Кайт вернулся к отряду глубоко ночью. Тенери и Линэн, крепко избитые, сидели по разным сторонам костра. Между ними сидели преаторы – почти в полном составе.
Увидев выдранные волосы Тенери на одежде ассассина, разорванную кожу на его лице, ожоги на теле верховного преатора, Темный рассмеялся. И долго смеялся не переставая.
Наконец Тенери не выдержал:
- Ну что ты смеешься, Илеменаркай?
- Да потому что мать не задавала ему такой трепки как ты! Из тебя бы получился отличный отец!
Тенери побелел, отчего яснее проступили увечья.
- Вы решили убить меня общими усилиями сегодня? Попридержи язык, брат!
Линэн замер, услышав это обращение, а Кайт лишь еще громче рассмеялся.
- А я все думал, зачем Келина соврала? Зачем заставила врать меня и даже Аланара?.. Бедняга… вот уж кто пострадал больше всех…
- Что ты болтаешь, эльф?! – заорал Тенери, окончательно теряя хваленое спокойствие. Кайт расхохотался:
- Келина всем сказала, что родила сына от смертного! Лишь бы ты не добрался до него! Вот отсюда и его уникальные силы! Силы преатора!
Ассассин вскочил и шарахнулся от костра, а Кайт продолжал громко хохотать, видя, как проступают одинаково злые выражения на лицах отца и сына. Но в этот миг хрупкая рука девочки легла на сжатый кулак Антаалинена. Эльф тяжело вздохнул, моргнул и улыбнулся, глядя на нее.
А Тенери сидел, опустив голову.
Солнце застало отряд в пути. Тысяча воинов шагала как один человек – те, кто недавно шел против сюзерена, теперь шли за ним.
«Два дня пути», - подумал Эарт и широко зевнул.
«Всего два дня – и мы в столице».
Солнце заглядывало через листву к нему, он улыбался.
- Хватит валяться, лежебока! – бросил ему Кайт, проходя мимо. Герцог опять улыбнулся и дернулся, опираясь руками о землю. И тут же похолодел.
Рук не было.
Он просто не чувствовал их. Эарт поглядел – обе на месте. Что твориться?? Он дернулся – руки заболтались как неживые, заставляя сюзерена застонать от злости.
- Линэн, - позвал он эльфа. Юноша вынырнул откуда-то сбоку, сразу видя в чем дело. Он стал ощупывать руки герцога – но тот ничего не чувствовал. Вскоре все собрались вокруг, встревожено глядя, как ассассин пытается оживить руки императора.
Через полчаса Линэн был вынужден сдаться. Ни его сил, ни знаний, ни даже жажды помочь не хватало, чтобы спасти сюзерена. Он опустил голову, зная что ни Кайт ни тем более Тенери в таком случае не смогут ничего сделать, раз он не смог.
- Позволь, - неожиданно отодвинула его Даната. За последние дни девочка резко вытянулась, стремительно взрослея прямо на глазах. Сейчас ей уже можно было дать лет двенадцать.
Она откинула медные волосы за спину и присела на колени возле неподвижно сидящего Эарта.
Ее тонкие пальцы забегали по его телу, ощупывая ничего не ощущающие ладони, сжимая плоть на плечах и груди. Линэн следил, не дыша и, кажется, даже побледнел. Эарт похоже единственный заметил как меняется выражение на лице ассассина – уже через пять минут тот смотрел на императора с искренней ненавистью. Ревновал что ли?..
Наконец, Даната крепко сжала ладони герцога, по телу словно пробежала искра, передаваясь от девочки к мужчине, вспыхнул белый огонь, окутывая Эарта, он дико заорал… и все пропало.
Ни огня, ни дрожи. Только сильно сжатые кулаки, до крови рассеченная ногтями плоть. Эарт мучительно выдохнул и разжал ладони.
Он снова мог двигаться.
- Спасибо, - прошептал сюзерен, падая на траву в глубоком обмороке.
Хорат повернулся, собираясь что-то сказать воину, и вдруг замер.
Совсем близко, рядом горел исцеляющий огонь Данара – мощный словно звезда, лицемерный как сам Данар. И горел в этом огне тот, чей запах тревожит нос Старшего Пса вот уже столько месяцев…
Но такой свет, такой чистый ярый огонь доступен только Данару! Ни один смертный не выдержит такую силу!
Да Хората корчит только от отголоска этой мощи, хорошо, что он не так близок к источнику…
- Кто же ты?.. – выдохнул юноша, сжимаясь в дикой агонии на земле. Боль стала отступать и вдруг накинулась с новой силой, заставляя его кататься и орать: - Кто ты?!
Через сорок дней после отъезда, сюзерен вернулся в столицу.
Ни пышных церемоний, ни многодневных пиров – так повелел император. Он привел с собой тысячу воинов и весть что Хорат близко.
В городе началась подготовка к осаде.
Спешно вызвали Иннноста – вряд ли имело смысл удерживать Лорссо, если падет столица.
Ожидая его прибытия, Эарт проводил все дни в спарринге с Ранором, Кайтом, Тенери и, неожиданно присоединившимся к ним, Кинаром. Правда, по возможности герцог ограничил его передвижения, до конца не доверяя. Точно так же он и не рассказывал о том, что предпринимается для охраны столицы.
Никто их не тревожил, они занимались в тренировочном зале целыми днями – Эльфы обучали их по мере сил, сами лишь поддерживая собственную мощь, не нуждающуюся в наращивании.
Линэн упорно держался в стороне от Тенери – впрочем, отец так же мало общался с ним. Совершенно неожиданно юноша стал все время говорить о своем духовном отце, Аланаре, том кого чуть не убил несколько лет назад.
Решено было вызвать его и Исину накануне осады…
Наконец, в один из дней Эарт услышал голос его трубы с городской стены – приближался отряд из Лорссо.
Император вытер пот, заливавший глаза и натянул чистую рубаху.
- Идемте, - бросил он собравшимся в зале воинам и первым поспешил к воротам.
Инност въехал как всегда последним, замыкая процессию. Горожане приветствовали воинов восторженными криками – кроме гарнизона Лорссо, лорд смог собрать немалое ополчение, да еще некоторые аристократы прислали своих рыцарей. В общей сложности в тот день прибыло около трех тысяч мужчин.
Когда все проехали, а ворота начали закрывать, вошел пешком Инност. Тут же от толпы любопытствующих отделилась тонкая фигурка в белоснежном платье и бросилась мужчине на шею.
- Отец!
Инност рассмеялся и обнял ее.
- Здравствуй, Ава. Мир перевернулся, и ты решила надеть платье?
Девушка счастливо рассмеялась, шутливо чмокнув старого воина в щеку:
- Все шутишь.
Лорд повернулся к стоящему чуть поодаль Эарту и вдруг побледнел. Улыбка сползла с его лица, так же как и с лица его дочери. Герцог обернулся, чтобы посмотреть, что они увидели, и обнаружил смертельно бледного Кинара.
Внезапно Ава бросилась вперед, но Инност схватил ее.
- С каких пор в столицу пускают предателей? – заорала она, вырываясь. Эарт пожал плечами:
- Весь его отряд присоединился к нам. А нам нужны люди… Ты знакома с ним?
- Знакома ли я? – расхохоталась воительница, словно безумная. – Эта собака предала тебя, Эарт. Она бросила все, чтобы быть с мессией! Чтобы убивать за него и во имя него! Чтобы истреблять тех с кем родился и вырос на одной земле! О, зачем ты вернулся, Кинар?! Зачем?!
Она, рыдая упала на землю, когда Инност оказался уже не в силах удержать ее. Сам же лорд, отворачивался, не глядя ни на убивающуюся дочь, ни на бледного дрожащего воина.
Неожиданно Кинар бросился к девушке, обнимая ее, заставляя ее посмотреть ему в глаза:
- Но ведь я вернулся. Я все-таки приехал к тебе. И лучше умру здесь за Эарта, умру за тебя, чем вернусь к Хорату.
Он зашептал что-то совсем бессвязное, прижимая ее к себе. И вскоре она невольно сама прижалась к нему, рыдая и шепча что-то в ответ.
- Мир сошел с ума, - неожиданно громко сказал Эарт, заставляя свидетелей этой сцены вздрогнуть. Он пожал плечами в ответ на злой взгляд Кайта.
- Подойди ко мне, - сказал вдруг Инност. Кинар нехотя отпустил Аву, и приблизился к воину. Начальник гарнизона минуту рассматривал его и вдруг ударил, отбрасывая в городскую пыль.
- Мы еще поговорим обо всем, сын мой, - бросил он молодому мужчине, проходя мимо него. – Эарт, идем, надо все обсудить.
Они зашагали к замку. Наконец герцог не выдержал:
- Кто он?
- Мой сын, - коротко бросил Инност. Но сюзерена нелегко было сбить, если он хотел что-то узнать.
- Брат леди Инност?
- Муж, - лорд тяжело вздохнул. – Ава мне не родная дочь, она жена Кинара, моего сына. Когда он ушел из дома, она осталась со мной чтобы заменить его.
Эарт рассмеялся:
- Что твориться с моей жизнью? Все вокруг находят сыновей, мужей и вообще друг друга, женятся... Может, я тоже чей-нибудь сын окажусь.
Он вздрогнул вспоминая того человека чьим сыном являлся на самом деле.
Через три дня подошли обозы с продовольствием на время осады. А через неделю Легион Хората встала лагерем под стенами столицы.