У Николая Ивановича жил попугай. Звали его странно – Бася. Так можно было назвать котёнка или поросёнка, тем не менее имя это носил попугай и носил давно, с тех пор, как поселился у своего хозяина.
Николай Иванович жил один, и Бася, конечно, справедливо считался любимцем этой крошечной семьи. У Баси было много достоинств, но главное – он умел говорить и не считал нужным скрывать это. Говорить он мог без умолку, целый день, но, к радости Николая Ивановича, говорил тихо и нараспев. Он часами что-то бормотал себе под нос, сидя в клетке, будто артист, зубрящий свою роль. Если бы соседи приложили ухо к стенке и послушали бесконечно журчащий словесный ручеёк, они подумали бы, что в квартире Николая Ивановича постоянно включено радио.
Временами воркотня, вздохи и мурлыканье внезапно прекращались и раздавалось невыразимо печальное: «Басенька устал». Чем бы Николай Иванович в это время не был занят, он должен был тут же всё бросить, подскочить к Басеньке, вынуть его из клетки, погладить, почесать ему головку и непременно предложить какой-нибудь кусочек. Попробовал бы Николай Иванович не проявить этой немедленной заботы! Басенька очень обижался, сидел нахохленный и отказывался замечать хозяина. К тому же он был злопамятен. Дождавшись, когда его выпустят полетать по комнате, он страстно и с удовольствием мстил: щипал хозяина до крови или драл на столе нужные бумаги.
- Ах ты шалашовка! Вот шалашовка! - почему-то в женском роде ругался Николай Иванович и покорно подставлял попугаю голову. Тот забирался на неё и, в наказание, с ожесточением рвал хозяину волосы. Самое интересное, что Бася никогда не позволял себе подобное хулиганство просто так, без причины. А так как он обожал что-нибудь драть, Николай Иванович специально для этих целей положил ему на шкаф старую шапку. Там Бася и упражнялся время от времени и отводил свою душу так, что клочья меха градом летели во все стороны.
Впрочем, ссоры случались редко. Николай Иванович очень любил своего Басю, баловал его и старался не огорчать. Бася и сам редко предавался унынию, он был очень жизнерадостным и, не занятый своими монологами, вовсю развлекался сам.
Излюбленным его занятием было вертеться перед зеркалом. Николай Иванович знал, что животные не способны узнавать себя в зеркале, а многие вообще не реагируют на свое отражение.
Бася реагировал. Он вьюном крутился перед зеркалом и без умолку трещал. Прижимался клювом к "тому" попугаю и что-то нежно ему ворковал. Отбегал в сторону, но, будто забыв сказать что-то самое важное, снова кидался к зеркалу, прижимаясь к нему то грудью, то боком, то головой. Николаю Ивановичу даже жаль его становилось. Он брал Басю на руки и успокаивал, гладя и перебирая ему перышки.
Ещё Бася виртуозно играл в баскетбол. Николай Иванович бросал на пол монетку, и Бася начинал вытворять с ней такое, что хозяин только диву давался. Монета, будто мяч на поле, летала по комнате, попугай, топоча ногами, носился за ней, как сумасшедший. Хватал монету клювом, подбрасывал и ухитрялся даже иногда ловить её на лету. Николай Иванович, опасаясь, что Бася повредит себе клюв, заменил монету на пластмассовый кружок, но Бася моментально заметил подделку и отказался играть, пока ему не вернули блестящую и звонкую игрушку.
Когда хозяина не было дома, Бася скучал. Он очень не любил оставаться один. Соседи слушали тоскливые крики и вечером докладывали об этом Николаю Ивановичу. Но не носить же попугая с собой на работу.
Зато когда хозяин возвращался, ликованию Баси не было предела. Он радостно орал, хлопал крыльями и, всюду следуя за Николаем Ивановичем, клевал его в пятки. А чаще ездил на хозяйском плече, держась клювом за хозяйское ухо.
Ужинали они вместе. Для Баси на столе стояло блюдце с творожком или его любимым грецким орешком. Раньше Бася предпочитал ужинать у Николая Ивановича на плече, но однажды он допустил ошибку – попытался засунуть кусочек печенья хозяину в ухо. Николай Иванович не мог без содрогания вспоминать этот случай и запретил попугаю садиться к себе на плечо во время еды. Как Бася ни возмущался и ни шипел, хозяин был неумолим.
- Баська, - говорил Николай Иванович, - я устал от тебя. Что я, нянька? Давай тебе дружка заведём. Будете болтать, в баскет играть, есть вместе. Чем плохо?
Мысль, в общем, представлялась удачной. Вдвоём попкам будет веселей, а что до хлопот – какие там особые хлопоты? Где один, там и два, какая разница.
Однажды, глядя, как Бася беснуется в клетке, радуясь приходу хозяина, Николай Иванович в очередной раз вспомнил про птичий рынок. Он решил сходить туда в выходной и посмотреть, «как там и что». Наверное, там полно разных птиц. Может, удастся найти Басеньке подходящего товарища?
Так решил Николай Иванович, а откладывать свои решения в долгий ящик он не привык.
Он пошёл на рынок и не купил там попугая. Попугаев было много, но ни один из них не приглянулся Николаю Ивановичу. То ему казалось – дорого, то подозрительно, не больна ли птица, то попугай казался чересчур грустным, то слишком весёлым и горластым. И никто не походил на Басю. То есть, и говорить не о чем. Рядом с Басей и близко не поставить. Бася был лучше всех.
Усталый Николай Иванович вернулся домой к вечеру. С наслаждением переобулся в домашние тапочки, включил на кухне чайник, сел к столу и… задремал.
Разбудил его телефонный звонок. Друг на том конце провода спрашивал, не нужен ли ему попугай. Николай Иванович знал, что такого не бывает и молчал. Голос снова поинтересовался: попка не нужен?
Николай Иванович уже не мог с уверенностью сказать, нужен или не нужен.
- А что за попугай? Откуда это вдруг?
- Понятия не имею. Приятель сказал. У него кто-то из знакомых уезжает далеко и надолго, как я понял. Раздают всю живность. Я слышал – ты искал Баське своему. Ну, нужен?
- А что за знакомые?
- Ну, откуда я знаю? У приятеля знакомые. Говорящий попугай. Дёшево. Срочно.
Николая Ивановича тронула такая забота. Хорошо иметь друзей! Вот он ходил-ходил полдня…
- Клетка…, - начал он.
- Вместе с клеткой. По-моему. Зачем она им без попугая? Я уточню. Ты говори конкретно, нужен или нет.
- А возраст?
- На твой век точно хватит. Попугаи долго живут.
И буквально на следующий день Николай Иванович получил из рук в руки клетку с красивым попугаем. На квартире у друга. Приятель его оказался немногословным человеком, отдал попугая, взял деньги, пожал руку и исчез.
С полчаса друзья ходили вокруг клетки и рассматривали птичку.
- Будто ничего, да? – спросил друг.
- Да будто бы. Лишь бы Баське понравился.
Ничего нового о покупке полчаса не сказали. Попугай сидел, уставившись в угол, и молчал как немой.
- На твоего похож, - сказал друг.
- Похож, - вынужден был сознаться Николай Иванович.
- Копия, - сказал друг.
- Ну уж и копия, - обиделся Николай Иванович.
- А что? Похож ведь. Слушай, а чего он такой замороженный? Сидит как пенёк. Скажи ему что-нибудь.
- Да дай ты ему привыкнуть. А как звать-то его?
- Понятия не имею.
- То есть?
- Да откуда я должен знать-то? Мой разве птиц?
- Как же мы не спросили? Я думал, ты знаешь.
- Откуда? Я его первый раз вижу. Да какая разница, назови по-своему. Ещё неизвестно, как его там звали. Может, уши режет.
- Всё-таки он к своему имени привык. Попробуй сейчас Баську назови по-другому. Даже не представляю.
- Не переживай, раз он болтает, само прояснится. Попки свои имена знают в первую очередь. Слушай, а ведь точно. Давай так: если за два дня не откроется, я позвоню Виктору и узнаю. Идёт?
- Едет, - согласился Николай Иванович. – Только ты слишком быстро хочешь. Думаешь, так просто? Он не человек. Может, он и вообще не говорит.
- Ну да! Виктор клялся – говорящий. Птиц, а птиц, скажи чё-нить. Скажи, а? Гюльчатай, открой личико.
Попугай упёрто сидел на жёрдочке и не шевелился.
- Как ты думаешь, сколько ему?
- Как же я так сразу определю? Но не молодчик, это точно. Вообще-то, я думал, ты знаешь всё, а выходит, зря пронадеялся. Ладно, мы пойдём. Утро вечера дрянней, как говорится. Там видно будет.
Всю дорогу попугай вёл себя очень тихо. Возле подъезда Николай Иванович долго искал ключ, поставив прикрытую платком клетку на скамью. Моментально возникший откуда-то толстый соседский такс громко и с удовольствием их облаял. Попугай безмолствовал.
Дома Николай Иванович водворил принесённую клетку на тумбочку в прихожей и некоторое время задумчиво смотрел на покупку. Покупка сидела надутая и не подавала признаков жизни.
- Ну, что же, - сказал Николай Иванович. – Пойдём на смотрины. Уж и не знаю, что из этого выйдет.
Он занёс клетку в комнату и поставил её на стол.
Увидев гостя, Бася страшно разволновался. Он начал бегать по клетке, бормотать, ворчать, а потом забрался в кольцо и стал без устали наматывать круги.
«Господи, у него так голова закружится» - всполошился Николай Иванович. – «Может, их поближе познакомить?» И он поставил клетки вплотную. Бася замолчал и повис в кольце вниз головой, закрыв глаза.
Гость же, наоборот, очнулся, растопырил перья и издал такой дикий вопль, что Николай Иванович вздрогнул, и у него что-то звякнуло в ушах, а Бася еще быстрее закрутился в своем кольце.
- Вот бандит, - изрёк Николай Иванович в адрес гостя, ставя клетку с Басей на место. - Ну, хватит, хватит, Бася, тебе плохо станет.
И накрыл клетку полотенцем.
- А ты, дружочек, побудь пока на балконе. Там тепло, солнышко. Отвлекись. Попугаев там нет. Ветра нет. Голуби есть. Воробьи, – приговаривал Николай Иванович, устанавливая клетку с «бандитом» на балконе. – Привыкай пока.
И он пошел на кухню жарить яичницу. Выпуская яйца на сковороду, Николай Иванович услышал какой-то непонятный шум и крики. Он высунулся в окно посмотреть. С соседнего балкона свешивались ребятишки и с хохотом показывали пальцами на его балкон. А вон и сама соседка выглянула. Снизу прохожий дядька задрал голову. Николай Иванович сначала ничего не понял, а потом прислушался и пулей кинулся в комнату. На балконе во все горло вопил попугай. Причем вопил настолько непотребное, что Николай Иванович немедленно покрылся краской. Стараясь быть незамеченным, он, согнувшись, выполз на балкон, взял клетку с орущей птицей и заполз обратно в комнату.
- Ты что это, бандюга, опозорить меня хочешь? – напустился он на попугая, который, кстати, замолчал и сквозь прутья с интересом рассматривал нового хозяина. – Вякни только еще раз, я тебе башку сразу и откручу, – пообещал Николай Иванович. Это было очень неинтеллигентно, но он был вне себя от злости и растерянности. – Бандит. Вот тебе и имечко подходящее. Отщепенец. И тот, кто научил тебя – тоже. «Говорящий попугай! Дёшево! Очень срочно!» Что ж так продешевили? Поторговались бы ещё!
Попугай внимательно слушал. Бася тоже притаился под своим полотенцем.
- Лав ю, - вдруг нежно промурлыкал Бандит. – Лав ю. Лав ю.
- Иди ты к чёрту. Тут - лав, а что ты на балконе орал, скотина? Набрался, понимаешь. Какой придурок научил тебя? И продал, даже не предупредил. Псих. Ой, боже мой, ты же мне Баську испортишь, - простонал Николай Иванович. - Что делать-то теперь? Тьфу, зараза, рожа твоя бандитская.
- Лав ю, - снова проворковал попугай.
Из Басиной клетки раздался вздох. Николай Иванович сдёрнул полотенце. Бася сидел печальный и насупленный.
- Бась, что делать будем? Ты видишь, какой невоспитанный тип попался? Шпана попугайская. Что, обратно тащить этого обормота? А кому он нужен?
Бася молчал, отвернувшись.
- Ну, вот, теперь Баська чего-то обиделся. Из-за этого дурака!
- Дурр-рак! Дурр-рак! – радостно подхватил Бандит.
Николай Иванович кинулся к телефону.
- Ты прав, он говорящий! И даже очень! – кричал Николай Иванович в трубку. - Приезжай, послушай!
- Что-нибудь не так? – спросил друг.
- Наоборот! Он бы тебя за пояс… Приезжай, я тебе его подарю! Догоню и ещё раз подарю! И ещё приплачу!
Однако вечер прошёл неожиданно спокойно. Бася молчал и кряхтел страдальчески на жёрдочке, а Бандит яростно чистился у себя в клетке.
- Что, блохи одолевают? – спросил его Николай Иванович. – А Бася у нас чистюля, куда тебе!
- Дурр-рак! – категорично заявил Бандит, не отрываясь от своего дела.
- Да нет, брат, это ты дурак, а он умница, культурный, воспитанный. Неженка. И словечек твоих любимых не употребляет. Не пьёт, не курит. М-да… Ой, чую, зря я это затеял. Баську подставил. Дурак я старый.
- Дурак, - подтвердил Бандит, продолжая ковыряться в перьях.
- Я тебя, такого умного, на улицу сейчас выкину, чтоб долго не возиться. Может, подберёт, кто не дурак. На суп сгодишься, - возвысил голос Николай Иванович.
Бандит, будто поняв, растопырил крылья и зашипел. Бася встрепенулся и, вытянув шею, затоптался в волнении на своём насесте.
- Басенька устал, - жалобно прошептал он.
Николай Иванович вынес клетку с Бандитом на кухню, насыпал ему корму и налил воды:
- Поспи сегодня здесь. И не скандалить мне!
Он погрозил Бандиту кулаком и вернулся в комнату.
- Ты, Бась, его не слушай, - сказал он, нарезая на дольки яблоко. – Нас двое, а он один. Неужто не сладим? А не то я живо его обратно отнесу. Нако-вот яблочка. Ну, грубиян попался, у алкашей каких-то жил, а ты внимания не обращай… Он как увидит, как ты в баскет играешь, так весь свой словарь забудет. Ты на него своим примером…ага? Главное, сам не поднаберись. Он тебе – то самое, а ты ему «Басенька устал», «Бася молодец». Я на тебя надеюсь, а, Бась? А на балкон мы его не будем выносить. Цирк тут устраивать.
Расстроенный Николай Иванович вытащил своего любимца из клетки, стал чесать ему головку и перебирать пёрышки. А когда Бася поймал хозяина за палец, а потом вытянул шею и прижался клювом к хозяйской щеке, Николай Иванович совсем растрогался:
- Ты у меня умнЕц, ты у меня красавЕц, а он Бандит. Надо брать его на поруки. А иначе он, скотина, со свету нас сживёт! Но мы ещё посмотрим, кто кого!
- Лав ю! – рявкнул из кухни хриплый голос.