ВРЕМЯ А.Дюма: НАЧАЛО РОДОСЛОВНОЙ
"Возвратясь, я нашел у себя Письмо от Мари:
Почти уверенная в его помощи, она писала ему.
"Месье! В вашем мире все иначе, чем здесь! Для вас, рожденного во Франции, где нет недостоинства из-за законности или незаконности рождения, где императором становится не француз, а гениальный корсиканец!
Где важна сама подаренная Богом жизнь!
Я, рожденная с французской кровью, прошу Вас составить счастье моему будущему ребенку, стать его покровителем и защитником!"
Остальное содержание письма мы сократим из скромности, оставив только суть.
Она не хотела даже сообщать о ребенке своему мужу, из-за опасности для ребенка - обратного переезда и слабости своего здоровья.
Она боялась умереть.
Она надеялась, что именно здесь она благополучно родит ребенка, и, не только останется жива, но и выздоровеет.
Ведь считают же, что роды полезны для здоровья!
А будущую жизнь ребенка она возложила на, единственные в мире, плечи гиганта и добряка, покровителя многих и имеющего многих покровителей, как самого блистательного авантюриста в мире.
Как загорелись его глаза!
Ему это так понравилось, что он вызвался дождаться в Астрахани рождения ребенка и отвезти его, впоследствии, в ближайший монастырь, для возрастания в сухом климате, чтобы "не могло в нем случиться чахотки".
И еще он надеялся написать об этом новый и, удивительный по интриге, роман: "Французский крестник в России"
Так было решено предварительно.
Но ребенка надо было вначале окрестить.
И француз вызвался в реальности быть "крестным отцом".
– Обдумав все дело, он решил, что шум с его отцовством будет слишком велик, а иметь крестника – дело совершенно обычное даже для великих писателей!
Церковь всегда имеет не только духовные, но и мирские цели, особенно для тех, кто "не боится, прикрыть флером святости,человеческие страсти".
А, утвердившись в знании, что супруг этой молодой особы – талантливый писатель - он разразился великолепными фразами – о том, что он становится крестным отцом молодой русской литературы нового века!
Тем не менее, крещение постарались скрыть от общественности.
И сам Дюма был настолько деликатен, что ни одним словом не обмолвился об этом в своих заметках, впрочем, эта деликатность была всегда ему свойственна!
В центре города была огромная красивая церковь, и Дюма посетил ее предварительно, якобы с целью ознакомления с русской религией.
Дюма подошел к настоятелю, и, оказалось, что он знает французский язык, что сильно изумило гостя.
Он любезно поведал священнику о своем изумлении и долго, и весело, с ним разговаривал.
Диалог казался со стороны странным: Дюма веселился, а батюшка был очень серьезен и часто ему возражал… или поправлял, что тоже вызывало веселье француза.
Особое внимание батюшка обратил на следующий вопрос, он повторил его несколько раз, в разных вариантах, боясь, что гость не совсем точно понимает его:
- Вы хотите стать крестным отцом, при этом вы уверены, что вы – не реальный отец ребенка?
Дюма весело расхохотался:
- Дети, на мой взгляд, – произведение Божественное – и реальные родители только служат Богу, зачиная ребенка.
- Вы знаете, что нельзя реальному отцу быть еще и крестным?
Наконец, они пришли к согласию. Батюшка благословил всех и сказал, что пришлет пономаря, когда все устроится.
Крестины произошли глубокой ночью. На окраине города нашли небольшую церковь, француз приехал на крестины в маске и парике, совершенно повторяя действия своего графа.
Крестной мамой стала сестра Мари, которой тоже было лестно сродниться с таким великим писателем.
Ребенка вернули матери. Она наняла кормилицу – казачку, и та кормила его.
И француз, и батюшка изредка наведывались к новорожденному.
В ноябре французу дали,наконец, сопровождающих, и он должен был отправиться в путешествие: сначала вдоль побережья, а потом - по Кавказским горам: через два знаменитых селения: Кубачи и Ахты – (во втором находилась большая русская крепость) и далее, до Гимринского хребта, и большого укрепления Темир-Хан-Шура, а оттуда Тарки, Дербент, крепость Баку, г. Шемаха, Елизаветполь – в Тифлис и – через Поти кораблем – в Константинополь и во Францию.
Он пригласил с собой батюшку, который обещал устроить ребенка в безопасном месте в монастырь, а потом сообщить об этом матери. Кормилицу тоже хотели взять, но та не захотела оставить своих детей.
Перед самой дорогой они наняли лезгинку, она должна была кормить ребенка. Так все и произошло.
Батюшка в дороге не раз он вспоминал о глубочайшем легкомыслии и француза, и матери ребенка: его очень трудно оказалось устроить.
И, только в Мамай-Маджарском Воскресенском старинном монастыре, согласились взять ребенка и то, при обещании большого наследия.
Было уж очень беспокойное время, хотя на Кавказе и не было никогда спокойных лет!
Продолжалось восстание горцев под руководством Шамиля. Только к концу лета 1959 года Шамиль был пленен в Гулибе.
Приближался 1861 год – год отмены крепостного права. И эти события должны были принести и принесли бедствия монастырю и всему краю.
Затем будут 1877 - 78 годы – годы войны с Турцией, когда тоже были уничтожены православные монастыри почти по всему краю…
Но вот что писал наш великий путешественник: "Духовенство – единственное сословие, которое сопротивлялось разъединяющим силам тирании, много лет подряд, сменяя друг друга, господствовавшей над Россией.
Благодаря своей сплоченности оно устояло, сохранило силу и национальный дух среди всеобщей продажности.
Благочестие – это особая атмосфера, отличающая духовенство от других сословий, она заставляет жить, следуя долгу и сохраняя веру; только духовенство противостоит предательству в стране, сопротивляется нашествию иноземцев, только одно оно, его герои и мученики, утверждают ту великую социальную истину, что никакая борьба партий и каст не может поколебать дух религиозной общины". (стр. 151 т3)
В монастыре француз оставил изрядную сумму, дорогое оружие, купленное им уже в России, несколько ящиков ценных книг, составивших хорошую библиотеку, причем тех, которые только что были переведены на французский, и составляли зависть просвещенной публики даже в Европе.
И еще он написал длинное завещание, передав его настоятелю со всеми, свойственными ему, таинственными и изобретательными условиями:
"Дорогой мой сын!… Я смею тебя так называть! Мало того, ты еще и мой воспреемник!
Я оставляю здесь свое завещание! Я дарю тебе свою РОДОСЛОВНУЮ! Я – граф Монте-Кристо!
Деньги - ничто перед этим подарком.
Она пригодится не только тебе самому, но поднимет на ноги и несколько твоих поколений!
Вы будете значительны и великолепны.
Вы будете пробиваться сами и достигать бессмертия, но не так, как сделал это Эдмон Дантес.
Это бессмертие гораздо больше, чем бессмертие царей и патриархов.
Литература легко перешагивает через преграды смерти.
Это бессмертие, которое невозможно купить за деньги и невозможно уничтожить деньгами.
Главное, чтобы ты сумел вырасти и получить в свои руки это завещание!
А дальше? Дальше я расскажу об этом там и тому, кто в этом нуждается и заслуживает.
Первая ниточка – монахи. У них все хранится гораздо надежнее, чем в царских архивах и донесениях полиции.
Вторая ниточка – семья. На протяжении всего великолепного путешествия по России сердце у меня сжималось только дважды – при двух прощаниях.
Пусть ты - милый младенец, возьмешь на себя одно из них, а у той, у которой есть память – возьмет на себя другое.
Мужчины могут быть оценяемы и передаваемы мужчинами, но они должны быть всегда рассказываемы женщинами.
Я уверен, что именно эта женщина тебе обо мне расскажет именно так, что и ты и я будем довольны.
Но прошу всю семью я вот о чем: каждый из вас должен написать свои мемуары.
Написать и передать сюда.
Чтобы род, к которому имею отношение я – литератор, остался не погребенным под обломками времени и не сожженным в пожарах войн и катастроф.
И именно за это вы - потомки мои (даже не по крови, а родству душ) будете вознаграждены.
Я оставлю для вас неприкосновенным наследство, как бы ни пошла далее моя материальная жизнь, указанный Швейцарский банк рассмотрит ваши мемуары и вы получите вознаграждение и за свою жизнь и за свои литературные опусы.
И третья – моя самая главная и сокровенная просьба: никогда и никому не мсти!
Человек участвует в двух пластах жизни: личной и всемирной. Сохранить или переделать личную жизнь можно еще попытаться, но переделать всемирную?
Пытаясь мстить – ты тянешь на себя огромного спрута: вот, сейчас я вытащу эту длинную змею–причину и отрублю ее.
– Но нет! – за нею вытянется тело – а за ним еще семь таких же змей, которые задушат тебя.
А вместе с тобой они уничтожат и твою семью, и твое благополучие.
Месть – это превышение собственных возможностей. Это – самообман.
Не думаешь ли ты, что этот спрут единственный? – О нет! У него есть сообщество: банки, войска, полиция, законы, наконец!
И только не участвуя в этих внешних играх, ты сможешь остаться трезв.
Наши грехи и болезни – это отрезвление от самомнения.
Обиды и обманы – это отрезвление от самомнения.
Я чувствую, мой сын, как все в тебе сопротивляется!
Как ты не можешь с этим согласиться!
Как каждая твоя клеточка вопит "от обиды и несправедливости"! – Это только подтверждает мою правоту.
Это сообщает тебе – насколько ты можешь быть заражен той же болезнью, что и окружающее тебя общество: завистью и ревностью.
"Почему он обманул меня?- думаешь ты.
Хочешь, я отвечу вместо тебя и через все эти века: - Потому что ты чище него.
Не все клетки твоего тела заражены обманом и они не среагировали на эту подлую возможность.
- Он радостно потирает руки и думает, что ты глуп – а тебя это унижает и злит?
Ты хочешь быть умнее него? – То есть, ты хочешь быть более ловким обманщиком?
"Я только один раз обману, убью – а потом буду чист и прекрасен?" – Он точно так думал.
"Я только один раз отомщу – а потом буду чист и прекрасен" – думал Эдмон Дантес.
Он развлекал тебя своей несчастной жизнью.
Но ты не заметил, наверно не заметил, что он сражался со всем обществом сразу: с прокурором – как с представителем закона, с военным – как представителем государства, с банкиром – как представителем денег.
Разве у него осталась хоть малейшая возможность жить дальше в этом обществе?
Ведь общество осталось тем же. Оно состоит из банкиров, военных и прокуроров.
Какой другой прокурор примет у себя графа Монте-Кристо? Он победил – и разорился.
Он отдал все монастырские деньги врагам и на врагов.
Ему один путь – в отшельничество.
Ему путь в горькую молитву.
Но при этом, его душа сожжена местью.
Месть – это уничтожение собственной благодати и защиты Божьей!
Любая историческая картина гораздо ценнее мгновенных современных фантазий, ничего не выражающих, кроме апломба модного живописца.
Но и историческая картина расскажет меньше, нежели едва уловимые тени, предстающие перед его взором, когда сгущаются сумерки и наступает ночь.
Тогда эти воображаемые поэтом тени становятся призраками исторических лиц, воссоздающих ежедневно, в час, когда они происходили в действительности, те события, следы которых ищет поэт.
Дело в том, что для исторического поэта нет ничего бесчувственного и неодушевленного.
То, что ему подсказывает воображение, отражается на предметах, видевших реальные события и придает им особую прелесть.
Поэт ищет и, в конце концов, находит вокруг себя следы минувших событий, следы, которые, быть может, и не существуют, но представляются ему зримыми и красноречивыми»
Я бы хотел нарисовать еще одного героя – такого, который не мстит, а любит всех и всякого.
Конечно, его могут назвать "идиотом", но именно он и является истинным человеком. Надеюсь, кто-нибудь из моих потомков напишет о таком".
Граф Монте-Кристо, собственноручно.
P. S. Условия сохранения этого завещания таковы: не выносить его из монастыря ПОКА существует сам монастырь, а давать переписывать наследникам, получая от наследников взамен - их собственные мемуары, копии которых должны быть пересланы в указанный банк для получения дедовского вознаграждения и сохранения духа авантюризма и высокого романтизма!
Писал Дюма и своему старшему сыну, Александру:
"Дорогой сын! Дорогой Александр! Россия непредсказуемая страна! Продолжаю предыдущее письмо.
Здесь столько неожиданного, что это меня вдохновляет на все большие подвиги.
Если бы я жил в России – я бы написал еще столько же книг – и, поверь. Совершенно удивительных книг!
Но успокойся, я вернусь к тебе, завтра я, наконец, отправляюсь в путь. Сначала по столь же неожиданным Кавказским горам!
Если все пройдет столь же успешно. То я напишу благодарственное письмо царю Александру с призывом выполнить свою миссию просвещенного монарха и в собственной стране - отменить крепостное право!
К этому стремится вся русская интеллигенция – и как это будет прекрасно и значительно!"