Порченая

Владимир Суслов
        В тот год  царь Николай II вступил во власть, а чуть ранее  мамаша  родила  девочку, прямо   на   Евдоху, потому и  имя батюшка дал при крещении – Евдокия. Дунятка  стала четвёртым дитём  в семье: старшими были  три  брата. А после неё ещё родилась  Прасковья.  В  шестнадцать лет  родители впервые отпустили Евдокию на  вечеринку к  подруге Польке, той было шестнадцать с половиной, и её выдавали замуж.  Дуняха   в своём возрасте  девкой  была уже хоть куда. О таких говорят «кровь с молоком». Лучше, чем у других получались у неё шитьё и вышивка, она замечательно  пела и  танцевала. Обеды  своим  казакам готовила  не  хуже  мамки. Бралась за любую работу по дому и всё у неё получалось. Бедовой девкой слыла среди односельчан. На левой руке носила серебряное колечко, что значило  «девушка на выданье». Жениха у  неё ещё не было, но Стёпка, парень семнадцати лет, на Дусю засматривался. Степан  был завидным женихом, из работящей семьи,  и она верила:  за  такого парня  родители отдадут  замуж  без сомнений. Ей  так хотелось пройтись со Стёпкой, чтобы все поняли, что  она ему нравится, и он  за ней ухаживает.  Но в их станице  считалось, что  парню и девушке должно быть «стыдно»  идти  вдвоем по улице. Так повелось,  что  ухажер никогда не должен на людях  приближаться к   своей  избраннице, а  приходить  домой к своей девушке  –  значит компрометировать её.  Она,  в свою очередь, должна была  обходить  стороной   двор жениха.   
   Станичные бабы говорили: «ПокрОва – девка  воет, как корова». Время свадеб. Полина со слезами начала  девичник, с  печалью  его и завершила, сколько Дуня её не успокаивала:  замуж подружку  выдавали не за своего  ухажёра, а за  малознакомого  парня с другого конца станицы. Потому и песни на девичнике  всё больше были грустные. «У меня так не будет, - думала Евдокия, -  по любви и согласию будет: Степану я нравлюсь  и он мне  тоже».
      На  свадьбе  в  курене  родителей  жениха  за столом гостей потчевали долго, а потом вышли танцевать. Не смогла удержаться старшая дружка невесты - Евдокия, от звуков гармошки  её ноги сами пустились в пляс. И ведь как хороша  она была  в танце, просто загляденье:  яркий кружевной платок на голове, из-под которого видна   коса с красной лентой. «Парочка» на ней, как влитая: пышная ситцевая юбка, украшенная снизу складками;  кофточка, приталенная по бёдрам, с оборочкой «басочкой». Юбка  в  танце  то поднимается чуть выше колена, показывая  нижнюю  «спидницу», то опускается к полу,  по которому  стучат каблучки  высоких ботинок. Кофтой  подчёркиваются  хорошо развитые груди Дуни.   Рукава с «пухлями» привлекают к себе  не меньшее внимание, чем порозовевшее  девичье лицо и  шея  в воротничке «стойка», -   танцуя   Евдокия так поводит плечами, что трудно девицей не восхититься.
     Вот такую Дуняшу и приметил  есаул, родственник жениха, приехавший верхом с  соседней  станицы.  Сначала танцевал с ней, шутил, потом пригласил прогуляться в лесок  к речке, где набросил на её  плечи бешмет. А шутить он умел, если что расскажет, так Евдокия прямо закатывается  от смеха,  прикрывая рот ладонью. Прикомедный такой, не передать!
      От запахов опавшей осенней листвы и мужского тела, сдобренного крепким табаком, Дуня и растаяла, размякла в мускулистых руках есаула, который щекотал её своими усами, локонами  кудрявого чуба, целуя в губы и шею.
      Домой она приплелась за полночь и сразу в ноги батюшке, каяться. Мол, понасильничали  над   нею. Заголосила мамка, а потом и сестра Прасковья, убоявшаяся, что теперь на ней, сестре порченой, никто не женится. Отец так перепоясал  и не один раз  Евдокию нагайкой по спине, что следы  остались  надолго. Братья сели на коней и поехали  в дом, где проходила  свадьба. Но есаула там уже не было, он  чуть раньше  направился  к себе в станицу. Решили скакать  наперерез. Догнали. Били кулаками, как  было принято среди казаков. Сколько есаул не махал руками, с тремя молодыми ему справиться не удалось. Старший брат Николай уже пару лет как выходил  в  масленицу на кулачный бой, знал, как бить. Младшие тоже были не новички в драке. Упавшего есаула не  пинали  сапогами – это было не по-честному, а ставили на ноги и дубасили  кулаками. Отвели душу и вернулись домой.  Ненужное   дело  принуждать есаула  идти под венец с  сестрой  – есаул был женат и имел  детей.
      То, что произошло с Евдокией, скрывать было бесполезно: только семье  вредить. Нечестную девушку разоблачали после первой брачной ночи – вывешивали белый платок на крыше: красного флага Евдокия уже не удостоится.  А могли  на её родителей надеть  соломенный хомут и вести со свадьбы  домой   и   петь песни, позорящие  мать и отца. За такое братья могли и убить сестру. Упаси господи!
      Две недели  Евдокия не показывалась на люди, а потом распустила волосы, заплела их  в две косы, уложила  вокруг головы и закрепила файшонкой. Голову повязала  знуздалкой – платком,  прикрывающим часть лица, и вышла на баз помогать матери. Пусть все видят:  незамужняя  Дуся стала  бабой. Матерь  беспокоило: не  понесла ли Евдокия. Тревога была не напрасной.  Мать и дочь  решили, что незаконнорождённого ребёнка в доме не будет. Известная в округе бабка с жуткими для Дуньки страданиями избавила  молодуху от греховного плода.  Хорошо, что всё обошлось благополучно: кровью девка не истекла.
       К девятнадцати  годкам Евдокию приехал сватать вдовец из ближнего  хутора: бородатый, высокий и худой казак. После смерти  при родах  хозяйки  осталось двое детей.  Обвенчались. На голове Дуси фаты не было и гостей за скромным столом тоже не было. Выпили по чарке, матушка  прослезилась. К бричке казака привязали корову - подарок родителей, положили узел с приданым, и отправилась Евдокия в новую жизнь. Всю дорогу  ехали  молча: женщина с  брички свесила ноги, а мужчина спиной к ней  управлял лошадьми.
       В новом  курене  Дуся принялась наводить порядок. К работе она привыкшая, но управляться с двумя детьми, готовить еду, стирать бельё и одежду, печь в русской печи хлеб, штопать и шить, доить коров   было  для неё трудновато. Муж относился к ней с уважением и вниманием, помогал. Молчаливый, но любящий, как показалось Дуне. И не такой уж он и старый, как думала она  при первой встрече: всего-то около тридцати. Больше всего Дуся боялась, что после аборта она не сможет рожать,  и с нетерпением ждала первых признаков  беременности. Молилась Пресвятой Богородице. Помогло. Родила своему Павлу Сергеевичу троих сыновей.   Очень  желаемые  для женщины  счастье  и любовь Евдокии  воплотились   в детях.