- А ты что, действительно не знаешь, чем ты особенный? – спросила она как-то вдруг, без видимого логического перехода. Вот только что вроде бы говорили о ситуации на мировой арене, а тут это. Я искоса взглянул на нее из под ресниц.
Иногда на нее что-то такое находило – неглупая девчонка с практическими взглядами на жизнь и четкой логикой вдруг превращалась в некое подобие полусумасшедшей Кассандры и начинала вещать о «тонком». Зрелище, надо отметить, не из приятных – в глазах лихорадочный блеск, взгляд устремлен то ли в далекую даль, то ли внутрь, но точно не на то, что происходит вокруг. Голос какой-то острый, надтреснутый, с надрывом, что ли. И лицо ее в эти минуты становилось мраморным, бледным, с тонкой, словно просвечивающей, кожей… Болезненный, короче говоря, видок.
- Ннет… а ты? Знаешь?
Мне совершенно не хотелось длить жуть данного псевдознаменательного момента, но он был неизбежен – это-то я успел усвоить за довольно продолжительное время знакомства. Да и вообще… а вдруг нечто эдакое скажет?.. Я, конечно, человек адекватный, на модную теперь мистику смотрящий весьма прохладно, но… что-то было в ней, что-то, видимое только в такие минуты.
- Помнишь, как мы познакомились? Ты был такой смешной, стеснительный, когда вышел из машины и подошел к нам. И я сразу все поняла, конечно, поняла, как всегда. Что нечего мне ждать честной игры и что все равно я однажды в нее поверю. Несмотря на то, что знаю все с самого начала. Это почувствовалось сразу, и я задумалась, что же такое сможет меня заставить. Поверить тебе. И ты улыбнулся. Даже не мне, скорее, моменту. Как будто в ту минуту ты улыбался жизни и ситуации.
Да, я помнил. Как не помнить, ведь почти самое начало карьеры. Неопытный, только начинающий понимать, что к чему. Не вполне еще уверенный, что понимаю правильно. И впрямь, пожалуй, выглядел забавно. Не удивительно, что даже она заметила мое стеснение.
Я молча кивнул, зная, что в минуты «сеанса откровений» ей в принципе не нужны реплики собеседника.
- Ну вот. И в тот момент я увидела.
- Что ты увидела?
Она улыбнулась одними глазами, все еще смотря куда-то в скрытую от меня даль.
- Свет. Он пробивался сквозь твою защиту, стеснение, уверенную неуверенность, как маленький лучик яркого солнца вдруг начинает бить сквозь плотные шторы. Я еще подумала, наверное, мне показалось. Но такой взгляд ведь нельзя подделать. Ты знаешь.
На самом деле я не знал. Я не вполне понимал, что она имеет ввиду. Если только не пытается до неприличия поэтично сообщить, что втрескалась в меня, буквально, - с первого взгляда.
Она продолжила:
- Вот, но потом все прошло, потухло. Надолго, наверное, почти на год, и я даже стала сомневаться. Все изменилось, когда, помнишь, я рассказала тебе кое о каких своих планах, о которых ты был не в курсе. У тебя стало такое выражение лица, искренней боли, обиды, что ли. Ты стал впервые открытым со мной, открытым и каким-то беззащитным. Как маленький мальчик. Стена, которую мы с тобой тщательно между собой возводили, стала просвечивать. И мне захотелось почему-то тебя обнять. Чтобы хоть как-то показать, согреть, сказать, что я не думала доставлять тебе неудобства.
Неудобства, надо же. Чуть всю работу не завалила. Женщины… придают значение разной надуманной ерунде, а о деле вспоминают в последнюю очередь…
- И я сделала это, и тогда… тогда я увидела снова. Твой внутренний свет, он в ту секунду полыхнул так ярко, что меня даже обожгло, но это было приятное чувство, почти забытое. – Она рассмеялась, заливисто, без обычных металлических напряженных ноток, по-детски. – Это ж надо, тебе двадцать восемь, и ты все еще можешь вот так светиться!
Нет, я определенно упустил какую-то идею. При чем тут, позвольте, возраст, и то, о чем она говорит?.. Или она вообще не о том говорит… не больно-то похоже на обычное признание. Бредятина.
Она заговорила быстрее, как будто наше время подходило к концу, и она не успевала рассказать.
- Понимаешь, понимаешь, все люди в детстве, ну или почти все – они так умеют. Это называется, вроде, божья искра. Замечал? Ты замечал, что ребенок почти всегда находится в состоянии счастья? Такого, знаешь, безусловного, ни от чего не зависящего счастья, непреходящего и не проходящего… и вот именно оно, я думала, оно и поддерживает внутри у них это свечение. Ну или вызывает. Не знаю.
Если она продолжит так тараторить, я скоро перестану разбирать слова…
- Я думала, со взрослыми это тоже должно сработать. Понимаешь, я вижу мир не совсем так как другие люди…
Это я уже слышал неоднократно… мне начало делаться скучно. Мистический ореол… мда. Или просто недостаток внимания и превратное о себе представление.
- … вижу это количество света. Только проблема в том, что чем старше человек, тем меньше процент, в ком свет еще есть.
Я начал слушать в пол уха, думая о своем. О том, как сейчас пойду в магазин, накуплю разных вкусняшек, парочку DVD, и отправлюсь к своей подруге.
- Так вот, в тебе этого света в ту минуту было столько… ты даже не представляешь, как это красиво для того, кто умеет видеть. Мне несколько раз встречались такие люди, и все они приходили в мою жизнь тогда, когда этот свет был уже готов в них угаснуть. У нас больше общего, чем ты думаешь. У тех, кто умеет гореть и не сгорать. Мы просто обязаны помогать друг другу, и мы не можем иначе. Чем мы сами сильнее, тем больше возможности поддержать свет в другом человеке. Моя проблема была в том, что жизнь постоянно сбивала с ног, и я сама не успевала вставать. С теми людьми, которым я пыталась помочь, это было похоже на то, как маленький ребенок, едва вставший на ноги, пытается тащить на себе по тайге обессилевшего старика. Как бы сильно я ни старалась, ничего не работало. Моя собственная сила, потраченная впустую, утекала, как песок сквозь пальцы. И тогда я начинала искать пятый угол… ну или более-менее спокойную гавань, чтобы переждать, отлежаться, накопить в себе свой свет заново и снова начать искать тех, кому еще можно… не дать погаснуть. Мой бывший был этой тихой гаванью. Хороший и добрый человек по сути, надежный. Он действительно просто ждал, пока я поправлюсь, ждал, ничего не требуя. Он не видел и не горел, но я подумала – а может, не такая уж я и особенная? Может, это и есть – то самое счастье?..
О, первые разумные мысли… проблески света в темном царстве прямо, хехе…
- А потом он увидел, что я выздоравливаю и меняюсь, и захотел, чтобы я снова была как он. Без умения видеть. Возможно, так и мне было бы лучше, но я не умею не делать этого. Не умею, и нам стало трудно понимать друг друга…
Скажи, ты ведь тоже иной раз чувствовал, что… как бы это банально ни звучало – что ты не совсем как все?
Да, и в этот раз она, как ни странно, права. Именно данное мерзопакостное чувство всегда было источником моего внутреннего одиночества, которое не удавалось заглушить ничем… ничем… и тогда я научился с ним жить.
- И чем дальше, тем больше тебе казалось, что ты останешься один? Не физически, нет, конечно же, в жизни нас всегда окружают люди. Один - внутренне… в глубине себя, один – наедине со своими собственными демонами… да? Но разве не было у тебя того щемящего чувства неполноты, незавершенности, как будто ты опаздываешь, безнадежно отстаешь от графика, как будто ты бежишь по дороге, без фонарей, а она упирается в пропасть?.. И это – именно в те самые минуты, когда социально ты в полном порядке, соответствуешь всем требованиям общества, когда у тебя, можно сказать, в жизни успех. Бывало?
Я кивнул. Да, иной раз я тоже думал об этом. Словно я забыл о чем-то очень важном и не успеваю вспомнить. Словно я… развиваюсь, да… но несколько не в том направлении. И время!.. Как же его катастрофически не хватает… чем дальше, тем больше – не хватает на все, кем я хотел бы стать. Приходится выбирать и жестко расставлять приоритеты.
- Понимаешь, это именно так и работает. Чем быстрее мы пытаемся бежать, тем больше отстаем. Внутреннее чувство равновесия сначала пытается подсказывать нам, что мы делаем что-то не то, именно этим ощущением тоски – подсказывать. Но скоро мы научаемся не слышать его голос. И когда свет потухнет, знаешь, ведь, казалось бы, ничего не случится такого, ты все так же останешься жить в своей квартире, работать на любимой работе, рядом со своей семьей. Но разве ты все еще будешь собой?.. Ты можешь почувствовать, что то, что раньше имело такое большое значение, уже не столь и значимо для тебя. И краски начинают меркнуть. А потом исчезают. Вот так люди начинают жить по инерции, и это значит, что их демоны победили.
Мне вдруг стало по-настоящему жутко. Неужели она всегда так видела жизнь, в таких мрачных красках?.. Ну не удивительно, что она почти всегда в депрессии. Трудно, что ли, что-то хорошее сказать?.. Что-то по-настоящему светлое, что могло бы заглушить рев этих… демонов.
- Не такая уж я и пессимистка, - улыбнулась девушка, словно прочитав мои мысли. Выходит, я настолько предсказуем? – Просто грустно все это… грустно. Знаешь, за всю мою жизнь единственный человек только смог поддержать, восстановить свой свет. Один единственный из всех. Моя мать.
Она вздохнула.
- А все остальные… живут и здравствуют, конечно. Где-то. Но по-другому.
Она вдруг повернулась ко мне и схватила за рукав.
- Но знаешь, знаешь, что на самом деле важно?! Важно быть рядом с теми, кто еще не потух совсем, не окончательно сделал свой выбор!! Мы же нужны друг другу, нужны больше, чем мы способны понять. Нужны, чтобы поддерживать свет друг в друге и в себе, и чтобы вновь зажечь его в тех, кто давно с ним простился, когда мы сможем уже это делать. Совершенно не обязательно входить в семью всех этих людей, не обязательно, и даже не нужно пытаться чем-то их привязать! Можно быть совершенно свободными, можно послать к черту демонов – главное, это понимать ценность того, что такие люди есть где-то недалеко, научиться помогать им и получать от них помощь. А это сложнее, чем ты думаешь… мы же привыкаем с детства считать себя такими сильными, такими особенными. Нам так сложно довериться…
Она перестала стискивать мое запястье и снова вздохнула.
- Ты пойми меня правильно, я вовсе не стремлюсь влезть в твою жизнь и что-то в ней поменять. Мне не нужен социальный статус «твоей кого-то». Сестры, жены… нет. Мне только важно, чтобы мы оба понимали, кто мы есть на самом деле. И друг для друга – кто мы есть. Единственные и вместе с тем одни из многих. Мы действительно способны изменить мир… но совсем не так, как ты планировал… Что значит все оружие Земли по сравнению с тем, что каждый, каждый из нас ощутит этот свет в себе и других?! Нам не нужно будет вдалбливать друг другу, что люди – братья, мы и так будем знать это, на другом, на глубоком уровне… мы никогда не сделаем друг другу зла… никто из нас. Разве это не тот рай, утопия, о которой все мечтают?.. Только, скажи на милость, при чем здесь правительства, оружие… когда все – в нас?..
Она определенно очень странная… но еще более странным кажется то, что каждое сказанное ею слово вдруг начинает жить во мне своей жизнью. Я начинаю ее понимать…
- … да что продолжать… я только хотела, чтобы ты услышал меня. Может быть, я подобрала неподходящий момент. Но если ты выберешь слушаться демонов-ограничений, то любой момент станет неподходящим. Выбор, - вот в этом все дело. Никто не сделает его за нас, хотя по самому-то большому счету, он уже давно сделан. Мы действительно очень похожи. Не столько характером, сколько наличием этого внутреннего света… и несделанным выбором… я не уверена, что ты понимаешь, что я хочу сказать…
Мистический ореол померк, она снова стала обычной, ну может быть, немного более грустной, чем обычные девушки ее возраста. Взгляд тоскливых зеленовато-серых глаз, словно выстрел в упор, - и она медленно повернулась и пошла по аллее прочь. Та странная сила, убежденность, с которой она говорила, казалось, исчезли, спрятались вглубь, но я почему-то продолжал видеть их.
Каким-то другим зрением.
Потом я стал смотреть на людей вокруг, просто прохожих. Я увидел и их.
Я стал смотреть на редкие в густо застроенном спальном районе деревья, на небо, на птиц, и я видел и их.
«… я и сам понимаю то, что ты пыталась сказать мне…»