Пятнадцать минут третьего по тенту начинает бешено барабанить дождь. Слышны возгласы Витьки с Киром, смех и прочие проявления радости и счастья. Подозреваю, что сейчас в палатку полезут подтопленные наши соседи, и, как всегда, оказываюсь права. Лена с Лерой ложатся у противоположной стены. У них палатка без дна, её начало подтапливать в первую очередь. Витя всё ещё где-то под дождём в одних плавках, слышу, как он что-то кричит Киру сквозь гром и молнии. Выглядываю наружу и делаю ему замечание – дети спят, во всяком случае, пытаются спать. На улице прохладно, но в палатке тепло, нас много, и мы надышали себе теплоту. Однако, когда ложусь, меня бьёт озноб. Страшно. Опасаюсь молнии и потока с горы, который может смыть палатку. Читаю про себя «Отче наш», чтобы отвести беду.
Постепенно дождь становится меньше и вскоре совсем прекращается. В палатку залезает Витя в плавках, влажный и холодный, и сразу засыпает. Я тоже начинаю дремать. Просыпаюсь часа через два оттого, что Кирилл дрожит в предбанничке, а Витька рядом сквозь сон бьёт кому-то морду, а попадает по мне. Успокаиваю мужа, даю Киру свой «пилот» – зимнюю куртку, которую вожу с собой на холодные вечера и в качестве подушки – и один спальник, потому что у нас в палатке и так становится душно. Кирилл отогревается и засыпает. Тогда и я, наконец, отключаюсь.