http://youtu.be/RONvIN21kTc
Максу
Я сижу в Старбаксе где-то в районе Норт Линкольн и смотрю, как Чикаго медленно погружается в снежное безмолвие. Вечер опускается на город, принося с собой покой. Даже ветер, пронзительный ветер, летящий с озера, сейчас стих. Это редкий час. Я люблю его за некое волшебство. За покой, который он дарит. У планшета почти кончилась зарядка. Вот незадача! Ну, ничего не поделаешь. В резерве есть телефон. На нём тоже можно рисовать. И я рисую. Рисую небольшой католический собор поблизости от кафе. В цветах ретро. Под снегом.
- Странное у тебя занятие.
Я не поднимаю голову. Так и остаюсь сидеть, продолжая смотреть на дисплей. Разве что рука, держащая телефон, начинает дрожать чуть больше обычного.
А он садится напротив меня. И молчит. Жаль, здесь не курят. А то я бы закурила. Всё было бы легче.
- Холодно сегодня. Заметила? Как в Москве прямо.
- В Москве сегодня оттепель. Так что... Холодно только здесь.
Я не люблю свой голос. Я знаю, что звучит он далеко не красиво. Хриплый слишком. Да и вообще...
- Что ты делаешь?
Нахожу в себе силы поднять голову. Оторваться от дисплея. Посмотреть в лицо сидящего напротив меня.
- Я рисую.
- Рисуешь? Что именно?
- Может быть, прошлое. А может, это настоящее.
- Почему бы не будущее?
Его голос... Его я никогда не спутаю ни с каким другим. Он уникальный, удивительный.
- Так почему ты не рисуешь будущее?
Вопрос, который он повторяет, не даёт покоя мне самой уже много месяцев. Я не знаю ответа. Пыталась найти и не смогла.
- Я не умею. Держи. Может быть, у тебя это получится лучше?
Я протягиваю ему телефон и стилус. А сама вцепляюсь в уже остывшую чашку с кофе, как цепляются за спасательный круг утопающие.
- Что это?
Кивком головы он указывает на картинку, замершую на дисплее.
- Это собор. Здесь, рядом. Католический собор. Я была там сегодня вечером.
- Зачем? Не ты ли говорила неоднократно, что разуверилась? Или... Приоритеты сменились?
Я молчу. Если я скажу то, что хочу, не сбежит ли мой собеседник с криком "психиатрическую помощь сюда!"?
- Нечего сказать?
Он и сам не знает себя, наверное. Не знает, что его слово - закон. Не знает или не понимает, что его голос подобен ветру, раскату грома, дождю, лучу солнца. Что нет более нежного и более сильного звука.
- Нет. Мне есть, что сказать. В том соборе судили бога.
Я говорю это очень тихо. Не глядя на сидящего напротив меня. Его молчание ранит так глубоко, что от боли мне становится нечем дышать. Я замечаю, что дисплей телефона погас.
- И почему его судили? За что?
Так говорят с душевнобольными. Наверное, именно так говорят. Но мне терять нечего уже. Я снова поднимаю голову. Знаю, что выгляжу я уже просто смешно. С текущими по щекам слезами, с размазанной косметикой. И вот, глядя прямо в глаза (насмотреться бы!) того, кто сидит передо мной, я тихо произношу:
- Его судили за то, что ты однажды сказал: всё изменится.
Я не бросаю ему обвинение. Я никогда и ни в чём не обвиняла его, не упрекала. И никогда на него не обижалась. Сначала просто не могла. Потом - не хотела.
Очень медленно я протягиваю руку. Касаюсь его руки, лежащей на столе. Красивой мужской руки, чьё тепло я, почувствовав однажды, не смогла забыть. Еле ощутимо касаюсь, будто боюсь причинить боль.
- Погуляем?
Он пожимает плечами, чуть усмехается. Встаёт, не отнимая у меня своей руки. И мы выходим из кафе. Хорошо, что у меня есть привычка оплачивать счёт сразу же, как приносят кофе.
Небо над городом бездонное, чёрное. С него на нас падает снег. Он легко одет. Впрочем, он никогда не одевался тепло. Это всегда меня удивляло. Меня шатнуло. Чтобы не упасть, на секунду я прислоняюсь к его плечу.
- Ты пахнешь снегом.
Он снова усмехается. И смотрит куда-то, отрешённо, немного горько. Я никогда не идеализировала его, кстати.
А потом мы медленно идём вдоль домов, в окнах которых горит тёплый свет. Это чужие, безликие дома. Их я тоже однажды рисовала. И буду рисовать ещё, возможно. До собора совсем близко. Я не чувствую ветра и холода. Почему? Просто... Он рядом со мной. И мне тепло от этого.
- Этот собор?
Через витраж центрального нефа льётся на снежную улицу мягкий свет. В соборе, наверное, тепло.
- Да. Этот. Зайдём?
Я спрашиваю это, опустив голову. Не могу смотреть ему в глаза сейчас. Почему-то не могу. Его рука медленно поднимается. Касается моего лица. Подбородка. Заставляет меня посмотреть ему в глаза.
- Зачем?
Он прав, задавая этот вопрос. Незачем. Он тысячу раз прав. И я теряю самоконтроль. Не заботясь о том, как это выглядит со стороны, я кладу ему руки на плечи. А потом прижимаюсь к нему, утыкаюсь в его плечо. Он и правда пахнет снегом. Я люблю его таким, какой он есть. И ему не нужно быть кем-то. Достаточно того, что он просто есть.
Так мы и остаёмся стоять возле собора. В этом рисованном городе, которого нет. Нет, потому, что город мне не нужен. У меня есть он, мой единственный. Тот, кто пахнет снегом.
Чикаго