Отец

Карпачёв Леонид
Захотелось поговорить об отце. Хороший  был человек:  добрый, любил детей и сам в душе всегда оставался ребёнком. Лицо широкое, скуластое всегда серьёзное,  и только смеющиеся глаза выдавали в нём шутника, который умел разыграть кого-нибудь так,  что публика хохотала от его шутки, а сам он невозмутимо наблюдал общее веселье со стороны. Таким и запомнили его на родине.
 
Прошло более сорока лет,  как мы уехали из Сибири. Когда то в  шумном посёлке Лужки с двумя десятками улиц, клубом, школой, почтой  и несколькими магазинами кипела жизнь. Зарплата в леспромхозе была хорошая, работники считались зажиточными, что вызывало зависть  близлежащих деревень. Потому что окрестные  колхозы  жили бедновато,  и молодежь оттуда сбегала в Лужки, несмотря на все ухищрения председателей.
 
 Сегодня это  заброшенный посёлок, с пустыми  домами без окон и дверей. Единицы доживают свой век, растаскивая гнилые доски с заброшенных строений. Развалился леспромхоз,  пропала работа, -  и люди покинули посёлок, лишь  с десяток домов разбросанных в разных его концах ещё подают признаки жизни. Однако, природа постепенно берет своё,  и мелколесье из сосен и берёз уже вплотную подошло к жилью, готовясь к окончательной победе над человеком.   

На улице я заметил, что два человека  в накомарниках и тёмных плащах застёгнутых на все пуговицы, похожие на инопланетян,  двухручкой  пилят бревно.  Подошёл и спросил:
- Что,  у ракеты закончилось горючее и теперь она летает на дровах?
- Да нет, свою ракету мы давно пустили на дрова, а сейчас  разбираем соседский дом, благо хозяева  уехали.

Я смотрел и думал,  что вот сейчас они напилят дров, заправят  тарелку и улетят с этой негостеприимной планеты.

У ворот  замечаю пожилого мужчину, подхожу:
- Здравствуйте, как жизнь?
- Да вот,  с бабкой доживаем на пенсии.  А когда-то работал здесь учётчиком.
- Почему не уехали?
- А куда и на что? Пенсии хватит только до поскотины доехать, и обратно придётся возвращаться  пешком. Сам-то здешний что ли?
- Да. Вы помните Карпачёвых?
- Каких? Их много на улице было.
- Федю, который  работал на дежурке и в свободное время подрабатывал ветеринаром. 
- Самоучка? - Лицо  учётчика расплылось в улыбке,  и он заговорил о моём отце так,  словно только  что его видел.
- Федю как же,  помню, тот еще юморист.
Я понял, что сейчас не нужно ему мешать, тогда обязательно  услышу историю,  и не ошибся. Старик начал рассказывать:

- Вспоминаю случай. Работали  мы двумя бригадами  рядом,  на соседних участках в тайге, а Федя на дежурке отвозил на работу  и приезжал за нами.  Обычно забирал сразу обе бригады.  Но  однажды  соседи закончили пораньше и ждали машину, а мы ещё работали.  Федя тоже приехал пораньше, тихо забрал людей и  увёз.  Тут и мы закончили,  и долго ждали дежурку, ругались, что  задерживался.  С опозданием на час приехал Федя и,  когда мы загрузились,  невозмутимо спросил:
- А где первая бригада?
Мы, от души матерясь на опаздывающих,  послали человека, но тот минут через пятнадцать вернулся и сказал, что никого не нашёл. Пропала бригада в тайге. 
Федя нахмурился и сказал, что  без неё не поедет. Все - усталые, грязные и голодные - стали выходить  из машины,  ругая соседей самыми черными словами. И, чтобы не потеряться самим (уже темнело) выстроились в  цепь и с  криками «АУ» двинули в тайгу. И  уже отошли от машины метров на тридцать,  как Федя посигналил.  Подошёл  с невозмутимым видом и сообщил:
- Мужики,  вспомнил, я ж их уже отвёз!

Пока мужики осмысливали то, что он сказал, Федя быстро побежал к машине и закрылся в кабине. Толпа с криками «Убить гада!"» кинулась за ним.  Вначале ехали злые, а потом раздались смешки. На следующий день  общий хохот стоял в гараже. Фантазёры дорисовывали картину поиска новыми подробностями,  и уже было не важно,  как оно на самом деле было... 

Больше тридцати лет,  как не стало отца, а люди до сих пор вспоминают о нем тепло и со смехом.
После визита на родину в Лужки поехал я в Канск, к двоюродному брату Николаю. И от  него тоже услышал  забавный случай, участником которого был он  сам. Привожу его рассказ почти дословно:

 "Мне  тогда было лет тринадцать. Пришел дядя Федя и спрашивает:
- Где батька?
-  На работе.
- Ага.
 Дядя Федя достал из кармана металлическую блестящую коробочку, открыл её, а там  медицинские инструменты.   И сказал,  хитро улыбаясь:
- Ну,  раз батьки нет, мы с тобой,   Колька,  сейчас  кастрируем поросёнка. Будешь мне ассистировать.
- Я не умею кастрировать. Да и страшно, крови боюсь.
- Ничего, когда то надо учиться. Мужик ты, или кто?  Тем более,  тебе всего и делов, что за голову ухватить и держать.

 Кастрация мне представлялась каким то   кошмаром. Но раз я  мужик, то надо.
- А вдруг я не удержу голову и  он меня покусает?  Мне ведь завтра в школу.
- Никуда твоя школа не денется,   свою законную двойку всегда получишь. А пока давай готовиться.

Начались приготовления к операции.  Дядя Федя дал мне пустой  бочонок и сказал, что   в него он будет загонять поросенка.  Свин  встретил нас, пришедших без привычного ведра с похлебкой,  настороженно и сразу шарахнулся в угол. Начался загон. То есть я бегал с бочонком за поросёнком по всему хлеву, а дядя Федя стоял на пороге и спокойно наблюдал.
 Свин воспринял наши действия как покушение на  свободу  на своей территории и громко протестовал. Наконец,   я запыхавшийся и весь  в навозе плюхнулся на бочонок в который случайно попала поросячья голова .  Дядя Федя верёвкой притянул ноги  поросёнка к его же животу и связал. Тот дико орал,  и я , чтобы не видеть самой операции, закрыл глаза. Казалось,  наступил конец света. Визг, дёрганье животного, лицо грязное,  и только пот, разбавленный навозом, коричневой струйкой стекает по щекам прямо в рот.  А руки заняты,  что тут поделаешь.  Прошла вечность,  и тут дядя Федя похлопал меня по спине.
- Колька, ты что,  спишь?  Отпусти боровка.  И сегодня можешь уроки не делать.
- Почему?
- От тебя так несёт, что завтра  точно учительница  к доске не вызовет.
Тут он задумчиво  достал из-за спины поросячьи яйца и повесил их на высокий столбик. Красные и страшные настолько, что мне  стало плохо,  и я убежал. А запах того   навоза я чувствую и сейчас, стоит только закрыть глаза и вспомнить...

Но это еще не вся история, через некоторое время возвратился с работы Александр - Колькин  отец.
- Здорово, Федя, кастрировать пришел? Ну, давай, готовь инструменты пойдем в хлев, подсоблю.
Отец с невозмутимым лицом направился следом за Александром и занял привычную позицию на пороге, с интересом наблюдая за помощником.

 Боров ещё не отошёл от предыдущей кастрации и,   увидев  обидчика со знакомым бочонком,  совсем  озверел.    Пока Александр  гонялся за ним, отец  терпеливо ждал. С полчаса  борьбы и  противники  оба,  обессиленные,  упали на пол.  Александр держал поросенка за задние ноги. Подошёл отец и сказал:
-  Крепко держишь?
- Ты, что издеваешься? Начинай быстрее.
- Чего быстрее?
- Кастрировать быстрее
- Я бы рад, но яйца где? Нету.
- Как нету?
- А так. Наверное, бедняга их  потерял со страху, когда ты за ним гонялся.  Это вон не они висят?
- Александр глянул на два багровых рубца, поднял глаза и  увидел на столбике поросячьи яйца.
- Тьфу, ё! Ты чего ж не сказал?
- А чего говорить. Раз  пошел ловить борова,  может ты его теперь после кастрации зарезать надумал? Ты хозяин, а мое дело маленькое.

Александр опешил от такой логики, а боров напрягся и вырвался. Он с рёвом выскочил из хлева и с визгом понёсся по деревне. Потом  ещё часа два его загоняли домой всей улицей. И хохотали, когда  отмечали кастрацию за столом, только  отец не смеялся. Он как всегда,  был серьезен, лишь чуть-чуть улыбался глазами"

Несерьёзно о серьёзном -  в этом был мой отец.
Вспоминая,  я вижу его   улыбку с грустинкой, - и  житейские неприятности как бы отдаляются,  становясь мелкими и несерьёзными.  А отец  по прежнему со мной. Как и тогда, когда в студенчестве я приезжал домой в отпуск.
Когда после небольшого застолья мы выходили во двор.
И,  раскинув руки,  отец предлагал:
- А  попробуй-ка батьку побороть.
И мы,  дурачась,  боролись, а мать, несерьёзно сердясь, говорила:
- Что, вам больше нечем заняться? Богатыри...  Сынок, а ведь  он к твоему приезду готовился. Вон,  гиря стоит у колонки в огороде, каждое утро  её мучает, еще и обливается холодной водой. 
И,  чтобы отец не слышал, просит шепотом:
- Ты поаккуратнее с ним.  Последнее время   рана с войны стало часто о себе напоминать. Он не подаёт вида, но я вижу,  как  растирает бок всякими мазями.  Бросил курить, может,  к пенсии и пить бросит.

А совсем  недавно снова вспомнился отцовский юмор,  когда  позвонил брат Володя  из Красноярска и  рассказал,   как продавал свою машину. Покупатель спросил:
- Сколько она бензина ест?
Брат серьёзно ответил:
- Заправляю раз в месяц и езжу, езжу...  Как надоест ездить со старым бензином, так сливаю и заправляюсь свежим.
Пауза, потом смех, и уже  неважно,  сколько на самом деле «ест» машина.