В моем далеком и не очень счастливом детстве, каждое лето мать и отчим, несмотря на протесты и просьбы, "сплавляли" меня в пионерский лагерь.
В солнечные дни мы гоняли мяч по футбольному полю, а в дождливые и холодные, разбредались по разным кружкам. Я очень любил шахматы, и иногда часами просиживал за партией в шахматном кружке. Там же, я в первый раз чуть не сцепился в драке по какому-то дурацкому поводу с моим тогда еще будущим другом Михой.
Ему было тогда одиннадцать. Он на год младше меня, и мне стоило титанических трудов уговорить воспитательниц и пионервожатых обоих отрядов перевести его к нам. Воспитательницей у нас в тот год была замечательная Светлана Ивановна, строгая, добрая и веселая "тетка", как нам тогда казалось. А на самом деле - всего лишь тридцатилетняя учительница биологии и химии.
К ней тянулись все, и прыщавенькие девицы, и взъерошенные, буйные пацаны. Одинокая, спокойная, не очень красивая, она любила и понимала детей. Всех, как своих. Без "любимчиков" и "отверженных".
Миха занял пустовавшую соседнюю койку у окна, чтобы мы могли во время "тихого часа" играть в карманные шахматы. В первую ночь никто ничего не заметил, но на другой день по комнате распространился тяжелый запах мочи. Оказалось, что Миха страдал энурезом, очень стыдился этого и мучился.
Первые дни ребята молчали. Миха был драчуном и забиякой, ловким, уворотливым и сильным от природы. Прямые насмешки могли кончиться для обидчиков разбитым носом или фингалом. После ребята начали хихикать и шушукаться, а потом уже сплетни поползли среди девчонок.
Через много лет в самом начале июня, на хмельной вечеринке по случаю моей демобилизации из Советской Армии, когда все гости и гостьи разошлись и разъехались, мы решили покурить и прогуляться по уснувшему городу. Так и пробродили до утра. Случайно наткнулись на военный патруль. Поскольку Миха был курсантом, в летней форме и без «увольнительной», а ко всему прочему не очень трезв и несколько расхристан, нам тогда пришлось взбодриться небольшой пробежкой через проходные дворы. Патрульные солдаты и офицер, конечно же нас не поймали.
Когда начало светать, мы сидели на «старушечьей» скамейке у подьезда моего дома. И Миха среди прочего, рассказал мне, что в возрасте восьми лет, зимой по дороге из школы увидел как на пешеходном переходе грузовик сбил насмерть молодую женщину. Зрелище было настолько травмирующим, что он несколько дней находился в состоянии шока. Плакал, заикался, а потом навалилось еще и ночное недержание.
В один из вечеров к хмурому прибитому Михе подошла Светлана Ивановна, что-то ему шепнула, и увела к себе комнату. Пионервожатые и воспитательницы жили в крошечных каморках в том же корпусе, где и их отряд. Потом все пошли на ужин. Позже в столовую пришел и Миха, посветлевший и сосредоточенный.
Миха полностью избавился от своей напасти. И только через пару лет, уже в городе, как бы невзначай он рассказал мне, каким "волшебным" образом он излечился.
В каморке Светлана Ивановна усадила его рядом с собой и сказала, что у нее в детстве была такая же беда, но ее бабушка - травница и колдунья избавила ее от этой ерунды за один раз. А потом, когда она стала постарше, бабка научила ее секретным заговорам. И вот она, дескать, по всем правилам "заговорила" для него семь леденцов-барбарисок. Но подействуют они только в том случае, если он каждый вечер перед сном, семь раз подряд, беззвучно, одними только губами, с закрытыми глазами произнесет вторую часть тайного заговора, и затем съест конфету.
И я вспомнил, что тогда - во вторую неделю смены, Миха перед "отбоем" убегал в лес на несколько минут, что-то зажав в кулаке. А потом, как ни в чем ни бывало возвращался, и с шуточками запрыгивал под одеяло.
После школы Миха поступил в военное училище. Когда подломилась и рухнула Великая Держава, он успев повоевать в Афганистане, был командиром десантно-штурмового взвода. Он погиб на Первой Чеченской войне. Вроде бы, его видели в одном из боев за Грозный. И все. Больше ничего не известно. Дальше его следы уходят в вечность.
Виделись мы очень редко. Но встречаясь, бывало пили водку и по обыкновению, разговаривали ночи напролет. В последний раз мне удалось поговорить с ним увы, только по-телефону, он позвонил мне ночью из аэропорта Пулково. Он улетал в "командировку". Прощаясь, сказал: "Держись! Прорвемся!". Короткие гудки.
Так я и не узнал, что за "тайное слово" шепнула ему тогда в каморке Светлана Ивановна.
Как сложилась ее судьба, мне неизвестно. Мне было не суждено ее встретить. Жаль. Мне бы было, что ей рассказать.