В жизни нашей всякое бывает. Порой ведь бывает так, что дело делать не хочется, а надо. И вовсе не потому, что лень, а потому, что бывает ведь, и неловко оттого, что дело-то на людях делается. Другое совсем, когда человек кормится делом этим, например, как наш председатель. Ему, хошь, не хошь, а на собраниях надо выступать, речи всякие говорить. Или, вот, скажем, кино у нас снимали. Бородатый мужик с камерой ходил, а девченочка все рассказывала. Девчушка молоденькая такая, говорит, а сама смущается, как ее камерой снимают, аж малиновая вся, а деваться некуда, работа такая. И ведь часто такое бывает, что приходится перебарывать и смущение, и стыд, а то и лень опять же. Не у каждого получается, кто-то стесняется так, что аж слова забывает. Видали же, по телевизору показывают – так с испугу слова позабывают некоторые, и за каждым словом: «Э-э-э.. .» да «Э-э-э…» Или сказать нечего, а надо, или не умеют сказать, а тоже надо.
А к чему я все это говорю-то?... Да, вроде бы, и вообще ни к чему…
Как-то в N-ском приходе настоятель шибко захворал. Да так захворал, что лечиться ему в большом городе пришлось. И матушка туда уехала, чтоб ухаживать за ним.
Сестры наши одни на приходе остались. Службы все в храме мирским чином шли. Молились тетушки усердно, чтобы поскорее батюшка выздоровел, да Бог-то дает не как мы хотим, а как надо, да полезно.
Все бы ничего, да тут большой праздник на носу, Пасха Светлая. Грустно было сестрам, что батюшки нет с ними, а что делать?
Сидят, как-то тетушки за чаем, батюшку своего вспоминают, как он там, легче ему или нет, мечтают, что на праздник владыка кого-нибудь из отцов пришлет послужить. Отцы разные на приход приезжали, один хорошо проповедь говорит, другой служит складно, читает нараспев, а иной поет шибко красиво. Каждая мечтала чтобы именно ей вспомнившийся батюшка приехал. Тетка Татьяна так размечталась больше всех.
- Вот бы, нам монашека из монастыря прислали, - говорит, - мы бы пасхальную службу монастырским чином служили...
-Ну, ты размечталась! – тетка Вера даже засмеялась, - монастырским ей чином службу подавай. Тут мирским чином, жалуются, что длинная служба, а ты хочешь чтобы народ, как в монастыре, всю ночь на службе стоял?
-Ну, Верочка! Помечтать-то можно? - вздохнула Татьяна.
-Помечтай, помечтай. Нам бы хоть кого-нибудь послали на Пасху, а ты уж сразу монаха захотела. Монахи в монастырях служат.
-Ну, так… в монастыре-то их много… а у нас ни одного… может, и пришлют.
Разговор-то, в общем, пустой, можно сказать, кабы…
Уже не раз тетушки замечали, что слова, сказанные в храме, часто сбываются. Владыка, к радости прихожан, направил к N-ский приход, послужить на светлой седьмице, батюшку Сергия. Ну, сказать бы, направил, да и направил, ан нет. Батюшка Сергий оказался не просто батюшкой, а монахом, как о том тетка Татьяна мечтала. Она, Татьяна, когда новость эту тетке Вере сообщала, хи-и-тро так улыбалась
Тетушки, ох уж и молились, чтобы погода летная была! В N-ск-то ведь, никак больше не приехать, только самолетом или вертолетом. Ну, или вездеходом еще можно. Окружен-то наш городишко непролазными чащобами, непреступными горами, да непроходимыми болотами…
Да только, хлебать-то полной ложкой радость не каждый раз доводится. Отец Сергий прилетел только на Светлой Седьмице.
Встретили его, тетушки, по своему обыкновению, радушно. Разместили на ночлег, накормили, напоили. Конечно же рассказали, как тетка Татьяна мечтала, чтоб батюшку-монаха служить прислали.
А отец Сергий смотрел на теток и улыбался кроткой улыбкой.
Как водится, в долгое отсутствие в городишке священника, у народа много всяких нужд накопилось. Кто креститься, кто родственника отпеть просит. А которым освятить надо, кому квартиру, кому машину.
У тетки Татьяны на работе начальник цеха одного тоже попросил, чтоб уговорила батюшку цех освятить, когда рабочих не будет, а то все не ладится – то оборудование отказывает, то люди плохо работают, то еще что.
Батюшка сразу на ее просьбу откликнулся, договорились по времени.
А тетка Татьяна завсегда с приехавшими батюшками ходит святить квартиры, магазины, да прочее всякое. Она-то всю округу знает хорошо, где дом какой, где квартира. Да и по учреждениям всяким тоже ходит. Ее все знают, и она всех знает. А отец Сергий ее еще и подпевать ему просит.
А тут, когда в цех-то на ейной работе пошли, застеснялась.
-Батюшка, только можно, я петь не буду? Вы, уж, сами как нибудь.
-А чего так? – улыбается в бороду батюшка.
-Да, как-то так, не хочется мне. Вы уж меня освободите от пения. – упрямиться Татьяна.
Промолчал отец Сергий. А пришли в цех, разложили все на столике, что начальник того цеха с напарником приготовили, разжег батюшка батюшка кадило, стал кадить вокруг. А Татьяна-то стоит в стороночке, словно она тут так, между прочем. Ну, батюшка тут подал возглас и, словно забыл, о чем тетка Татьяна просила, рукой ей знак подает: «Пойте!».
Куда уж, тут упрямиться! Пересилила себя Татьяна, запела: «Царю Небесный…» А у самой от смущения щеки, как свекла стали. Поет и представляет, что подшучивать на работе начнут над ней теперь. Да только, что ж теперь…
Закончил батюшка освящение цеха, собрались они, да пошли обратно. А тетке Татьяне мысля-то засела в голове, покоя не дает. «А ну, как батюшка, не забыл, о чем она просила, а специально ее петь заставил? С умыслом каким-то?»
-Батюшка, - не выдержала, - а Вы чего меня петь-то заставили? Я ж говорила Вам, что не хочу, стесняюсь?
-А чего стесняться?, – кротко так батюшка ей отвечает, - Богу ведь служим.
Вздохнула Татьяна, да промолчала. И правда, чего стесняться-то? Богу служим…