Василий и Русалка

    
     «Что ж ты, рОдная моя, как кактус мексиканский стала? Что не скажу – всё в штыки. Не так делаю, не так стою, говорю не так и не то. Что ж случилось-то с нами, Аннушка?  Куда ж любовь наша, которой завидовало село всё, подевалася?»

     Василий шел, отмеряя тропинку-змейку шагами широкими. К речке шел. Только там его и понимают. С недавних-то пор. Только там. Удочки, конечно, взял. Так, для отвода глаз. Как же на речку – да без удочек? Не пацан же он, чтоб в «нырки» самому с собой играть!

     «Вот тёлочек двух недавно взяли. Хотя, как недавно? Полгода уж. Таперича только и слышно: покорми мол, не забудь,  в хлеву убери,  водицу поменяй… А сама-то что, Аннушка? Али у меня работы меньше твоей? Али денег я тебе не ношу, как прежде? Раньше ж - все вместе. А нонече что? Что нонече-то? Поди туда, сделай то. Не жена, а командарм. Не иначе! А борщи твои знаменитые, спроси, когда я последний разок едал-то? Не помнишь? И я не помню.  А с головой твоей что стало? Чегой-то она у тебя болит всё время? Как только ни потянуся – голова. Да и не трогаю я, голову-то. Мне б не голову… Ан, нет. Отвернешься  и сопишь себе. А я курю на крылечке.  До первых петухов. Как так, Аннушка?..»

     Солнышко ласкало чуть посеребренный висок. Ветерок целовал в небритую щеку. Тропиночка уводила все дальше от дома. От дома, что стал холодным. Вроде, всё там по-прежнему. И печка справная, и стол крепкий, и кровать не скрипучая, и полы до блеска начищены. А вот не хочется в доме том долго быть. Как будто зима посерёд лета в гости заглянула.

     А ведь когда речка сюрприз-то ему ентот подкинула, в виде девушки хвостатой – испужался вначале. Бежать хотел. Уж больно непривычно. И ведь, что характерно, трезв был. Абсолютно. А тут – нате вам!
    
     Заговорила первая. Ласково так. И рыбку ему, любезно, на крючок-то нанизывает. Потом и вовсе на бережок карпушиков да лещиков выкидывать стала. Чтоб не перетруждался-то он, сын человеческий. Заботилась, значится…

     А песни пела! Эх, разве земная-то споёт так? А стихов сколько знала! Да на разных языках! Он всё удивлялся: «Откуда, мол, по ненашему-то знаешь? Речка-то наша, хоть и не мала, но связи с океанами разве ж имеет!»  Смеялась дева подводная, кружки на воде распуская:
     - Так места-то у нас, как там по-вашему? Туристические! Много тут народа всякого! И русского, и другого. Кто говорить начнёт, кто магнитофоны свои включает. А я – что? Запоминаю, учу. Чем мне еще заниматься-то?

     А слушать-то как умеет! Василий ей и про Аннушку, и про тёлок,  и про дом холодный, и про борщи… Слушает. Ай, как слушает. Все понимает. Головой под водой кивает, волосы тонкой рукой поправляет. А он сидит, заглядывается. Волосы длинные. У Аннушки таких нет. В такие б волосы ручищу-то запустить, да к себе ее, мокрую, да в губы хохочущие…

     А стан какой! Хвостом туда-сюда водит, а талия-то! Как у танцовщицы. Видел Василий как-то по телевизору такую. Что гнулась, как ивушка. Нет, Аннушке не суметь так. Не суметь…

     Эх… Замечтался опять. Как тут не мечтать? Хороша дева подводная! Ай, хороша!
     Правда, видел-то он ее только через воду. Просил всё всплыть, показаться на воздухе, как он привык.  «Погоди, говорит, не время. Я своё время сама определю»  Вот на сегодня и определила…

     Идёт Василий. Широко шагает. Вон и речка показалась. Ему уж кажется, что и смех он  переливчатый слышит. Или это вода так у бережка плещется?

     Пришел. Сел на стульчик низенький. Раскладной, рыбацкий. Удочки на травку рядышком положил. Не до рыбалки сегодня. Дева всплыть обещалася! Да и еще много чего посулила, намекнув так робко, что хвост-то ее – не во всех местах цельный, рыбий…

     Сидит, ждет. Напрягся весь. В гладь водную вглядывается. Течёт себе речка по пути своему. Нету ей дела до Василия и ожиданий его…

     Вдруг, как рыбка плеснула. Разок. Да еще один. Приплыла, красавица! Через воду на него смотрит. Не двигается.

     - Ну, ты это… Показаться ж обещалася! Давай, выныривай, красота неземная! Уж обнять тебя охота, сил никаких нет!

     Дева  закружилася,  мальков разогнала, поднимается. Из воды-то. А Василий уж и руки потянул для «обнИму».

     Вот макушка показалась.  «Ой, чё это? Чтой-то у нее с волосами-то? В воде-то вона как стелилися, а сейчас? Спутанные, да как мазутом покрытые…»
 
     Вот и лицо вынырнуло.   «Батюшки-святы! А с кожей-то что? Как кусками ощипанными висит… В воде-то не видно было, за игру солнышка принимал…»

     Вот и грудь вынырнула.   «Ох, попал я! У нас-то такие мешки  повислые только у старухи-толстухи и могут быть. А чё ж мне казалося, что они стоячие-то такие? Ах, да. Вверх всплывали… Из-под воды-то…»

     Вынырнула вся. На краешек бережка присела. Глазищами на Василия огромными, без ресниц,  лУпится.
     Он онемел. Глазами по ней шарит. По волосам-мочалке, по мешкам вместо груди, по хвосту блестящему. «Ох,  а это еще что там? Склизкое, с краями ободранными… На это самое, что ли, она намекала, когда говорила, что хвост ее – не цельный, с прорехой-то, которая мне, вроде как, сгодится… Не-е-е, не сгодится… Кабы не вытошнило меня прямо сейчас. Аха… Надо вежливо так побеседовать пару минут и на дела неотложные сослаться. Тёлочки, вона, некормлены дома-то ждут…»

     Василий руки-то опустил, для «обнИму» поднятые. Помахал ими прежде в воздухе, вроде комаров отгоняя. Глаза – в сторону, чтоб не вырвало ненароком. Ну, надо говорить, вроде, чего-то, из вежливости-то:

     - Ты… Это… Здравствуй, что ли… Кр…Кра… Красавица…

     А она ему – басом, да еще и картавя слегка:
    - Ну, здваствуй, дгузок!

     Василий так со стульчика своего и съехал. Местом мягким на землю твердую. Вот те нате! А из-под  воды-то по-другому голосок ее слышался!
А дева продолжает:
     - Ну, может,  тебе штихи какие почитать, для жнакомству земному, так скажать…
     А сама в это время водоросль какую-то схватила и чавкает. Смачно так. Трава водная у нее меж зубов зелененьких  кусками непрожеванными торчит, да сок ее, травы-то, на грудь мешковатую льется…

     «Аха… Давай штихи… Про мишку, например.  Которого – на пол. Мордой всей!» - Думает Василий. А сам тихонечко удочки свои к себе подтягивает. Линять собирается.

     Русалка внимательно его оглядела, рукой четырехпалой водоросль из зубов выдернула, хвостом по воде шлёп, и была такова. Только круги  разбежались.

     …Как Василий домой бежал – не помнит уж. Быстро бежал.  Тропинка не такой уж и длинной оказалась. Глядь,  а у калитки его Аннушка встречает:

     - Что-то ты рано сегодня, родимый. Клёву нет? А я борщ наварила. Как ты любишь. С салом, да мослами говяжьими. Да тёлок уж покормила. Ты ешь давай, да пойдём… СоскучАла я по тебе чего-то, - и по бокам себя округлым гладит…

     Выдохнул Василий. Удочки в сарай забросил. Всё. Один на речку больше – ни ногой! Только с Колькой, соседом. А ежели Колька не пойдет, та и ну её, рыбу энту. На базаре куплю, раз надо будет… А Аннушке – вон, юбку новую надо. Эта-то поблёкла как-то уж. А его жене все яркое надо! Она ж у него такая! Лучшая! Не даром все село завидует…

     …Плыла Русалка до дому родного. Плыла да думала:
     «Прав. Прав батюшка-то мой.  Нет у жителей речных будущего совместного с земными-то. Потому как грубые они, невоспитанные. Говорят, университеты у них какие-то есть, а не учат их там, видать, такту и вежливости. Не учат. Не понравилась я ему. Видно было. Хотя с чего ж не понравилась-то? На нее даже головастики заглядываются! Знать, хороша! Да, видно, не по-земному.
     Да и они, земные-то – страшилища редкостные. Говорил же батюшка, чтоб с близи-то не рассматривала. Испугаюсь…  Точно. Испугалась.  Да виду не подала. Лицо - как из камня мертвого. Да и цвет, у лица-то… Ужасный цвет. А руки! Огромные. И пальцы лишние зачем-то приделаны. А ноги их хваленые! Как столбы, что мосты держат. Об такие в темноте заденешь, кожу обдерешь. Длинные да жесткие. Страшные…
     А голос! Громкий, аж уши режет. И скрипучий. Фу! Из-под воды-то другим казался… Так вот ведь хватило ж у меня такта не показать ему, как я его испугалась! Даже позавтракать сумела, непринужденно, вроде… Прав. Прав батюшка-то… Только вот одно неясно.
     Людишек-то – вона столько по берегам сидит. Многие так прямо и мечтают вслух, что хотели б русалку, меня,  то есть, увидать. Мне-то есть, из чего выбирать, коли охота будет. А вот Василию? Много ли он еще русалок на пути встретить может? Одна я здесь. В местности этой.  Одна. Глупый человечишко! Упустил счастье возможное… Даже не попытался побороться за него.  Глупый и есть»

     Течёт речка. Течёт быстрая. Несёт тайны свои водами тёмными.  Не всем их открывает.  Да и не все принять их готовы, тайны-то те…