Путяев Александр Сергеевич
Из сборника рассказов "ПРИВОРОТЫ ДАМЫ ТРЕФ"
Звучит ария Нормы из оперы «Норма», «Саsta diva».
Беллини.
…Вот ты сказала: «Пусть все останется в прошлом»… «Останется» не значит, что исчезнет. Нет, ты этого не хочешь. Пусть все существует. Все, все? Здорово! И любовь, и страсть?.. И годы, и мгновения?.. Здорово! Я думал, что ты все заберешь с собой. Но тебе уже ничего не нужно. Ты устала. Или у тебя всего предостаточно в том будущем, куда ты ушла? Счастливая, ты смогла туда заглянуть. Завидую твоей воле и воображению. А я?.. Я не поспеваю даже за прошлым. И все же я бегу тебе навстречу… через наше прошлое. Мне обязательно надо туда вернуться, чтобы сделать верный шаг, а затем и второй круг… Физически это невозможно. Эта марафонская дистанция мне не по силам.
Ты спросишь: «Да что было хорошего в том прошлом»?..
Не согласен.
А люстра с пропеллером под потолком? А бронзовый подсвечник старинной работы? Ты раз в неделю убирала с него влажной тряпочкой пыль, а патина продолжала старить металл. И это похоже на Воскресение…
Мы иногда зажигали свечи. По праздникам. Ты сидела на ковре совершенно голая, обняв колени руками. Пламя, как пушистый котенок, ласкалось у ног. Отсветы играли в капельках воды, оставшихся после душа на завитках волос. Мне казалось, что под сводами пещеры огонь исполняет танец «журавля». Такой танец есть у делосцев. Молодые люди в определенном ритме делают запутанные фигуры, а потом становятся в обычном порядке, в подражание сбитым движениям и извилинам лабиринта. Когда-то Тесей исполнил его вкруг Рогового алтаря, сложенного исключительно из левых рогов животных.
Я лежал рядом, позади огня, но мысленно я был впереди. Я созерцал тебя чуть раньше. Жезл мой был вскинут вверх.
Ты смеялась и говорила: «Тебе бы еще пальмовую ветвь и венок».
Да, наверное, я был похож на глашатая Фалеры, который принес горожанам весть о гибели царя Эгея. Кто-то из них горевал, кто-то радовался, и готов был надеть на него венок.
Венки были приняты. Но место им нашлось лишь на самом жезле. Это не оскорбляло ничьих чувств.
И до сих пор венки одевают не на глашатая, а на его жезл. Крик «элэлей!» издают те, кто жаждет победы, а – «увы!» – те, кому не повезло.
Но тебе этого не понять. Это из Плутарха. И я не радуюсь, потому что, когда мы расстались, ты выбрала люстру с пропеллером. Я хотел тебе сказать, что ты прогадала, но ты бы мне не поверила. Пусть в твоем новом доме будет светло и прохладно жарким вечером, когда напротив тебя будет сидеть другой…
Романс Неморино из оперы «Любовный напиток», “Una furtiva lacrima”. Доницетти.
Я слушаю музыку. Я не могу ее не слушать. Это мои круги. Они возвращают меня в прошлое без всякого труда. И мне уже не кажется, что я сделал неверный шаг. Но если я когда-нибудь его сделаю, то обязательно в том же направлении… При пустом зале, при потухших свечах, только на бис… Никаких «элэлей», никаких «увы»… Мне не нужно суждение толпы…
Не я, а моя душа разгоняется до скорости света, а затем, превышая ее, улетает далеко-далеко, смотрит вниз и видит одних только мамонтов. И дело вовсе не в свойствах времени и пространства. Просто Человека еще не существует…
Белые лилии в белом вине.
Я откупорил бутылку.
Шестую.
Если я в мире еще существую,
Что же не вспомнишь
И ты обо мне?
Белый декабрь задувает свечу.
Звезды летят мимо урн,
как окурки…
Кто-то похлопал меня по плечу.
Нет, показалось:
Снежинки на куртке.