что чужая воля подчиняет меня целиком, ломает. Но я с этим смирилась, свыклась, и даже научилась получать удовольствие от общения с Платоном. Он умный, опытный человек с нетривиальным отношением к жизни и к людям. Я в своих мыслях называю его человеком, потому что тот, кто начинает узнавать Платона уже не может относиться к нему, как к монстру. Хотя, и жесток он бывает. А люди разве нет?
Я зажгла следующую сигарету. Откуда-то из далека донеслись голоса людей, а потом снова стало тихо. Пальцы ног отчаянно мерзли, но возвращаться в бар не хотелось. Все эти сталкеры с досаждающими вопросами (Как поход? Ты правда побывала в стае контролера? Как ты выбралась?) и ненавязчивыми, но отчего-то неприятными предложениями работы. Наверное, я просто вымотана, хоть меня и не на износ гоняли, щадили.
Дальше преследовать Камерона смысла не было. Я убедилась в том, что отношения между нами невозможны, и, похоже, смирилась с этим, хоть мои чувства и не угасли. Гвен была в ужасном состоянии, когда Кабан произвёл обмен пленными. Судя по её виду и поведению, с ней успели наиграться. Мне было неловко расспрашивать её о Камероне, она лишь сообщила, что он жив и был в порядке, когда она его видела. Я в очередной раз затянулась, находя в табачном дыме слабое утешение, и тут меня начал душить кашель. После подводного путешествия меня словно преследовал холод, я никак не могла согреться, по пути наружу горло саднило, а теперь, кажется, неизбежная простуда догнала меня.
Сигареты сгорали одна за другой, вечер превратился в ночь, а решение так и не было найдено. Пришлось возвращаться в бар. Еще несколько дней я прожила в комнатке, одной из тех, что Хрыч сдает сталкерам. Но соседство суетливых, шумных сталкеров меня теперь не устраивало. Слишком горькие воспоминания вызывало их присутствие, их рассказы. Знакомые продолжали предлагать проекты, не понимая, что держит меня здесь. Я и сама не понимала, но в Зону возвращаться смысла не видела. Казалось, стоит пройти контрольно-пропускной пункт и ноги сами поведут к Платону. Но это ведь совсем глупость, правда? Вырваться из плена контролера и вновь попасться в его паучьи лапы.
Вместо этого я угодила в другую ловушку, старую ловушку, которая ждала меня уже много лет с распростертыми объятьями. Я снова начала колоться. Радужный мир галлюцинаций был гораздо приятнее постылой реальности.
Пытаясь сбежать от привычного окружения, я поселилась в гостинице для туристов. Сталкеры относились к этому месту с необъяснимым пренебрежением, поэтому для меня оно стало идеальным. Я заплатила за несколько месяцев вперёд, чтоб не оказаться на улице, растратив все на порошок. «Чёртово колесо» удивительным образом сочетало в себе интерьерные штампы присущие советскому времени и ненавязчивый уют. Мой номер был оформлен в красных тонах, и, хоть мне и не нравился этот цвет, чувствовала я себя здесь комфортно, защищено. Два окна из металлопластика были задернуты тяжелыми портьерами, полосатые обои, толстый ковер с цветочным орнаментом, мягкая мебель, массивный деревянный стол. При чем стоил этот номер не дороже той убогой комнатушки два на три метра, с кроватью и единственным стулом. Сталкеры часто бывали при деньгах, и ушлые торговцы грелись за их счёт, порой загибая цены. Рассчитывая прожить здесь достаточно долго, я купила стационарный компьютер и 3g-модем. В этой уютной комнате я частенько напивалась до беспамятства и кололась, а в перерывах смотрела фильмы и играла в онлайновые игрушки. Вела свою бессмысленную жизнь к логичному завершению.
Не знаю, наркотики уничтожили иммунитет или просто организм не понимал, зачем бороться. Я кашляла, как проклятая, приступами, задыхалась. Пройтись по улице или подняться по лестнице стало проблемой, после такой нагрузки начинался очередной приступ, заходилось сердце, сбивалось дыхание и гадкий зудящий кашель сгибал пополам. Я все меньше выходила из номера. Тело стало слабым, движения давались с трудом. Я постоянно потела и почти не выползала из постели. Однажды ночью после очередного приступа началась странная боль в области груди. Что могло так проявляться? Казалось, легкие гниют во мне. Это было жутко, я набрала номер скорой и рассказала диспетчеру о симптомах. Женщина на том конце телефонной линии заявила, что легкие болеть не могут, а значит, мне показалось и помощи мне не окажут. Я швырнула телефон со всей силы, собираясь разбить его о стену, но ослабевшие мышцы не смогли совершить подобный бросок, и трубка вяло упала на ковёр. Я скрутилась на кровати в клубок, ожидая облегчения или смерти. Боль не отступала. Не помог ни горячий чай, ни теплая ванна, ни надевание трех свитеров одновременно. К утру боль утихла, отзываясь далёким эхом при движении, и более отчетливым, когда снова начинался кашель.
Через несколько дней после этого случая у меня случился передоз, довольно таки странный. Я сидела на полу, прислонившись к кровати. Рядом тазик, ну, на всякий случай, я редко блюю под гером, но бывает и такое. В гостинице топят слишком усиленно, а я часто потею и никак не привыкну к этому гадкому ощущению промокающей в миг одежды, поэтому окно приоткрыто. Серое небо осыпается мелкой крошкой, часть снежинок залетает внутрь, оседая на подоконнике и стопке книг под ним. Началось всё как обычно, я сделала раствор, ввела иглу под кожу, равномерное нажатие на поршень шприца и в грудь ударило приятное тепло, растекающееся по всему телу. Восхитительное отрешение от реальности, словно меня на земле никогда и ничто ни с кем не связывало. Захотелось курить, я потянулась за сигаретами в карман, точнее мозг отдал такой приказ руке, но движения не последовало. Сквозь приятную пустоту и пофигизм, ради которых всё и затевалось, пробился росток страха. Слишком похоже на паралич. Время тянется, сознание то поглощается темнотой, то вновь выныривает на поверхность, впиваясь взглядом в серое пространство за окном. Подвижность так и не возвращается.
В одно из таких выныриваний я обнаружила, что окно теперь открыто настежь, а в комнату влез незнакомый парень. Вор? Он беспечно сидел на широком подоконнике и осматривал обстановку, не обращая на меня внимание. В том, что незваный гость представляет для меня опасность сомневаться не приходилось, люди, не замышляющие плохого не заходят через окно. Глок был совсем рядом, в кобуре на поясе, но я и пальцем не могла пошевелить. В распахнутое окно врывался ледяной ветер, парень спрыгнул на пол, свалив книги, и принялся бесцеремонно ходить по комнате, заглядывая в шкафы, ящики стола. Приподняв свисающий край покрывала, он посмотрел на хранившийся под кроватью баул, наполненный сталкерской экипировкой, но не заинтересовался содержимым. Странный гость выпрямился и подошел ко мне вплотную, всмотрелся в неподвижное лицо с какой-то жалостью и, ничего не сказав, отступил. При этом парень споткнулся об тазик, и я пожалела, что тот пуст.
Похоже, вор не обнаружил того, что искал. Он с унылым выражением на лице застыл у открытого окна, ссутулив плечи, и пробормотал: «Как скучно». Было не ясно, почему он не уходит, и почему ничего не делает.
Тело неумолимо чесалось, а возможности унять зуд не было. Но несколько мгновений спустя я поняла, что холодный воздух действует отрезвляюще, пальцам правой руки медленно вернулась подвижность.
- Что ты делаешь? – внезапно спросил гость, и я испугалась того, что он заметил, что я приблизила руку к кобуре.
- Сижу, - ответил мой голос против воли, и добавил, - Закрой окно.
Я знала, что холодный воздух может спровоцировать новый приступ кашля. Раз уж дар речи вернулся ко мне, нужно как-то отвлечь его. Пока что я не решалась сделать выстрел, уверенна, у него тоже есть оружие, а мои руки едва меня слушаются. Нужно тянуть время, пока тело придёт в себя.
- Окно? – переспросил он, - Не могу. Я не для этого здесь.
- А для чего? – собственная речь воспринималась замедленной и отдалённой, на языке появился сладкий привкус. Что такое подмешали в порошок? Какой гадкий приход.
- Ты уверенна, что хочешь знать это?
- Нет, - ответила я, подумав, что если он сейчас ответит, что пришел, чтобы убить меня, и вытащит оружие, я даже не успею поднять пистолет. Как же зудит шея!
- Пробраться сюда было нелегко. И я, признаться, разочарован, - он оглядел комнату и вновь впился глазами цвета стали в моё лицо. Тяжело было влезть в окно второго этажа? И что он ожидал здесь найти? Ничего не понимаю, какой-то псих. Он меня уже не столько пугал, сколько бесил.
- Ну, так уходи. И закрой окно, мне холодно, - я поёжилась и поняла, что мышцы почти вернулись в прежнее состояние.
- С чего ты взяла, что в твоих полномочиях распоряжаться здесь? – нагло ухмыльнулся он, выпрямляясь во весь рост.
- Это моя комната, я здесь хозяйка. А ты кто такой?
- Ах, простите мою невежливость, - он поклонился, поясничая, - позвольте представиться. Я Самаэль, владыка Воздуха и ангел загробного суда, приятно познакомиться.
Откланявшись, он сунул руки в карманы толстовки, и я, не дожидаясь, пока он вытащит своё оружие, направила на него пистолет и выстрелила. Наверное, всё-таки руки еще дрожали, потому что пуля ушла в стену за ним (ну не могла ведь она пройти сквозь моего гостя?). А парень, совершенно невредимый и предельно спокойный, вновь ссутулился и посмотрел на меня с ехидцей. Я бы тоже издевалась, если б в меня не попали с такого расстояния. Все-таки приход не лучшее время для дуэлей и расстрелов. В коридоре послышался топот и гомон, а через миг в мою дверь ввалились сразу несколько человек. Окно захлопнулось сквозняком. Этот Самаэль куда-то делся, и, увидев, что я одна в комнате и с оружием в руках, соседи отняли у меня пистолет и решили связать меня в целях собственной безопасности. Лежащий подле меня жгут и использованный шприц лишь подстегнули их активность. Чуть позже торопливо вошел дядя Шлема, владелец гостиницы, грустно покачал головой и сказал, что вызовет своего друга врача. Тот жил всего в нескольких минутах ходьбы отсюда, и вскоре появился в моей комнате, а соседи, наконец, разбрелись по своим номерам.
Врач склонился надо мной, и посмотрел в глаза, зрачки, должно быть, были сужены, ведь я только-только вмазалась. Хрип вырвался из горла и я зашлась кашлем. Дождавшись окончания приступа, мужчина надел стетоскоп и задрал мой свитер, чтоб прослушать лёгкие. Кожа на боках была расцарапана, и это не ускользнуло от его внимания. Расчесы были и на шее, руках, плечах. Прикосновение трубки заставило меня вздрогнуть. Я и сама слышала влажные хрипы в легких, затруднявшие дыхание. В последнее время у меня вошло в привычку дышать не глубоко, чтоб меньше надрывать горло и ослабевшие мышцы кашлем. Потом он коснулся впалого живота и принялся что-то прощупывать, больно вдавливая пальцы, пробормотал: «Печень увеличена, ну конечно». Мне было неловко, хотелось извернуться и спрятаться под одеялом.
- Повернись на живот, - сказал врач, и развязал узел, стянувший руки над головой. Я перекатилась, и снова ощутила на коже холодное прикосновение наконечника стетоскопа.
- Тут и без флюрограммы слышно, что воспаление лёгких, может быть и плеврит, - вынес свой вердикт терапевт, - Учитывая неадекватное поведение и факт употребления наркотических средств, рекомендую лечь в клинику для полного обследования. Да и с воспалением лучше обратится к пульмонологу. Сейчас вызову машину.
Я вцепилась руками в простыню, словно та была моим спасением, и истерично закричала, что никуда не поеду. Врач отвел дядю Шлему в сторону и сказал ему, приглушив голос: «Избавился бы ты от неё по-тихому и быстро, она торчит конкретно. А у тебя внук, ни к чему ему такой пример наблюдать». И я поняла, что сейчас меня выкинут на улицу. Вот только хозяин гостиницы удивил меня, твёрдо ответив своему другу: «Нет, я знаю эту девочку. Она сильная, у неё получится справиться с этим». Откуда взялась эта странная вера в мои возможности, было не понятно, может он считал сильными всех сталкеров, не знаю. Но на следующий день я сама собрала сумку и вызвала такси, чтобы ехать на обследование. Мне позволили лечиться дома, и я оплачивала визиты медсестры, которая ставила уколы и капельницы. Кроме антибиотиков, укрепляющих иммунитет веществ и отхаркивающих лекарств, мне вводили очищающие. Печень была в очень плохом состоянии. От всех этих лекарств я чувствовала себя гораздо хуже, чем до лечения. Я едва шевелилась от слабости, постоянно истекала вонючим потом. Хотя кашляла теперь меньше, в основном ночью. И много-много спала. А когда бодрствовала – ненавидела себя. От капельниц болели вены, одно из лекарств просто выжигало их. Такого даже от наркоты не было, видимо ядреная химия. От еды продолжало тошнить, и от огромного количества таблеток, которые нужно было принимать до, во время и после еды, которая не лезла в глотку. Тошнило и от собственного запаха, от вечно мокрой одежды, которую стоило сменить на сухую – снова потоки пота. Я ненавидела свою слабость, бесполезность, глупость, и с ужасом осознавала, что Платон, который способен заглядывать в души, изначально видел меня такой – опустившейся, грязной, полудохлой наркоманкой. Я всегда внутри тянулась к этому дерьму, и знала, что никогда не сбежать от него. Не сбежать от себя. Факт пренебрежения контролера по отношению ко мне теперь не вызывал никаких сомнений, и от этого было хуже всего.
На тот момент я кололась всего два месяца, и физическая зависимость не успела возникнуть, то есть не было ломки, но мне всё равно выписали рецепт на субоксон, который отбивает кайф от применения гера. Слышала, на него тоже можно подсесть. Я не знала, сколько в этот раз продержусь без наркотика. Проблемы, толкавшие меня к этому способу побега от реальности, никуда не делись. Пока же я просто не могла никуда выйти, поход до туалетной комнаты отнимал все силы.
Я сутками лежала, натертая ментоловой мазью, кашляла в бумажные платки, для грязных салфеток у кровати стояло ведро. Болезнь отступала медленно, и в успех совершенно не верилось. Несколько раз врач менял назначения, некоторые лекарства не приносили заметного облегчения. «Каждый организм реагирует на состав по-своему, - объяснял пульмонолог, - индивидуально, предсказать невозможно, какое из лекарств окажет наилучший эффект». Лишь два месяца спустя я заметила первые ощутимые улучшения.
Пока же болезнь держала меня в постели, у меня было достаточно времени, чтоб обдумать свой дальнейший путь. Мир всегда казался мне не полным, и я пыталась заполнить эту трещину чем-то. Вспомнилось, как после амнезии я довольно долго испытывала отчужденное отвращение к наркотику, и с удивлением поняла, тогда искажение окружающей действительности тоже ощущалось, но мне казалось, с возвращением памяти все станет на свои места. Но я лишь вернулась к тому, с чего начинала.
Я вспоминала Приста, он первый из моих знакомых наркоманов покинул этот мир. Позже ушли и другие, но никто из них не был так близок мне. Это очень быстрый путь, ведущий под землю. Мерзкий, гнилой путь. Тогда почему он так притягателен? На время Зона снимала жажду, хоть кто-то мог посчитать альтернативу не слишком привлекательной. Но в таком состоянии, какое было у меня сейчас, нечего было и думать ступать на землю Чернобыльской зоны отчуждения. Вот и появился стимул вылечиться. А на счет наркотиков… Есть такой психологический капкан, всегда кажется что еще один укол, и завяжешь, прямо завтра. Я решила использовать его, но наоборот. Я ширнусь, но не сегодня, завтра. Я не знала, подействует ли этот приём, хватит ли моей силы воли оттягивать желанное состояние отрешения от реальности. Вот только оказаться вновь беспомощной, неподвижной, беззащитной, как это случилось в последний приём – не хотелось совершенно.