О том, что старого мэра города собираются, наконец, сменить, в определённых кругах давно знали. Даже, более того, это событие ожидалось примерно через полгода, и вот, на тебе! Снег да голову! Всё произойдёт не в конце осени, а теперь, и со дня на день прибывает ставленник из Москвы. А это значит, в ближайшее время поменяется, чуть ли не до охранника, вся команда. Те, кто мешками растаскивали муниципальный бюджет по своим светлым городским квартирам и каменным загородным домам, по кабакам, да по юным любовницам отходили теперь на второй план. А на смену им шли новые, энергичные, инициативные и голодные. Стёпа хорошо знал, в этом случае, тем более, если происходит всё неожиданно, у дел во множестве окажутся люди совершенно не сведущие в том, чем они официально должны будут на новых постах заниматься, ни в том, даже, как аккуратно и грамотно положить городские деньги в свой широченный карман вовсе без дна.
Этим людям теперь нужна была помощь.
Без сомнения, Стёпин холдинг с его многочисленными филиалами и маленькими фирмами однодневками, Стёпины московские связи и местный авторитет, особенно, когда речь шла о строительстве, о ремонтных работах или снабжении, подходили тут как нельзя лучше.
Стёпа теперь был дома. Он смотрел в окно усталыми, уже больными глазами. Несколько дней подряд он вынужден был ездить по офисам и загородным дачам, созваниваться, встречаться лично, пить с малознакомыми, малоприятными людьми, изображать сверхнадёжность и абсолютную компетентность. Это и само по себе не легко давалось, а тут ещё эта мысль, не дававшая покоя последнее время, мысль про Любу, вдруг, всё же, это она? « Не может быть! Не может!» - думал Степан, отгоняя от себя сомнения, но спустя время, сомнения эти возвращались, и всё повторялось опять и опять.
Только под вечер, а то и ближе к ночи Степан мог оказаться у себя, как сейчас, или в офисе, что бы поговорить с Сергеем Сергеевичем, на которого лёг весь груз подготовки к решающему дню. В этот день в один момент нужно было поставить точку. В этот день всё должно быть правильно, красиво и точно. Этот день наступал завтра. « Скорей бы уже. - часто думалось Степану последние несколько дней - Ох, поскорей бы…»
Ну, а Сергей Сергеевич теперь, по обыкновению своему, без устали собирал всю возможную информацию на всех без исключения фигурантов этого дела. Занятие это доставляло Серёге настоящее удовольствие, время, от того летело незаметно и по вечерам, в отличи от Стёпы, Серёга выглядел довольным и здоровым, с каждым разом всё уверенней всё солидней. Вчера Серёга докладывал, что выходило по Кроту.
- Чем дальше, тем интереснее. Доказать тут, покамест, ни чего нельзя, но факты вот какие, Степан Сергеевич. Один пациент Крота, не сразу, спустя время, угодил в секту. Оставил им квартиру. Теперь молится где-то в лесу, в землянке. Другой, как раз во время тесного общения с Кротом, будучи его пациентом, конечно, взял в банке большой кредит. Теперь этот банк его без штанов оставил.
Сергей Сергеевич чуть-чуть помолчал, ухмыльнулся и продолжил
- У секты есть реквизиты, счёт есть в банке. Как раз в том самом, который своего клиента по миру пустил.
- Работает мужик, ни чего не скажешь. – сказал Степан глядя в окно. Честно говоря, Сергея Сергеевича он слушал одним ухом.
Степан жил высоко, высоко в огромной квартире на двадцать пятом этаже в центральной части города. Из окна особенно по вечерам открывался волшебный, удивительно красивый вид. Казалось, будто ты стоишь на вершине горы, как небожитель, среди облаков и тишины. Ещё давным-давно Стёпа, будучи подростком, полюбил лазать по крышам. Тогда в городе стали появляться первые высотки. Полюбил это гордое, чувство одиночества. Потом, став взрослым и могущественным, Стёпа купил себе эту квартиру на двадцать пятом этаже и, глядя в окно на разросшийся мегаполис, вспоминал иной раз, как был мальчишкой, как сбегал ото всех – от пьяного папаши, от надоевших болванов приятелей. Как сидел на крыше зимой в холодной пустоте под тёмными облаками злой и упрямый и думал про себя – « Это мой город, поняли, вы, мой!».
Стоя у окна, Стёпа, обычно, успокаивался, становился добрее, тише. Но сегодня сделать это не получалось. Опять в голову влезла, насквозь отравленная, мысль про Любу - «А, вдруг, всё таки, она виновата?! Почему нет? Серёга правду говорит, и не такое ещё бывает в жизни.».
Но вот и наступил этот тяжёлый и неизбежный день.
Слава сидел в шкафу. Сидел уже час. Ни чего не поделаешь, в любой профессии свои изъяны, свои неприятности. Врач терапевт, например, каждый день встаёт под лавину вирусов гриппа, иной педагог год за годом учит детей чему-то, по большей части, совсем не нужному в предстоящей жизни а налётчик обречён часами торчать на сквозняках в грязном подъезде, или на улице на холоде, или, вот, как Слава теперь, сидеть в тесноватом шкафу купе среди пёстрых надушенных платьев чужой женщины.
Слава внимательно слушал, и вот, наконец, услышал, как щёлкнул дверной замок. Тут он, действительно, обратился в слух весь целиком и сразу понял – всё пошло не так, как предполагалось. Из коридора донеслись звуки шагов потом голоса. Там были явно мужики, и их было не меньше, чем трое или даже четверо. Слава снял пистолет с предохранителя и замер. Раздался властный голос.
- Стойте в коридоре. Топчитесь поменьше.
После этих слов прошло две минуты мучительной тишины и неопределённости, которые Слава не захотел бы пережить ещё раз. Пожалуй, даже в обмен на пару лет лагерей.
- Всё, выходим. Стоите за дверями на площадке. Соседям не хамить, ждать меня, в подъезде не курить. Я вернусь через двадцать минут с Любой.
Снова последовала пауза. Слава только успел понять, что говоривший обращается к своим охранникам и опять стал слушать.
- Иди сюда. Посмотри со стороны как выглядит?
Раздался ответ
- Нормально, Степан Сергеевич. Красиво. Вино, фрукты, футлярчик… Сюрприз хотите сделать?
- Вроде того. Точно, всё нормально?
- Точно, Степан Сергеевич.
- Ладно, выходим. В подъезде не курить, к девкам не приставать. Держать связь с машиной, а руку на тревожной кнопке.
Снова раздались шаги, хлопнули двери и всё стихло. Слава выждал минуту и тихонько вышел из шкафа.
Люба жила на втором этаже. Балкон выходил во двор. Дом, в котором жила Люба, построили лет тридцать назад. За эти годы хлипкие, тоненькие саженцы во дворе и под окнами выросли, превратились в красивые высокие рябины, белые берёзы, клёны и тополя. Разрослись и кустарники. Многие газоны стали теперь настоящие заросли, по которым, и правда, несколько лет уже, как не ступала нога человека. Когда Степан и Сергей Сергеевич думали над задачей, им обоим пришло на ум предоставить для отхода Славы именно этот путь. На балконе, даже, был пожарный люк в полу.
Так и вышло. Слава снял крышку люка, повис, уцепившись за край квадратного проёма, потом разжал пальцы и, почти бесшумно, приземлился. Вокруг не было ни кого. Слава так и остался сидя на корточках. Он смотрел по сторонам, пытаясь разглядеть сквозь заросли, что там за ними происходит. Кажется, всё было тихо. Значит, пора выбираться.
Уже через минуту он с футляром чёрного бархата в кармане быстрым уверенным шагом шёл через дворы и на ходу говорил по телефону с Олегом Анатольевичем. Крохин выслушал без комментариев и сказал в ответ
- Ну, и хорошо, что так. Давай, давай скорей иди. Все давно собрались, тебя только не хватает. Сразу заходи ко мне. Я за тобой через пять минут. Посмотрю, всё ли в порядке. Ты будь на связи. Если что, не дай то Бог, не так, Коля всё сделает грамотно. Слушай его.
« Что-то тут не то. – подумалось Олегу Анатольевичу. – Ладно, проверим.»
Он достал ещё один телефон, выбрал из длинного списка абонентов Любин номер и подумал
« Интересно, сработает? Должно сработать. Только бы трубку взяла!.. »
Когда-то, в самом начале их совместной деятельности, Крохин сказал
- У меня к вам, Любовь Ивановна, одна маленькая просьба. Маленькая, но очень, очень важная. Вы даже не представляете до конца насколько это важно.
Крохин посмотрел на Любу долгим лукавым взглядом и продолжил
- Каждый раз, когда я буду задавать вам важный вопрос, а это вы поймёте по моей интонации, каждый раз старайтесь поймать его суть. Услышать ключевое слово. Если не поняли, если не ухватили сразу, суть моего вопроса, обязательно переспросите. Потом, не торопясь, подумав, отвечайте. Если на вопрос можно ответить однозначно, сказав просто « Да.», или « Нет.» - всегда так и отвечайте. Это тоже очень важно. Запомните это – сначала, если возможно, даёте однозначный ответ, ну, а потом можете пояснять, комментировать и делать все возможные оговорки. Это понятно?
Люба, слушавшая очень внимательно, в ответ энергично закивала головой.
Крохин посмотрел с явно выраженным удивлением и спросил
- Тогда, почему я не слышу ответа? Я его услышать должен, а не увидеть.
- Ой, извините… Да, я вас хорошо поняла.
« Вот так-то лучше. – подумал Олег Анатольевич. - А то кивает она мне головой, как умная лошадь.»
Это действительно была очень важная привычка, сначала отвечать на вопрос «да» или «нет», и только потом пускаться в объяснения. И этому навыку Крохин учил всех своих подопечных. Только вот пользоваться такой привычкой можно было по-разному…
Крохин нажал на клавишу с зелёной трубкой. Через несколько мгновений услышал Любин голос с чуть заметной грустинкой
- Алло.
- Здравствуйте Любовь Ивановна! Очень рад вас снова услышать. Вы знаете, а мне теперь самому нужна помощь. Я хотел бы у вас проконсультироваться по современному искусству. Возникла, знаете, такая необходимость. Любовь Ивановна, скажите мне, пожалуйста, вы сегодня дома будете?
- Нет. Если и буду, то поздно, извините. Я бы вам с удовольствием помогла. Вам срочно? Давайте, может быть, завтра вечером?
- Завтра, так завтра. Ну, всего доброго. Завтра я вам позвоню.
Во время этого разговора Крохин уже стоял на крылечке нотариальной конторы, которая была расположена в перестроенной квартире на первом этаже обычного пятиэтажного дома. В этом доме в связи с его хорошим расположением все до одной квартиры первого этажа были выкуплены коммерсантами и переделаны на новый лад. Аптека, за ней разливное пиво, парикмахерская, за ней филиал агентства недвижимости, цветочный магазинчик, нотариус, сувениры, и так дальше, и дальше весь первый этаж. У каждого заведения своё крыльцо, непременно, с блестящими поручнями из нержавейки. К каждому крыльцу вела дорожка, выложенная тротуарным кирпичом. Целая история была некогда с этими кирпичами. В своё время, мэр бросил клич – «Сделаем город красивее!». Под этим лозунгом всем деловым людям мелкого пошиба было настойчиво рекомендовано снять старый асфальт и вместо него выложить подходы к их заведениям тротуарной плиткой или бехатоновым кирпичом. И всё бы ни чего, да вот только, купить эти кирпичи и плитку, рекомендовано было у одной и только одной фирмы. Попробуй, ослушайся. А руководил этой фирмой ни кто иной, как сын градоначальника. Не один и не два десятка миллионов этих самых кирпичиков коммерсантам со всего города пришлось приобрести у папиного сынишки. Короче говоря, сделал отец сыну подарок. Дело хорошее. Из чужих карманов, правда, ну, да ладно. Ни чего страшного. Стёпа, между прочим, тоже ухитрился тогда получить некоторое отношение к «улучшению имиджа города», и взять себе какую-то копейку с каждого такого кирпичика.
Крохин выключил телефон. Пора было уходить. И, хоть это было не вдруг, хотя уход был запланирован в любом случае, и путь отхода вполне готов, всё равно Олег Анатолиевич почувствовал, как горькая грусть охватила на несколько мгновений усталую душу. У Крохина как раз и было две, три секунды что бы, стоя на крылечке, окинуть взглядом город, к которому незаметно привык, с которым теперь надо было расстаться, скорее всего, навсегда. Без права вернутся сюда просто, что бы погулять по знакомым закоулкам, посидеть в парке на скамье или выпить с давними приятелями. Увы, увы, пора была уходить. Олег Анатолиевич повернулся кругом, открыл стеклянную дверь под вывеской «Нотариус» и, не оглядываясь, вошёл в контору.
Примерно в это же время Стёпа и Люба стояли, друг напротив друга на пустом песчаном берегу у изгиба городской реки. Когда-то здесь был небольшой городской пляж. Сюда маленький Стёпа с пацанами часто ходил загорать или рыбачить со старого, полусгнившего пирса. До сих пор ещё уцелел кустарник, в котором ребята срезали удилища. Рыбой из городской реки тогда не брезговали. Как-то раз Стёпка натаскал целое ведёрко чебаков и окуней и принёс улов домой. Отец, как нарочно, был трезвым в тот, запавший в Стёпкину память, день. Пока довольная, счастливая Стёпина мама жарила рыбу на постном масле, Сергей Егорович сходил в магазин и принёс от туда халвы и мармелада к чаю. Сели за стол, накрытый белой, кружевной скатертью. На всю жизнь Степан запомнил, как отец вышел к столу в белой сорочке и даже надел, подаренные к юбилею на заводе, позолоченные запонки с горным хрусталём.
Степан любил этот уголок на берегу реки. Часто здесь бывал. Однажды распорядился вкопать тут пару лавочек. Тут ему когда-то было хорошо. Тут ему везло и не только с уловом. Как-то раз он нашёл в песке обрывок золотой цепочки, а потом, когда стал постарше, познакомился на этом песчаном берегу с девушкой Люсей. Они потом долго были вместе и, наверно, поженились бы, в конце концов, но Люсин отец был военным и однажды его, с дочерью и женой отправили служить на Дальний Восток.
Сегодня Степан привёз Любу на это счастливое место вполне сознательно, в надежде, что и теперь ему здесь повезёт.
Степан вытащил из кармана чёрный бархатный футляр с камнем Душа Затворника. Ни на секунду не отводя глаз от лица своей женщины, Стёпа открыл футляр и протянул его Любе. Вот он, это момент! Теперь нужно просто смотреть, не отрываясь на неё, на её лицо, глаза, губы, пальцы рук и всё станет ясно само собой.
И что же? Сначала, шок, изумление, затем восторг чистый, настоящий, не поддельный восторг. Ни какого испуга, замешательства или смятения. Ни в чём она не виновата, ни чего она не знала.
Прошла минута. Люба попыталась что-то сказать. С первого и со второго раза вышло невнятно, но потом Степан отчётливо услышал, не поняв, правда, к чему это было сказано, как Люба пробормотала
- Быть может, тогда, просто, были другие времена. Всё в жизни происходило величаво и неспешно. Наверное, так. Он верил в добро и зло и не знал, что их не существует. А теперь такие скорости… Белое становится чёрным, чёрное превращается в белое так быстро, что рябит в глазах.
Степан, перебивая, вдруг спросил
- Хочешь, подарю?
Люба, как будто пропустила мимо ушей эти слова, хотя и ответила
- Ты меня, Стёпа, извини, но иногда ты так глупо шутишь.
- А я, может, и не шучу.
- Ну, тогда тебе придётся вместе с этим чудом подарить мне ещё и вон тех четырёх охранников.
- Само собой.
-Что ж, я, пожалуй, подумаю… Сколько людей так считали? Кому только не казалось, что он может распоряжаться этим камнем. На самом деле, Стёпа, скорее всё наоборот. Скорее, это бриллиант меняет судьбы тех, кто встретился на его пути. И, наверное, Стёпа, лучше бы нам с тобой держаться от него подальше. Мало кому принесло счастье прикосновение к Душе Затворника. Хотя удержаться невозможно. Посмотри, какая она чистая, его вечная душа, какой вокруг неё цветной, радужный свет.
- Ты веришь в эту сказку? Правда, веришь, что его душа теперь тут?
И самочувствие, и настроение у Степана на глазах становились лучше.
- Как тебе сказать? Это, всего лишь, своего рода, предположения, но некоторые, не самые глупые люди рассуждают так. Душа, или суть человека, как угодно, трудно отделима от помыслов, от страстей и устремлений, живущих в ней и ею владеющих. А те, ведь, во что-то воплощаются обычно… Если согласиться с этими рассуждениями, можно сказать, что это всё одно и то же – этот камень, долгие, длинною в жизнь, мечты о нём и сама душа мастера… Вернее, во всём этом есть что-то общее и главное, вместе с тем. Если бы огранщик не мечтал, не думал каждый день, не ждал всю жизнь этот камень, такой большой, совершенно чистый и прозрачный, наверно, теперь я бы им не любовалась. И что, тогда, такое настоящая мечта?.. Я сбилась с мысли, Стёпа. Я не совсем понятно..
Люба перевела взгляд на камень и снова замолкла. Степан хотел было на этом и остановиться, но перевесила давняя привычка доводить важные дела до самого последнего пункта, до точки, что называется. Как будто, ни к кому не обращаясь конкретно, Стёпа сказал
- Какая картина мирная, речка бежит еле-еле, бабочка вон присела крапивница… А где-то совсем рядом люди сейчас прямо друг друга на части рвут. Правда, Любаша?
Не отводя глаз от радужного сияния на своей ладони, Люба, нехотя, ответила, всё так же чуть заметно улыбаясь
- Помнишь, как Соловей в фильме «Раба любви» сказала – «Господа, вы звери!»? Это звери, Стёпа, хищные животные, а не люди.
Потом, чуть приподняв на ладони камень, добавила
- Вот - человек! Он за свою жизнь, наверно, мухи не обидел. Всё время проводил в труде. В общем-то, жил в мастерской. И всю жизнь мучился совестью. Ему, почти святому человеку, казалось, что он служит злу. Как будто, не будь его бриллиантов, звери, те самые, перестали бы друг друга пожирать.
Люба опять смолкла, потом вдруг спросила
- А вот, интересно, эти хищные существа, они способны о чём ни будь по настоящему мечтать. О чём-то великом, недосягаемом?
- А у тебя есть мечта? – спросил Степан, не подумавши.
Люба хотела ответить сразу, но сделала над собой усилие и, наверно с минуту, была тишина. Потом, она заговорила снова, но уже иначе, голосом даже несколько строгим и с чуть заметными нервными нотками.
- У меня тоже есть. Ты знаешь, совсем недавно, я поняла, что хочу быть матерью. Это так банально звучит… Я, как раз, хотела с тобой поговорить об этом всё последнее время, но ни как не могла собраться. Мне надо знать, Стёпа, как ты к этому отнесёшься.
«Ну, вот!.. Кто за язык меня тянул, а?» - подумал Степан и невольно отвёл глаза в сторону. Нужно было что-то сказать в ответ. Не то, что бы Степан был категорически против, также, как и нельзя сказать, что он сильно обрадовался прозвучавшему вопросу. На его удачу, из-за поворота неожиданно показалась чёрная машина.
- Подожди, Любаша. Вон Серёга пылит. Мне с ним срочно поговорить надо. Я скоро.
И Степан быстрым шагом пошёл навстречу Сергею Сергеевичу который уже тоже, торопясь, шёл вперёд.
Оба присели на скамью.
-Всё, как планировали… только Крот ушёл.- выпалил Сергей Сергеевич.
- Как это «ушёл»?
- Понастроили этих контор на первых этажах. Мы опоздали-то всего на минуту.
Стёпа смотрел на своего сильно огорчённого старинного дружка внимательно, с неподдельным интересом и искренним сочувствием. То, что Серёге будет не по зубам этот психиатр, Стёпа как-то сразу почувствовал, ещё тогда, при первом разговоре. Теперь ему лишь хотелось услышать, как именно удалось надуть старую ищейку седовласому пройдохе с лукавыми карими глазками.
- Каких ещё контор? Давай ка яснее.
- Нотариус у него знакомый принимает. Контора на первом этаже в пятиэтажке. Крот туда зашёл с парадного входа, с улицы. Мои подождали и за ним.
- Ну?!
- А пока они ждали, он через старую дверь в подъезд, от туда во двор, на другую сторону дома. Там машина ждала, видимо… И всё. Теперь, ищи его. Квартиру он, правда, свою ещё не продал…
- Эх, Серёжа, Серёжа, на квартиру он скорей всего генеральную доверенность черкнул. Тому же, как раз, нотариусу, к примеру.
- Может быть. – Сергей Сергеевич вздохнул и не глядя спросил - Стёпа, а что Любовь Ивановна твоя?
На этот раз Стёпа посмотрел на Сергея Сергеевича, взглядом не лишённым гордости и самоуважения и сказал
- А Любовь Ивановна моя, насколько я понял, беременная, но боится мне об этом сказать.
Сергей Сергеевич несколько изменился в лице. Взглянувшему на него, в этот момент, могло бы показаться, что он мысленно пытается что-то взвесить, с чем-то сравнить. Потом, после недолгих раздумий Сергей Сергеевич с пониманием закивал головой, посмотрел на Степана и с явным любопытством спросил
- И что делать будешь?
- А что тут сделаешь?.. – Степан обречённо всплеснул руками.
- Я, почему интересуюсь. Тут, вот как может выйти. Крота теперь начнут искать и мы, и милиция, и ещё блатные. Они Колину смерть так не забудут. Если они его раньше найдут, чем мы, что он им скажет? Как станет оправдываться? Тут он может всё на Любу твою свалить, не на себя же брать… Скажет, что она всё знала и в последний момент тебе сдала с потрохами, как говорится. Тогда выйдет, что это она в провале и в смерти Колиной виновата. Мы, конечно, на всякий случай, в газетах дадим правильное освещение. Напишем, что операция по ликвидации особо опасных рецидивистов, которую МВД готовило год, или, лучше, два гола, увенчалась, и так далее… Но если Крот заговорит, от газет толку мало. В общем, надо Любу твою, покамест, спрятать. Если она в положении, тогда ещё лучше. Положим её в хорошую больницу на обследование, пусть полежит с месяцок. В её возрасте лишним не будет. Правда, придётся под чужой фамилией и именем, под своими-то, нельзя, сам понимаешь.
Стёпа почесал пятернёй затылок и спросил несколько растерянно
- Как я это ей объяснить должен?
- Это всё потом, Стёпа. Я придумаю что ни будь. Главное скорей её спрятать.
- А если не согласится. У неё работа, дела, договорённости.
- Какие договорённости, жизнь дороже.
- Она-то не знает! Сейчас объяснять ей нужно, а не потом!
Степан посмотрел на Любу, которая стояла вдалеке, и держала на хрупкой ладони овеянный мифами и страшно дорогой бриллиант, потом на Сергея Сергеевича и вдруг, неожиданно для последнего сказал
- Господи, во что я её втянул! Хреново мне, Серёжа. Заболел я, кажется. Продуло, всё-таки, на сквозняке у Цыгана в сауне. Поехали домой.
Степан захотел встать, но ноги не послушались и обмякли, едва он попытался подняться. Вообще, накатила какая-то неприятная тошнотворная волна, и с ней мелкая дрожь насквозь пронизала мышцы. В ушах, вдруг отчётливо прозвучал, точно, эхо, собственный Стёпин голос – « Во что я её втянул!». И тут же в ответ Степан услышал громогласный голос своего отца - « Её втянул и внука моего!». В глазах потемнело, и Степан бухнулся обратно на скамейку, с которой только что попытался встать.
Через полчаса вся компания была у Степана дома. Сам Степан лежал в тяжёлом бреду на диване. Он ворочался и что – то бормотал. Ему мерещилось теперь, будто он маленький, будто он дома в бараке и мать, почему-то уже старуха, наотмашь бьёт Стёпу мокрой кухонной тряпкой. Она когда-то так и вправду делала, только, доставалось по морде, отнюдь, не Стёпе. Его она любила больше всего на свете всю свою долгую жизнь. До последних дней ходила в церковь помолиться Богородице, что бы Та хранила «единственного сыночка». Доставалось и довольно часто Стёпиному батюшке Сергею Егоровичу, когда его притаскивали домой пьяного в дым друзья собутыльники. Строгая женщина брала тогда поганую тряпку, хлестала полоумного от водки мужа по щекам и приговаривала – « Разве так живут люди-то настоящие?! Сила ты окаянная, я тебя спрашиваю, разве настоящие-то люди так живут?! »
Лёжа на диване, Стёпа вяло шевелил руками, пытаясь то ли отмахнуться, толи закрыться от ударов. Потом замирал, становился совершенно неподвижным, и Люба в такие минуты, казавшиеся ей бесконечными часами, зачем-то трогала его за руку, неумело пытаясь найти пульс, и промакивала сухой, горячий Стёпин лоб напудренным фланелевым платочком.
Ждали врача. Сергей Сергеевич тоже был рядом. Он сидел на стуле поодаль, смотрел, как Люба неловко пытается ухаживать за другом Стёпой, которого опять удалось спасти от верной смерти, и думал про себя
-- Ничего, оклимается, хуже бывало. А за этой Любой надо будет теперь приглядеть. Может она и не причём, а может причём. Может эта её беременность, просто запасной вариант, если с камнем не получится. Всяко в жизни бывает. И не такое видели.