Он курил с отвращением, давился сигаретным дымом. То нервно заламывал руки, то проводил ими по волосам так, что черные завитки с трудом проходили через побелевшие от напряжения пальцы. Его грудь вздымалась резкими спазмами, отчего он задыхался и постоянно раздувал щеки, выдыхая воздух из скованных агонией легких.
Кафе было переполнено, вечерний час брал свое и за суетой и грохотом кофе-машины никто не замечал странное поведение парня в дальнем углу забегаловки. Напротив него сидел молодой человек, такого же возраста, как и Стас – лет двадцать пять, не больше. Он молчал и с испугом и непониманием смотрел на друга, не решаясь прервать его безмолвной истерики.
- И знаешь, что она мне сказала?- Стас прорычал эти слова, плотно стиснув зубы и подавшись вперед к собеседнику с такой силой, что непокорный завиток упруго упал на лоб. Казалось, он сделал это, чтобы отвлечь и напугать боль и страх внутри и, наконец, высвободить нечто, что заставляло его так сильно страдать в эти минуты. Собеседник же не решался ответить, потому что понимал - вряд ли друг вообще в эти минуты видит его. – Она сказала, что ее жизнь – это старый потрепанный кардиган….. И именно поэтому она ушла. Меня выбросили из жизни из-за старой кофты…
Стас быстро потушил сигарету и рывком сорвался с места, нервно надел черное шерстяное полупальто и сталкиваясь с посетителями кофейни вылетел на темную улицу.
Была середина декабря. В темноте умиротворенно мерцали снежинки. Стас шел, уткнувшись носом в поднятый воротник, в карих глазах отражались белые холодные огоньки. Улица провожала его фонарями и блекло-желтыми стенами старых домов, которые Стас так любил. Он мог часами стоять в этом квартале и смотреть на горящие окна. В сознании сразу всплывали картины неведомой, но такой близкой и желанной жизни. Он видел, как в одной из комнат этих старых многоквартирных домов с полногабаритными потолками тихо играет танго Карлоса Гарделя, в винтажных сервантах стоят прозрачные бокалы, которые вот-вот наполнит шампанским кудрявый кареглазый парень и протянет один из них девушке с ногами устроившейся на старой софе. А вокруг сновали гости, они были везде и всюду: одни вели оживленную беседу у окна, другие рассматривали старые фотографии на трюмо, третьи, смеясь, бродили по квартире, скрипя половицами. И был в этом мире воздух наполнен волнующим запахом чего-то горьковатого, может старой паркетной краски или тяжелых бархатных портьер…..
С трудом оторвав взгляд от видимых только ему картин, Стас пошел вниз по темной улице. Проходил мимо ресторана, в окне которого он видел фигуру скрипача, играющего для посетителей. Смех и звон бокалов, звучащий из его стен смешивался с музыкой из театра, где в этот момент раздавались трагичные отголоски «Травиаты». Стас шел медленно, вокруг все было каким-то нереальным, все как во сне. Он впитывал эту жизнь, старался запомнить и вобрать каждую ее деталь, чтобы запомнить и в любой момент суметь вернуться. От отчаянных усилий остановить мгновение у него кружилась голова, а в теле проявлялась предательская слабость.
Ее голос в голове не умолкал, молодой человек раз за разом восстанавливал в памяти сегодняшний с ней разговор. И так живо он слышал ее слова вновь и вновь, что время от времени вздрагивал и просыпался, словно ото сна – таким реальным казалось ее присутствие в эти мгновения. « Милый, милый Стас. Я не могу оправдать себя. Но моя жизнь – это старый, потрепанный кардиган с множеством нелепых перламутровых пуговиц. Однажды, кто-то дрожащей, напуганной рукой застегивал этот кардиган….и пропустил пуговицу. В самом начале. Жизнь продолжалась, пуговицы застегивались дальше, но, увы, все уже шло неверно. Так вот… с тех самых пор, каждое мгновение моей жизни, как пуговицы этого проклятой кофты потеряли свое место. Все не мое, все не для меня. Я живу мириадами мнимых дней, сюрреалистичных событий. Я – пуговица, которая находится не в своей петлице и, уродливые складки вокруг не устают мне напоминать об этом. Прости меня, я столько раз думала, могу ли я это все исправить? Или кто-то другой может? Я всегда так надеялась, что появится кто-то терпеливый и смиренный и он непременно все исправит, все перестегнет…Но, увы. Я не могу разделять свою странную драму с человеком, который является рабом своей… понимаешь? Не осуждай меня, ведь тебе так знакомо это чувство. Я не хочу выглядеть предательницей… но я слишком устала, чтобы каждый раз смотря на тебя ловить в твоем взгляде мучительные и видимые только мне страдания. Мы никогда не поможем друг другу, а зачем быть вместе…. чтобы наверняка завязнуть в собственном безумии?». Карина с трудом взглянула на собеседника последний раз и ушла. Только звон колокольчика на двери кафе свидетельствовал о том, что она здесь была.
Восстанавливая этот разговор, Стас понимал, почему Карина так спокойно все это ему говорила, почему слова лились так плавно и лаконично, несмотря на ее состояние… Этот монолог она проговаривала про себя уже много раз. Она уже очень долго жила с этими мыслями.
Вдруг молодой человек остановился прямо под самым фонарем, отчего стал единственной освещенной фигурой на улице. Снег вокруг него искрился и хаотично передвигался вокруг, движимый слабыми потоками ночного воздуха. В эти минуты он понял, что никому ее не отдаст, что не позволит и без того постоянно издевающейся и бросающей упреки жизни забрать у него человека, единственного человека, который никогда ни в чем его не винил и не осуждал. Внутренний монолог был сбивчивым и тревожным. Стас не мог смириться с тем, что судьба постоянно наказывает его за что-то. Он всегда задумывался ни сделал ли он что-то такое, за что может нести это жуткое бремя неприкаянного человека? И в тот же момент гневно отвечал себе, что будь такой поступок в его жизни, он давно за него уже много раз расплатился.
Вспоминая подругу, парень возвращался к моментам, когда Карина, подхватываемая случайным запахом, местом, мелодией превращалась из человека, освещающего его жизнь своим участливым присутствием в девушку с теплым, но стеклянным взглядом, в эти моменты она была далеко от всего, что происходит вокруг, снова возвращаясь к каким-то таящимся в ее сознании воспоминаниям. Стас ничего не мог сделать, потому что был точно так же одержим картинами какой-то далекой, неизвестной ему жизни, поэтому всегда был с ней рядом в эти мгновения, и не было для него никого ближе, чем она. Перспектива потерять ее подступила тошнотой к самым вискам.
Дойдя до дома Карины, Стас увидел, что света в ее окнах нет. Это он и так знал. Она не вернулась бы в этот день домой. Но существовало не так уж много мест, куда эта девушка могла бы пойти в такую ночь. Единственным местом был дом одинокой женщины, с которой их так непонятно для него однажды свела судьба. Он эту даму никогда не видел, но от Карины слышал, что она чуднАя и невероятно мудрая.
Переходя на бег, Стас шел вниз по старой улице. Дойдя до предполагаемого места, он остановился и недоверчиво и удивленно посмотрел на добротный кирпичный коттедж из трех этажей, внезапно представший перед ним. У дома был красивый кованый забор и в окнах ярко горел свет. Этот дом был из тех, увидев в полночь который, не удивишься не найдя его на том же месте на рассвете. Словно сон, странный, сюрреалистичный сон, очнувшись от которого, найдешь признаки его реальности наяву.
Внутри все трепетало, по телу пробегала мелкая, липкая дрожь. Стас решительно сорвался с места и направился к дому. Казалось, вокруг этого места нет никакого движения. Нет ветра, на небе не двигались облака, луна была еще более неподвижной, чем прежде. Все вокруг этого странного дома, как будто спряталось и было черными театральными декорациями.
Тихо толкнув кованую калитку , которая так мягко и призывно была приоткрыта, молодой человек недоверчиво посмотрел внутрь. Сквозь таинственное кружево черного забора виднелась узкая мощеная дорожка, ведущая в дом. Во дворе было слишком темно, чтобы суметь увидеть что-то, поэтому Стас прошел к двери, едва коснувшись ее, оказался не удивлен тому, что дверь эта вовсе не была заперта. В его затуманенном сознании пронеслась мысль, заставившая мелкие мурашки снова пробежать по спине - не было ли в этом доме чего-то такого, чему не требуется защита, чего-то, что является страшнее и опаснее, чем открытая в полночный час дверь?
Молодой человек тихо зашел в дом и остановился на пороге. В доме все было залито мягким, теплым, желтым светом. Ни одного темного уголка. Перед ним открылся большой зал, заставленный светлой ротанговой мебелью. В шкафах стояли разные статуэтки, сувенирные книги и маленькие цветные вазочки . На стенах висели цветы в кашпо, а из зала была видна светлая кухня, загруженная стеллажами со специями и различными банками. Но больше всего внимание Стаса приковали сушащиеся у входа в дом травы. Одну из них парень без труда узнал по запаху – лакрица источала терпкий горько-сладкий запах чего-то таинственного, напоминающего о детстве, в котором мама давала ему сироп из корня солодки, стоило ему только заболеть. Так для него и остался запах лакрицы, запахом чего-то в одно время успокаивающего, а в другое болезненного и даже зловещего. Сказать, что обстановка в доме была совершенной мистерией – не сказать ничего. Все было странным и влекущим.
Из настигшего Стаса ступора его вывела хозяйка дома – та самая дама с причудами. Полноватая женщина лет пятидесяти, блондинка со стрижкой с улыбкой и кружкой в руке смотрела на него из кухни.
- Сынок, может зайдешь уже? Я яблочный пирог испекла как раз к твоему приходу, – женщина, не переставая тепло улыбалась Стасу и смотрела на него так, как будто ей давно все было известно и она не была удивлена ни его визиту, ни ситуации в целом. Молодой человек молча сделал пару шагов к центру комнаты, замявшись, несколько раз пытался спросить про Карину, но отчего-то так и не сумел – горло словно сдавило невидимое кольцо.
- Карина! – женщина посмотрела на потолок и крикнула девушке, очевидно, находящейся на верхнем этаже. – К тебе гости, спускайся. А я пойду пирог достану, - она подмигнула своему гостю и исчезла на кухне. В этот момент Стас снова не без сомнения подумал, есть ли сейчас на этой кухне кто-то или эта чудаковатая дама исчезла, как Чеширский кот.
По изящной деревянной лестнице к нему спускалась Карина. Домашняя, как всегда тихая, опущенные уголки ее карих глаз выдавали сильную усталость. Единственное, что удивило Стаса в ее облике была мягкая улыбка - она ему улыбалась.
- Пришел…Да ты садись, теперь уж никуда не пойдешь, верно? – Карина мягко положила руку на плечо парня, предлагая присесть.
- Да, не уйду. Может это эгоистично, может, я вовсе не должен этого делать. Но ты должна остаться. Мы не должны расставаться только потому, что там, в небесной канцелярии что-то перепутали, - произнося эти слова, Стас поймал себя на том, что не был уверен была ли эта канцелярия «небесной» или, напротив, было это чем-то совершенно иным. – Останься, нам нечего терять. Ты в этом мире для меня как соотечественник заграницей – я все равно чужак, но со своим человеком легче.
Карина натягивала рукава тонкого горчичного свитера, пытаясь спрятаться от всего, что ее так мучило, и , несмотря на отчаяние и нервозность собеседника, продолжала рассеянно улыбаться.
- Да, знаешь, я подумала… не стоит нам расставаться. Раз уж суждено нам быть пожизненно заключенными в чужой судьбе людьми, то я выберу в сокамерники только тебя, - Карина невесело улыбнулась, как бы извиняясь за неуместный юмор. – Всегда лучше смотреть в глаза преступнику, совершившему тоже преступление, что и ты – в них ты никогда не увидишь упрека.
Стас выдохнул . От слов подруги на душе стало как-то смиренно. Биться больше было не за что и не с кем. В этот момент он понял, что борьба закончена. Что он принимает свою судьбу, что никогда больше не будет разбит этой роковой ошибкой неведомых ему обстоятельств.
Светлана, так, оказывается, звали хозяйку дома, словно знала, что ее гости закончили разговор, и ворвалась с кухни дерзким, веселым вихрем.
- Дети, расставляем чашки! Иду с пирогом! – Светлана по-деловому командовали своими гостями. В ее поведении была какая-то незыблемая уверенность и сила. Казалось, все ей было уже известно в этом мире, она заряжала всех вокруг позитивом и смелостью - смелостью быть не как все, смелостью переживать любые неудачи и противостоять им. По всему ее виду было понятно - ни одна беда не застанет ее врасплох.
С кухни вместе с хозяйкой ворвался запах пирога и корицы. Кружки начали греметь о блюдца и ложки, пирог тяжелыми золотистыми кусками опускался в тарелки. Когда Светлана вновь исчезла на кухне, забыв чайник, Карина умиротворенно улыбнулась, прикрыла уставшие глаза и опустившись на плечо Стаса глубоко выдохнула:
- Видишь, как в нашей тюрьме кормят… И надзиратели что надо….