Лева и пенопласт

Дмитрий Кашканов
Подвальный художник Лева Кулманаков страстью к созданию шедевров общенародной значимости не страдал. Его мало увлекали замысловатые стенды и панно во всю стену. Зато Лева отличался тщательностью в отделке деталей и мелочей даже тогда, когда выводил дату очередной дискотеки на запоминающемся яркостью и мистической таинственностью пригласительном плакате.

Когда Лева творил, он видел перед собой только свой замысел, лист ватмана, набор гуаши, кисти. Одного Лева не переносил - резких звуков и особенно громкого скрипа.

- Лева, ты еще долго там будешь стол занимать?

Согнутая спина склонившегося над нетленкой Левы даже ничуть не дрогнула в ответ на слова.

- Лева! Слышь-нет?

- А...?

- Стол когда освободишь?

- Опять гнуться будете?

- Ну не всем как тебе творить. Сам-то как с коммунистами договаривался?

- Прогибщики! Учиться надо!

- Не зли!

- Конечно, прогибщики! - Лева с видом победителя повернулся к влажному еще рисунку, окунул кончик кисти в гуашь и приготовился положить мазок.

- Лева?! - Шура Доминяк, позвал гордеца интонацией, с какой обычно говорят, подняв бровь: "Ну и...?"

Левина спина даже не шелохнулась.

Убедившись в том, что Лева совсем потерял нюх, Доня взял кусок пенопласта, подошел поближе к своей жертве и, поднеся пенопласт ко рту, вдруг с противным высоким скрипом стал быстро-быстро водить им по зубам.

Лева издал какой-то утробный звук, резко втянул голову в плечи, кисточка вылетела из дернувшейся руки и, описав над плакатом замысловатую траекторию, упала на незаконченое произведение, оставив поверх рисунка большую кляксу и гирлянду мелких ярких брызг.

Доня, не дожидаясь скорой расправы, мстительно скрипнул еще пару раз и бросился к двери.

- Убью!!! - заорал приходящий в себя после шока художник, но было уже позно. Удаляющиеся частые шаги "скрипача" не оставляли никаких надежд на возмездие.

Продолжить работу удалось не сразу. Сначала пришлось аккуратно убирать кляксы и восстанавливать рисунок. А потом еще просто сидеть и приходить в себя.

Творить вечное во гневе невозможно.