Посох времени

Алексей Войтешик
Посох Времени
25.02.2010 г. – 30.08.2013 г.
Продолжение книги Чабор
Уважаемый читатель, в данном произведении автор использует приставку «без» как указание на отсутствие чего-либо, а часть «бес» свидетельствует о присутствии Темных Сил.

Сказка? Что ж, пусть будет так.
От сказки мудрым будет прок,
Ведь что ни сказка, то урок,
А в жизни важен каждый знак.

Древо из Вечности, вскормившее семя
В лоне Мидгарда ,
Разрешилось от бремени.
Древо из Вечности выбрало племя
Близ Асгарда ,
Став Посохом Времени…
Ларь первый
Чужаки
Клубок первый
Лучи восходящего над кромкой леса Ярилы-Солнца ощупывали остывшую за ночь землю, проливаясь на изумрудные луга речной долины мягким янтарным светом. Величественно поднималось светило над остроконечными вековыми вершинами, освобождая из тьмы и словно по-хозяйски пересчитывая соломенные крыши расенского скуфа .
Ночная прохлада, не в силах противостоять надвигавшемуся свету, отступала в звенящий птичьим многоголосьем лес, разливаясь серебристой росой по кочковатым стрехам домов и выкошенным береговым лугам. От крыш поднимался пар, наполняя утро кисловатым привкусом слежавшейся прошлогодней соломы.
Щучье стояло в излучине, на самом верху большого покатого холма, который с одной стороны был отгорожен от леса студеными водами Иглянки, а с другой – длинным пологим спуском к полноводному седому Иртышу. Купцы, хорошо зная это место, всегда старались именно здесь причалить и стать на ночлег. В сам скуф чужаков не пускали, а вот в постоялых дворах слободы селили охотно, благо становищ  под это дело было построено достаточно. Местные штурмвои  славились боевой выучкой, так что и слобожане, и общинники самого Щучьего чувствовали себя в безопасности.
Собственно, со стороны торговцев-чужаков беззакония и не ожидали, зато от набегов джунгар да аримов  защита была ох как нужна! С такими соседями в шапку не поспишь. Ревностно следили они, чтобы слободские кмети  содержали своих четников  в должной форме.
Приезжие – даже те, кто у себя на родине имел привычку поспать подольше, – чтили местные устои, а потому, как и хозяева, просыпались вместе с солнцем. Некоторые из них, особо предприимчивые, успевали сбыть расенам часть своего товара еще до того, как солнце успевало подняться над острыми вершинами леса. Зная простодушие местных, заезжие купцы не особо усердствовали с зазывами, а лишь спешно распаковывали пестрые тюки да с шумом откидывали тяжелые крышки кованых сундуков.
Каждый торговец перво-наперво заучивал и кричал два слова: «биз нос». В этой фразе крылось все, начиная с уверения в качестве привезенного товара и заканчивая одобрением окончательной цены. Когда купец говорил «всо – биз нос», он тем самым подтверждал, что плата за товар его полностью удовлетворила и, по его разумению, ни он, ни покупатель не остались «с носом». 
Щучье было большим селением, и его жители давно привыкли к тому, что с конца весеннего паводка и до того момента, когда на Иртыше станут «белые воды », утро для многих начиналось с торга.
– Джеронимо! Джеронимо! – дважды крикнул краснолицый лысый торговец, недовольно морщась, разгибая жирную спину и отбрасывая назад упавший на голову капюшон. – Дьявол! – еще раз рявкнул он. Но Джеронимо нигде не было. Торговец снова нагнулся и снова оказался в ловушке капюшона. Ничего не видя вокруг и тихо изрыгая всевозможные проклятия, он, наконец, исхитрился поднять с пола грубо сколоченный деревянный ящик и бросить его на скамью. При этом его физиономия стала фиолетовой от мощного прилива крови.
Отдышавшись, хозяин старого привязного челна  хищно осмотрелся и отыскал, наконец, взглядом своего запропавшего помощника.
Джеронимо стоял шагах в пятидесяти от пристани. Он что-то объяснял высокому, крепко сложенному парню, активно жестикулировал, указывая то в сторону слободы, то на старый челн своего товарища Ангуса. Чужак, с которым общался Лонро, был явно не из местных. Ангус Берцо издали приценился к нему, что-то прикинул в уме, после чего настроение старого менялы стало улучшаться. Торговец принялся выкладывать на лавки тугие рулоны с пестрыми тканями.
«Похоже на то, что Лонро все же нашел нужного человека! Не стал бы он попусту трепаться. Они явно говорят на языке ромеев , а это редкая удача – встретить здесь земляка. Дело, наконец, сдвинется с места, – заключил Ангус и еще раз взглянул туда. – Точно, так жестикулировать могут только наши…»
Собеседник Джеронимо густо зарос рыжей клочковатой бородой и давно не стриженными длинными кудрями. Сразу было понятно, что он уже долго обитает в землях расов. Торговцы, попавшие в эти края, со временем старались отпустить бороды, потому что у славян еще со времен сотворения мира все безбородые мужчины, или, как здесь их называли, «женоликие», были не в чести. В границах Римской империи мужчины легко расставались с этим древним знаком своего пола, подражая влиятельным гражданам Рима, а здесь, в патриархальной глуши, борода была в почете.   
Но и сравнить было нельзя куцые, клочковатые бородки иноземных торговцев с густыми и окладистыми зарослями раских витязей! Слободские никогда не брились, изредка ровняли одичавший волос на лице и голове, да и то – всего на ноготь . Стричь бороды короче дозволялось местными конами только дружинникам и штурмвоям.
К моменту, когда занятый своими мыслями, но не забывавший о главном, Ангус крайне выгодно провернул уже третью сделку, Джеронимо успел вдоволь наговориться с земляком и, наскоро попрощавшись с ним, быстрым шагом сбежал с горки к дощатым настилам пристани. Берцо уже избавился от покупателей и встречал его в позе мраморного Марса, что возвышался напротив восточных ворот Вечного города . Только, в отличие от бога войны, ромейский торговец опирался не на копье легионера, а на угол собственного сундука, а в его взгляде сквозило нетерпение.
– Ангус! – выпалил, перескакивая через борт и едва не свалившись в воду, молодой Лонро. – Чшерт! Я сейчас…
– Тихо, мой друг, умоляю вас, не показывайте людям спешки. Я так понимаю, наши молитвы были не напрасны? – хитрый торговец приложил перепачканную лярдом  короткопалую пятерню к обветренным губам и прошептал из-за этой «ширмы»:
– Успокойтесь. Станьте рядом со мной, делайте вид, что смотрите на эти тряпки, и тихо, по порядку всё расскажите.
Надо отдать должное самообладанию Лонро. Короткое усилие воли – и перед Берцо снова оказался учтивый молодой человек, роль которого Джеронимо блестяще исполнял в этих землях. «О чем я только думаю? – упрекнул он себя. – Вокруг глаза и уши! Тут успех зависит от того, кто раньше всех и больше всех услышит».
К счастью, никто из соседей, поглощенных торговлей, не обратил внимания на ускоренное перемещение Джеронимо к челну Берцо. Копошась для отвода глаз в рулонах узорной ткани, Ангус тихо откашлялся:
– Ну, рассказывайте.
Молодой Лонро заговорщицки прошипел:
– Ангус, кажется, я нашел!
Берцо вскинул к небу полные благодарности глаза и даже зарделся от волнения. Встающее над лесом расенское солнце вдруг заиграло россыпями драгоценных камней, а играющая у бортов вода запела сладкими голосами смуглых наложниц.
– Ну же, – мечтательно прошептал старый меняла, – только ничего не пропустите. Мы слишком долго ждали этого. Не хотелось бы упустить удачу из-за каких-нибудь мелочей.
Лонро снова опасливо оглянулся по сторонам и продолжил:
– Его зовут Массимо Агнелли. Мы столкнулись случайно. Он обронил что-то, когда шел к пристани. Эта безделица закатилась под деревянный настил. Агнелли был крайне обескуражен и начал осыпать и настил, и вещицу отборной бранью… на нашем языке! Ох, Ангус, мои родители были бы удивлены, если бы узнали, какое удовольствие я испытал, услышав эти мерзкие слова.
– Мой мальчик, – нетерпеливо пропел Берцо, – я питаю глубокое уважение к вашим родителям. Падре Пиччие рекомендовал мне вас не только из-за ваших личных достоинств, но также из безмерного почтения к вашему роду! Но не отвлекайтесь, умоляю!
Лонро с удовольствием проглотил лесть, понимая, что эти слова не легко дались его собеседнику. Известный всему Риму хитрец и пройдоха, Ангус Берцо, наконец, оценил высокое положение молодого помощника.
Выждав невыносимую для Берцо паузу, Лонро продолжил:
– Этот Агнелли – большой «охотник». Судя по легкости, с которой он рассказывал об интересующих нас вещах, падре Пиччие был прав. Расены на самом деле просто ходят по золоту и драгоценным камням! И они намеренно показывают свою искреннюю неприязнь ко всему этому…
Ангус вдруг переменился в лице, и его голос дрогнул:
– Вы что, сказали ему, зачем мы здесь?
– Успокойтесь, это он обо всем говорил, а я слушал. Этот наш друг Массимо, похоже, безпросветный дуралей. Он так обрадовался встрече со мной, что, не задумываясь, поведал мне любопытную историю о каком-то Хоу. Этот нищий бродяга прошлым летом приволок из низовий реки… страшно сказать! В общем, челн мистера Хоу едва не зачерпывал воду бортами от того, что он был гружен… – Лонро снова опасливо оглянулся, – золотыми самородками, каждый из которых весил не менее пятидесяти местных унций !
– О-о-о, – вырвалось у Ангуса, а Джеронимо продолжал измываться над стонущим от волнения торговцем:
– И это не просто сказки, дорогой друг! Если мы пожелаем, можем все уточнить у сопровождавших его расен – их здесь много. Массимо клянется, что Хоу после того нанял здесь еще один челн, легко выкупив его у какого-то джунгарина. Наняв для охраны две дюжины караванных штурмвоев, он снова отправился вверх по течению.
Рассказывают, что расенские четники, вернувшиеся обратно где-то через срок , привезли с собой барк и четыре привязных челна, груженных разным добром. Такова была плата. Вероятно, для мистера Хоу это было уже мелочью… Этот Агнелли сейчас сам собирается туда, где новоиспеченный богач Хоу раздобыл свое счастье. На прощание он сообщил мне самое важное.
Лонро склонился к уху Ангуса и, перейдя на тихий шепот, продолжил:
– «Я не могу, – сказал он мне, – поведать тебе все свои секреты, но хочу помочь земляку. Как говорят местные, «биз нос». Придет и твое время, Джеронимо, и ты найдешь то, что ищешь.
Завтра я заберу нанятых мной штурмвоев и уйду, а тебе мой совет: дождись завтрашнего полудня. Здесь, в слободе, живет старик по имени Радимир. Его все знают. К нему раз в два расенских месяца заезжает одна особа. Подсказка к твоей удаче – в ее сапожках. Глянешь на них, и сразу все поймешь. А уж дальше смотри сам» …Ну что, Ангус, что ты думаешь об этом?            
Ангус нервно почесал в бороде.
– Хорош, гусь, – зло процедил он сквозь зубы. – Сам за золотом двинулся, а нам советует на сапожки пялиться! Да за малую часть добычи мистера Хоу перед каждым из нас раздвинутся все ножки и все сапожки Сардинии. Даже из дому не нужно будет выходить. Мужья будут приводить тебе своих жен! А он – «сапожки»!
К их челну подошли две расенские женщины в сопровождении высокого плечистого воина. Скомканный разговор пришлось отложить до лучших времен. Дневная торговля начала входить в самую силу.
Клубок второй
Этот жаркий день, приправленный утренней недоговоренностью, тянулся очень долго. Особенно время после полудня, когда весь торговый люд просто изнывал от зноя и безделья.
Отобедавшие всухомятку ромеи, дабы не вызывать подозрений, так же, как и прочие их собратья по ремеслу, погрузились в сладкую дрему. Развалившись на мягких тюках с пестрыми тканями, они предались этому занятию столь самозабвенно, что проснулись только к вечеру, в момент, когда прочие торговцы начали хлопать крышками сундуков. Вся пристань гудела так, словно после изнурительной работы в слободу собирались уставшие от работы труженики, а не отоспавшиеся за день бездельники.
Берцо и Лонро не торопились. Прежде чем отправиться в слободу, им нужно было до конца разобраться в сложившейся ситуации – без лишних ушей. Потому и укладывали они свои товары с особой тщательностью, терпеливо дожидаясь момента, когда торговый люд дружно отправится к корчмам да становищам.
Вскоре опустевшая речная пристань была готова перейти под охрану слободских четников. Двое из них – по-видимому, те, кому первыми выпало сегодня сторожить причал, – лениво бросали выжидающие взгляды поверх выстроившихся в ряд торговых челнов и стругов. Быстро уразумев, что задержавшаяся парочка торговцев не спешит покидать свое место, четники сошли с высокого смотрового помоста и пропали из виду.
Первым нарушил молчание Берцо.
– Вы, – отстраненно глядя вдаль, начал он, – в самом деле думаете, что этот бред с сапожками чего-то стоит?
Лонро опустил взгляд:
– Ангус, мне кажется, это наш шанс. В любом случае, ничего другого у нас пока нет.
– Лучше уж так, чем очевидная глупость! Кто в здравом уме станет делиться с первым встречным такой информацией? Наверняка тут кроется какая-то невероятная каверза. Вы еще молоды, Лонро, и верите в добрые намерения, а меня сложно провести, мой друг.
Я часто слышу от вас, что я просто торговец и ничего не смыслю в делах знати, но то, что вы мне рассказали, это уже мое дело. Я знаю наперед, что держат за пазухой такие «добрые» люди, как ваш Агнелли, когда они якобы разбрасываются сокровищами. Поэтому не советую относиться к этой авантюре серьезно.
Поверьте, Ангус Берцо прекрасно помнит о том, чьи деньги вложены и в этот товар, и в наше путешествие. Именно вы, благодаря вашему статусу, главный в нашем деле, а моя роль скромна. Но хотя старина Берцо и служит лишь прикрытием вашей миссии, однако у него всегда был неплохой нюх на золото и деньги, и он отлично видит: то, во что вы пытаетесь ввязаться, –пустая затея. А посему скажу так: завтра с восходом мы продолжим торг. Чем вы будете заниматься до этого времени, меня мало интересует. Может быть, в тех сапожках окажутся стоящие ножки… – Ангус ухмыльнулся.
У Лонро вытянулось лицо.
– Но мне одному с этим не справиться. Я плохо знаю язык расен. Не могу же я в поисках этого Радимира за один вечер освоить все их немыслимые наречия!
Тем временем Берцо перебрался наконец за борт челна и взглянул на Лонро с ехидной ухмылкой.
– Мой дорогой сеньор, раз уж вы смогли запомнить имя этого старика, то с вашим врожденным упрямством вам не составит труда его найти.
Берцо повесил на поясной ремень кольцо ключей от сундуков и, равнодушно насвистывая, направился в сторону слободы. Все его мысли были заняты ужином.

Радимир дометал ведущую к его дому песчаную дорожку, то и дело поглядывая на высокий частокол, украшенный березовыми ветками и полевыми цветами. Было похоже, будто в доме только что сладили добрый сговор на свадьбу-любомир.
Вечернее небо отливало бирюзой над округлыми вершинами соснового бора. Ярило-Солнце, скрытое от людских глаз величественным строем деревьев, подводило черту под двадцатым днем месяца липеня  6469 лета от Сотворения Мира в Звездном Храме .
В это время Радимир заметил соседа, который неспешно приближался к его дому. Старик выпрямился, смахнул со лба капли пота и отставил в сторону метлу. Сколько же добрых лет прожили они с другом Гостевидом бок о бок, в мире и согласии? Даже их избы, разделенные куском земли с небольшой лесистой гривой, были похожи как родные сестры.
Гостевид был уважаемым человеком в скуфе, он народил и воспитал двух дочерей и четырнадцать сыновей. С семьей младшего сына он делил ныне свой кров. Двое старших – храбрые дружинники Орлик и Казимир – безвременно сложили свои головы на дальних рубежах, в битвах с ворогами.
Сам Гостевид в молодости тоже служил Отечеству, состоя в старших штурмвоях при кмете Всеволоде Скалогроме. И не мог он тогда подумать, что окажется в родстве с тем самым Всеволодом: сын воеводы и дочь Гостевида славно справили любомир и через время щедро продолжили род.
А вот ратное прошлое одарило этого сильного человека по-своему – многими шрамами да хворями. Его некогда мощный стан искорежило, а иссохшие руки были уже не в силах полировать эфес грозного меча. Гостевид сильно хромал и давно уж не покидал двора без кривой палки, служившей ему опорой. Однако разум старца, отмерившего неполный Круг лет , до сих пор был тверд и ясен.
Оказавшись друг подле друга, соседи, не сговариваясь, приложили ладони рук к груди и, подняв их к небесам, трижды восславили богов.
– Что, дид, – хитро улыбнулся Радимир, – не спится тебе? Ярило, эвон, уж укладывается и нам велит.
Гостевид ухмыльнулся.
– Сам тоже, однако, не лавку перед сном стелешь. Стежку вон метешь, двор украсил. Приоделся, гляди-ка, старый пень! Всего-то на пять десятков младше меня, ан перья распушил, как тот певень. А я ведь знаю, к чему хорохоришься. Йогиню ждешь?
– Её, – отряхивая от пыли холстяные штаны, кивнул Радимир. – Думаю, с рассветом будет или не позднее полудня.
– М-да-а, – огладил бороду хромой сосед, думая о чем-то своем. – Погостит-то хоть?
– Куды там! – отмахнулся Радимир. – Нужды нет. В межах ныне тихо.
– Жаль, что не отночует, жаль. Поговорить бы с ней, посидеть бы рядом! Точно Сурицу небесную изопьешь – как только словом с ней перемолвишься. Молодеешь впрямь. Вот же чудо какое! Каждому добротой да любовью душу согреет. Н-да… Знать, завтра же к горам на Чистый родник и уйдет?
– Думаю, так. Сам знаешь, то ее и мой урок. Каждый делает то, что положено.
– И мальца отдашь?
– Отдам. По-другому никак. Нет у него никого больше в роду. Аримы всех пожгли да побили. Как только энтот уцелел? То, видать, великое чудо. Капище сгорело, а он под щитом Числобога схоронился. Уж как пепел разгребли, он из-под щита и выполз. Уж два срока выждали, никто из его родных не объявляется.
– М-да, – покачал головой Гостевид, – к чужим людям его, конечно, отдавать не должно. Такое чадо! Ему бы волшбить выучиться.
Радимир пожал плечами:
– Так ведь за тем и заберут.
– Знаю я, знаю. Одно плохо: посмотреть уж не доведется на то, какие дела великие творить будет этот парс. Видано ль такое, чтобы воду мог в мед обернуть, а квас – в воду?
– То, видать, у него после пожара.
Вдруг в зарослях кустов, что торчали за дальним углом частокола, треснула сухая ветка, спугнув малую лесную птицу. За домом Радимира глухо залаяла собака.
– Что это? – вглядываясь в колючий, словно чертово сено, чапыжник , тревожно спросил Гостевид.
– Кто его знает? – задумчиво ответил Радимир. – Кто-то ж сидит в этих кустах… А и пусть себе сидит. Идем. Домой, сосед, иди через мой двор. За хлев да огородом.

У Джеронимо все внутри похолодело: позади него, под чьей-то тяжелой ногой, хрустнула сухая ветка. Резко обернувшись, он в испуге закрылся руками…
Перед ним стоял Берцо. Криво ухмыляясь в сторону перепуганного Лонро, он в то же время силился что-то рассмотреть сквозь густые ветви кустов.
– Не вздумайте кричать, – тихо шепнул он, – и так вон собаку всполошили!
– Это вы ее всполошили, – возмутился Джеронимо.
– Неважно, – вяло отмахнулся торговец. – Да и не беда. Расы-то ушли.
Джеронимо, не вставая, бросил взгляд в сторону калитки. Там уже никого не было, лишь за высоким частоколом надрывалась от усердия хозяйская собака. Он снова недовольно взглянул на Ангуса:
– Но что вы тут делаете?
Берцо ухмыльнулся:
– Если вы еще немного полежите, эту собаку спустят с цепи. Идемте. Ничего интересного тут уже не будет.
Берцо с показным безразличием отправился прочь. Джеронимо ничего не оставалось, как подняться и поспешить за ним.
Хитрый лис Берцо умел обставить дело так, что Лонро, будь он прав или виноват, всегда чувствовал желание оправдываться. Сейчас Джеронимо не хотел этого делать. Он догнал Ангуса и ядовито заметил:
– А вы еще тот следопыт.
Берцо был непроницаем.
– Приходится. Ограждать вас от неприятностей – одна из моих задач.
– Но ведь я…
– Оставьте, – продолжал Ангус, – вы, как я погляжу, тоже не по годам находчивы и настырны. Признаться, мне так и не удалось подобраться к этим старикам ближе вашего. Едва только я вычислил в лесу самое удачное место, как уперся в ваши сапоги. От неожиданности я и наступил на ту злосчастную ветку!
Берцо говорил что-то еще, а сбитый с толку Джеронимо был растерян. Ему снова казалось, что слова старого Ангуса были полны отеческой любви, и чувство вины вновь охватило его.   
– …так что, – продолжал Ангус, – раз она должна забрать кого-то и появится здесь не ранее завтрашнего рассвета, нам с вами нет смысла торчать тут среди этих корчей и муравейников.
– Она? – хватаясь за хвост улетающей фразы, опомнился Лонро. – Простите, Берцо, я что-то пропустил. Кого забрать?
Торговец смерил товарища недовольным взглядом и повторил:
– Завтра, не позже полудня, эта особа приедет сюда за кем-то. Похоже, за каким-то ребенком. Вот я и говорю, что нам с вами нет смысла торчать тут всю ночь. Придем с рассветом, все равно у русов позже не поспишь. …И то неплохо, – Ангус вяло улыбнулся, – хоть какие-то перемены. Завтра не придется в который раз с пристани пялиться на восход солнца – спрячемся в кустах и будем любоваться кое-чем другим. Надеюсь, ее ноги того стоят… 

Утро встретило их густым туманом. Берцо, не выносивший подниматься рано, был до крайности раздражен, однако Лонро привык к этому, да и собственные мысли занимали его больше. Сегодня они покидали свое становище раньше обычного, но, к счастью, не привлекли лишнего внимания. В это время поднимались многие: кто-то собирался идти по реке, кто-то сговорился накануне о большом и выгодном торге где-то далеко и желал доставить свой товар засветло, по воде. В гудящих с рассвета до ночи становищах мало кого интересовало, кто и в какое время начинал свои торговые дела.
За то время, пока Берцо и Лонро добирались до скуфа, а затем обходили его стороной, окружающий их лес уже почти избавился от тумана и ночной прохлады. Ромеи остановились у дороги и, подставляя взмокшие спины солнцу, повели неторопливую беседу. Выглядело это так, будто они кого-то ждали. Подобное не вызывало подозрений у расен. В скуф чужакам ходу не было, поэтому многие из торгового люда частенько дожидались тех, с кем накануне сговорились о торге, вблизи селения.
Место для наблюдения оказалось удачным. Двор старика Радимира был как на ладони.
Одно плохо: если гостья заставит себя ждать, то к чужакам могут отправить кого-нибудь из штурмвоев внутренней дружины – на расспрос. Но и на этот случай Берцо уже придумал несколько правдоподобных отговорок, благо язык расен был ему знаком. 
Вдруг Лонро насторожился. Со стороны леса все явственнее слышался топот копыт.
– Джеронимо, – прошипел сквозь зубы Ангус, – что вы замерли, как степной суслик?
– Лошадь!
– И что с того? Я тоже это слышу.
– Думаете – четник?
– Кто бы это ни был, – прошипел торговец, – вы должны стоять так же, как и раньше. Мы, слава Юпитеру, ничего плохого не сделали, так что бояться нам нечего.
Берцо развернул Джеронимо спиной к дороге и как ни в чем ни бывало продолжил разговор. Молодой человек, заражаясь уверенностью спутника, собрался что-то ответить. И вдруг Ангус замолчал. Лонро вздрогнул и оглянулся…
Она пронеслась мимо них словно молния! Ошарашенный Джеронимо проводил ее взглядом, широко открыв рот, как худой базарный мальчишка, следящий за увесистым кошельком дворцового повара. Берцо, позабыв о конспирации, не сводил глаз с высокой всадницы, которая уже спрыгнула с коня и, подойдя к калитке Радимира, трижды подняла и опустила тяжелое металлическое кольцо.
Дверь избы тут же распахнулась, и седой старик с радостью поспешил навстречу долгожданной гостье. Но та вдруг обернулась и бросила цепкий взгляд на ромеев.    
Лонро не успел отвести глаза, да и не мог.
– Боже! – вскричал он. – Какая же она…
Клубок третий
Не было сомнения, красавица прекрасно понимала, какое впечатление произвела на чужаков. Ей было не больше тридцати лет, и она была прекрасна. Молодой Лонро молил бога, чтобы тот дал ему возможность еще хоть немного созерцать это чудо, и бог услышал его молитвы.
– О! – вскрикнул кто-то недалеко от них. Этот был тот самый кривой дед, что вчера разговаривал с Радимиром. – Йогиня-матушка! – с волнением взывая к ней, он так спешил, что казалось – вот-вот бросит свою кривую темную палку и припустит к этой волшебной женщине бегом.
Йогиня торопливо зашагала навстречу хромому и обняла его, словно родного отца. Это происходило шагах в двадцати от ромеев: о, воинство Юпитера, как же она была хороша!
Высокая, светловолосая, изящная. Такие красавицы легко берут в плен сердца героев, царей и богов, заставляя их бросать все и безропотно подчиняться их волшебным чарам.
Джеронимо казалось, что он чувствует исходящее от нее тепло! Его манили эти гибкие руки, тонкие пальцы. Лонро просто сгорал от желания прижать их к своему лицу и целовать, целовать… Ее тугие светлые косы, спадающие из-под странного головного убора на высокую грудь, блестели в лучах утреннего солнца, словно новые выбеленные канаты царских кораблей. Они искушали молодого ромея, будя желание прикоснуться к ним, обладать их хозяйкой, быть причастным к ней…
«Никчемный старикан, – ругался про себя Джеронимо, – куда он ее уводит?»   
– Вы тоже видите это? – прошептал где-то в стороне Ангус Берцо, и Лонро, очнувшись, понял, что неосознанно двинулся за стариками и женщиной. Он сделал шаг назад:
– Что?
– Ее сапожки!
Лонро только теперь обратил внимание на обувь красавицы… А ведь Массимо Агнелли был прав: на ногах лихой наездницы красовались поистине царская обувь! Сшитая из добротного красного сафьяна, узконосая, она была густо украшена паутинками золотых нитей, узорами из тонкой проволоки и дорогими самоцветами. При этом гордая расенка ничуть не выпячивала эту роскошь, напротив. Она запросто ступала по глубокой дорожной пыли, попирая все мироустройство, призванное почитать Золотого Тельца.
Берцо незаметно толкнул в бок своего молодого товарища.
– Лонро, – прогнусавил он, – вы, я смотрю, совсем потерялись. В чем дело?
Но Джеронимо до последнего провожал взглядом русскую красавицу. Когда же она исчезла за частоколом, он, наконец, повернулся к собеседнику и с кислой гримасой заметил:
– Видели?
Берцо, соглашаясь, кивнул:
– Что есть, то есть. Однако же я, в отличие от вас, еще помню, зачем мы здесь. К тому же она не свободна. Вы заметили широкие обшлаги рукавов и две косы? У этой расенки есть муж.
Я знаю характер русских и понимаю цену такому «товару», и я бы на вашем месте не решился посягнуть на что-либо. Если верить их обычаям, у славян жены верны мужьям не только до смерти, но и после нее.
Джеронимо молчал.
– М-да-а, – продолжал Ангус, – а ведь этот ваш новый знакомый, Агнелли, кажется, глупец. Если эта расенка так непринужденно носит на ногах целое состояние, ее след не может быть не интересен охотникам за златом. Странно, что он сам не захотел пойти за ней… – На секунду он нахмурился, но блеск самоцветов все еще слепил его и заставил упустить из виду все разумные сомнения. – Что ж, – огладил он подбородок, – вчера они говорили о том, что ее путь лежит к горам, к Чистому роднику. Местные говорят – родник целебный. Значит, несложно придумать причину, которая вынудит и нас отправиться туда же… У меня вот колени болят, даже спать не могу по ночам. Попросимся с ней – пусть покажет дорогу… План, конечно, сырой, но другого нет. Если откажет, придется красться за ней по лесам да болотам. А ведь она верхом…
Ромеи нерешительно направились к калитке. Расены все еще стояли у ворот и, будто нарочно задержавшись, вели беседу. Ангус Берцо прибавил ходу, поприветствовал их и вступил в разговор, немало повеселив русов своей корявой речью.
Неприступная красавица, отстраненно слушая разговор мужчин, изучала высокомерным взглядом молодого ромея. Сердце Лонро едва не выпрыгивало из груди. В ней не было и сотой доли обычной скромности расенских женщин. Какое там! Она смотрела так, будто запросто могла повелевать и этими стариками, и пришлыми ромеями, и всем людом от этих мест до земель франков.
Ангус тем временем энергично закивал расенам и, подхватив под руку оторопевшего спутника, не дав тому даже попрощаться, спешно потащил его прочь.
– Куда мы? – заупрямился было Лонро, но сопевший рядом Берцо только сильнее сжал его предплечье и прибавил шагу.
– Быстрее, мой друг, – выдохнул он сквозь зубы, – у нас мало времени.
Джеронимо повиновался, но, едва только они отошли на достаточное расстояние, стал засыпать своего товарища вопросами.
– В чем дело, Ангус? Что за спешка?
Берцо, не сбавляя темпа, заговорил:
– Редкая удача, Джеронимо, редкая! – он криво улыбнулся, на ходу вскинул к небесам взгляд, полный благодарности богам. – Она проводит нас.
– Как? – удивился Лонро. – Я не верю своим ушам. Что вы ей наплели?
– В том-то и дело, что ничего особенного. Ту самую дурацкую историю о моих больных коленях.
– И что?
– Хм… Она и пожалела меня, несчастного, и заверила, что чудесная вода родника исцелит меня полностью, и сама же предложила проводить нас, коль они едут туда же.
– Они?
– Еще какой-то мальчик. Вы забыли?
– А-а-а, конечно. А эти?
– Старики не в счет, – отмахнулся Ангус. – Сейчас главное – поскорее добраться до Слободы и нанять хороших лошадей. Видели ее вороного? – С нескрываемой завистью спросил он. – Вот то-то же…

Ромеи торопливо удалялись, а Йогиня задумчиво смотрела им вслед поверх калитки, как видно, что-то обдумывая. Вдруг за спиной раздался тихий детский голос, и озабоченность разом исчезла с ее прекрасного лица. Она обернулась.
У тесаного высокого крыльца стоял худощавый белоголовый мальчик с такими ясными зелеными глазами, что Йогиня невольно улыбнулась.
– Кто ж ты? Из какого рода? – спросила она. – Уж и узелок прихватил.
Малец покосился в сторону Радимира и опустил взгляд.
– Ну чего ты? – упрекнул старик, подходя к нему ближе и опуская на плечо сухую, горячую от волнения руку. – Говорено ж было…
Мальчик встрепенулся.
– Аз, – прозвенел его тонкий голосок, – нареченный чадом Яр, д’Арийского рода Медведя, сын Велимудра, внук Ортая, ведающих Ра, послуживших Прави  и Светорасе  в Слободе Пореченской.
Лицо Йогини потемнело.
– Ведаю род твой, – тяжело произнесла она, – и предков твоих. Великие были штурмвои! Слышало все Беловодье о том, как полегли они, защищая числом малым своих жен и детей. Да только была молва, что вся Пореченская Слобода отправилась в Небесную Сваргу Пречистую. Как же ты уцелел?
– Его Олега спасла, – вступил не к месту в разговор Гостевид.
– Погоди ты, сосед, – остановил его Радимир. – О том не ты должон говорить. Тут надобно без прикрас и воздыханий.
Гостевид потупился и умолк, а Радимир продолжил:
– Пореченская Слобода и вправду чуть не вся полегла в Тарийском светилище . Ночью, в самый разгар празднества напали на них аримы с рыбоедами . Кого видели – всех побили, только самых малых увели в полон.
Олегу, жрицу из Капища Тары, в самый разгар битвы жрец Трислав-Воитель отослал в сторожевой град, что на слиянии Тары и Ирия. Жрица, ведомая Великой богиней Тарой Многомудрой и хранимая Родом Небесным, пробираясь кустами вдоль берега реки, видела чужие струги, на коих сидели стражники аримские и охраняли наших полоненных деток.
Добравшись до сторожевого града и поведав воеводам о постигшем Слободу и Храм несчастии, рассказала она о ладьях да стругах, что стоят недалече на воде.
Четники тотчас поднялись на реку. Связали неводы, перетянули ими русло в узком месте, а сами спрятались в прибрежных кустах. Едва только ладьи, задержанные невидимой преградой, остановились, тут же навалились на ворогов тарские штурмвои. Увидев, что не отбиться им, стали аримы… убивать детей. Из сотни ребятишек уцелело только сорок.
С восходом солнца дружинники, старцы и уцелевшие женщины с детьми Пореченской Слободы пошли к Тарийскому светилищу. Все было сожжено. Вокруг – груды окровавленных тел. Нашли среди них погибших Трислава-Воителя да штурмвоя Велимудра, отца этого малого. А вокруг них – с полсотни порубленных ворогов лежало. Что в Триславе, что в Велимудре – в каждом не меньше десятка стрел и глубоких ран. Штурмвой, как видно, перед смертью и вовсе рубился одной рукой: другую-то ему отсекли в бою. Великие вои и пали достойно. Они, Трислав и Велимудр, родичи по крови и оба из рода Медведя.
После тризны Олега собрала детишек и всех, кроме этого, отправила в Растовый Скит .
Йогиня оторвалась от тяжелых мыслей и, вскинув брови, улыбнулась:
– А этого что ж… к нам?
Оба старика согласно закивали:
– К вам, матушка. Вам такое дивное дитя как раз сгодится.
– Ну, – развела руками гостья, – раз так, знать после полудня и поедем. Ты, старче, гостью в дорогу думаешь кормить? Нам с Яром путь предстоит неблизкий.
– Что ты! – замахал руками Радимир. – Все уж готово. Только…
– Что «только»? – удивилась гордая красавица, ступив уж было на высокое резное крыльцо.
 – Радмила, Йогинюшка… – начал было дед да спохватился: – Ох, прости, матушка, что назвал по имени – да все свои тута. Спросить-то тебя хочу…
Йогиня бросила взгляд в сторону калитки:
– Не о ромеях ли?
– О них, Радмилушка. Неужто и этих поведешь к свещенной Пещь Ра?
Красавица горько улыбнулась.
– Поведу, – просто ответила она, протягивая к ребенку тонкую руку и гладя его по светлой голове, – али и до них таких же не водила?
– Так что ж, – старец снова замялся, – и этих златом-жиром одаришь?
– Одарю, – согласилась она. – Ты же знаешь, Радимир: сие мой урок. Одного из них одарю златом, у другого же отберу его каменное сердце. Этот сердечный торг не мы придумали, а они и их предки. Пока им нужно только наше злато, путь берут. Пусть хоть дороги свои им выстелют – им от того только недоброго и прибудет. Лишь бы к детишкам нашим, таким, как этот, не тянулись. Злата у нас хватит, пусть жиреют – только слабее станут, а вот детишек Светлых во время Сварожьей ночи  нарождается мало. Глядишь, за сиянием злата эти ромеи самого ценного и не приметят. А чтобы они по кустам от нас не прятались да чего им не нужно не узрели, пусть лучше со мной идут. Кто чего желает – тот то и получит.

Ангус чувствовал азарт охотничьего пса, идущего по следу раненого зверя. Дни и ночи, проведенные им в тщетных попытках нащупать хотя бы слабый пульс желанной золотой жилы, наполнили его злостью и неуемной жаждой. Он верил, что рано или поздно придет тот день, когда заветное «золото, дворцы, наложницы» превратится из мольбы в реальность, и вот тут-то все накопленные им силы пригодятся.
Расторопность римского торговца во внезапных сборах изрядно удивила Лонро. А Берцо приходилось то и дело поторапливать товарища. Тот, поглощенный грезами, медлительный и неуклюжий, напоминал весеннего хруща.
Так или иначе, а в дорогу собрались быстро, благо предстоящее путешествие не требовало особой поклажи. Лошадей раздобыли хороших, дорогих, чтобы были под стать норовистому вороному Йогини. К полудню, как и обещали, появились у ворот Радимира.
Едва только ромеи спешились у старой коновязи, к ним тут же вышел хозяин дома в сопровождении своего хромого соседа. Чуть погодя появилась и гостья. Она вела за руку мальчика.
Скуфичи прощались недолго. Йогиня лихо вскочила в седло, приняла от Радимира мальца и усадила его перед собой. Парнишка только хмурился да прижимал к себе дорожный узелок, что собрал ему в дорогу дед. 
Глядя с холки высокого, словно гора, коня на оставшихся внизу стариков, маленькому Яру хотелось плакать. За то недолгое время, что он здесь гостил, мальчик успел прикипеть сердцем к дедушке Радимиру. Яр хоть и знал наперед, что задержится здесь недолго, однако от этого ему было не легче.
Йогиня отклонилась назад, потянула поводья, и ее вороной стал разворачиваться.
– Прощай, Яр, – не сдержавшись, вдруг крикнул Гостевид и украдкой смахнул слезу, – помни нас. А мы уж тебя не забудем, потому как много будем о тебе слышать…
Радимир, боясь лишнего внимания к мальчику, незаметно подтолкнул соседа – тот сразу же виновато умолк. Но опасения были напрасны: иноземцы уже старательно пинали в бока коней, силясь догнать поскакавшую к лесу Йогиню.
Радимир недовольно сдвинул брови и с укоризной посмотрел на друга. Тот пожал худыми, словно старое коромысло, раменами и горько произнес:
– Как же было не попрощаться-то? Не по-людски это. Такое непростое чадо! – со вздохом прошептал он, глядя на удаляющихся всадников. – Кто знает, может, его дарослое имя …
– Старый ты пень, – не дав договорить Гостевиду, недовольно зашипел Радимир, – ты бы еще додумался ромеям об этом рассказать!
Клубок четвертый
Душа Лонро пела. Вокруг него проплывали картины невиданной красоты, но все это великолепие он отмечал только краем глаза. Впереди, плавно раскачиваясь на спине холеного вороного, скакала она.
Расшитый шелковый сарафан, обтягивая силуэт всадницы во время скачки, открывал взору молодого ромея только намек на изящные линии божественно сложенного тела, но его пылкому воображению довольно было и этого. Закипавшая кровь вновь и вновь приливала к сердцу, которое начинало ныть, как свежая рана. Было так сладко и так трудно дышать.
Лонро переполняла ревность к толстому торговцу, который легко болтал с расенкой, однако юноша понимал, что сам, даже знай он их трудный язык, просто не нашел бы в себе смелости…   
Они ехали уже долго. Лесная тропа виляла меж толстых стволов, поднималась на холмы, проваливалась в густые заросли болотистых низин и, наконец, привела их к высокому берегу большого округлого озера. Всадники постарались обогнуть это сверкающее зеркало.
Глядя с высоты обрыва на водную гладь, измученный переживаниями, Лонро почувствовал сильное головокружение. Бездна манила его, намекая на самый простой и самый безумный способ избавления от невыносимых любовных мук.
Берцо, обернувшись, заметил эту перемену в лице юноши. В его кислом взгляде явственно читалось: «Неужто за этим приволоклись мы на другой конец света!?»
Тут и Йогиня – впервые за сегодняшний день – пристально посмотрела на молодого ромея:
– Что это с ним? – спросила она тихо.
Ангус оторвал взгляд от Джеронимо.
– Ему… сегодня не хорошо, недобрится .
– Да уж, – улыбнулась красавица и пошутила: – И ему недобрится, и ты вот за исцелением пустился в путь. Если вы, ромеи, такие хилые, как же вы столько земель смогли себе подчинить?
Озадаченный Берцо потупился. Обсуждать подобные темы с женщиной ему еще не приходилось.
– Воыны Рыма, – вяло ответил он, – всье из разных земэль. Воыны всэгда сильние. Цары, – неожиданно добавил Берцо, – это цары йест хилие.
– О! – весело вскинула тонкие брови Йогиня. – Значит, ты и твой друг сродни италским царям?
Ангус напрягся.
– Царям? – переспросил он. – Ньет, родни царям ньет.
Взгляд Йогини был полон снисхождения.
– Цари у вас хилые, и вы болезные, вот и подумала – много общего у вас с царями. Пошутила я.
– А! Поньатно. Но ето не совьсем шютка. Мой молодой друк немного родньа правителам моей стране. Он важьный, ну, – мучился ромей, – извесный луди дльа латинян. Йа, – продолжал торговец, – нэт. Йа совсем не важьный. Мой отес горшьки делал. Йа был дитьа, продавал горшьки. А патом вырос, много дела, бросил горшьки.
– А он? – взглянула женщина в сторону Лонро, и тот приосанился, понимая, что разговор идет о нем. – Его отец не делает горшки?
– Не делаэт. Он важьный. Послал сина ушитса торг, торг дьела.
– Торговому делу?
– Да, торговому дьелу.
– Понятно, – расенка вздохнула, давая понять, что устала от разговора. – Знать, я все правильно про вас рассудила.
– Шьто? – всполошился ромей, догадываясь, что пропустил в этом разговоре что-то важное.
– Все хорошо, мой друг, – успокоила его Йогиня. – Просто теперь я знаю, кто вы и чем занимаетесь. 
Берцо насторожился. Он ясно слышал в словах этой женщины нечто большее. Торговец неплохо владел языком и некоторыми наречиями этих земель. Правда, до сих пор ему было выгоднее притворяться несведущим: во время торга всегда можно выиграть время, прикидываясь, что не вполне понимаешь или не очень хорошо можешь объяснить. Теперь же приходилось признать, что Ангус в самом деле был далек от того, чтобы познать до конца все интонации и иносказания расенов.
Прибрежная тропа сузилась, и стало почти невозможно ехать рядом, однако Берцо готов был терпеть неудобства.
– Скажи, – не унимался он, несмотря на нежелание Йогини разговаривать, и все еще раздосадованный тем, что упустил нечто важное, – сколко ехать к родникам?
Йогиня ответила холодно:
– К закату будем. Вам придется там заночевать.
– К сакату? – удивился Ангус. Такого поворота событий он не ожидал. – Как ето? – непонимающе протянул он. – Я слышаль, шьто родники в два дньа пути.
Расенка скользнула по нему жестким взглядом.
– К тем родникам, что нужны вам, дорога короткая, – ответила она. – Переночуете, и исцеляйтесь на здоровье. Можешь мне верить, к завтрашнему вечеру все твои хвори позабудутся. С силой нашей целебной воды разве что ваш Царь-корень  может поспорить. Только дорогу обратно на радостях не забудьте, а то все свое преумноженное здоровье в лесу и оставите.
– Но, – не унимался Ангус, – я слышаль, шьто толко дальокие родники лешат недухи.
– Тот, к которому мы едем, не хуже дальних, – сказала, как отрезала, Йогиня. – Нет мне нужды ехать с вами к дальним родникам. У меня иные заботы. Мальца этого свезу к медной стене, принесу в жертву, и домой. …Что не по тебе? Хотел родники целебные – вот они! Скоро уж. И не кручинься раньше срока, поверь: вы и так получите больше, чем желали.
Конь расенки прибавил шагу, и Берцо пришлось отстать. Нервно поглядывая в сторону Джеронимо, он судорожно прикидывал в уме как бы исхитриться и все-таки вынудить эту гордячку взять их с собой на дальние родники. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: золото не может быть так близко от поселений, значит, оно где-то там, в глубине леса. Но сейчас Ангус был безсилен. Йогиня хорошо знала науку власти. Сказав свое слово, она будто поставила печать.
Огорченный торговец стал часто и беспокойно оглядываться, пытаясь привлечь внимание Лонро, таявшего от любовных переживаний. Это возымело действие. В ответ на очередной мрачный взгляд товарища Джеронимо вопросительно посмотрел в сторону Йогини и снова на Берцо. Тот молча сомкнул тяжелые веки, что означало: «Да, все не так просто, мой друг. Мне нужна ваша помощь».
Лесная тропа плавно уходила вниз, теряясь где-то в густых зарослях молодых деревьев. Спустившись, всадники свернули в сторону от озера и поехали мимо массивных каменных плит, что стояли вдоль их пути, будто полуразрушенные стены древней крепости. С трудом выбравшись из клубков своих спутанных мыслей, Берцо поднял голову и осмотрелся.
Заросшие травой и мхом плиты, без сомнения, являлись творением рук человеческих. Останки грозных стен были, похоже, свидетелями тех далеких времен, когда на Земле только появились первые люди.

«Так ли это? – рассуждал про себя торговец. – Когда почитаемые падре Пиччие родоначальники рода людского только учились воровать плоды из райского сада, здесь уже кто-то строил крепостные стены из тесаного камня! Нет же! Вздор!» – улыбнулся Берцо расхождению своих твердых знаний и расенских иллюзий.
Ангус снова оглянулся и встретился взглядом с товарищем, в лице которого также сквозило недоумение. Похоже, и он думал о чем-то таком.
Меж тем всё, что продолжало открываться перед ними, только усиливало тревогу ромеев. Справа, в сползающей в глубь леса низине, поначалу едва различимые за деревьями и густым чапыжником, возвышались руины столь могучие, что, оглушенный этим зрелищем, Ангус задержал дыхание. «Бог мой! – подумал он. – Кто же здесь жил? Люди? Боги?»
Йогиня, все замечая, только тихо улыбалась. Сворачивая левее, она намеренно сбавила резвый шаг своего скакуна. Похоже было, что с самого начала она вела венейских  торговцев именно в это место.
Они съезжали все дальше в сырую низину. Воздух здесь был густым, словно кисель; он впитывался в одежду и пронизывал разогретые тела приятным холодком. Солнце нещадно опаляло лишь верхушки деревьев, оставляя прикорневому лесу мягкий, янтарно-изумрудный свет. Трава лоснилась от сока, и лошади, ослушиваясь седоков, все чаще нагибались к густому зеленому ковру.
Вдруг стена справа от всадников уперлась в странную скалу. Похоже, древние строители использовали ее как продолжение оборонного заграждения. Созданное природой всегда имеет век более долгий, чем творения рук человека: состояние крепостных стен было плачевным, а ровная, идеально гладкая, черно-зеленая скала практически не имела изъянов.
Расенка развернула и остановила своего коня.
– Все, – просто сказала она. – Я приехала. Ваш путь дальше, вдоль этой стены. Ниже, через пять-шесть сотен шагов, прямо из-под нее бьют сразу два родника. Там же каменная купель: лечись сколь пожелаешь. И поутру, коли люди не глупые, узрите всю ценность этих целящих вод.
– О! – стараясь оттянуть время расставания, выдохнул Берцо. – Я не снаю. Как мы сможем ехат сами? Пят сотэн жагов! Йэсли мы не найдем ети родники? Мы теряемса тут… в лес!
– И пяти сотен шагов сами ступить не можете? Как же вы торговлю заморскую ведете?  Али хитришь, мил человек?
– Нет хитришь, – запротестовал торговец, – всйо шесно, биз нос. Мы вед можем потеряльса!
Расенка вначале нахмурилась, но вдруг пнула своего коня в бока.
– Поехали, все одно ведь не отстанете. Но знай, ромей, доведу до родников и будто оглохну, не стану больше слушать ни единого твоего лисьего слова!
Ее вороной, оторвавшись от сочной травы, недовольно замотал головой, однако, не смея ослушаться хозяйку, понуро зашагал вдоль непреодолимой преграды.
Берцо был в панике. Все его хитроумные планы рушились к чертовой матери. Что бы он ни делал, Йогиня постоянно была на шаг впереди всех его выдумок, и, подавленный собственной беспомощностью, Ангус был на грани отчаяния.      
Путь к родникам и вправду оказался недолгим. Едва только в заросшей черемухой ложбинке стали проступать прямоугольные очертания мшистых валунов, расенка кивнула им головой, насмешливо усмехнулась и, развернув коня, поехала обратно. Сидевший впереди нее ребенок, резко выглянув из-за плеча Йогини, посмотрел на чужаков зло и с вызовом, будто сбежавший от охотников волчонок.
– Куда это они? – очнулся вдруг Джеронимо, тревожно взирая на удаляющийся объект его грез. – Ангус, что происходит?
Торговец был мрачен.
– А то вы не видите! – бросил он с досадой. – Наше золото уезжает к какой-то медной стене, а мы остаемся здесь, у никому не нужного родника лечить не донимающие нас недуги.
Как только Йогиня скрылась за дальним холмом, Берцо будто подменили:
– Скажите, мой друг, вы уже проснулись?
Лонро недоуменно взглянул на него.
– Это я к тому, что если мы с вами не полные недоумки, то самое время спешиться и проследить за этой сеньорой, пока она еще недалеко уехала.
Берцо заметил, что отсутствие в прямой видимости этой странной женщины отражалось на поведении его друга благоприятным образом. И кроме того… Джеронимо мгновенно понял, что только план Берцо даст ему возможность снова увидеть предмет страсти. Он тут же соскользнул с коня и ринулся в лес. Ангус, задержавшийся у молодой рябины, привязывая лошадей, едва сумел догнать его. Унять же азарт погони, разыгравшийся в молодом человеке, оказалось еще сложнее.
В отличие от Берцо с его меркантильными интересами, молодой Лонро в желании выследить расенку слушался только зова своего горячего сердца. Что ж, хитрому торговцу это было на руку. Берцо приходилось лишь напоминать молодому товарищу об осторожности, дабы не спугнуть эту диковинную птицу, окутанную манящей тайной.
Догнать и тихо преследовать Йогиню меж кустов и камней оказалось задачей несложной. Ехала она на удивление тихо, не оглядывалась. Она словно позволяла им в полной мере насладиться этим странным, полным торжества зрелищем: выездом к медной стене самой Йогини-матушки, или бабы Йоги, как издревле называли этих женщин потомки Асов .   
Клубок пятый
Радмила склонилась к мальчику и тихо прошептала ему на ухо:
– Ну что, Яр, ты готов?
Малыш кивнул в ответ.
– Они слева от нас, – продолжила Йогиня, – но-но-но! – Она легонько придержала светлую головку, не дав ей повернуться в сторону чужаков. – Что ты! Нельзя им показывать. Не думай о них вовсе. Лучше представь, что в трех шагах перед нами сидит… лопоухий заяц.
Яр представил потешную зверушку и улыбнулся.
– Видишь, – продолжала она, – сидит себе и понять не может, что с ним происходит. Трава шевелится, камни движутся – чудеса. Ему, глупому, невдомек, что луговой морок с ним забавляется. Будет другой раз знать, как по маковой росе бегать.
Мальчик вдруг увидел огромное маковое поле, почувствовал его запах и… у него на лице так и застыла легкая растерянная улыбка. Радмила на секунду закрыла глаза, всей грудью вдохнув сырой воздух глухого леса.
Конь остановился. И уже скоро, почувствовав свободу от седоков, он склонился к душистой лесной траве.
Следящие за Йогиней ромеи притаились в зарослях папоротника меж двух соприкасающихся вершинами валунов. Место для наблюдения было идеальное, все как на ладони, разве что до смерти донимали комары.
Глядя из-под сводов разлапистого растения на спешившихся расен, Ангус и Лонро насторожились. Йогиня вела мальчика к зеленой каменной стене, что высилась прямо перед ними.
– Что это с ним? – удивленно прошептал Джеронимо, заметив странную улыбку на лице ребенка.
– Что? – с нескрываемой иронией тихо ответил Берцо. – То же, что и с вами, мой друг. Весь день до этого мгновения ваше лицо было таким же.
– Каким?
– А! – отмахнулся Ангус, следя взглядом за расенами. – Не знаю, что с вами было, – смягчившись, добавил он. – Удивлен, что вы вообще очухались. Но, Джеронимо, пока вас снова не накрыло любовным туманом, давайте подумаем, что нам делать дальше.
Лонро пожал плечами.
– Тс-с-с, – тут же зашипел по-змеиному торговец, – не шевелитесь. Не хватало еще, чтобы нас обнаружили. Видите? Они идут к пещерам.
– Плохо дело, – прошептал с тоской Джеронимо, – если они спустятся вниз, мы их уже не найдем. Думаю, эта женщина хорошо знает подземные галереи, раз ведет туда ребенка. Берцо, слушайте, а зачем она его туда ведет?
Торговец задумчиво искривил губы.
– Она говорила что-то о жертве у медной стены. О! – кивнул Берцо вперед. – Видите? Остановились. Эх, хорошо было бы слышать, что она говорит!
– У медной стены? – удивился Лонро. – Ангус, вы уверены, что правильно перевели это?
– Уверяю вас!
– Но ведь это хорошо. Раз она говорила о стене и ничего – о пещерах, значит, спускаться они не станут. Если, конечно, эта стена не в какой-нибудь из них.
– В том-то и дело, – тяжело вздохнул Берцо, – смотрите!
Йогиня оставила мальчика у черных провалов пещер, что будто ноздри огромного дракона венчали свод гладкой зеленой стены, а сама отправилась куда-то в сторону.
– Вот он – шанс! – насторожился торговец. – Сегодня явно наш день, Лонро. Что-то я не припомню столько фарта за один раз. Давайте-ка, пока этот малый стоит как истукан, переберемся туда, за камни, и спрячемся наверху, под кустом черемухи. Ну же! Пан или пропал…
Они тихо подались назад и исчезли в лесу. Их ангелы были с ними. Шаги были неслышными, быстрыми, движения легкими и проворными. Вот и укрытие. Ромеи опустились на четвереньки и поползли к кустам черемухи. Даже заходящее солнце было им сейчас в подмогу. Берцо и Лонро съехали в яму и осторожно выглянули из укрытия.
Мальчик стоял на прежнем месте, все с той же растерянной улыбкой глядя куда-то перед собой. Вот из лесной чащи появилась Йогиня с большой охапкой хвороста.
Бросив ношу к стене, над которой прятались Ангус и Джеронимо, женщина снова отправилась в лес. Вскоре хвороста было уже столько, что, перевались Лонро или Берцо через край, они вполне могли бы достать руками до верхних веток этой кучи.
Головы ромеев трещали от безумных догадок. Каждый понимал, что расенка решила разжечь костер не ради того, чтобы согреться. Видно, этот зеленый каменный откос, над которым они лежали, и есть то место, которое она называла «медной стеной». Тогда, если верить словам Йогини, сейчас она собиралась принести жертву своим славянским богам. …Неужели она убьет мальчика?
От этой мысли Берцо передернуло. Нет, конечно же, он и раньше видел сожжения. Такое уничтожение негодяев, в том числе и язычников, в Риме было делом обычным, но тогда получается, что епископы, сжигая еретиков-огнепоклонников, приносят жертвы чужим богам? «Коль расены через сожжение хоронят мертвых и приносят жертвы, то все, погибшие на кострах инквизиции, прямиком попадают в их Свещенный вирий… то есть в рай?»
«Вот так хитрецы, – изумился своей догадке Ангус, – а их еще считают простодушными. Да ведь они так обводят вокруг пальца самого Папу. Но со стариной Берцо это не пройдет. Жертвы не жертвы, а свой кусок золота я у вас из глотки вырву».
Торговец, словно гусь, вытянул шею и стал смотреть дальше. Йогиня, бросив к каменной стене очередную охапку хвороста, подошла к коню, сняла с седла дорожную суму и, перебросив ее через плечо, хлопнула своего скакуна по лоснящемуся крупу. Вороной вздрогнул, мотнул головой и послушно затрусил прочь, в заросли, а женщина направилась назад к стене.
Ромеям не было видно, что она там делала, но вдруг камень под ними загудел и с тихим скрежетом выпустил из своего гладкого тела широкой ровный помост. Глаза у наблюдателей открылись до допустимых природой пределов. Каждый из них видел такое впервые. Куда там веселым базарным фокусам Дамаска или Рима до этого поистине сказочного размаха!
На плоской полированной поверхности, насколько позволял видеть край стены, были выдолблены два широких углубления. Йогиня достала из сумы пучки сушеных трав и уложила в одно из них. Затем она подошла к мальчику, взяла его за руку и, подведя к помосту, аккуратно усадила его во вторую выемку. Ребенок повиновался. Он вообще вел себя странно: послушно сдвинул и подогнул ножки, сложил под ними ручки и закрыл глаза.
Расенка сделала два шага назад, подняла руки к небесам, и лежавшие рядом с мальчиком сушеные травы и цветы вспыхнули золотистым, неведомо откуда взявшимся огнем. Она громко славила бога Рода и просила у него помощи, чтобы он помог сохранить идущее к нему чадо, «аки малую ветвь, оставшуюся от большого древа его пращуров».
В этот момент вспыхнул сложенный у стены хворост. Жаркое пламя с нарастающим треском взметнулось к темнеющим небесам! Берцо прикрылся ладонью и не без труда отыскал взглядом в пляшущих сполохах силуэт женщины. Она стояла на прежнем месте и с улыбкой смотрела вниз, в некую точку у основания стены. Он потянулся вперед и попробовал проследить ее взгляд.
Объятый пламенем каменный помост, на котором находился ребенок, начал двигаться назад в стену. Наблюдать за этим дальше было небезопасно, и ромей вынужден был медленно вернуться на свое место. Все, что ему было нужно, он уже увидел.
Густо взметнулись вверх искры, на ровной поверхности стены следа не осталось от исчезнувшего помоста. Значит, мальчик сейчас где-то в огне! Но ни крика, ни стона…
Одно было ясно Берцо: раз здешние камни таят подобные секреты, значит, в них может быть спрятано и то, за чем послал их в эти далекие земли Аурелио Пиччие.
Выдавая волнение, отвислое брюхо торговца хищно дернулось и все его потное тело вяло колыхнулось. Внезапно Ангус уловил напряжение на лице товарища и быстро проследил за его взглядом. Площадка, освещаемая пламенем догорающего хвороста, была пуста. Женщина исчезла.

Ромеи долго не решались покинуть укрытие. Только когда на потемневшем небе зажглись звезды, Берцо первым выбрался из-под куста и опасливо оглядел лежавшую внизу поляну. Ничто не нарушало тишину засыпающего леса. Слабо тлели угли костра, да какая-то птица тихо и жалобно пищала вдалеке.
– Где же она? – взволнованно произнес Лонро. – Где ребенок?
На широком лице Берцо появилась кислая мина.
– На кой вам черт этот ребенок, Лонро? – криво ухмыльнулся он. – Если расенка еще сгодилась бы на то, чтобы потешиться, то какой-то странный малый… Бог мой! Вы хоть можете себе представить, сколько еще чудес хранят эти камни и пещеры, а, Джеронимо? Жаль, что сейчас нам надо подумать о ночлеге. У меня руки чешутся докопаться до всего этого. Хорошо бы глянуть, не осталось ли там какой-нибудь зацепки, чтобы вытянуть обратно этот помост.
– Вы не ответили, Ангус. Как вы думаете, где она?
Взгляд торговца стал тяжелым.
– Мне не нравится ваша зависимость, мой друг.
– Нет-нет, – начал оправдываться тот, – просто хотелось бы узнать, что она говорила…
– Очнитесь, Джеронимо! Возможно, у нас под ногами находится прямая дорога к несметным богатствам, а вас интересуют какие-то слова.  Ничего особенного не говорила. Воссылала хвалу богам, да просила медную стену вместе с эээ… Пещь-Ра  что ли? забрать этого мальца, дабы он получил возможность продолжить свой род. А еще она кланялась помосту и говорила: «задвинься в гору Лапата  – не будет чадо сирота».
Знаете что? А давайте-ка вернемся к тому роднику, который нам так настоятельно советовали посетить – скоро стемнеет. Здесь оставаться небезопасно: мало ли что или кто из этих стен по ночам появляется, а вот завтра мы рассмотрим все как следует.   
К роднику ромеи чудом вышли только к ночи. В темном провале огороженного валунами выйма , неторопливо сбегая к стоящим поодаль кедрам, слабо поблескивала вода.
Развели костер. Скромно поужинали, запивая вяленое мясо с хлебом сладковатой на вкус водой, набранной из подземного источника. Спать расположились тут же у костра, по-походному. Усталость валила с ног, и ромеи провалились в глубокий и тяжелый сон.
Их разбудил скорый рассвет с его многоголосым птичьим хором и проголодавшимися за ночь комарами. Эти твари жалили столь остервенело, что, казалось, прокусывали даже подошвы дорогих мягких сапог, торчащих из-под войлочных пологов.
Солнце ярко золотило небо, заставляя помятого после сна Берцо щуриться. Следом и Джеронимо выглянул из-под шерстяного походного покрывала. Темно-каштановые вьющиеся волосы, сбившись за ночь в бесформенную копну, придавали его лицу какое-то трагическое выражение.
– Чшерт, – прохрипел треснувшим голосом он, – эти подлые кровопийцы не дали мне поспать.
– Скажите, пожалуйста, какие мы нежные, – криво улыбнулся в ответ Берцо и спрятал вывалившийся из-за пазухи золотой амулет в виде шестиконечной звезды. – Вам просто необходимо лучше питаться. Вот посмотрите на меня, – Ангус смачно хлопнул по провисшему к земле брюху. – Сколько бы эти сволочи из меня не высосали, во мне все равно остается достаточно. Однако, – вскинул он брови, – комары уже сыты, а мы с вами совсем оголодали в этом проклятом лесу. Давайте подниматься. Сполоснем свои распухшие физиономии и съездим к нашему месту. Что-то мне подсказывает, что сегодняшний день принесет нам мно-о-ого приятных неожиданностей.
Лонро заметил, что вчерашнее любовное наваждение заметно ослабло, хотя сердце по-прежнему ныло, едва только он вспоминал ее.
Наскоро умывшись у холодного выйма, Джеронимо почувствовал, как к нему стали возвращаться силы, и уступил место Берцо. Тот тоже, фыркая и рыча, умылся, зачерпывая ладонями ледяную воду из каменной ванной. Этого ему показалось мало, и тогда, чувствуя небывалый прилив сил, Берцо снова склонил свою лысеющею голову и щедро принялся плескать целебную воду себе на затылок.
Хрустальные капли, касаясь его редких волос и растворяя соль давно немытого тела, падали в ручей и растворялись. Ангуса просто распирало от избытка сил. Он снова нагнулся к воде и вдруг резко дернулся, чтобы поймать амулет, который снова предательски выскользнул, увернулся от его коротких пальцев и нырнул в темное зеркало воды.   
Берцо знал особенность золота прятаться от людских глаз. Он, стараясь не упустить из виду место, куда упал амулет, потянулся было за ним, но поскользнулся и неловко кувыркнулся в каменную купель, подняв огромную волну.
Подоспевший на помощь Джеронимо, видя, как мокрый и злой Ангус, будто сам Посейдон, поднимается из пенящейся воды, только развел руками.
– Что случилось, Берцо? – участливо спросил он, улыбаясь. – Вы решили вымыться целиком? Как вам вода?
Берцо недовольно замотал головой:
– Вам смешно! Я уронил в воду свой амулет. Мне его сделал знаменитый мастер-ювелир Али Маббдах из Сирии. Сделал специально, понимаете? На успех в делах. С ним я еще ни разу не прогорел даже в самых скользких сделках. Я не могу просто оставить его здесь. Вот, – он с досадой бросил на землю покрытый илом и донными водорослями тяжелый желто-зеленый булыжник, – это пока все, что я смог достать. И такого добра там много. …Вы можете смеяться и дальше, однако я буду искать свой амулет, пока не переверну эту каменную ванну или не замерзну в ней насмерть. Что вы смотрите? Помогли бы лучше!
Джеронимо раздраженно принялся снимать с себя одежду, а Ангус, споткнувшись о брошенный им булыжник, подхватил его со злостью, чтобы зашвырнуть куда-нибудь. Но скользкая от донной глины бестия едва не вывалилась из руки. Берцо, удержав булыжник, впервые присмотрелся к его необычному цвету, наклонился, ополоснул родниковой водой… Вдруг он покачнулся и плюхнулся в забурлившую под ним воду. Это не могло быть правдой.
Лонро обернулся и от удивления снова принялся натягивать рубашку. Берцо сидел в каменной ванне так, будто его окружала не ледяная вода, а пропитанный солями и притираниями «розовый чай» римской бани. Лонро трижды окликнул его, пока тот, наконец, не шевельнулся.
Торговец резко выдохнул, сдувая с кончика носа набежавшую каплю и теперь уже второй раз медленно поднял из воды гладкий, очищенный от грязи булыжник. В его дрожащих руках сиял золотой самородок весом в полторы сотни русских унций .
Клубок шестой
Лонро шел к Романовым холмам, что выгибали свои покатые спины, покрытые сочной зеленью виноградников, в удалении от Вечного города. Окунувшись в спасительную тень тутовых деревьев, Джеронимо глубоко вздохнул и будто стряхнул с себя дневную духоту раскаленных каменных стен.
Прохожие встречались редко: в это засушливое лето испепеляющий зной лишал людей желания покидать без нужды затененные навесы дворов. Дороги, окрестные селения, торговые ряды оживали только в часы вечерних сумерек да от первых лучей зари и до полудня.
Лонро услышал в придорожных кустах слабое журчание воды и неторопливо спустился к бьющему у подножия холма роднику. Поросшая серым мхом каменная арка наверняка еще хранила в бездонной памяти далекие времена безумства Везувия. В центре ее свода красовалась каменная голова барана, из разинутой пасти которого в бассейн лилась струя холодной, такой желанной в этот час воды.
Лонро снял потерявшие цвет сандалии и попытался стряхнуть с них дорожную пыль. В конце концов, смирившись с тем, что обувь безнадежно испорчена, Джеронимо сунул ступни обратно и в порыве блаженства шагнул в прохладный ручей.
Омывшись, он потянулся к мраморной бараньей голове.
Набирая полные ладони воды, он бросал ее себе в лицо и на грудь, после чего подставил голову под этот благодатный поток и стал жадно пить.
Вскоре он выбрался обратно на плоские камни, устилающие подступы к ручью, посмотрел по сторонам и улыбнулся своему ребячеству.
На что теперь была похожа его обувь, когда-то равная по цене конской сбруе? Или некогда дорогое платье из тончайшего дравидского  шелка? Мокрое, оно прилипло к телу, и Джеронимо чувствовал себя голым.
Лонро вздрогнул. Он почувствовал еще чье-то присутствие и тут же выпрямился, считая неприличным встречать опасность в позе проворовавшегося рыночного торговца, загнанного толпой в угол.
Было тихо. Лонро огляделся. На гибком стебле дикого колючего куста сидел огромный ворон. Иссиня-черное оперение печальной птицы сливалось с переплетениями теней. Ее присутствие выдавал лишь леденящий душу взгляд поверх горбатого клюва, придающего этому стражу преисподней вид предвестника. Да, пожалуй, это был недобрый знак.
Лонро невольно тряхнул головой и, прогоняя предчувствия, крикнул: «Кш-ш-ш!!!». Потом он сделал несколько шагов к дороге и остановился, бросив взгляд в сторону оставшегося позади источника.
С ручьем, убегающим к дальней расщелине по скользким спинам желто-оранжевых камней, произошла странная метаморфоза. Вода отливала бурым, почти кровавым цветом. Если бы Джеронимо не стоял несколько минут назад рядом с нишей бассейна, он подумал бы, что там лежит чье-то окровавленное тело.
Лонро подтянул полы мокрой одежды и спешно зашагал прочь от этого странного места. 
Подъем на второй холм был затяжным. Деревья встречались реже. Легкий ветерок не спасал от зноя.
Когда из-за покатой макушки холма появились очертания дома Артура Хоу, одежда Джеронимо уже высохла.
Вскоре каменная дорога пошла резко вниз, и путник почти бегом добрался до утопающей в густой растительности мраморной колоннады.
Массивные белые столбы вдоль спуска к дому Хоу, известного всему Риму баловня судьбы, не имели никакой практической пользы. Хозяин жилища с самого начала ставил перед заезжими зодчими задачи, далекие от понимания местных строителей. Никому из них не пришло бы и в голову, что колонны могут служить для поддержания не каменного, но небесного свода! И древние строители времен Романа  оставили своим потомкам немало подобных примеров великого градостроительства – примеров, которые нынешние каменщики сознательно игнорировали.
Даже через много веков древние постройки с загадочными этрусскими письменами продолжали поражать человеческое воображение, хотя враги всегда старались разрушить до основания эти древние свидетельства. Оставалось только гадать, как же велик и прекрасен был Рим во времена самого Романа!
Артур Хоу нашел и нанял зодчих, которые еще помнили науку строительства вечных городов. Каменная мостовая, что тянулась к парадному подъезду почти императорского особняка, въезд, не уступающий по размаху дворцам Рима, тонкая высокая арка словно говорили: «Что мне, Артуру Хоу, стены и потолки, когда мой дом – вся земля и все небо!»
Лонро остановился. Вскоре к нему подошел пожилой слуга. Бронзовое лицо невысокого и очень худого человека, которого Лонро поначалу принял за садовника, отливало болезненной серостью. Он хрипло спросил:
– Что вам угодно?
– Я, – медным голосом произнес молодой человек, – Джеронимо Лонро ; сын Луиджи Лонро из Ливорно. Скажи хозяину, что я здесь. Он ждет. И поторопись! Из-за странной прихоти принимать только пеших гостей мне пришлось изрядно помучиться под полуденным солнцем.
Однако «садовник» лишь скорчил кислую гримасу и вяло ответил:
– Мне еще нужно окопать азалию . Засуха превратила землю в камень, а я очень люблю эти цветы…
Он говорил что-то еще, а Джеронимо, изумленный догадкой, слушал его, онемев: перед ним был сам Арти Хоу!
Хозяин особняка рассказывал о саде, о том, как сложно ухаживать за ним в такое засушливое лето, а в голове у Лонро что-то неприятно защемило, мир перевернулся. Он побледнел и, словно спиленное дерево, рухнул лицом вниз, прямо к ногам Хоу.
Очнулся он в крытой тенистой базилике , одной из четырех в этом поместье. (Джеронимо помнил, как гордился отец, когда нашел в себе силы построить единственный в их имении подобный древний храм). Все базилики Хоу были крытыми, а для общения хозяина с богами имели в центре потолка большое круглое отверстие.
Джеронимо, оглушенный солнечным ударом, пришел в себя только к закату. За ним ухаживали сразу три девушки из прислуги и смуглый араб. Благовонные притирания и прохладные компрессы привели Лонро в чувство, и ему хотелось поблагодарить хозяина.
Тот, приняв похвалу как должное, приказал подать молодого вина и снова завел ни к чему не обязывающие пространные беседы. Он понимал, что настырный гость явился сюда не ради нескольких глотков вина. Однако Хоу желал расстаться с визитером нынче же и не собирался проявлять интерес к его проблемам. Только случившийся с Лонро солнечный удар смог растянуть этот визит до заката.
Где-то в отдалении звучно сверлили теплые небеса крохотные виолы  цикад. Вскоре хозяин с облегчением вздохнул: весь запас пустых разговоров был исчерпан. Его дряблое, измученное болезнями тело требовало отдыха.
Хоу настоял, чтобы Лонро остался до утра – ему постелят здесь же, в прохладной базилике Венеры, если гость не против. Лонро ответил, что привык спать в походных условиях в землях расов.
Хоу оживился. Несколько уточняющих вопросов, и его глаза вдруг стали ясными – в них вспыхнул живой интерес. Когда же выяснилось, кто рассказал молодому Лонро историю Арти Хоу, хозяин впал в состояние, близкое к безумию.
– Ха-га! – зло вскрикнул он. – Стало быть, и вы, Лонро, попали в его золотую клетку?!
Лонро недоумевающе молчал.
– О! – вскинул к небесам свои худые руки Арти. – Вы, конечно же, считаете этого хитреца своим благодетелем! Он открыл перед вами россыпи расенского золота! Нет, все не так, мой друг. Думаете, Массимо нашел у Рипейских гор столько богатств, что может сорить сведениями о них направо и налево?
Лонро неуверенно пожал плечами.
– Вздор! – рявкнул Хоу. – Да, проныра Агнелли в самом деле нащупал золотую жилу. И пусть подачки, которые он подбрасывает глупцам, вроде нас с вами, могут обеспечить наших потомков на много поколений вперед… Но взамен! взамен в древних расенских лесах мы оставляем свое сердце.
Не понимаете? Мальчишка. Сколько вам лет?
– Тридцать один.
– Мальчишка… – повторил Хоу. – Не знаю, скольких конкурентов убрал со своего пути таким жестоким и хитрым способом Агнелли. Скажите, вас тоже поманили золотом сапожек, или было что-то еще?
Лонро вздохнул и понуро опустил голову:
– Сапожки.
– Ну и ловкач! – не сдержал злого смеха Хоу. – Надеюсь, он отмерил вам достаточно откупного? Ваш батюшка, полагаю, был рад такой удаче. И… вы были один?
– С компаньоном.
– Хватило и ему?
– Он погиб.
Хоу вскинул брови.
– Нда-а-а, – неоднозначно протянул он, – как удобно получилось. Значит, все досталось вам?
Лонро вскочил.
– Как вы можете? Смерть Ангуса на его же совести! Он похвалялся тугим кошельком среди полуголодных оборванцев!
Джеронимо поежился, вспомнив драку в портовой корчме. Только по счастливой случайности он сам не отправился к праотцам вслед за товарищем. – Простите, Артур, – остывая, выдохнул он, – я просто хотел сказать, что моей вины тут нет.
– Похоже, что так. Однако после этого именно вы владеете золотом безраздельно. 
…Не кажется ли вам странным, Джеронимо, что мы сумели доставить бесценный груз, ничуть не пострадав при этом? Возможно, мы подкупили расенских штурмвоев? Немыслимо! Ибо для них злато суть простой металл, которым можно покрыть боевые шлемы  или придавить, как гнетом, домашние соления. Тогда как?
– Как? – безвольно повторил Лонро.
Хоу с жалостью посмотрел на грустное лицо гостя и проговорил:
– И ваше, и мое золото – это проклятие, Джеронимо! 
– Проклятие?!
Хоу прошептал:
– С тех пор, как ловкач Агнелли, разведав хитрости расен, придумал остроумный план по избавлению от конкурентов, нам с вами была отведена роль… виноградной жмыхи. Я почти ничего не знаю о вас, но, несмотря на это, безошибочно поведаю о том, что вас сюда привело.
Клубок седьмой
Чтобы дать передышку плясавшим в его голове мыслям, Хоу откинулся назад и, опершись на дощатую спинку кленового ложа, продолжил:
– Далеко не каждый рискнет наведаться ко мне за два холма, да еще пешком. Последний раз здесь появлялись судейские на колесницах, дабы вручить мне решение об отчуждении надела земли у западного склона.
Признаться, меня удивила весть, что молодой Лонро настойчиво добивается встречи. Первое, что приходило на ум, – это продажа дома.
Я, развлечения ради, пустил слух о продаже моего особняка. Хотел посмотреть на тех, кто всячески оскорблял меня, называя все, что здесь выстроено, безвкусицей, а теперь приехал бы торговаться со мной, чтобы эту безвкусицу купить.
Вот я и решил, что вы… Тем паче давно уж ходят слухи, что ваш отец увеличил многократно свое состояние. И, возможно, подумал я, желает приобрести для единственного сына достойное жилье. 
Но теперь, услышав от вас о расенах, я без труда сложил в нехитрую мозаику все недавние события вашей жизни. Зная, какие штуки проделывает с земляками Агнелли, я понял, что вы, так же, как и я в свое время, имели несчастье оказаться на Руси и повстречаться с Йогиней. Вернее, с одной из ее жриц.
Удивлены, Лонро? Так и есть, Йогинь у расен много. У этих женщин разные имена и разные предназначения.
Никогда не думал, что скажу это потомку одного из римских иллюминатов, но мы с вами… братья по несчастью, Лонро. И я когда-то отдал Йогине свое сердце. И вовсе не за злато, которым она щедро одарила меня и в первый раз, и во второй. Да, у меня, в отличие от вас, был и второй раз. Скажу больше: пройдет немного времени, и вы тоже, не в силах терпеть муки, снова отправитесь на Русь.
И я был молод, любопытен и дерзок: по материнской линии мой род восходит к вольнолюбивым Антам . И замечу – не беден. Я бежал из Англии, желая оказаться подальше от донимающих меня родственников. Поэтому и сейчас живу здесь. Отец мой, так же, как и ваш, потомок «золотой когорты иллюминатов» . Он, старый лис, позже перебрался сюда за мной, за моими богатствами. Ибо четверым моим братьям и двум сестрам очень уж хотелось роскошной жизни, и они решили, что должны получить ее за мой счет. Узнав, что после поездки на Восток я разбогател и осел в Риме, они отправили ко мне отца.
Хоу несколько минут молчал, и его глаза были мутны. Потом он вынырнул из своих мыслей и продолжил: 
– Я, Лонро, не гонялся на Руси за золотом и не искал славы. Тем более странно, что там, у расен, какие-то неведомые мне силы – с помощью алчного прохиндея Агнелли – так изменили мою жизнь.
Мне было около тридцати пяти лет. Непреодолимое желание самому строить свою жизнь привело меня к тому, что я откладывал как мог посвещение в тайны вавилонских мудрецов, не веря в их могущество, и счастливо избежал приобщения к их тошнотворным обрядам. Удивлены? Конечно. Я и не сомневаюсь, что вы, как послушный сын, разделяете явные и тайные устои ордена.
Так вот, я могу уверить вас, что ни один из нас: ни я, не имеющий никаких посвещений и приобщений, ни вы – вышколенный последователь иллюминатов, ни даже подлый скряга Агнелли – не представляем для Йогинь и их покровителей никакого интереса.
Ума не приложу, как ослепленный жаждой наживы Массимо узнал о том, что меры весов расен всегда склоняются к чаше интереса, а не выгоды. Он понял главное: дабы скрыть от наших глаз их тайны, славяне с легкостью отдадут и золото, и самоцветы… 
Я тоже очень скоро понял, что Йогиня отдала мне на откуп все эти богатства, самородки, дорогие камни только для того, чтобы я не шел за ней дальше.
На лицо Хоу опустилась тень.
– …Мне не нужно было ее золото! И тогда, и сейчас мне была нужна только она! Но она забрала мое сердце и исчезла.
Когда я снова собрался в путь, отец не стал меня останавливать. А вся эта голодная свора: мои братья и сестры – остались в Англии ждать вестей о моей смерти.
Вернулся я только через два года, когда отца уже не было в живых. Вернулся и отгородился от всего мира. Никто из его детей так и не приехал на могилу старика. Зато его друзья-иллюминаты не оставляют меня в покое.
– Арти, – тихо спросил Джеронимо, – когда вы ездили на Русь второй раз, вы нашли след Йогини?
– Я нашел не просто след, Джеронимо, я нашел её. И хотя время не пощадило ни мое лицо, ни мое тело, она узнала меня.
Хоу умолк. Он поднял лицо к отверстию базилики, в котором блистали мириады звезд.
– Я не очень хорошо знаю их язык, – сказал наконец он, – но, похоже, это и не важно. Мы проговорили с ней до рассвета. – Глаза Хоу сверкнули. – Поверите ли, что за ту ночь и за другую такую же я с легкостью отдал бы без остатка всю свою жизнь?
Утром она наслала на меня сон. Когда я проснулся, Йогини уже не было. Вместо нее снова осталась только куча ненавистных мне самородков и слитков.
С тех пор утекло много воды, Лонро. Я, пользуясь связями отца, ссылаясь на желание узнать тайны расен с целью их разорения, смог прочесть множество древних, как мир, текстов, которые хранятся в библиотеках Ордена.
Недалеко от Кастели был найден огромный подземный город. Магистр Гандольфо Левий скупил эти земли, и теперь туда, в древние галереи, свозят письмена со всего мира. Под землей находится то, что в корне может изменить сознание людей – кроме тех, кто уже продал свою душу Братству.
Я искал, как будете искать и вы.
Рано или поздно вы вернетесь к расенам. И если вы вновь встретите свою Йогиню…
О, в этот момент начнется отсчет горестного времени, когда вас станут раздирать мучительные сомнения, а чуть позже – одолевать страшные физические недуги от сознания того, что в вашем теле есть примесь чужеродной крови. Вы станете молить богов о смерти. Сейчас вы меня не понимаете, но скоро вспомните каждое мое слово.
Расенские боги вам помогать не станут, а от покровительства наших, старых, мы с вами отказались уже давно. Останется только страдание, ибо «бежавший раб должен быть наказан».
Хоу снова посмотрел на звезды.
– Как хорошо, – сказал он вдруг. – Я уже давно заметил, как хорошо говорить правду. Мне сейчас так легко. Будто иудей-зубодер избавил от гниющего зуба.
Джеронимо поднялся. Пребывая в глубокой задумчивости, он прошел не более трех шагов и обернулся:
– То есть, – спросил он, – мы с вами даже не жертвы происков Массимо Агнелли? Скорее, жертвы проклятия славянских богов?
– Лонро! – устало оборвал его речь Артур Хоу. – И славяне, и их боги вообще не знали бы, что такое проклятие, не объявись в пределах их земель такие, как мы. Это иллюзорное чудовище, называемое Проклятием, не страшно для тех, кто чист кровью.
– Но мы – живые люди, жертвы…
– Джеронимо, расены не приемлют кровавых жертвоприношений. Их послания богам, требы, – это растения и поделки из дерева. Ни злата, ни крови. Это у нас принято ублажать богов златом. А что есть этот металл для тех, кто вне времени, вне пространства?
Мы выросли в страхе перед богами, родителями, перед всем вокруг, а славяне – в любви и мире с родичами.
Я умираю. И только сейчас, когда я ясно увидел исход, мне стало легко и просто ждать своего конца. Только сейчас я вдруг перестал бояться змей и меня перестали мучить ночные кошмары.
Арти на этот раз задумался надолго, а когда заговорил, в его голосе слышались ирония и горечь.
– Та, что затмила собой богов, не подарила и никогда не подарит мне детей. Но что тогда делать с золотом? Вы уже думали о завещании? Знаете, Лонро, ростовщик Кац, – вдруг оживился Арти, – тот еще мошенник, помог мне придумать каверзу. Я обреку своих родичей, склочных и алчных тварей, на многолетние судебные тяжбы, и в результате они потеряют чуть ли не больше того, что я им завещал.
Вы тоже, Лонро, заранее обдумайте, кому оставить наследство. То золото, что прибыло от расен, не принесет ни вам, ни вашим родным ничего хорошего. Думайте, иначе можете и не успеть.
Хоу вышел из базилики, сорвал пучок сухой травы и, подойдя к догорающим светочам, поджег ее. После чего, не проронив более ни слова, он бросил в сторону сверкнувшую искрами раскурку и растворился в густом мраке ночи.
Клубок восьмой
Артур Хоу умер через восемь дней после разговора с молодым Лонро. Семья Джеронимо, всё их окружение и после смерти клеймили имя этого странного англичанина. Но его последние слова занимали все больше места в мыслях молодого наследника известного италского рода, состоящего в ложе иллюминатов.
Все, о чем говорил ему Арти, сбылось. Рим гудел как растревоженный улей: алчные родичи развязали настоящую войну за наследство, на радость мошеннику ростовщику, а молодой Лонро тихо посмеивался, ибо конца ей не было видно.
Не угадал Арти только одного: не сразу, не через год, а только через семнадцать лет настигнет Лонро непреодолимое желание вернуться к расам. И в это время ему будет сорок девять лет, он уже будет посвещен в среднюю когорту Храма Времени иллюминатов, и его не остановят ни жена, ни двое детей, ни все то, о чем может только мечтать успешный мужчина.
В один прекрасный день он просто собрался и уехал, бросив с порога что-то невнятное изумленной и оторопевшей супруге.
Злые языки шептали престарелому Луиджи Лонро, что виной побега Джеронимо был молодой тартарский раб Ратиша, которого тот купил на рынке, удивившись его нечеловеческой ловкости. О чем только не говорили: о колдовстве, о заговоре, и даже о том, что этот раб и вовсе внебрачный сын самого Джеронимо и какой-то расенки…
Что-то из этого могло быть правдой, поскольку с собой Джеронимо взял только этого раба, который вдобавок к его ловкости превосходно владел двумя языками: италским и расенским. К тому же, как и все мужчины Великой Тартарии , он весьма искусно владел оружием. Отставные легионеры, охраняющие родовое гнездо Луиджи Лонро, испытывая нового раба и нападая на него скопом, не смогли причинить ему вреда. Он ловко уходил от их атак и легко укладывал на песок видавших виды вояк, лишь обозначая смертельные удары.
Их встреча произошла по воле случая. Лонро шел по рынку и случайно увидел, как под хохот толпы белоголовый раб, прикованный к клетке, искусно жонглирует всем, что попадалось ему под руку. Джеронимо, до того стремившийся к иной цели, словно очнулся от забытья и подошел к ряду работорговцев.
Толпа восхищалась ловкостью тартарийца, а тот криво улыбался и негромко приговаривал на италском: «Смотрите, жители Вечного города, на мое умение. Придет время, и вы оцените все таланты сынов моей отчизны».
Джеронимо, казалось бы, ясно понимал, что делает…
Золота, которое отсыпал Лонро хозяину тартарийца, хватило бы на покупку двух или трех рабов.
Все знали, что никто из Лонро не бросает деньги на ветер, а потому с сочувствием смотрели вслед веселому расену. Луиджи Лонро и его родственники покупали много рабов и рабынь, однако людей в их поместьях не прибавлялось. Но никто не желал вникать в эти темные дела.
Прошло пару дней, и Джеронимо, снова погружаясь в свою обыденную житейскую сонливость, понял, что совершил дорогую и ненужную покупку. Коря себя за расточительность, он тут же решил избавиться от «мусора», а заодно и позабавиться. Собрав на конном дворе свободных от службы воинов охраны, он бросил им на «съедение» тартарийца. Лонро был уверен, что раба убьют, однако все вышло иначе.
Тогда Джеронимо оставил его в распоряжении управляющего и не вспоминал более о ненужной покупке. Но судьбе было угодно, чтобы их знакомство продолжилось.
Через неделю его старший сын, Анжело, едва не погиб на Малом ипподроме под серпами колесниц. Только чудом он остался жив, и спас его тот самый раб.
Растроганная супруга потребовала для спасителя свободы. Джеронимо, тоже напуганный произошедшим, согласился и даже снизошел до беседы со странным рабом.
Этот разговор затянулся до ночи и возобновилась наутро. Джеронимо Лонро словно подменили. Так воры уводят ночью со двора коня, так ловкие нищие проворно срезают с пояса кошель, так коршун хватает добычу и уносится прочь… 
Жена ждала, что он вернется из рассении. Однако прошли недели… Стало ясно, что наследник рода Лонро исчез. И всё, что старый Луиджи смог разузнать, – что проклятый расен, сманивший хозяина, был наемником и угодил в рабство в Византии, когда был ранен.
И, разумеется, никто не знал, что раб этот – бывший штурмвой Ратиша, и о нем, о его воинской доблести (и дерзости), о его мастерском владении всеми видами оружия ходили легенды в поисковых защитных отрядах всей Византийской Империи.
Странная прихоть судьбы вынесла его в дальние земли и швырнула в пекло, словно в назидание этому сильному человеку, ибо преступил он веление бога Перуна: «Кто убежит из земли своей на чужбину в поисках жизни легкой, тот отступник Рода своего. Да не будет прощения ему, ибо боги отвернутся от него». 
Знал ли Лонро о том, кто его попутчик, или, скорее, сообщник, в этом побеге? Да. Без деталей и в общих чертах. Но того было достаточно, чтобы заключить договор. Джеронимо давал Ратише свободу, взамен которой тот должен был провести его в земли Беловодья и помочь разыскать Бабу Йогу Золотую ногу.
Беглый раб, покинув границы вечного города, мог легко покончить с Джеронимо и бежать, но слово штурмвоя было тверже кремня: славяне словами в те времена попусту не разбрасывались.
 
В двадцать третий день месяца желтеня лета 6488 от сотворения Мира в Звездном Храме (15 октября 979 года от Рождества Христова) они добрались до Щучьего. Став на постой, Лонро остался на дворе, а Ратиша тут же отправился на торг – поразузнать да поразведать. И в этом он был мастер. Сведя быструю дружбу с сельским старостой , Ратиша выяснил, что старик Радимир так и живет на краю скуфа, но сейчас куда-то ушел в верховья Ирия .
Вообще новостей, нужных и пустых, бывший наемник поисковых отрядов Льва Мудрого (Философа ) принес столько, что Лонро был просто поражен.
– Ты расторопен, – то ли одобрил, то ли упрекнул Джеронимо.
– А чего медлить? – удивился Ратиша. – Мне тут ждать нечего. Если кто-нибудь здесь меня узнает, мне несдобровать. Для родичей я предатель. Выполню свою часть договора и уберусь куда подальше.
Теперь к делу. Старик будет идти через Шуйское становище: другого пути у него нет – и ночевать будет там. Староста говорил, что ждет его через два дня, так что собирайся. Если постараться, к вечеру будем на месте.

Расчеты отставного дикого гуся  оказались неверны. За сборами да неблизкой дорогой в Шуйское становище добрались только к глубокой ночи. Рисковали: в такое время четники могли и подстрелить того, кто шастает у частокола. Но Ратиша хорошо знал порядки и обычаи земляков, а потому к запертым на ночь воротам приближались с шумом. Привратные долго не решались открыть, но потом все же пустили на ночлег.
Напрасно Лонро надеялся, что ночью сможет все как следует обдумать, взвесить. Стараясь побыстрее получить свободу, Ратиша просто рвал из-под себя землю. Не успел Джеронимо опомниться, как тот принес весть, что Радимир из Щучьего скуфа уже здесь на постое, и не один, а с парнем и молодой жрицей, Йогиней.
У Лонро больно кольнуло сердце, а Ратиша, не говоря ни слова, тут же ринулся к коновязи, где надеялся найти старика.
Вскоре Джеронимо стало совсем худо, и он прилег на шаткий топчан. То ли во сне, то ли наяву – в каком-то мареве – перед ним проявилось озабоченное лицо Ратиши, за спиной которого маячил дед из Щучьего скуфа…
Видя, что с латинянином происходит что-то неладное, Ратиша увел старика в сторону. Выражение лица Щучьевского людина  постепенно менялось: сначала – недоумение, тревога, а потом и вовсе враждебность.
По мнению же Ратиши, все шло как надо. И врать не понадобилось: видно, что хворому латинянину нужна помощь. С подобным недугом может справиться только сильная жрица или волхв, знахарь. Вот в Щучьем-то чужакам и сказали, что только Радимир с Йогинями знается.
Но вскоре Ратиша насторожился. Он наконец заметил искорки то ли ярости, то ли злости из-под морщинистых век старика и умолк. Но тот с неожиданной теплотой в голосе молвил:
– Трудно выполнить то, о чем ты просишь: Йогиня сама выбирает, с кем говорить, а с кем нет. – И, помолчав, добавил: – Дивный урок дают боги этим женам! Ведь столько чужаков приходит с ними повидаться… А кабы моя воля, то я и вовсе не подпускал бы этих заезжих к межам Беловодья, а уж тем более – к нашим жрицам. Да ты хоть знаешь, какую Йогиню он ищет?
Оказалось, что имени «своей» Йогини Лонро никогда и не знал. Он был в отчаянии.
– Скажи, – снисходительно кивнул Радимир в сторону чужака, – помогу я ему, горемыке. Идем!
Они прошли в глубь постоялого двора, где возле конюшен горел костер. Вокруг огня стояли и сидели люди. Лонро вдруг почувствовал, как его ноги налились тяжестью: спиной к ним стояла Йогиня. Радимир окликнул жрицу, и та обернулась.
Та же яркая одежда, те же сапожки, та же гордая и красивая стать… но это была не та женщина, которую он искал.
Увидев отчаяние в лице ромея, старик подозвал к себе молодого парня, шепнул несколько слов, и тот исчез в темноте.
– Слушай, северянин, – обратился Радимир к Ратише, – скажи, пусть не горюет покамест. Он, видно, шел к Радмиле – я вроде его помню, был у нас. Идите почивать. Поутру я пришлю к вам Светозара: он сведет вас к ней.

Холодный рассвет едва пробивался сквозь плотный занавес серого неба. Мелкая морось висела в воздухе. Осень показывала неприветливый лик.
Лонро плохо спал и в эту ночь. Едва только мысли ромея касались встречи с Йогиней, сердце дрожало и колотилось, будто беспокойный щенок на мокрой лежанке. Шум ночного ветра, шорох неясных сновидений, стук сердца и невыносимый храп Ратиши, спавшего в другом углу, – все это отдавалось в голове Джеронимо колокольным звоном.
Поднялись. Решили пойти позавтракать. Первым к харчевой избе, сутулясь и кутаясь, зашагал Ратиша.
– Эй! – из-за угла появился тот самый молодой человек – Светозар, что был вчера у костра с Радимиром. – Северянин, – продолжил он, – здравия тебе. Радмила ждет. Скажи этому хворому, что мне наказано отвести вас к ней.

В глубь леса отправились конными. Ехали молча, не спеша. Ветер присмирел, опасаясь соваться под кроны вековых хвой, и лишь с шипением носился где-то поверху, сбрасывая вниз сухие сучья да шелуху. 
Вдруг их молчаливый проводник предостерегающе вскинул вверх руку. Ратиша, следуя правилу боевого порядка, тут же повернул коня в сторону и нащупал холодный эфес меча. Бывший наемник не мог не заметить в отточенном жесте проводника след боевого опыта воина-разведчика.
– Стойте здесь. Радмила найдет вас на этой тропе. Только не вздумайте никуда съезжать: она скоро будет.
С этими словами он повернул коня и направил его в колючие заросли низкорослого густого ельника. Лонро и Ратиша проводили его тревожными взглядами и спешились.
У Джеронимо от предчувствия скорой встречи начало щемить сердце. Он осмотрелся и вздрогнул. Из чащи им навстречу шла женщина. Не кутаясь, не сутулясь и не отворачивая лицо от холодного ветра, будто прогуливаясь.
– Это она, – судорожно выдохнул Лонро, передавая узду Ратише.
– Куда? – схватил тот за холодную руку ромея. – Назад!
Лонро враждебно взглянул, вырвал руку, но Ратиша настаивал:
– Я знаю, как ревниво штурмвои стерегут жриц! Слишком легко нас подвели к этой встрече. Что-то здесь не то! Давай подождем.
Они молча и с тревогой вглядывались в легкий силуэт.
Женщина же не торопилась, словно нарочно заставляя их ждать. Подойдя, улыбнулась Джеронимо:
– Что ты, друг мой сердечный, не вышел мне навстречу? Али ноги уж не несут, али спутник твой за рукав придержал?
И в тот же миг в Ратишу ударил такой взгляд, что его руки и ноги стали вдруг вялыми и немощными, словно у древнего старца.
– …пришел-таки, не забыл меня, – игриво продолжала Радмила, откидывая назад капюшон плаща и ослепляя их небесной красотой.
Лонро неуверенным движением пригладил растрепавшиеся на ветру полуседые волосы. Что за волшебство было в этой женщине? Ей все еще было около тридцати лет от роду, и ни один из ее русых волос, чуть видных из-под тонкорогой кики , не отливал сединой. Время было не властно над ней!
Каково это было понимать потомку иллюминатов? Даже их всесильные магистры Ордена Времени, владея тайнами мира, и те не способны на подобное! А она… Вот она, стоит, мило улыбается, разговаривает с бледным как мел Ратишей.
А тому было сейчас так горько! Каждое ее слово обрекало его на такие нестерпимые мучения, что бывший штурмвой зарыдал.
– Да как же спаслись они?! – возопил Ратиша. – Ведь и матушка, и сестры, и братья – все погибли.
– На то воля богов, – мягко произнесла Радмила. – И коли ты и впрямь из рода Силичей из Ежевицкого скита, что севернее Тары, сын Болеслава, внук Всеволода, то поведаю тебе, как уцелели Болеслав и сын его младший, Коло.
Отец твой со многими и с малым своим пошел свод Капища править, на доху забрались, балку подгнившую новить. А к обедне подошли к скиту силы татей – аримов да джунгар. С верхов-то Капища работники сразу увидали, что снова беда с востока идет, – старые малых в подземные ходы повели, а ремесленники, жрецы да д;и взялись за оружие.
А знаю, что живы они, потому была у твоего отца – сам меня позвал. Стар стал, говорит, из рода только меньшой и уцелел. Все полегли под мечами аримскими да головешками пожарными, а врода  мой сгинул в далеких землях. Слышишь, безпутный?
Далее поведал мне Болеслав, как поп Егорий, что продался пустому ромейскому богу, совратил тебя речами лживыми да исхитрился в путь снарядить – стоять во славу Иудейского царства. Видано ль такое, славянину не щадить живота своего ради чужого бога, да еще и за посулы сладкие от служителей его, что ведут в вечное рабство небесное. Никто в своем разуме да с чистой кровью не выберет этого взамен воли своей и светлого пути к Прави, где все мы с предками своими встретимся.
Йогиня отвела взгляд от убитого ее речами Ратиши.
– Вижу, вдоволь хлебнул ты их обещаний, не зря же сюда вернулся от обещанных райских пущ. А вот с ромеем этим спутался напрасно. Я гляжу, он по-нашему совсем мало говорит?
Ратиша, соглашаясь, кивнул.
– Тогда толкуй ему, да подоходчивее: повторять не стану.
И Йогиня повела речь, глядя насмешливо на растерянного Лонро:
– Понапрасну ты, голубь седокудрий, сюда вернулся – разве что на меня посмотреть. Скажу тебе так: сколь не приходи ты к светлым водам Ирия, а впрок не напьешься. Сколь не являйся ты, ромеюшко, пред мои очи, а всё без толку. Я щедро одарила тебя златом и сверх того не дам ни зернышка.
Да и на кой оно тебе, злато это? Думай лучше, кому добро свое оставишь, ибо путь твой короток. Не идти человеку по двум дорогам. Шел по темной, так и шел бы. Нет, потянулся к светлой! Ладно, перешел бы на нее, так нет – принес клятвы кощеям. Примкнул к ним и опять к нам тянешься. Живым тебя не оставят ни ваши боги, ни сами кощеи.
Иди домой и не ищи меня боле. Я отведу твое сердце, пусть недолго побудет свободным. И к дому того, кого уж нет и кто тебе про нас, жриц, сказывал, не ходи год-другой, не то тропка твоя еще короче станет.
Клубок девятый
Через три месяца Лонро благополучно вернулся на родину. Йогиня сдержала обещание: его больше не тянуло в дальние края, и не трепетало сердце при мысли о ней. Но вместо ожидаемого покоя Джеронимо чувствовал такую пустоту, что вскоре готов был отдать все, лишь бы вернуть былые страдания.
Незаметно наступила весна. Пустота, тревоги и мысли о грозящей опасности стали столь привычными, что Лонро почти не замечал их. И неожиданно судьба послала ему… любовь.
Жена и дети после его возвращения держались отстраненно. Отец, выслушав его рассказ о Великой Тартарии, не хотел его больше видеть. Но вокруг благоухали сады, и полный красок мир просто пел от переизбытка чувств и природной силы.

Ее родители жили в скромном особняке у одного из романовых холмов – как раз у того, что был ближе прочих к замку Арти Хоу. Влюбленные тайно встречались то в глубине виноградников, то в оливковых аллеях, гуляли вечерами в садах и были безмерно счастливы.
Ее звали Туллия. Она была молода, красива, не глупа и целиком подчинялась желаниям своего безупречного тела. Слишком долго ее пылкая душа томилась в ожидании. Боги услышали ее молитвы, послав ей Джеронимо.
Это было как солнечный удар.
Туллия несла отцу воду. Полуденный зной сильно мучил ее родителя, но бойкий торг предпраздничного дня держал его на месте. Джеронимо же безцельно блуждал в тени торговых палаток. И он уже сам не помнил, что заставило его остановиться и нагнуться к земле.
Стараясь не задеть тесные ряды низких навесов высоким кувшином, девушка переложила его с одного плеча на другое и вдруг, споткнувшись о согнутого пополам Джеронимо, щедро плеснула тому на спину водой.
Их глаза встретились, и гнев Лонро разом улетучился. Ему даже стало неловко от того, что он заставил девушку почувствовать страх. Необычные синие глаза ее наполнились слезами, а ресницы тяжело вздрагивали. Она тяжело переживала за свою неловкость, а дальше… дальше был туман.
Через сколько времени Туллия вспомнила, что ее ждет отец? Через несколько минут или через час? О чем они говорили?
Она опомнилась, в волнении подняла на плечо полупустой кувшин и скользнула через многоголосую толпу рынка к торговому месту отца. Старик Монецци вылил принесенную дочерью воду на виноград, даже не смочив свое посеревшее от пыли лицо. Одарив Туллию короткой нахлобучкой, он отправил ее обратно к рыночному бассейну.
Девушка брела к центру рынка, цепляясь взглядом за фигуры прохожих: незнакомца нигде не было. Она горько корила себя за то, что испугалось неизвестно чего и сбежала. Более не ожидая подарка от судьбы, Туллия добралась до бассейна, опустила кувшин и вдруг… Замерев от радости, она увидела согнувшуюся над водой знакомую мокрую спину.
В этот день любовь сразила их обоих наповал. Они стали встречаться. Девушка задыхалась от нежности. А Лонро нашел ту, что могла его понять и пожалеть. Что же касалось страсти, то он просто сходил с ума, обладая этой красавицей.
Пусть он был женат, а в его волосах сверкала седина – Туллия с любовью перебирала тонкими пальцами его поредевшие кудри и была на верху блаженства.
Они были слепы, зато те, кто не знал любви и завидовал влюбленным, к сожалению, обладали острым зрением: вскоре об отношениях Лонро и Туллии стало известно всем вокруг – и отцу девушки. Он был не просто расстроен или рассержен – он был напуган. Трудно было представить, какие несчастия могли пасть на голову Ревво Монецци и его семьи, если бы слухи дошли до самого сеньора Луиджи Лонро. Кроме того, возлюбленный Туллии был женат на женщине из дома Гонзага! Гнев сеньоров древнейших знатных родов мог обернуться для бедного винодела страшными бедами. И это могло случиться в любой момент.
Тогда Монецци сам отправился к Луиджи Лонро.
Он сумел добиться высочайшей аудиенции. Старик Лонро принял его в мраморной беседке у ворот, однако дал понять, что торговцу следует быть кратким. Ревво Монецци в глубине своей души все же надеялся, что старый Лонро, как отец отца, поймет его и может даже посоветует, что же им всем дальше делать. 
Разве мог он подумать, что, выслушав его, Луиджи впадет в буйное неистовство и будет поносить родного сына словами, которых Монецци не слышал даже от работорговцев.
Когда же гнев старика слегка поутих, он приказал слугам выбросить за ворота помертвевшего от ужаса Монецци и жестко произнес в адрес сына: «Выродок! Позор моего рода! Я не стану терпеть твое расенское слабодушие. Подохни как собака!»

В тот день Джеронимо уехал из дому раньше обычного. Мечта видеть Туллию каждый день сменилась желанием не расставаться с ней никогда. Да и находиться в собственном доме, ставшем для него тюрьмой, было невыносимо.
Добравшись до холмов, он оставил свою колесницу у источника и долго бродил вдоль дороги. Его прекрасный арабский скакун, изнывая от жары и слепней, решил перебраться поближе к воде.
Колесница шумно заскакала по камням и остановилась. Джеронимо обернулся: его жеребец, припав к холодному ручью, жадно пил.
Лонро быстро подошел к лошади и попытался за узду оттянуть от ледяной воды. «Хватит, – ласково приговаривал Джеронимо, – нельзя. Сейчас придет Туллия, поедем ниже по ручью, там будешь пить, сколько захочешь. Туллия будет кормить тебя виноградом…»
Не договорив, Джеронимо Лонро неожиданно рухнул лицом вниз, на рыжие спины мокрых камней. Воды родника окрасились бурым цветом.
Чужак осмотрелся, затем повторным ударом со всего маху вогнал длинный шип ледовой кирки в затылок уже мертвого Лонро и произнес: «Господь отстроил этот мир. В нем есть только каменщики и камни. Ты сделал свой выбор. Будь же камнем».
Ларь второй
Светозар
Клубок первый
Войско асура  народа веров Вулкана подходило к зовущему на помощь граду – Свентограду Рипейскому , взятому в блокаду аримами и джунгарами. Желтые люди, чей промысел был разбой и набеги, не раз пытались захватить Белый город летом, но безуспешно. На этот раз они вышли в поход зимой, Свентоград взяли в облогу.
Трудно было распознать теперь в Светозаре-чародее молчаливого белоголового Яра, мальчика, которого много лет назад забрала из расенского скуфа Радмила. Даже тот ромей, что ехал тогда за ними следом к медной стене, не признал его после.
Сильно изменился зеленоглазый Яр, да и не Яр он более. После обряда имярека дорослое имя ему дано Светозар. Высоким поднялся, статным, да и слава о нем, несмотря на молодость, летит над всеми землями асов.
Сам Вулкан чтит его: за волшбу, за чистый разум, а еще за верную руку в любом бою. Верховный Патер д;й  веров – Вершина гордится Светозаром, зовет лучшим из учеников своих.
Именно Вершина настоял, чтобы к Свентограду Рипейскому с войском Вулкана непременно шел Светозар, коему Д;й дал задание важное.
Все, кто был с волшбой связан, знали, что в окрестностях града Белого Великое Древо Времени должно было явить свою ветвь, и коли придет с аримами за той ветвью темный чародей, то след схлестнуться с ним Светозару. Никак нельзя было допустить, чтобы ветвь Древа Времени попала в недобрые руки. Ибо предрекали: ежели случится такое, то грядущая Ночь Сварога  и вовсе будет для людей непроглядной.
Наказ учителя следут исполнить, но вкруг града Белого неисчислимое ворожье войско в боевые порядки строится, к открытому бою аримы готовятся. Что ж делать?
Светозар призывал в помощь Духов Природы, Богов и Предков, но те оставались безучастными к его посылам. Как ни старался, а духовное око его не зрело поблизости чародея-поединщика. Отвлекали асурова помощника думы безпокойные и душа… душа рвалась назад, к царскому замку, со стены которого украдкой помахала вслед ему отрада сердца – царская дочь Добромила.
Когда-то, с первого взгляда на одну из дочерей асура, молодой чародей почуял, что ноги его онемели, и понял, что сердце навсегда захвачено в плен.
Лишь коснулись мысли ее образа, снова вскипела молодая кровь, хлынула к лицу. Светозар завертелся в седле – не видит ли кто? Нет. Не зрят. Все сейчас думами своими далеко. Кто дома, а кто уже и в бою.
Вдруг вспомнилось, как решился он в первый раз искупаться в подземной реке, что питала замок Вулкана. На то ему сам асур дал дозволение: отправляя Светозара в этот мир, боги и предки наделили его удивительной способностью освещать воду.
Сызмальства, поднимая свои мысли к Небесной реке, он шутя, одним прикосновением мог обернуть отцовскую похлебку в хмельное питие. …Ох, и досталось ему тогда! Светозар был только третьим в семье ребенком, и отцу еще не полагалось хмельного, а тут вдруг, в разгар трудов праведных, родитель нахлебался.
Вот и во дворце Вулкана, куда определил его на службу д;й Вершина, молодому жрецу меж прочими обязанностями было велено очищать воды. В то время Светозар еще пытался совладать со своими чувствами, обходил стороной Добромилу. При встречах же от волнения болтал без умолку.
И вот доморила его тоска по красной девице, и решился Светозар пройти промывом под замком асура да искупаться в каменной купели царевны. Везде сказано чистить и освещать воду – везде уж и побывал, только в это место доселе и боялся показаться.
В первый раз теплотой душевной так напитал воду, что стал остерегаться, кабы царевна не увидела, что вода светиться начала. Слава богам – обошлось. Во второй раз он уж не так таился.
Прошел через подгорный промыв к купели, осмотрелся – царевны нигде не было. Светозар снял одежду и вошел в воду. Только начал сотворять светлые заговоры, как услышал шаги. Каменные своды над водной гладью хорошо отражали любые звуки. Чародей медлил только миг, моментально собрался и тихо, по-кошачьи, перебрался на высящийся перед ним уступ.
В свете трех пар светочей, закрепленных на том берегу подземной реки, появилась Добромила. И мгновения хватило бы ему, чтобы беззвучно раствориться в темных пещерах замка, но разве мог он не посмотреть на нее? Всего один миг промедления…
А гордая красавица сразу заметила, что берега ее умывальни прячут незваного гостя и догадалась – кого. Царевна сделала несколько шагов к воде и звонко произнесла:
– Ты ли, Светозар, прячешься в женских покоях, будто тать? Выдь или отзовись, пока стражу не позвала.
Чародей привстал и, ссутулившись под нависающим каменным сводом, протянул вниз руку.
– Дело ль это? – с укоризной произнесла царевна. – Отец разрешил воду светить, а ты и рад? Мог бы предупредить, а то без спросу!
– Добромила, я не потому…
– К чему виниться? – чуть не плача, воскликнула царевна. – Ведь пойман! Что, скажешь, не в моих ты покоях? Поди, вон двери. Пришел как тать, так хоть уйди как человек!

…Светозар вздрогнул. Его конь насторожился, сердито прянул ушами. «Ох, – укорил себя чародей, – надо собраться. Появится темный колдун – мне, а не царю придется первому вступить в поединок, а я все вздыхаю да вспоминаю».
Много раз обкладывали аримы Свентоград, чтобы зорить да жечь, и ныне пришли не блинов отведать. Верховный жрец Вершина узрил в реке Небесной Мудрости, кто стоит за нынешним походом желтых людей, – его давний соперник ; серый колдун Поклад. Мыслил тот под прикрытием битвы послать сюда своего чародея, чтобы отыскать ветвь Древа Времени. Просто так шататься по лесам в землях веров для чужаков небезопасно. Местные даже разбираться не станут. А тут, за грохотом битвы… Ходи по лесу, ищи что хочешь.
Древо Времени, своенравное и непознанное… Можно предположить, где и когда оно явится миру, но только предположить. Ибо ветвь проявится из иного бытия в тот миг, который сама себе определит, и в месте, которое откроется богами. Приход ее в мир Яви чувствуют все великие чародеи и потворцы.
Светлые без крайней надобности и искать Древо Времени не станут, ибо спокойствия оно не добавит ничьей земной жизни. А вот коли в Темные руки эта ветвь попадет – жди беды великой. При умении да желании можно пустить время кольцом, и тогда долго оно будет сеять горе и раздор по всей земле.
Царский кметь Кратор приподнялся в стременах и издали махнул Светозару. Чародей подъехал к нему.
– Пора, брат, – кивнул в сторону Белого града воевода. – Езжай к асуру, будь подле него да зри в небеса, Светозар, – может, и сшибешься с посланником Поклада!

Асур со своим окружением въехал на холм, вокруг которого растекалось, щетинясь копьями, их многочисленное войско. Оглядев боевые порядки аримов, что выстроились напротив, царь с усмешкой произнес:
– Эку тучку натянуло, а, Светозар?
Ученик Вершины угрюмо кивнул в ответ.
– Что скажешь, добрый молодец? – продолжал асур. – Гляди, вот он супостат. Кому ж из нас начинать с ним биться? Еще обидятся аримы, коль вовремя драку не начнем, заплачут да домой пойдут.
Светозар молчал. Асур Вулкан взглянул на Кратора:
– Что скажешь ты, воевода?
И царский кметь с ответом не спешил.
– Оно, конечно, вам виднее, – начал медленно басить Кратор, косясь в сторону Светозара, – однако ж, коли войско теперь не пойдет в бой – остынет. Так что – либо в бой, либо на покой.
– Верно говоришь, воевода, – поддержал его царь, – худо будет, ежели усталость нас догонит. Ну что, братцы?
– Нет чародея! – вдруг уверенно произнес Светозар и потянул из ножен свой двуручный меч. – За дело!
Кратор одобрительно оскалился и вынул из-за спины огромную боевую палицу.
– Добро, – заключил асур. – Значит, как договаривались: гони, Кратор, конных аримов во-о-он к тому лесу. Ударишь всей силой! Возьмешь еще отряд у Светозара. Дай ему, чародей, самых отчаянных и горячих, чтоб с одного удара половину врагов смяли! Сам нападешь слева, а Благовест – в центр и ближе к тебе, воевода. Как побегут желтые, отсекайте их еще до леса: трудно будет отлавливать потом, если добегут.
Вулкан вытащил из ножен свой меч:
– Что ж, други мои, обо всем сказано. Однако ж, прежде чем сойтись рать на рать, пугнуть нужно зайца, чтоб не прыгал на лисицу.

Войска заняли позиции и застыли друг напротив друга на расстоянии полета стрелы. Ждали.
Ветер лениво покачивал стяги дружин, пролетая то над одним войском, то над другим, вырывая из частокола копий дразнящий и пугающий запах чужаков. Солнце, день ото дня набирающее силу после долгой зимы, не давало глазам сосредоточиться.
Наконец перед войсками веров появился Вулкан. Его конь пританцовывал в нетерпении, позвякивая в сухом морозном воздухе серебряными бляшками боевой амуниции.
Вскоре зашевелилось и войско аримов, пропуская вперед своего аримана. Они называли его Радан Ун Линь и почитали как сына бога. Пришло время несокрушимому Уну сразиться с достойным противником, грозным асуром Вулканом. И хотя одно имя царя веров вызывало у любого арима дрожь в коленях, каждый из них был уверен в непобедимости своего солнцеликого аримана.
Жители Белого города дружно высыпали на стены, щурясь от яркого солнца, играющего миллионами лучей на заснеженном поле. Горожане прикрывались от нестерпимого света руками и указывали на темные пятна войск. «Се веры», – говорили одни. «Се аримы», – говорили другие, а третьи обращались к Роду да Перуну-Громовержцу, прося заступничества для своих витязей.
Вдруг город затих. Фигуры всадников в центре поля начали сближаться.
Четники Вулкана сжимали оружие до хруста в суставах. Каждый из них был сейчас со своим царем.
– Ва-ар!!! – крикнул Вулкан, и его конь прибавил ходу, высоко выбрасывая комья снега из-под копыт.
– Вар! Вар! – ответило ему войско, потрясая оружием, так, как делали их предки и сто, и тысячу лет назад.
Вулкан, хищно улыбаясь, вдыхал полной грудью неистово бьющий в лицо морозный воздух. Он привстал в стременах и подался вперед, отчего его верный боевой конь помчался как молния. Ветер пел избраннику богов безумную песню и раздувал в его сердце, будто в кузнечном горне, молодость и силу.
– Вар-вар! – снова крикнул Вулкан, уже отчетливо видя смертный ужас в глазах летящего на него врага.
Ариман коротко замахнулся, готовясь ударить первым. Он хотел вложить в этот удар всю свою силу и злобу, но асур веров неожиданно присел в седле и, наклонясь вправо, в одно мгновение рассек воздух крест на крест. Именно в этот миг противники пронеслись друг мимо друга.
Их кони замедлили бег и остановились. Наступила звенящая тишина. Ун Линь и Вулкан, не оборачиваясь, сидели в седлах, каждый – лицом к тысячам своих врагов, замерших в ожидании.
Лишь один человек на этом поле брани знал, что сейчас происходит. Он снова хищно улыбнулся морозному ветру и с боевым кличем безстрашно бросился на врагов.
Передние ряды аримов со страхом дернулись и попятились. Некоторые, роняя оружие, бросились бежать, и в этот миг Радан северных родов Аримии Поднебесной империи аримов Ун Линь рухнул на землю, развалившись на две половины.
Увидев это, войско веров неистово взревело и бросилось в атаку. Фланговые стягоносцы подняли вверх штандарты с изображениями «Ратиборца» . Бежали пешие, мчались конные, отрезая желтым дорогу к лесу. В панике аримы давили друг друга, остальных же веры рубили без пощады.
Светозар со своей дружиной ушел далеко шуйцей . Четники Благовеста гнали остатки разбитой конницы Ун Линя к лесу, а пеших аримов стягивали в одно место. Вскоре желтые, отчаявшись спастись, скучились, побросали оружие и стали ждать своей участи.
Распаленный боем, Светозар оставил свою дружину сторожить желтых, а сам, не утерпев, поскакал за конными Благовеста биться дальше.
Не зря пращуры предостерегали от ярости неправедной… Едва влетев в лес, молодой чародей чуть не лишился головы: немыслимым образом отстав от погони, смог уцелеть и спрятаться в засаде один конный арим.
Лошадь Светозара, пробиваясь в густых зарослях, налетела на недруга неожиданно. Только поэтому страшный, смертоносный удар желтолицего всадника обрушился не на голову, а на меч чародея. Не иначе, как сами боги хранили в этот миг Светозара.
Кони, столкнувшись, свалились в снежную яму, сбросив на землю седоков, и те сошлись врукопашную. Арим хоть и с мечом, да чародей асура чуть не на две головы выше него и куда расторопнее.
Засопожник далеко, пришлось хватать то, что попало под руку, – хазарский жезл, который Вершина дал для боя с посланником черного колодуна Поклада, ежели тот явится. Не пропадать же добру! Светозар первым же ударом жезла вогнал переносицу врага глубоко в узкоглазый череп.
Дружина Благовеста уже была далеко. Светозар схватил меч арима, вскочил в седло и стремглав бросился догонять ее.
Когда остатки разбитой конницы Ун Линя скрылись в дальнем лесу, пеших аримов окружили и согнали в одно место. Безоружные желтые вовсе пали духом, ожидая своей участи.
– Воевода! – докладывали старшие четники Кратору. – Пять сотен с лишним взяли в полон. Эх! Чтоб не увязли в бою, было бы больше. Все ж и у них есть добрые вояки – вон как наших пеших потрепали!
– На кой вам больше? – привстав в стременах, яро выкрикнул запыхавшийся Кратор. – С этими-то полонными что теперь делать?
– А заклеймить их! – прогремел, словно гром, асур, подъезжая к воеводе и с трудом сдерживая распаленного коня. – Хватит с ними нянчиться!
Царь Вулкан хмурился, зажимая ладонью кровоточащую рану на плече. Ему помогли слезть на землю, усадили на устланные шкурами обозные сани, вокруг которых кашевары уже зажигали костры, разворачивая обоз.
– Ох, не углядели, – сокрушался Кратор, пытаясь протиснуться меж воев и лекарей, суетившихся вокруг Вулкана. – Как же так? – горестно басил он. – Говорил же, со щитом надо. Что, коли совсем руку?!
– Сам-то щит, поди, вовсе дома оставил? – улыбаясь через досаждающую боль, спросил асур. – Мой-то хоть в обозе лежит.
– Так то я, – улыбнулся воевода, – а то – царь. Мне хоть полбашки снеси, я это только к Купале замечу.
Обозные согласно загоготали, а Кратора в один миг будто кто подменил.
– А ну!!! – гаркнул он так, что лошади дернулись, а четники тут же пришли в движение. – Войско не кормлено, а они стоят и скалятся!
В этот момент прискакал Светозар. Уже без доспехов, он спешно спрыгнул с коня и подошел к царю. В одной руке у него была длинная толстая палка из неведомого черного дерева, а другой он без конца поправлял разорванный ворот, который все равно расползался, оголяя шею.
Лекари хорошо знали свое дело, поэтому Светозар не полез к ним с советами, а начал рассказывать царю о доблести своей дружины, о том, как в поисках достойного поединщика нарвался на засаду и сломал меч. Странно, но пока он вещал о том, как прикончил арима кривым хазарским жезлом, те слушатели, что стояли позади него, перешептывались и, стыдливо улыбаясь, отходили в сторону. Их место тут же занимали другие.
Наконец и Кратора одолело любопытство. Он медленно зашел в тыл рассказчику и… густо покраснел. Царь молча следил за своим воеводой, а Светозар, меж тем, продолжал свой рассказ.
Однако через несколько секунд Кратор начал синеть, и воздух, сдерживаемый страшным усилием воли, вырвался через сжатые губы воеводы и он затрясся от хохота! Вслед за ним взорвались смехом обозные.
– А ну… повернись, – попросил Вулкан чародея. – Эй! Да что у него там, крылья что ль выросли?
Светозар, покраснев, медленно повернулся. Одежда на спине царского кудесника и… ниже была разорвана, а обнаженный тыл, исцарапанный в кровь, стал багровым от мороза.
– Вояка, – улыбнулся асур. – Видать, так размахался, что разрубил все до портков. Вон, гляди, и поцарапался.
– То я уж потом, дальше в лесу, – оправдывался Светозар, – заигрался. Так летел к ратному полю, что не заметил впереди ветку. Мимо головы пролетела, бесова коряга, нырнула мне за шиворот и распорола все, как ножом, я и моргнуть не успел. Ремни на доспехах порвало, да что там, вон и портки распустило. Только один ремень целым и оставила, вражина…
Как опомнился – гляжу, а она в поясном ремне у меня застряла. Во, гляньте-ка, – чародей показал всем свой трофей. – Видать, не просто так – знак! Возьму ее себе вр;менным посохом.
– Эхе-хе, – устало улыбнулся Вулкан. – Что ж теперь, так и будешь свой зад этим… вр;менным посохом прикрывать?
– Ну что ты, Пресветлый, – отдышавшись, забасил Кратор. – В обозе что-нибудь найдем, тряпья хватает, а то еще, чего доброго, и во дворец поедет так щеголять.
«Что-нибудь» в войсковом обозе нашли – на быка трехлетнего впору. Но Светозар особо не переживал – не красна девица.
После обеда старший обозный, по асурову приказу, отыскал-таки в утвари клеймо. Оттиск хитросплетений железной проволоки являл собой образ черт «непотреба». Этим клеймом метили утварь и бросовый скот, более не нужный в царском войске, – бери кто хочешь и распоряжайся. Кратор был доволен решением царя. В войске полоняне не нужны были. Кормить еще этих злыдней!
Клеймить собралось все войско. Аримы стали проявлять беспокойство задолго до исполнения приговора. Как видно, поняли, что веры в этот раз не станут следовать древнему обычаю белокожих. До этого дня славяне да арии оставляли полонных ворогов себе на три года, чтобы исправили все, что порушили на их землях, а уж после отпускали на все четыре стороны. Хочешь – уходи, а хочешь – селись здесь, живи своим укладом, не нарушая требований местного кона.
Заметив, как вои асура начали греть на огне клеймо, аримы обо всем догадались, принялись вскакивать с мест, бросаться в разные стороны, однако плотное кольцо веров, выставивших вперед копья, остудило самых горячих, и вскоре те смирились со своей участью.
– В какую часть клеймить будем? – озадачился Светозар.
– В ту самую, – под нарастающий хохот ответил царь, – проследи, чтобы клеймо не остывало, а я пока с войском побеседую.
Вулкан поднялся с саней и с помощью воеводы взобрался на коня.
– Веселитесь?! – громыхнул асур, и войско разом умолкло. – Радуетесь чужой боли!? Вы – веры! Каждый должен знать: нет здесь ни веселья, ни озорства.
Много бед аримы несут нашей земле! Да что с них взять – темных духом? Ныне в бою поквитались мы с ними. Однако ж есть среди них и такие, что мирно живут и трудятся в наших весях.
Нам ворог тот, кто с оружием, а без него – полонный. Вот они! Что проку в их смерти? Да и как понять, кто из них в первом походе, а кто уж вдоволь пролил людской крови? Я знаю Кон, и вот мое слово!
Начиная с этого дня, с теми желтыми, что пришли воевать или грабить в наших землях, по-старому поступать не будем. Отныне, коли брать пленных аримов, то клеймить! А кто уже имеет одно клеймо и явится за вторым – тому смерть на месте!
Воевода, пусть обозные, кто торговал с ними и знает язык аримов, переведут им мои слова. Войско! Согласны?! Что молчите?
Вои зашевелились, загудели. Кто-то вдалеке крикнул: «Непотребные! Клейми их, царь! Пусть убираются за Катай ». Другие подхватили. Воющие аримы все до единого были клеймены и отпущены – после того, как обозные купцы, с видом великих волхвов и пророков, объяснили им новый закон асура. Выдыхая стоны через гнилозубые рты, желтые слушали и надеялись никогда больше не очутиться на этой земле.
Клубок второй
Как только последние аримы, хромая, скрылись в лесу, войско асура Вулкана вошло в Белый город и расположилось на ночлег. Светозар, которому отвели небольшой покой на постоялом дворе, всеми мыслями уже отбывал ко сну. И вдруг, не успев погрузиться в дрему, чародей вспомнил о Древе Времени и о своем обещании, данном Вершине.
Он тяжко вздохнул, отогнал сон, нашел хозяина, взял у того сальный светильник, при свете которого собрался творить волшбу, просить совета у Высших сил. Едва он вернулся, как в дверь постучали. С досадой вставая из-за стола, Светозар оступился, подвернул ногу и упал. Боль была сильной, но он поднялся и дохромал до двери.
Перед ним стоял хозяин.
– Это я, Надежда, – тихо сказал он, горестно щурясь на свет. Затем поднял короткопалую круглую ладонь и смахнул со щеки скупую слезу. – Ты – чародей асура Вулкана?
– Царь гонца прислал? К себе зовет? – Светозар метнул взгляд на снятые доспехи.
– Нет, – замялся Надежда, – не царь. Помощь твоя нужна.
Светозар хотел было ответить, но, ступив на поврежденную ногу, чуть не вскрикнул – ему бы самому сейчас не помешала помощь.
– Отец мой умирает, – продолжал Надежда. – Пока желтые наседали, уж трижды собирались хоронить, а смерть всё не идет. Он тоже, как и ты, волшбил в свое время. Говорит, что таких без проводника из этого мира не отпускают.
– Что ж ты, мил человек, – удивился Светозар, – прикажешь мне смерть твоему отцу поторопить?
– Что ты!
– Так чего ж тогда хочешь?
– Не я – отец. От него уж два дня никто слова не слышал, а тут глаза открыл и пытает: «Кто из чужих в доме?» Говорю, мол, чародей самого царя Вулкана. Он и послал за тобой. «Иди, – говорит, – позови гостя. Его боль – мне в помощь».
– Так и сказал?
– Видят боги, я ничего не добавил!
– Ну, что ж, – тяжело вздохнул Светозар, – идем. Сейчас, я только возьму что-нибудь, чтоб опереться. Сам видишь, какой я помощник, ногу вот подвернул…
Светозар бросил беглый взгляд в полумрак комнаты. В углу у стола стоял его вр;менный посох. Черная узловатая палка будто сама просилась в руки чародею. Он вытянул ее из-за стола и, хромая, отправился вслед за хозяином жилища.
В темном спящем доме тяжелые шаги Светозара звучали гулко и странно. Надежда шел впереди, освещая дорогу нещадно коптящим тлустенем . Вскоре перед ними показался дверной проем.
В комнате, где было ложе умирающего, стоял тяжелый воздух. Смоляные светильники коптили выбеленный потолок, выбрасывая черные тягучие дымки и делая пребывание здесь тягостным.
Старец лежал на деревянной кровати, по всем четырем углам которой висели обереги и пучки сухой травы. Надежда подошел к отцу и осторожно дотронулся до сложенных на животе рук.
– Отец, – позвал он, – оте-е-ец… Я его привел.
Старик открыл глаза. Его отрешенный взгляд не сразу отыскал в смердящем полумраке силуэт Светозара.
– Вот, – указал на него сын, – это чародей асура Вулкана, его зовут Светозар.
В пропахшем дымом душном покое повисла тяжелая тишина. Гость стоял недвижимо, всматриваясь в темные провалы глазниц умирающего, пытаясь угадать, что заставило того в предсмертный час позвать к себе случайного человека. Не видел Светозар из-за дыма, что выцветшие глаза старца были направлены не на него, а на посох. Сухие руки едва заметно дрогнули. Старик глубоко вздохнул и произнес слабым, шелестящим, словно осенняя листва, голосом:
– Подойди ближе… сядь.
Светозар, опираясь на посох, подошел, присел на край ложа, осторожно вытягивая вперед больную ногу.
Старец с трудом вновь разомкнул пересохшие, слипающиеся губы:
– Да… натешился нечистый моей душой. Нет страшней муки, чем искать смерти и не находить ее… Ты – великий чародей…
Умирающий посмотрел с надеждой и страхом на гостя.
– Помоги мне уйти! Блуждая за кромкой жизни, я увидел, как проросло в этот мир Древо Времени, и молил Хранителей о милости прикоснуться к нему…
Слабая речь прервалась страшным кашлем. Светозару показалось, что старик умирает, однако тот отдышался и вскоре продолжил:
– Нет, – ответили они мне, – если ты просто коснешься его, то останешься навечно блуждать между Явью и Навью… Но ветвь Древа ныне в руках смертного, что обрел приют в твоем доме. Теперь он – хозяин Временного посоха в мире Яви. Испроси у него милости! Ежели он – Проводник позволит тебе коснуться магического жезла, Древо отберет время твоих страданий и ты обретешь вечный покой…
Светозар медленно перевел взгляд на черную палку, что была у него в руках, и почувствовал, как по спине пробежала странная, неприятная дрожь. В голове вспыхнули слова Вершины: «Древо Времени само выбирает, кому даровать милость Небес». Древо Времени… Твердое, как камень, темное, как уголь, звонкое, как медь.
Старику было тяжко говорить. Он долго молчал, набираясь сил.
– За милость твою бери у моего сына все, что пожелаешь, только дай мне, Проводник, дозвол уйти, дай и коснуться Его, твоего Посоха. Я много выстрадал, пусть он отнимет оставшееся время: оно мне не нужно, – старик вновь закашлял…
– Добро, старец, – растерянно ответил чародей Вулкана. – В последней просьбе не отказывают. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь…
Светозар протянул старцу Посох, но у того не было мочи поднять руку. Тогда чародей вложил, словно меч, дар Небес и Земли в руки умирающего. Тот глубоко вздохнул, бросил на мрачный потолок светлый взор и покинул бренный мир.
Светозар, видя внутренним взором, как душа старика поплыла вверх, осторожно забрал Посох. Переходя из мертвых рук в живые, черное древо тихо загудело.

Через неделю, так больше и не потревоженные желтыми, веры ушли обратно в горы, оставив Белому городу малую дружину во главе с Благовестом. К середине кветеня  часть дружины вернется – обживаться и укреплять оборону города. Здесь оставят молодых и неженатых. Вместе с ними останутся в Белом городе несколько заслуженных ветеранов. Раз желтые зачастили в гости, нужно формировать дружину Свентограда.

Воины асура Вулкана вернулись домой в двенадцатый день следующего за кветенем травня, 6489-го лета от Сотворения Мира в Звездном Храме. В тот же день устроили пир в честь победы.
Разлука с Добромилой измучила его, и потому Светозар с трудом дождался вечера, когда на пиру, в Зале Радости, он смог ее увидеть…
Казалось, что сам воздух был пропитан особым ароматом победы. Торжественно звучала речь асура, в которой он чтил память павших и провозглашал здравицы выжившим, но Светозар почти ничего не слышал. «Что это со мной»? – спрашивал он себя.
Появился на пиру и д;й Вершина. Не удостоив особым вниманием ученика, он побыл совсем недолго и вскоре ушел отдыхать. Собравшиеся дружно загудели, вкусив волшебного отвара и хмельного меда, а вскоре запели старинную песню о печальной судьбе молодца, полюбившего дочь черной колдуньи:

«…Вот сказал и пропал, камнем стал во весь рост,
День и ночь убивалась, рыдала Краса.
Камнем стала сама, а из девичьих слез,
Ключ забил из горы, ой, солена вода…»

Следом за Вершиной и асур с супругой покинули пир, а веселье дружины продолжалось. Ратибор, главный страж дворца, пригласил за царский стол Лесного, юного вера, пришедшего из Светлолеса. Сам д;й Вершина почитал этого странного молчаливого парня, которому, как и Светозару, выпала нелегкая доля – стать проводником в этот мир артефакта из Вышних сфер. В оружейном хранилище замка, в особой комнате, хранился волшебный меч Артакон, и только д;й ведал, когда наступит час Лесному обуздать силу этого оружия. 
Разумеется, об этом мало кому было ведомо, да и те, кто знал – молчали. Юноша, дожидаясь времени, означенного д;ем, скучал в замке Вулкана. Похоже было, что во время отсутствия войска между Лесным и Ратибором что-то произошло, раз главный страж кликнул его к себе поближе, но Светозар знал: будет нужно – друг Ратибор обо всем расскажет. Пока же подошедший к ним юноша пожелал всем здравия и сел за стол.
Вдруг среди пира появился Говар – мудрый старец, пришедший, как и Лесной, из далекого Светлолеса:
– Добры молодцы, красны девицы! – задорно крикнул дед. – Будем на столах спать аль веселиться, играть? Не ради чарки пир горой, а ради удали младой! Коль устали есть да пить, дозвольте старому водить, игрой задорной веселить!
– Добро, старче, – закричали в ответ казаки , оборачиваясь к Говару и раздвигая шире скамьи, давая простор веселью: старик знал множество забав.
– Давай задания, а то и впрямь кровь стынет сиднями сидеть.
– Коли так, – сдвинул дед шапку на затылок, – вот вам первая задача. Кто силен да грузен, да желает помериться мощью и удалью?
Светозар с интересом наблюдал. Дружинники переглядывались. Никто не решался отозваться. Мало ли, что надумал дед. Может, совсем и не в силе дело – Говар умел разыграть: вызовет воинов сильных да ловких и давай загадками да вопросами хитрыми засыпать – вот тогда потеха!
– А какая награда победителю?! – по-поросячьи взвизгнул кто-то из толпы, чем вызвал всеобщий хохот.
– Ой, хитрецы, – засмеялся старик. – Еще и задания не знаете, а уж награду подавай. Что ж, могу отдать победителю… свои сапоги. Они, правда, старые, но выбрасывать жалко. А так нет у меня больше ничего.
– Что ты, старче, – под смех дружины загремел густым басом какой-то темнобородый воин, верно, из дружины Кратора, – что мы, аримы? – у старого человека последнюю драгоценность отбирать… Не надо!
– Что ж делать-то? – притворно вздохнул дед и повернулся к царскому столу. – Царевны, лебедушки, выручайте старика, одарите чем-нибудь победителя.
– Ой, хитёр! – раздались голоса в зале. – Знает, чем лучше четников задобрить. За награду из царевниных рук любой до моря на ушах добежит.
Добромила нахмурилась, покосилась на Мирославу, Мирослава – на Божену. Та не стала смущать младших сестер и поднялась:
– Добро, одарю победителя, только покажи поединщиков.
Толпа колыхнулась, что вода в бадье. Вперед вышел царский кметь Кратор. За один только взгляд Божены воевода мог горы плечом свернуть, но вот чтобы признаться ей в этом, Кратору нужно было сдвинуть горы внутри себя. Сколь могуч, решителен и силен был он в битве, столь же робок и раним был в делах сердечных. Однако что-то странное творилось сегодня со всеми, раз даже Кратор поднялся и, подойдя к Говару, застенчиво пробубнил:
– Я, отец, хочу поразмяться… А коль награда от царевны, – добавил он смелее, – уж будь уверен, не уступлю сопернику!
– Добро, – хлопнул в ладони Говар, – кто супротив воеводы? Легковесных и молодых не беру: соперник больно грозен.
– А какая награда? – снова завопил все тот же визгливый голос.
– Я одарю победителя… поцелуем! – заявила Божена дерзко, получив в ответ испепеляющий взгляд Добромилы.
Дружина и приглашенные охотно потянули руки вверх:
– Я! И меня! – выкрикивали из толпы. Теперь в желающих недостатка не было, но Говар остановил свой выбор на Дуболоме. Настоящий витязь, стоящий соперник для воеводы. Рост – в рост, волос – в волос, то-то поединщики!
– Старче, – вопил писклявый, – давай уж к ним пары, всем награду охота.
– Ладно, – согласился Говар. – Кто в пару к воеводе?
– А награда? – визжал до кашля писклявый.
– Наградой будет мой поцелуй, – заявила, не вставая с места, Мирослава.
Дед хитро прищурился, отыскивая в толпе Ратибора – главного стража дворца, а тот уже толкался локтями, пробираясь вперед:
– Я! – кричал он. – Я к воеводе в пару!
Насилу пробившись, он стал рядом с Кратаром.
В пару к Дуболому вызвался Хлест – витязь, с которого картины писать. Смел, умел, удал, и красоты бог дал.
– Это тебе не Лесной, – неведомо к чему шепнул на ухо Ратибору Кратор, как видно, вспоминая какие-то недавние события, – этот не то на пятую точку, этот плашмя положит, и не поднимешься.
– Посмотрим, – ответил страж.
– Давай еще! – не унимался в этот момент писклявый. – Чтобы никому обидно не было!
Дабы уйти от пустых забав, из-за стола встала Добромила, но захмелевший Светозар понял это по-своему. В один миг он, не сводя взгляда со старшей дочери царя, очутился перед Говаром. Добромила задержалась и вдруг шагнула вперед:
– Я присоединяюсь к сестрам!
– Станешь на испытание, Светозар? – с хитрой улыбкой в уголках синих глаз, спросил Говар.
– Будто не видишь, отец? – отозвался тот.
Девки из прислуги зашушукали как змеи: «Не хитро со Светозаром в упряжи победить. Наворожит чего, противники сами повалятся. Но царевны-то каковы!»
– Кто супротив?
Вызвался Упор.
– Светозар, только без твоих штучек! – намекнул он.
Дружинники засмеялись. Все знали силу Светозара и без волшбы.
– Может, еще кто? – спросил старик.
– Я! – вырвалось у Лесного.
– Ты? – удивился Говар.
– Давай, – махнул рукой юноше Ратибор, – покажем наших!
Супроть Лесного вышел Кедр. Он был не старше соперника, только пониже ростом и пошире в плечах.
– И ему награду! – неистово вопил писклявый. – Что уж, молодежь не люди?
– Я с сестрами! – громко сказала Тарина, одна из младших царевн, чувствуя, как ударили в нее взгляды старших сестер.
– Что ж, – Говар хлопнул в ладоши. – Начнем?
По просьбе старика дружинники принесли из поруба длинную кованую цепь. Старик перевязал ее посередке красным лоскутом, и цепь уложили во всю длину на пол. Под лоскутом – меч. Чья ватага перетянет другую до меча и за него, та и победила.
Поединщики заняли свои места. Невесть откуда появился Водар, сайвок , друг Лесного. Он присел, согнувшись у лоскутной метки, лежащей над мечом, и принялся ревностно наблюдать, чтобы никто не потянул раньше положенного срока.
Говар взмахнул рукой, и тяжелая цепь едва не лопнула от первого же рывка. Водар, следивший за лоскутом, не заметил отмашки старика, и натянувшаяся, как гусельная струна, цепь, отрывавшись от пола, больно ударила его по лбу. Не бог знает что, однако соревнование пришлось остановить, давая командам и зрителям вволю насмеяться.
…Цепь во второй раз взвилась над полом – железные звенья тяжко заскрипели, а сама цепь от натяжения начала медленно вращаться. Дружинники неистово орали, наблюдая танец красного лоскута над мечом.
Неожиданно Мирослава сорвалась с места: «Дава-а-а-ай, Ратибор!!!» – кричала она, и тот готов был порвать жилы.
Кратор пыхтел, как раскаленный на огне котел. Грозно раздувая ноздри и шумно выдыхая через сжатые до синевы губы, он сосредоточенно подтягивал к себе цепь пять за пядью.
Светозар скрипел зубами от нечеловеческого усилия, его шея побагровела – какая там волшба! Последним в их цепочке стоял Лесной. Его ноги предательски скользили по каменному полу. Он шагал, оставаясь на месте, и тянул, выворачивая суставы.
Развязка близилась. Лента начала медленно плавать то влево, то вправо. Дружина обезумела, вторя рывкам соперников чудовищным ревом.
– Всё! – дико заорал кто-то. – Раз начали рывками, скоро закончат, сдают силушки.
Цепь скользила в мокрых, слабеющих с каждым мигом руках Лесного. Медленно, не ослабляя хватки, он сделал два шага от Светозара к хвосту цепи.
– Куда-а-а? – прохрипел чародей. – Назад, дурак, так мы не вытянем.
Вдруг юноша резко отпустил цепь и отпрыгнул назад, к Светозару. Чародей страшно сверкнул на него глазами, но Лесной внезапно разогнался и рванул цепь что было сил.
Никто не понял, что произошло. Лоскут вдруг вильнул вправо, а Кедр, поскользнувшись, упал.
– Тяни-и-и-и! – заорал Лесной, и лоскут медленно поплыл влево.
Кедр, свалившийся из-за хитрого маневра соперников, пытался встать, но сзади на него наступал Хлест, а впереди уже начал скользить Упор. И скоро вся команда Дуболома до самого меча и за него ехала по полу, как на санях.
– Стой! – скомандовал Говар. – Безоговорочная победа! – Он поднял руку.
Уставшие, измотанные схваткой проигравшие дружно уселись за столы, а победители, не поднимая счастливых глаз, получили обещанную награду, после чего тоже расселись по местам.
– Да уж, – не мог отдышаться Кратор, – чтоб не Лесной, и мы, и они умерли бы с этой цепью в руках!
В этот миг Светозар встретился взглядом с Добромилой. Боги Светлые, да за такой взгляд он и один перетянул бы соперников!
Клубок третий
Что за милость явили Небеса Пиру Победы, неведомо. Знал о том только д;й Вершина, знал и молчал. Сколько бы не спрашивал Светозар учителя о том, что же такого странного с ними в тот вечер происходило, тот лишь отмахивался. И назавтра после пира, и еще через день молодой чародей продолжал чувствовать что-то необычное. Учитель, глядя на него, тихо улыбался в белые, как снег, усы. Прошел еще день, и не находивший себе места Светозар набрался смелости и попросил Вершину стать ему сватом . Старец, даже не спрашивая, что за весталка приглянулась царскому чародею, с облегчением вздохнул.
– Наконец-то! Мы с Говаром давно уж про себя ладили ваш сват с Добромилой. Тут все честь по чести, коли не против будет отец твоей возлюбленной. Однако ж, – Вершина снова улыбнулся, – сегодня самое время. Что скажешь, достойно ль взять мне в побратимы в сем деле Говара?
– Уж если, – почтительно произнес Светозар, – кого и достойно тут взять, так только его.
– На том и порешим, – заключил д;й. – Сей час же отправимся сватать.

Светозар едва нашел в себе силы войти в тронный зал. В глазах плыла пелена, а сердце так ухало, что на груди чародея едва ли не подпрыгивали обереги.
Асур, которому было доложено о просьбе д;я встретиться, восседал на троне. Правильнее сказать – сидел как на гвоздях. Еще бы ему не догадаться, что за дело к нему у д;я и берендея Светлолеса – Говара.
Всю жизнь асур чуял за собой вину пред Вершиной. Увел у него под венец будущий царь веров самую прилежную его ученицу – Дзевану. Была она послана к верам кудесником Тибетом. Уготовано ей было стать диссой   горного храма богини Лады-матушки, да не уследил чародей за красавицей. Подарила она свое сердце молодому царевичу рода силоваев Светомиру, будущему царю Вулкану.
…Едва придверный страж закрыл вход в тронный зал, д;й поклонился царю и молвил:
– Доброго дня тебе, великий асур. Мы, сивовласые, к тебе с поручением. У тебя товар, у нас купец, у вас молодка, у нас молодец. Сватами мы посланы к тебе.
Потомок Рода Небесного, нареченный чадом Яр, а ныне Светозар, д’Арийского рода Медведя, сын Велимудра, внук Ортая, ведающих Ра, пришел дозволу твоего просить, отец, на свадьбу-любомир с дщерью твоей Добромилой.
Что касаемо сватовства, то утверждаю сиим, что и кровь, и имя жениха чисты в Слави и Прави, а что до сватов, то по нашим конам, хоть сей час клади этот союз на бересту .
Об одном скорбеть приходится: последний он в роду своем. Взрощен в скиту, Йогинями, а родичи его пали славно, защищая вотчины свои от ворогов. Так уж на поклон к тебе мы пришли и как сваты сего жениха, и как названые родители. Дары принесем тебе будто родные с женихом по крови, чин по чину. Что скажешь, светлый царь?
Долго молчал асур. Потом решительно молвил:
– Сваты достойны, да и жених по чести рода арий во сто крат. Что же даров касаемо, то все, что бы ни делал сей кудесник, идет во благо народа веров. Каких мне, асуру, еще даров желать? Да только говорил ли ты, Светозар, с Добромилой?
Жених понуро склонил голову:
– Нет, великий асур, с ней не говорил.
– Как же так? Что, ежели она супротив того станет? Тебе ли ее норов не ведать? …Придверный! Придверный! Кто там сегодня?
Дверь через какое-то время открылась, и на пороге появился молодой витязь.
– Сыщи Добромилу, да побыстрее. Скажи, отец зовет. Сюда пусть явится.
Ждали долго. Светозару уж не по себе стало, что оторвал от дел сразу троих светлых мужей. Да сватовство – промысел божий, а потому никто не выказывал нетерпения.
Царского чародея одолевала тревога: «А что, если в самом деле асурова дочь лишь посмеется над ним? Да, она украдкой помахала ему со стены, провожая на битву, и бросила огненный взгляд на Пиру Победы, и поцеловала в награду. И он принял все это за знаки симпатии… – да не ошибся ли?
…Наконец, в тронный зал вошла Добромила. Она одарила всех приветствием, зашла за отцов трон и, опершись о его резную спинку, застыла в ожидании. Царь недоуменно обернулся и посмотрел на дочь.
– Что ж ты, душа моя, спряталась? Отчего Д;я с дедом Говаром сторонишься? Они тебя с рождения на руки принимали.
– Батюшка, что ты! Не их сторонюсь, – она отступила от трона и низко поклонилась старцам, а потом горделиво взглянула на молодого чародея: – От Светозара хочу держаться подальше.
Вулкан удивленно вскинул брови.
– Ума не приложу: с чего ты?
– Ужель не помните, батюшка, как застала я его в купели своей? Прятался за камнями, будто тать. И то ужо в третий раз…
Светозар густо покраснел. Значит, и первые два купания не ускользнули от глаз девичьих!
Царевна собралась сказать что-то еще, но тут поднял руку Вершина, и стало тихо. С этим старцем не вступали в спор даже Духи Природы.
– Что ж ты гудишь, пчелка наша золотая? – сказал он голосом, в котором слышались нотки доброго веселья. – Да не смотри ты на меня так, будто я вприсядку пошел отплясывать. – Удивленная Добромила и впрямь не отрывала взгляд от старца. – Что ж я, и повеселиться не могу? – продолжил он. – Ныне я, царевна, не д;й, а сват. И дед Говар тож. А сватать-то тебя пришли, лебедушка. Токмо вот беда: сватаем за того, кого ты осрамила прилюдно, в краску вогнала. Глянь, молчит чародеюшка наш, уж и словечка не скажет…
– Так на то, д;й, – вступил Говар, – мы и сваты, чтобы за него слово держать. Ты, Добромила, не таи на него обиды. Нет в его озорстве дурного умысла и быть не может, поскольку чист он и ведает Ра!
– Довольно, старче, – прогудел Вулкан. – То моя забота поучать да разносить. Мои это должны быть речи!
…Ты, дочка, несправедлива, – поднимаясь с трона и поворачиваясь к Добромиле, произнес он. – Видно, это мой недосмотр. Ты старшая, сестры тебя слушают, мать с тобой советуется, да и я тебе доверяю во всем. Так с чего эти слова твои недобрые? Светозар – чистой крови, в бою просто Ас, и его – никого другого – избрало Древо Времени!
Коль перечислить все его доблести, так получится, что это тебе с твоим колючим норовом не подняться вровень с таким молодцем, хоть ты и асурова дочь!
– Отец, – воскликнула Добромила, едва не плача, – нагородила я огород – мне и дело выправлять.
Простите, старцы-сваты, прости и ты, Светозар. Не заслужил ты моих слов недобрых. А ежели ты, отец, спрашиваешь, пойду ли я за чародея твоего, то отвечу так: все в руках Лады-матушки, и если надобно мне, как всем, нести Срече и Несрече  нити судьбы своей, то лучшего супруга в том пути мне не надобно – давно с ним мое сердце!
– Хо-го! – хлопнул в ладоши Говар.
А Вершина поднял к небесам руки:
– По воле богов, – счастливо улыбнулся старец, – богославляю на свадьбу-любомир. Богослави, отец, богослови и Даждьбог-Солнце!

В тот же день назначили посаженых  и получили богославление и от них. Обошлись без смотрин, поелику у жениха из свадебной родни только посаженые со сватами и были.
Сразу пошли на сговор, обручились . Вершина пригласил всех в замковое светилище и по датам рождения Светозара и Добромилы определил день, когда будет произведен обряд освещения семейного союза.
К счастью, Любомир  попадал на время свадеб.
…Все вокруг было пропитано нетерпеливым ожиданием. У великого асура голова шла кругом. Не мудрено! Следуя примеру друга Светозара, Кратор и Ратибор посватались к царским дочерям. И если Кратора с Боженой родители богославили на союз, то Ратибору и Мирославе было велено ждать и ходить в обрученных до нужного дня, поскольку Вершина сказал так: «В тот день Ратибор должен быть в нужном месте, а не стелиться ковром невесте».
В голове Светозара творилось что-то непонятное. Он тревожился и не находил себе места. Отчего-то ослабла сила его чародейства. Не убавил забот и требующий к себе внимания Посох Времени. Во дворцовом светилище для него обустроили потайную комнату. Старый помощник Вершины, сайвок Мирота, посланный ранее к снежным горам, привел белоголового великана Мимира. Чудо чудное! Про них, таких исполинов, только в сказках до того и слыхивали, а тут – вот он!
Этот молчаливый северный великан заперся в обустроенном для Посоха Времени потайном покое и четыре дня не появлялся на свет божий, совершая таинство превращения узловатой выгнутой палки в настоящий волшебный Посох.
Светозару доводилось дни напролет разгадывать образы Рун, познавая все, что было ведомо о Древе Времени, и это здорово отвлекало его мысли от скорой женитьбы. Следы Древа часто были глубоко сокрыты, поелику всё, что касалось его, содержалось в глубокой тайне. Древние Саньтии и Тьраги   только вскользь замечали, как оно опасно и как с ним должно обходиться.
Всё в жизни Светозара стало иным после того, как ветвь этого Древа выбрала его руки. Ни д;й, ни Говар не касались Посоха.
Когда же мудрорукий Мимир закончил свой труд, он собрал в специальную шкатулку даже древесную пыль и опилки, что остались от резьбы и оковки. Увидев, как изменился Посох, Вершина, Говар и Мирота только головами качали в изумлении.
Пришедший из холодных земель великан с огромными, небесного цвета глазами знатно ведал свое дело. Как рассказывал про то д;й, в роду этого исполина из века в век передавалось и оттачивалось великое мастерство – облагораживать посланное богами. На два поколения этих великанов рождался только один, кому становились ведомы тайны обработки волшебных вещей междумирья.
Корни этого древнего рода восходят к богам и питаются Знанием Небес прямо из их рук. Исполины так чисты по крови, что проживают столько земных лет, сколько им заблагорассудится, и отправляются к Предкам, когда сами того захотят.
Д;й Вершина настоял, чтобы молодой чародей царя обязательно пообщался с великаном. Ранним утром Светозар пошел в потайную комнату, и они долго говорили с Мимиром. Слушая его, чародей не переставал удивляться, как много добра и света в этом исполине… К вечеру того же дня гость ушел вслед за солнцем.
Будто конь дорогую сбрую, обрел Посох Времени кольца роста силы. Стараниями Мимира стал он прирученным и заметным в тонких мирах и Темной, и Светлой Нави: течение времени не тяготеет ни к одной из этих сторон и равно для всех миров – что темных, что светлых. Посоху все едино, у кого отнимать время, а кому – прибавлять.
Все, что проявляется из навного мира, становится явным во времени. Каждая травинка или пылинка – любое существо – может им, божественным, обладать по своему усмотрению. Древо же дает возможность распоряжаться временем в явном мире. И тот, кто имеет Тайные знания, может обратить его к пользе и своей, и других. Однако случилось так, что среди Знаний девятой печати Арлегов, что была сорвана в незапамятные времена Чернобогом, была и часть тех самых Тайных знаний. Именно поэтому в воинстве темных Кощеев, поддержавших Чернобога в его недобром деле, появились те, кто тоже был властен над временем.
У Светозара же ныне были свои отношения со Временем. И без Посоха, и без волшбы влюбленные не зрят его течения. Вот и он за беседами с Добромилой даже не заметил, как наступил день свадьбы-любомира.
Клубок четвертый
Никого не осталось в роду Светозара, кто мог бы передать ему свадебный рушник. Все его родичи славно погибли, защищая вотчины свои. Потому вышили ему рушник в Растовом скиту, где воспитывался маленький Яр. И узор родовой, и тесьму родословную ладили жрицы, поелику ведали все о древах родов своих подопечных. Славен был тот рушник. Славен был и тот день, когда пришло время показать его гостям на свадьбе-любомире. И хоть не в чести было у веров торжество сие возносить до державного, поскольку почиталось оно больше семейным, а на свадьбу старшей дочери асура прибыло гостей в достатке.
Еще с вечера приехали братья Вулкана с женами, отец да мать, что жили со старшим братом Едынеем, асуром родов Силоваев и Хатов на юго-восточных склонах Рипеев. Были побратимы и родичи. Это все, что касаемо остепенившихся да боярых, а молодых было и вовсе во множестве. Друзей, дружек, да и тех, кто состоял на службе во дворце, собралось у терема Добромилы превелико. Старшая дочь одна пользовалась привилегией иметь собственные палаты в отцовском дворце.
Щедрое солнце разморило гостей, что собрались у порога терема в ожидании появления молодоженов. Дабы гости не скучали, Йогини из Растового скита принялись хороводить .
Еще накануне утром отправились Светозар и Добромила в капище Сварога, в горы, а ныне вернулись, и с первой росой повел их Вершина во дворцовое светилище – сообщать Небесам о том, что появилась новая ветвь на древе рода Медведей и в племени Силоваев, из коего ведется род царя Вулкана.   
Встречали молодого мужа и жену с великим шумом, а когда провожали к порогу дома, то кто-то будто во хмелю пустился плясать. Похоже, это сайвок Водар от радости выкидывал коленца у резного крыльца.
Друзья и др;жки проводили гостей за столы. Молодые, как водится, сидели отдельно. Родителей и посаженых определили за стол у окон, отчего катившееся к закату солнце золотило их фигуры, и казалось, будто боги Слави и Прави пришли отпраздновать свое породнение.
Еды и питья за столами было превеликое множество, приглашенная молодежь расстаралась. Как велось издревле, только стол молодых супругов пустовал. На пестрой скатерке только большой кувшин с квасом да искусно резаный ковшик в виде лебедя.
Пришло время задобрить родителей. Добромила поднялась, взяла резной ковшик, а Светозар – кувшин. Гости запели здравицы родителям, а молодожены каждому за «родительским столом» поднесли квасу.
Вместо отца Светозара угощение принял Говар. После испил Вулкан, смахнув украдкой слезинку радости, за ними приложились к ковшу посаженые отцы, царица Дзевана и приглашенная вместо матери Светозара Йогиня Растового скита Радмила. Завершали молодые сие действо, угощая в благодарность за богославление своих посаженых матерей.
Родители обменялись караваями на рушниках, а Светозар и Добромила поклонились им да вернулись за свой стол. Настало время, и гости принялись одаривать молодоженов.
Начиная с четы седовласого Едынея, всяк, кто был за столом, вставал, говорил хвалебное слово родителям, показывал или говорил, что дарит молодым на Любомир, а молодожены подымались, кланяясь в пояс говорившим, принимали дары.
К свадьбе заметно обновили, отстроили царевнин терем, ибо в древности принято было, чтобы молодожены снов; въезжали в свои хоромы. Дружки молодых разносили все дары сразу по новым горницам, да вскоре озадачились, поскольку и в хлевах на дворе, и в светлицах места почти не осталось.
Когда одаривание было закончено, Йогиня Радмила, царица Дзевана и посаженые матери отвели молодых в светлицу, где, по древнему обычаю, заперли их снаружи, подперев дверь посохом.
Где-то за дверями шумело-гремело веселье, а Светозар и Добромила стояли на пороге, держась за руки. Светлицу для них обустроили, как и положено на Любомир, честь по чести: бочка с водой, кадка, стол с разносольной снедью. Ложе светилось белизной отпаренного льняного белья, что лежало поверх аккуратно разостланной ржаной соломы. Все делалось так, как и всюду на Любомир. И неважно, царские ли тут хоромы или свежесрубленный дом где-то в глухом лесном селе.
Добромила отпустила руку любимого и шагнула к постели. В своем тереме она ныне была будто в гостях. Всегда спокойная и рассудительная, сейчас она не могла справиться с волнением, хотя тысячу раз представляла себе этот миг, и точно знала, что да как станет делать. Все напрочь вылетело из ее головы.
– Так это же отца твоего, – сказал вдруг Светозар и, обойдя супругу, подошел к подушкам. Из-под одной из них торчала рукоять боевого меча Вулкана.
Теплая волна, что затрудняла дыхание, вдруг откатила от сердца Добромилы.
– Внука первым хочет, – тихо сказала она и запнулась.
Светозар повернулся к ней и положил горячие ладони на плечи. Дыхание девушки дрогнуло. Она медленно подняла вверх лицо и закрыла глаза, припадая к жарким устам возлюбленного.

Ярило уж поднимался над лесом, когда молодежь шумной гурьбой подошла к светлице молодоженов. Барабанили ложками по кувшинам да мискам, что держали в руках, – так было принято. Подошли в двери, и в нее стали стучать, хотя заперта она была снаружи. Погремели вдоволь и тут же запели:

«Молодые поднимайтеся, умывайтеся.
Уж Ярило высоко, с небес в ведра молоко,
Росы по лугам разлил, вас на счастье обручил.
Поднимайтеся, умывайтеся…»

Светозар и Добромила слушали это, лежа на супружеском ложе, и, не открывая глаз, улыбались. Шумливая молодежь, среди которой были сестры молодой супруги, а также Кратор, Ратибор и все друзья царского чародея, погалдела немного у дверей и удалилась в поварню – печь блины да угощения.
Пришла пора молодоженам подниматься. Что ж дальше? Сие предками рассказано им было сызмальства. Омыли друг друга из бочки, вытерли рушниками да оделись с этого часу уж в слюбное  – у семейного человека одежда иная.
Как облачились, пошли к молодежи в поварню. Те, как увидели молодых супругов, заулыбались, загомонили – так хороши да ладны они были в новом одеянии. Добромила с др;жками взялась за тесто, а Светозар с друзьями за начинку – растирать да перемешивать плоды да ягоды. Трудились в охотку, слушая рассказы о том, как ночью гостям гулялось, ведь и далеко за полуночь гусляры да скоморохи с хороводницами не давали присесть на лавки никому. Что за забавы были до утра!
За шумом да гамом молодоженам и поговорить до полудня не удалось. Пока ладили блины с пирожками, угощения, прибежали девки со двора, звать на встречу родных. Свадьба вновь собралась у крыльца.
Парни принесли столы, на них расставили гостевую трапезу, над которой сообща трудились все утро. Сегодня гостей встречали уже не молодожены, а супруги. Первыми, как водится, подошли Вулкан да Говар за Светозарова отца. За ними царица с Радмилой и посаженые.
Отцы должны были отведать пирожков с начинкой. Кто первым угадает, что внутри, в честь того и внука первого назовут. По всему было видно, что не спешит Вулкан, давая возможность Говару сказать первым. И он угадал, посему первенца на обряд имянаречения следовало назвать именем отца Светозара ; Велимудром. Горький ком подкатил к горлу молодого супруга. Жаль ему стало, что нет рядом родных, но почуял он, как легонько сжала его руку супруга, и отлегло от сердца.   
Попотчевали молодые муж да жена гостей у крыльца и пригласили их в дом. Светозар и Добромила торжественно провели на красное место, где вчера сидели родители, церевниных деда да бабку, а родителей посадили напротив. Было заведено угощать в этот день первыми дедов, бабок да детей – стол детворы стоял рядом. Сегодня разносили угощения Светозар и Добромила, носили не торопясь, принимая выкупы за блины, отдавая подарки друзьям да др;жкам. День пролетел как час единый, и вот уж к ночи муж да жена снова остались одни, в объятиях тихого и сладкого счастья.
Жизнь людская многорука и безлика. Безлика потому, что никто и никогда не видел ее настоящего лица. Умело меняя маски и скрываясь от любопытных глаз, она прячет свои руки за спину, поочередно протягивая людям то, что они принимают как данное.
Можно отказываться от даров, но предложат ли тебе их во второй раз? Похоже, принимать любые, даже, на первый взгляд, нелепые подарки судьбы выгоднее, чем раздумывать да сомневаться. Тем более, со временем Жизнь все равно всучит тебе то, что Судьба вкладывает ей в руки.
Ведающие образы люди говорят, что там, за спиной, ладони рук Жизни пусты и Судьба кладет в них только Божественный Свет. Каждый из нас, в силу способностей своей Души, видит в этих ладонях радость или горе, неприятности или удачи, верность или предательство, или, как в случае со Светозаром и Добромилой, – счастье.
Но, вдыхая счастье полной грудью, мы не думаем о том, что спрятанные за спиной Жизни руки уже таят множество иных сюрпризов…

Лишь три дня молодожены вдоволь тешились друг другом, а на четвертый прислал д;й за Светозаром гонца. Уж как не хотелось молодому чародею отрываться от сладкой своей лебедушки, а понимал, что не стал бы учитель без дела сейчас его безпокоить.
Собрал Вулкан своих ближайших соратников в тронной зале. Были здесь и Кратор, и Ратибор, прибыл как на пожар даже Благовест из Свентограда. Сам асур ждал на троне, а с ним рядом – Мирота, помощник Вершины, да Говар с Бородиком – царем горных сайвоков. Видать, беда пришла, коли так наскоро все собрались.
За закрытыми дверями узнал Светозар о том, о чем другие уж все ведали. Тревогу забили горные сайвоки. С того дня, как великан Мимир «вдохнул жизнь» в Посох Времени, в глубоких подземных галереях замкового светилища, что граничили с потайными ходами Горных, начало просыпаться что-то темное.
Подданные Бородика жаловались на всякие недобрые дела в глубинах земли, и особенно на то, что происходило под галереями светилища. А всем было известно, что в замок Вулкана существовали прямые проходы через горный пролом, что давал дворцу горячий воздух и подземную реку, что выходила наверх прямо под теремом новоиспеченных молодоженов, и, значит, нужно было срочно что-то делать.
Призадумались мужи светлые да боярые, молчали в бороды, ожидая Вершину. Вскоре появился и он. Едва придверный закрыл за ним дверь, учитель остановился возле Светозара и с укоризной сказал:
– К себе звал, что ж ты сюда прибился?
Чародей, растерянный, в ответ только пожал плечами.
– Нехорошо это, – добавил старик мягче. – Ведь мы не перестали с тобой слышать друг друга на одном луче. Забота о семье – великое дело, однако же и кольчугу в чулан прятать негоже, защищать семью надобно. Неужто ты не почуял, что под тобой Тьма шевелится?
Вершина медленно пошел к трону, а Светозара в этот миг будто обухом по голове ударили. Сон! Вчерашний сон! Он видел выйм в палатах Добромилы, словно и не женаты они еще. Он один стоит у воды, а по темной глади рябь идет, и слышны глухие удары. Он бросился в воду, а она вдруг помутнела. Светозар ощупал дно и понял, что удары где-то под землей. Он хотел подняться вверх, но понял, что очутился очень глубоко, хотя глубина в том месте едва ли доходит до груди, но вот во сне….
Во сне ты можешь очутиться в любом из сотен миров, что находятся в этом самом месте: где была река, может оказаться пустыня.
Во сне Светозар стал задыхаться и задохнулся бы, если бы не проснулся.
– Други мои, – обратился к собравшимся д;й, – пришел я с недобрым к светлому собранию. Чтобы поведать вам все, мне должно будет провести ваши «зыбкие одежды» в темные миры, что подползли к самому порогу замка асура. Давно нам было ведомо, что придет сей час, не знали – когда. Древо Времени поставило свою печать на сем, проявило все деяния в яви.
Светилище, а позже и замок поставлены были во времена, когда не то асы, а сами боги ходили еще по Мидгарду. Но и тогда уж было ведомо, что все двадцать и семь миров, что вокруг Ярилы Светлого вращаются, вскоре войдут на земли Тьмы.
Врата Междумирья, с помощью которых наши боги и предки могли ходить по разным мирам, нужно было сокрыть от недобрых чужаков, что обязательно захотят вторгнуться в этот мир, как и во многие другие. Близкие, Большие врата, Перун Бог, как сказано в Ведах, забросал горами, и ныне это Кавказ, а здесь, в Рипеях, сокрыты Малые врата.
Вулкан и те, кто стоял асуром в народе веров до него, глубоко чтили эту тайну и охраняли закрытый переход Междумирья, что спрятан глубоко в лабиринтах под светилищем, но что уж теперь про то молчать?
Ведаю, что никто из вас не рискнет его искать. Вам сие без надобности, да и в лабиринты галерей под светилищем из вас всех может пройти только Светозар.
Сами врата находятся за каменными стенами, рядом с протравным колодцем сайвоков. Они в тот колодец бросают всякий сор, и веками тем самым до сего часа отбивали охоту у желающих наведаться туда. Опять же, Древо Времени мы не могли спрятать в другое место! Лучше и надежнее схорона, чем ниша в светилище, просто нет.
Не пустить в «привязку» Посох тоже было нельзя. Мимир должен был обучить Посох хорошо слышать человека. Но вот беда! Едва только Древо стало чуять человеческую суть, в тонких мирах как сквозняком потянуло.
Наш человек, которому самой Макошью заповедано прятать и укрывать от недоброго Посох Времени, еще только на пути познания его «голоса». Однако Темным мирам уже ведомо, где находится Древо, и известно место, где Время может принимать самые причудливые формы. Я говорю о Вратах Междумирья.
Не мне вам говорить, что Сварожья ночь только вступает в свои права, потому боги наши и дают нам самые серьезные испытания. Темные миры почувствовали, где есть возможность проскользнуть в явный мир, и сейчас стараются нащупать брешь, разведать тропку к Вратам.
У каждого из нас своя судьба, но сейчас, в трудное время, наши пути сойдутся. Среди всего этого недоброго, – Вершина вдруг улыбнулся в бороду, – есть и светлые вести. Возрадуйтесь, вои! Царица Дзевана понесла, у асура Вулкана, наконец, будет наследник.
Клубок пятый
Посох Времени пребывал в своей нише, а меж тем время и без него понеслось, будто взыгравший конь по росной траве. Д;й Вершина спешил, чувствуя, что Древо успело проявить многое из того, что раньше дремало, но самое главное: оно стало стремительно сокращать срок пребывания в этом проявленном мире самого Верховного Жреца Вершины.
Древний наговор Светлых Сил все еще держал незримым от Темных каменный остов Врат Междумирья, в коих уж давно не было волшебных кристаллов, что способны были бы их «оживить». Однако же древние боги ходили в любые миры, равно как в Темные, так и в Светлые, а потому Врата были созданы для любых кристаллов перемещения. Знай только, куда желаешь отправиться, да будь по могуществу не меньше Аса – не сгинешь в мирах неведомых и многомерных.
Время защиты Врат было точно определено, но, как видел Вершина, оно заметно сократилось, и виной тому был Посох.
Отступала в горы Зима-Марена, пришел месяц березень , а вместе с ним, среди трудов и забот великих, пришла, наконец, к Светозару и великая радость.
В один из дней д;й пришел в светилище, отыскал ученика своего за чтением Рун и чуть не силком отправил домой, где чародей уж два дня как не появлялся. Добромила, бывшая на тот момент в полном сроке бремени, встретив любимого, возликовала да, видно, от радости в тот же день и разродилась, принеся Светозару сына.
Счастью не было предела! Однако не успел дед Вулкан привыкнуть к новому статусу, как через неделю , за три дня до именин самого асура, пришло время и царице рожать. Когда же на рассвете тридцать шестого дня месяца березня она и сама передала в руки царя долгожданного сына, асур Вулкан, протягивая новорожденного к восходящему Яриле, почувствовал, что сам от радости великой готов обогреть собой весь Мидгард.

К концу травня Вулкан и Светозар уже целиком пребывали в безмерной радости, отдаваясь без остатка заботам о женах и продолжателях родов своих. Вершина в это время не неволил ученика заданиями, понимал, что негоже отрывать того от семьи, да и Темень подземная будто притихла.
Сайвоки перестали жаловаться на тревожный шум в галереях и у протравного колодца. Потому светлый старец постоянно пребывал в светилище, восполняя силы, затраченные на защиту Врат Междумирья.
Давая ему время восстановиться, Говар с помощью Мироты проводил службы и гимнопения; в общем, жизнь в замке снова стала возвращаться в былое спокойное русло, хотя все знали, что сие ненадолго.
В один из ветреных деньков, когда с гор вдруг потянуло холодом, Светозар вдруг почувствовал, что какая-то неведомая сила приблизилась к стенам замка. После полудня прибежал караульный:
– Здравия тебе, Светозар!
– Тс! – пригрозил тот ему пальцем. – Чего орешь?
Дружинник воровато оглянулся и, подойдя поближе, разом выдохнул:
– Беда, чародей. Кличут тебя к асуру!

Случилось то, во что трудно было поверить. В покои Вершины принесли плащ, снаряжение и тело убитого Лесным арима. Случившееся напрочь выбросило Светозара из счастливого полусонного состояния, в котором он пребывал все последнее время. Будучи учеником д;я, он прекрасно знал, что за непростой юноша скрывается под именем Лесной, знал и о его чудесном мече Артаконе. И теперь чародей понял, что он чувствовал утром! Это было проявление активности меча – волшебное оружие проснулось.
По древнему преданию, меч принадлежал самому богу Индре . Для того, чтобы победить чудовищного змея, спустился в давние времена бог-громовник с небес и пригвоздил мечом сиим голову супостата к земле.
Артакон остался на Мидгарде неспроста. Во все века только один из живущих на земле, перерождаясь многократно, может владеть им. И сейчас это был юноша, которого в замке называли Лесной. Ему было разрешено посещать оружейную, брать в руки свой меч, но выходить из палаты было нельзя. Вскоре юноша сдружился с Ратибором, начальником стражи замка, а тот, дабы скрасить одиночество молодого друга, стал обучать того ратному делу. Но вот сегодня… Оказывается, даже Вершина не знал всего, что может меч, когда рядом с его избранником появляется смертельная опасность.
В это утро Лесной, как обычно, пришел поупражняться с другом в ратной игре. Юноша вошел в оружейную к Артакону…
И далее, со слов Ратибора, выходило, что из оружейной Лесного вытянул сам меч! Похоже было, что юноша вылетел, влекомый невидимым бешеным конем. Он с Артаконом понесся в дальний угол колоннады и там, будто козявку из щели, выковырнул Коршуна – бойца аримского Ордена Нин Дзу Цы!
«Меч, – изумленно вещал Ратибор, – светился как молния. Я-то и стрелу выхватить не успел – а Коршун уже был мертв! Таким ударам я парня не учил…»
Д;й и сайвок Мирота, внимательно изучив тело арима, принялись за его одежду и амуницию и скоро выудили оттуда каменный амулет и странную белую костяшку, висящую на толстой шелковой нити.
– Он, – тихо сказал Вершина асуру. – Видишь, пресветлый, это тот самый амулет. Каменный круг, а в нем птичья лапа.
– Это ведь хазарский «знак голубя»? Посланник с миром?
– С миром? – загадочно улыбнулся д;й. – Не совсем так, царь. Это – лапа коршуна. Это и в самом деле воин Нин Дзу Цы – Коршун.
Редкая удача, что амулет достался нам целым. Их намеренно делают хрупкими. Чуть что, ударил знак о твердь – и он разлетается в пыль. Настоящих знаков Коршуна не встретишь нигде, кроме как у самих воинов. На каждое задание им выдается новый знак, а старый, по возвращению, отдают хозяину клана. Того, кто вернется без «лапы», убивают свои. Эти вои – убийцы. Настоящие мастера смерти. Мало того – они еще и оборотни: оборачиваются в зверей своего братства. У Шин Ли целая армия Коршунов, Скорпионов и прочих.
– Шин Ли – это новый царь аримов? – спросил Вулкан, внимательно изучая знак.
– Это сильный царь, – отвечая на слышимые нотки неприязни, сказал Вершина. – Таким воям в черном клеймо на зад не поставить. Это редкая удача, что наши молодцы его одолели. За долгие годы воин монастыря Коршунов у меня в руках лишь второй раз.
Скорпионов увидеть легче: в зверином обличии они размером с человека, а их жала длиннее запястного ножа – их и изловить проще. Раньше, правда, витязи были поудачливее, случалось, и живых лазутчиков приводили…
– Так ты думаешь, что это он? – задумчиво спросил царь.
Вершина осторожно поднял белую костяшку на шелковой нити:
– Вот. Эта косточка четок Поклада. Не знаю, какие у него и аримов общие дела, но можешь не сомневаться: этого Коршуна прислал он. Именно для того… о чем мы с тобой говорили. Мирота, – бросил Вершина своему помощнику, – забирай наших молодцов и собирайтесь. Мы уходим.
– На ночь глядя? – удивился Вулкан. – Что ты, старче? Ярило клонится к небокраю…
– Будет лучше, если твой сын встретит новый день без этой чертовщины рядом. Ему нельзя ее видеть. Старый колдун знает в этом толк, уж мне-то поверь.
Водар, принеси мне жменю земли от полуночных ворот, Чабор – от полуденной стены. Светозар принесет от заходней, а ты, – Вершина обратился к Ратибору, – от исходней. Вот теперь, страж, – добавил д;й загадочно, – ты свой урок выполнил, и пришло твое время ладить свадьбу-любомир, но уж без меня. Ну, бегите, да побыстрее… 
Все четверо в один миг исчезли за дверью.
Асур Вулкан мрачно смотрел на амулет – белую смерть, уготованную его сыну.
– Д;й, а нельзя растереть в порошок это порождение Пекла?
– С порошком больше хлопот, – ответил старик. – Не ко времени сейчас губить старания Поклада. У себя в горах я сниму его темный наговор, и вскоре эта костяшка сама приведет смерть в дом колдуна. Он ошибся, и очень скоро узнает, что переживал не напрасно. Чабор, которого мы все здесь звали Лесной, воскрес, и меч Индры, старая головная боль колдуна, уже в окрепших руках. Посох Времени, как видно, открыл и путь Артакона по Мидгарду. От этог мига до Великой Славы этого оружия в грядущих веках.
К ночи д;й Вершина, сайвоки Мирота и Водар, младшая дочь Вулкана Смирена, которую Д;й забирал в горное капище Сварога в обучение, а также Чабор и его приятель Станимир – воин из мостового караула, ушли в горы.
 
Да, Посох Времени неумолимо пробуждал все то, что до него спало веками, он словно давал новый отсчет многому происходящему вокруг, в том числе и иссякающим летам д;я Вершины.
Учитель в этот раз попрощался со Светозаром наскоро, несмотря на то, что знал – они больше не свидятся. Его лучший ученик был готов к тому, чтобы исполнить свой непростой урок. Дальнейшее только во власти богов и самого Светозара, ибо даже обреченный цветок может своею волею отсрочить гибель и дать вызреть семени.
Ныне же все тяготы легли на плечи молодого чародея. Добромила и не корила супруга за то, что дома тот появляется редко, - ведала, какой тяжкий урок несет ее возлюбленный, но все же тосковала. Отрадой было лишь чадо. Сынок Велимудр рос под стать отцу: смирным и таким светлым, что мать никак не могла натешиться да наглядеться на него.
В липень  месяц стало известно, что Добромила снова понесла. Так, от чада к чаду, к весне 6497 года  от Сотворения Мира в Звездном Храме у Светозара и Добромилы было уже пятеро детишек: Велимудр, Войтислав, Ведана, Олегсей да кроха Милада.

…Наконец, добралось тепло и до этих мест. Еще не пошла в буйный рост зелень, не взыграли яркими красками цветы, но уже наполнял сердца радостью Ярило, а наступающий через два дня месяц ветров  обещал окончательно прогнать к северу Зиму-Морену.
Вечером асур созвал всех в тронный зал. Из капища Сварога, из-за полуночных гор, пришли к нему Чабор, Станимир и сайвок Водар, что некогда, уйдя еще с Вершиной, долго были там в обучении. Уходили юнцами, а вернулись обратно уже добрыми молодцами. Пошло им на пользу время, проведенное в отрядах штурмвоев ордена Золотых Поясов. Лучших мастеров, чем воины этого ордена, не было: и в искусстве обращения с оружием, и в науке ведения боя.
Чабор и Станимир крепко обросли тугим мясом, набрались силы, да и мудростью древней дополна напитались. И сайвок не отстал от них. К слову сказать, к его чудо-носу, способному различать любые, даже самые слабые запахи с большим уважением относился даже его учитель Мирота. Да что там Мирота! Сам Вершина когда-то высоко ставился к сему чудному умению.
Мудрый д;й всегда знал, что делал. Меч Индры теперь был в умелых и добрых руках. Пришло время Чабору с его спутниками стать на тропу своего урока. Их ожидал неблизкий, опасный, но важный путь в заходние земли вслед за Ярилой. Мечу Индры и Чабору богиней Карной была теперь определена единая судьба, так же, как Светозару и его Временн;му Посоху.
Сучат нити наших жизней Доля и Недоля, стелет полотно Макошь и что проку спрашивать «к чему это? а сие для чего?» Определено же Судьбой дочери Вулкана Тарине идти на запад с Чабором, и она не станет спорить, и асур не будет супротив, поскольку знает, что лучше не сворачивать с тех дорожек, что выслала Макошь. Кто, будучи в ладу с совестью и головой своей, станет с ней спорить? Где нам узреть, куда ведут ее нити, что они свяжут, где от нас беду отведут, а где этой же бедой уберегут от смерти безвременной?
С Вершиной оговорено было заранее, что после ухода Тарины и Чабора Светозар снимет обереговую перевязь д;я с Врат Междумирья. Знали все, что с того самого часа придут смутные, страшные времена на земли веров.
В первый же день червеня месяца чародей провел гостей Вулкана и его дочь в дальние подземные галереи под замком, попрощался с ними и вернулся к протравному колодцу горных сайвоков.
Бородик – царь горных, собрал у каменного жерла чуть не всех своих подопечных. Они знали, что грядет великая печаль и начало ей будет положено именно сегодня, сейчас.
Подъемную корзину укрепляли долго: все же Светозар статью был скорее витязь, чем волхв. Подвязали канат и гурьбой налегли, чтобы не сорвался чародей в вонючее жерло колодца. Закрепили к канату светоч, другой дали в руки Светозару.
Подъемное колесо недовольно заскрипело, опуская молодого ведуна в пропахший гнилью колодец. Казалось, что прошла целая вечность до тех пор, пока корзина стала на что-то твердое. Вонь в колодце стояла такая, что Светозар был вынужден зажимать рот и нос воротом. В одной руке был светоч, другая была у лица, потому чародей едва не свалился, выбираясь из плетеной люльки.
Вокруг царил первозданный мрак. Один из светочей надо было оставить тут, чтобы потом найти дорогу обратно, а света от первого было явно недостаточно.
Камни были скользкими. В этот колодец горные сайвоки выбрасывали отжимы отваров, выливали остатки растворов, и делали это многие столетия. Даже плесень в этой черни была особенной, чем-то походя на призрачную траву. Стоило прикоснуться к ней – рассыпалась, превращаясь в черную противную массу.
Вниз уходили массивные каменные уступы, и Светозар стал осторожно по ним спускаться. Пройдя с полсотни ступеней, он почувствовал, как снизу дохнуло холодом. Вонь стала невыносимой. Сырые стены сужались. В углах черными провалами ртов скалились обтянутые высохшей кожей скелеты сайвоков и людей. И уже не разобраться, где чьи кости…
Светозар шел дальше, пока не стал касаться плечами хода, сужающегося от шага к шагу. Откуда-то сверху падали редкие капли воды. Далее следовало повернуться шуйцей и протискиваться до тех пор, пока будут позволять размеры собственного тела. Шаг, еще шаг. Выдох, еще полшага и… еще чуть-чуть.
Свет упал на выдолбленный в камне маяк . Дотянуться до него было невозможно. Сделать бы еще три шага! Ребра заныли от боли. Светозар зарычал и, сцепив зубы, потянулся к маяку. Ему было ведомо, что лишь переступив порог своих возможностей, можно открыть путь к Вратам.
Под ногами что-то смачно хрустнуло. Это была иссохшая от времени огромная человеческая кость. Впереди, всего в шаге от цели, белел череп того, кто так и не смог открыть вход. Судя по размерам костей, это был великан – такой же, как Мимир. Как он-то смог туда пролезть?
Становилось душно. Чародей снова медленно выдохнул и вновь потянулся рукой к испещренному знаками камню маяка. Вдруг стены, до того нещадно теснившие грудь, как будто поддались, и пальцы, достав до тверди, ощупали выдавленную на стене Руну.
Чародей с усилием толкнул ее, и в тот же миг стена позади него, сужаясь, тихо загудела. Так уж устроен был вход к Вратам: сюда мог войти лишь один. Теперь дотянуться до маяка было несложно. Стена за Светозаром все более закрывала ход назад, но открывала путь дальше. Там снова виднелся спуск, но более пологий и без отравляющей вони.
Светозар опустил светоч. Вдоль ступеней спуска лунным светом горели кристаллы «вечных огней ». Они были очень малы, но в кромешной темноте казались яркими.
Клубок шестой
Около полусотни ступеней упирались в выгнутый каменный мост. Провалы по бокам его уходили далеко в глубь земли, и оттуда, будто от печи, вверх поднималось сухое тепло. Именно им и отапливался замок Вулкана.
Чародей перешел на другую сторону и остановился у скалы. На ней висели растяжки связанных узелками нитей, будто покрытая густой пылью паутина. Светозар поставил светоч на камень, прочел гимны богам и стал медленно, от узелка к узелку, сматывать нити в клубок, читая вслух тот наговор, что был «записан» наузами , тот самый, что оставил здесь д;й Вершина. Вдруг дрогнули камни, посыпался в зияющие провалы щебень. Чародей осторожно домотал клубок, выпрямился и вдруг почувствовал позади себя чье-то присутствие. Он обернулся и замер в изумлении. На мосту стоял его учитель.
– Д;й? – тихо прохрипел Светозар и сделал шаг к нему. – Вижу я, что ты не морок и не лярва из Темных миров . Образ твой ясен в яви, хоть знаю, что ты ныне далёко…
Вершина лишь поднял руку, останавливая ученика:
– Стой, Велимудров, не подходи близко, ибо правда твоя: я сейчас далеко, на «том» мосту, в ином мире. И пока Предки судят дела мои, есть еще время побыть тут, а потому внимай, и услышишь то, чего пока не слышал.
Клубок наговора моего схорони до срока. В нем вся та Сила, что пребывала со мной в последние дни. Наговор снят – теперь эта Сила оторвана от проявленного Мира, и единственное место, где она осталась, – эти наузы.
В тот миг, когда ты начал читать их, я полностью закончил свой путь в явном мире. Сейчас одновременно стою и на мосту в ином мире, и на том, что перед тобой. Предки говорят, что минуя мир Легов, отправят меня воплотиться к Арлегам. А вот! Ужо зовут они там, у моста: «Приди, бог Удрзец, веди его по мирам, коли Карна за что не спросит и не вернет обратно». Знать, скоро сойду я со всех мостов. Есть еще миг, спрашивай, ежели что хотел знать.
– Учитель, – взволнованный Светозар понимал, что образ д;я в любой момент может исчезнуть, – зришь ли ты грядущее? Что с нами будет? С Посохом Времени? Со мной?
– Зрю? – по своему земному обыкновению улыбнулся Вершина себе в бороду. – Я и есть в грядущем. Как не зреть?
Не раз говорено тебе: Посох Времени – твой главный урок. Долг перед родом  важен для каждого, а для тебя особо, ибо один ты остался из древнего д’Арийского рода Медведя, ныне в мирах Слави и Прави пребывающего. Но и урок твой не бросишь, коли хочешь жизни доброй для потомков всех наших родов.
Посох Времени находится сразу во многих мирах, и те, кому его доверили боги, в ответе за все, что происходит вокруг. На Мидгарде предки оставили не много подобных вещей, а потому и с тебя, и с того же Чабора за Артакон после спросится. Коли управились – наградят сполна, а ежели нет? Вам и ответ держать. Ему за дела, сотворенные Артаконом, а тебе за то, чтобы Древо Времени не попало в лапы кому не надобно да не натворило бед более того, чем призвано натворить. Затем и отправлено Оно сюда, ибо семя его принесли на Мидгард Темные странники-чужаки, коих во многих краях почитают как Темных богов.
До того, как оказалось Оно здесь, не было на земле такого течения Времени – все было иначе. Но сказано в Ведах: «придет и на Мидгард Тьма», и вот она уж идет.
– Учитель, разве не защитят нас боги от того лиха?
Вершина только снисходительно прищурился:
– Богами нашими и отправлены сюда эти Темные кощеи.
– Возможно ль такое? Как в сие верить?
Вершина поднял руку:
– Доколе ж разумом своим по земле ходить будешь? Не можешь ты постичь, как мыслят боги! И ты, и я, и кощеи – все мы, так или иначе, на службе у пращуров наших, что живут в мирах Прави да Слави, токмо труды у каждого свои. Изводя да вытравливая сильного духом, демоны да кощеи только сильнее его делают.
За тем мостом, где все мы будем, они, как псы дикие, рыщут. Все недоброе, содеянное нами, для них хлеб и вода. Набрался дополна темного в мире Яви – за мостом псы-демоны из тебя зубами вырвут каждый грех, будто кусок мяса. Коли до лба ты темен, то весь там и останешься, а коли света в тебе много, то и подойти псы побоятся!
Тянется Тьма к Посоху Времени. Тебе его нести, укрывать, спасать своих близких от Недоли, что за ним идет. С этого часа асуру Вулкану с народом его надобно бросать города старые да уходить на земли пустующие, через лес урманный . Как заповедали предки? «Коли враг одолел – уходите на новые земли строить старую жизнь».
Ежели ныне не рассеяться  родам по просторам, то в одном месте легко одолеет вас недруг. Пока Сварожья Ночь не пройдет, не надобно расам города большие строить. Асгард, Свентоград и иные крепости людские бросить нужно, дабы попусту головы свои не сложить.
Порушат аримы да джунгары наши светыни и Асгард Ирийский возьмут, перебив тех, кому важнее их жизней добро, что накоплено в узлах, да стены с бревнами.
Капища да светилища нужно утаить до поры. Все, что сверху, схоронить в том, что снизу, – да так, чтобы с землею сравнялось, и никто до срока не нашел входа в подземные города, где сайвоки да Хранители только и останутся.
Тебе ж, Светозар Велимудров, грядущего не поведаю. Скажу только, что по силам тебе урок твой тяжкий. На сем прощай, вижу – разбегаются псы за мостом того мира, чуют Свет того, кто за мной идет.
Коли не забудешь мою науку, никто тебе не соперник. Сильна будет твоя рука – Посох не сотворит страшного. Уйдет Время и из него, дай срок: только бы к Темным не попал. Пустят они его Силу по кругу, и тогда уж будет течь время бед, пока не решат боги отменить его.
Смотри, Светозар! Не выполнишь урок – пропадешь сам и сгубишь других.
Вершина повернулся и, шагнув во мрак, исчез.

Через два дня в Слободе между реками Ай и Уй собрались на Копу раданы, воеводы, старейшины боярских родов, весь Круг Ведичей, Круг Волхвов, д;и и капен-инглинги капищ Сварога и Перуна, а тако же витязи первого Круга ордена Золотых Поясов. Был Едыней, брат Вулкана, – асур родов Силоваев и Хатов, был и сам Вулкан с кметями да чародеем Светозаром.
Сей день для Схода Родов и Племен определен был еще до того, как Верховный жрец Вершина много лет назад занял свое место в капище Сварога.
Знали все присутствующие и их предки, что сойдет Тень с неба и придет час всем собраться и решать судьбы родов своих.
В поле у Слободы разбит был стан великий. Прибыли на Копу многие, однако же далеко не все войдут завтра в Копный Круг Ведичей.
Слободские казаки стали дозорами, и, сколько ни было вокруг костров, они ко всем, что расположились с краю, подъезжали да справлялись – все ли покойно?
Видя, что атаман усадил в седла даже парубков , а все одно не может охватить межи лагеря, раданы, поговорив меж собой, тут же выставили и своих верховых им в помощь.
Охранять глав родов было должно старательно, а потому и свободные от дел характерники Круга Золотых Поясов подъезжали к огню то тут, то там, желали здравия да снова отъезжали к межам стана охранять сход раданов.
Чуры добрые да боги светлые были заодно со своими потомками, а потому ночь прошла тихо, хотя и довелось перед рассветом погонять у перелеска каких-то джунгар. Те лишь в большом количестве представляли серьезную силу, а так, ватагой всего три на десять  голов, – мелочь. Вои Раса их быстро окружили и отправили к праотцам их узкоглазым – завтракать. Желтоликие, промышляющие, видно, разбоем на здешних дорогах, не ожидали, что в таком глухом месте может быть так густо казаков. Так что появление малого отряда аримов был и добрый знак: знать, кровожадным джунгарам неведомо было о том, что меж реками Уй и Ай собирается Великая Копа.
Едва Ярило стал отрываться от горизонта, копники, плотно откушав, стали собираться у Перунова древа , под которым, грея покатые бока после холодной ночи, лежал Царь-камень Копа.
Одесную поставили справу, массивный деревянный стул копного старшины, ясы, или Князя, ежели такого выберут. Шуйцей лежали бревна для старцев: копники – многосемейные мужи да бояре, те, кто полностью выполнил долг перед родом своим , а тако же жрецы и д;и Светорасы и потомков Рода Небесного. Иначе никогда не бывало. Что могут решить те, кто еще не обзавелся семьей, житейским или ратным опытом, или же смерды , или не ведающие Ра?
Нет, на Копу, конечно, могли пригласить и смерда или веся, но только для того, чтобы свидетельствовать перед богами, предками и раданами о каком-то важном деле, но не боле. Решать на Копе было дано только тем, кто в родах своих не мешал кровей в супружестве с родичами или язычниками, кто выполнил долг перед родом, кто достоин принимать решения и был избран.
…Вот собрались мужи достойные, ждут, пока старцы не приведут под уздцы белого коня да не привяжут позади дуба векового. Деды, старшие родов Омов да Емвы, Тиманов да Пелымов, привели пятилетнего белогривого красавца, привязали и сами выстроились у камня Копы. Воздели к Яриле руки потомки Светорасы да Рода Небесного, стали гимны богам петь, дабы все, что содеется, происходило не токмо по решению Копы, но и по воле богов.
Вскоре жарко стало. Стали мужи снимать с плеч одежу да на землю подле себя складывать. В это время первыми к Копному камню подошли старцы, что накануне собирались малым Кругом, дабы сейчас на Копе не терять времени напрасно на определение ясы, знающего кон Копы. Когда собравшиеся притихли, слово взял старец Свебож из родов Сосьвы.
– Други наши! Здравия и достатка родам! Все ведают, почто собрались здесь, поелику день этот определен был для Копы еще предками. Вчера малый Круг Ведичей порешил не открывать к глаголу сход наш, пока не выберем единогласием Князя и не поставим рядом с его посадой главного волостного старшину…
Свебож глянул по сторонам и продолжил:
– Малый Круг Ведичей просит Копу принять на княженье асура народов веров Вулкана, а копным старшиной – его чародея Светозара Велимудрова. …Тише, раданы! – поднял он руку, слыша ропот среди собравшихся. – Шуметь попусту не будем. Подавайте голоса по кругу от самог; Вулкана и одесной.
Раданы стали поднимать руки к сердцу, а после дланью вперед со словами: «Во славу богов и предков наших». Остановились лишь на пришедших от Кезов и Дебесов. Копа, глядя на них, недовольно зашумела.
– Будет гудеть! – остановил недовольство Свебож. – Стар я, чтоб молодые глотки перекрикивать. Сами ведаете: прав не тот, кто громче кричит, а тот, кто прав. Говорите, Дебесовы и Кезовы, что вам не так, поелику никто ничего на Копе не примет, покуда все не будут единогласны.
От Кезов вперед вышел седобородый витязь:
– К асуру Вулкану ничего не имеем, он славный царь. Мудрости предков обучен, народ, что под его десницей, в достатке, хоть по крови он и не вер, а рода Силоваева. Соседей своих чтит, а вороги его боятся, будто бесы Перуновых стрел . А вот что до чародея его, то пытаем: кто таков?
Не взыщите, други, а мы с верами мало вели родства и не знаем поплечников Вулкана. Ведаем, что Копа все принимает только единогласием, однако ж и старшиной младого витязя или волхва ставить как-то негоже. Позволь, Свебож, у асура веров спросить, как он сам: поручится ли за чародея своего, годами не умудренного? Ведь Копу ведут яса да старшина, должно и нам ведать, кто этот Светозар.
Вулкан смолчал, смерив взглядом сына Велимудрова. Старцы малого Круга Ведичей в этот миг переглянусь и кивнули в сторону Свебожа: отвечай, мол, и за нас. Тот только брови седые сдвинул, да, опершись на посох, шагнул в сторону веров.
– Что до чародея именем Светозар, давайте тогда чуть погодя. А вот Вулкана Князем на лихолетие принимаем ли? Снова ставим на голос. Давайте опять же от него и пойдем.
Копники друг за другом все отдали голоса за Князя Вулкана.
– Добро хоть так, – заключил яса. – Теперь самого асура и надобно испросить: како мыслишь, избранный на Князя? Готов взять на себя Долю и Недолю родов наших, а как что неясно – решать копно с нами? Станешь брать на себя слово или решать, коли, к примеру, нас воевать придут, а тако же токмо самому определять, как и кого под знамена ставить?
Вулкан поднялся, и в этот миг дохнул ветер. Перехватив недоуменные взгляды, асур веров поднял руку:
– Нет тут ни чар, ни волховства. Травень  месяц на дворе, месяц ветров, вот и веет в кронах. …Да, – согласился царь веров, – непросто нам: и мне, и чародею моему. Он, подобно этому дубу у Копного камня, зазеленел раньше других, однако ж не набрал должной листвы. Но имеет силу великую, как и Перуново древо. Мне и Светозару Велимудрову сам Вершина уроки определил. Ведают ли Дебесы и Кезы, кто таков был Вершина?
Копа снова зашумела.
– Что ж ты, …асур! – поджав губы, сдержанно промолвил тот, что говорил от родов этих. – Почто обиду творишь? Не желали мы корить твоего чародея, а хотим ведать, кто таков. А ты пока и сам согласия на княженье не дал, и Копу возмущаешь. Вершину все почитали.
– Добро, – поднял руку Вулкан, – верно говоришь. Не прав я, други, простите меня. Хотел вступиться за Светозара. В племенном родстве я ныне с ним и ведаю, что достоин он урока своего, определенного Вершиной, и стоять старшиной у посады княжеской он тоже достоин.
Что до меня, то с честью возьму на себя княженье в лихолетие, с честью и отдам тому, кого Копа после меня изберет.
«Иди к посаде!», «Иди!», «Вступай, Княже, в права свои!» – Копа загудела.
С этого момента асура станут звать Князем, а после того, как в капище Верховные жрецы и д;и посветят его на княженье перед ликами Светлых Богов и Предков, он станет Светлым Князем.
Вулкан подошел в посаде и сел на нее под одобрительный гул раданов и старцев. Не успел он опомниться, как на Копе стали взывать: «Говори, Князь, говори! Тебе внимаем, и о старшине избранном расскажи».
Властным жестом усмирив шум, Вулкан огладил бороду и позвал к себе Светозара:
– Поди сюда, свет Велимудров, поведай Копе о себе.
Клубок седьмой
Молодой чародей подошел к Копному камню и протянул над ним руку:
– Тебе, Камень предков, присягаю, и вам, Копа Светорасы и Рода Небесного, говорить буду ныне то, что ведаю явного, а что тайного ведаю, по волшбе, не скажу, поелику во вред может стать и своим, и чужим.
Я по крови д’Арийского рода Медведя, родился в студень месяц 6465 лета от Сотворения Мира в Звездном Храме. По вышивке да одеже видите, что последний я в роду своем. Аримы всех моих пожгли да побили.
Чадом был наречен Яром, сыном Велимудра, внуком Ортая, ведающих Ра, послуживших Прави и Светорасе в Слободе Пореченской, погибшей от мечей джунгар да аримов.
«Неужто уцелел? – полетел шепот по головам. – Ишь ты, как же это, ведь перебили там всех?»
– В капище, – продолжал Светозар, – куда нас, детей, укрыли, ворвались аримы. Начался бой, и забрался я под щит Числобога, что упал с подстрешья. Горело все вокруг. Под щитом доска проломилась, и оттуда воздух со двора шел, иначе бы и я, как другие, задохнулся.
Вырастили и воспитали меня Йогини в Растовом скиту. Выучился, а за старание и усердие был отправлен в обучение дальше, к самому Вершине. Д;й определил мне урок тайный.
В услужении у асура испробовал ратного дела многократно, а потому не токмо чародеем слыву. Взял в жены дочь его, с коей до скончания века и буду. Сынов пока у меня всего трое, а дщери две. Что более кому надобно узнать – спрашивайте.
Копа зашевелилась, стали шептаться да оборачиваться.
– Ну что? – снова подал голос Свебож. – Берете чародея Копным старшиной? 
На сей раз никто не проявился несогласием, а мужи Дебесов и Кезов, подавая знак одобрения, даже поклонились новоизбранным Князю и старшине, поскольку знали все на Камне  и возле него, как славно погибли предки Светозара в Пореченской Слободе. И по сей день годится потомкам рассказывать, как должно вотчины свои да светыни защищать.
– Вот и дело, – заключил Свебож, – веди теперь ты, старшина, Копу. Хоть и молод, а в науках тайных и явных поболе многих из нас, старцев, ведаешь. Ежели чего не так надумаешь, то не взыщи, мы с тебя тут же и спросим, поелику мы да волхвы и самого Князя в случае чего приструнить можем.
С этими словами Свебож из Сосьвы отошел к рядам старцев, что сидели на бревнах с другой стороны Перунова древа.
Светозар ватными ногами шагнул к своему месту Копного старшины у посады Князя. В голове чародея плыл туман. Что да как сейчас говорить? Все, чему на этот случай научал его Вершина, напрочь вылетело из головы, а меж тем Копа притихла, ждала, когда старшина станет к посаде и скажет о том, что в корне переменит жизни всех родов Рипейских.
И вдруг – шепот. Со стороны волховского Круга: «Страж, други! Он! Хранитель! Страж, и Странник с ним. Видно, и правда дело плохо, коли этих призвали на Копу».
К посаде неведомо откуда, казалось, из самого воздуха, вышли двое. Темно-русый темнобородый муж роду х’Арийского, поелику зеленоглазый, и с ним не старый, но, как видно, многое повидавший на своем веку расен, огненные глаза которого в окаймлении черных ресниц на фоне светлых волос и бровей казались особенно проникновенными. Будто в душу смотрит, все ее темные и светлые уголки ведает.
– Здравия вам, – сказал он звучно, и оба пришлые поклонились всему честному народу. – Кто часто хаживает туда, где все лето снег не переводится, али кто ведает верх Мидгарда нашего? Отзовись! Ведает ли кто нас? Явите глас, жрецы да д;и!
Из Круга волхвов вперед вышел Дилимил, д;й рода Елгуев, жрец капища Даждьбога, что стояло на горе у самой воды Студеного моря Даарийского :
– Все ведают древнюю родину асов, се верх Мидгард-Земли. Про то пока и смерды не забыли. По шитью да одежам зрим, что с тобой - Странник, да и тебя, Хранитель, те, кто пришел от Даарийского моря, знают. Одно чудн; нам. Оно-то и в светлые лет; вас, Хранителей, токмо д;и да верховные вне чертогов ваших видели, а теперь вы предстали пред всем честным народом у самого порога Сварожьей ночи. Вот и шепчемся: то ли дело совсем плохо, то ли напротив?
Х’Ариец молвил так:
– Странник и я пришли не просто так. Новоизбранные Князь и Копный старшина по рождению молоды, а дела на Копе предстоит вершить немалые. На то, чтобы слово пред вами держать, меня да спутника моего сподобил сам Верховный Стратиг.
И снова шепот, будто ветер, по рядам пошел: «Неужто сам? Вот так чудо!»
Хранитель поднял руку, и шум сразу притих. Копа ловила каждое слово.
– Други мои, опереж Князя да старшины, что скажут каждому из родов, что им должно от сего часа делать, отправлен я вам донесть, что в тайных Ведах предками нашими о грядущем Темном времени писано.
Ни Саньтий злотых, ни Тьраг мудрых с Рунами не буду читывать, поелику и не тайные Саньтии да Тьраги уж схоронены до давних сроков так далеко, что ни один кощей дорожки туда не сыщет.
– Да что ты! – не сдержался вдруг какой-то седовласый витязь из боевого Круга Ярудеевского рода. – Кощеев уж нет в пределах земель наших. В сказаньях токмо и остались.
– О том и речь, – продолжил как ни в чем не бывало посыльный Стратига. – Сами кощеи тот слух и пустили, чтобы наши витязи так думали да спали в рукавицу. И таких спящих в родах наших немало, и еще прибудет!
Вернетесь к очагам своим – проверьте. Уже многие спят безпробудно. И мор сей и далее пойдет, будто зараза, едва только разойдемся да рассеемся по землям да лесам. А и не рассеяться нельзя.
Научились кощеи ходить невидимыми да чужими руками дела свои темные делать. Со всех сторон подвязали Коня нашего путами многими, и ежели потянут разом, то и не устоять нам. Одно хорошо: пут хоть и много, да все они кволые, никуда не годятся. Да и ладу меж всеми кощеями нет. Еще Коня не свалили, а уж грызутся за добычу, будто волки.
Времен Темных не миновать, а потому рассеяться всем должно, да тех, кто из наших разум потерял, постараться образумить. Знаете же, что два рода из наших – себерцы и рыбоеды – уж давно отбились от корней предков. И один, и другой по тихому наущению кощеев стали против братьев своих заодно с аримами ходить. С желтыми не воюют, не гибнут, а потому расплодились безо всякой меры. Добро бы на благо Рода да в ладу с заветами предков, ан нет. Сие не гоже.
Пойти и воевать их – все одно, что брата убивать. Себерцев-то хоть по-старому кличут, а рыбоеды и вовсе уж забыли, откуда роды свои ведут и какие в себе крови смешали. Но дать пропасть потомкам Рода Небесного и Светорасы мы не можем. Посему расселяться станем, начиная от их земель, а с лучшими родами их еще и породнимся, строго стоя на Конах Рита .
– Тише, други! – успокоил негодование в Копе Хранитель. – То не мой глас, сие предрешено было Стратигом и Вершиной. Так ли это, старшина?
Светозар поднял длань к Яриле:
– Да, Копа, это так.
С бревен старцев неуверенно поднялся Свебож, оглянулся и молвил:
– Что до себерцев, то с ними хоть слово молвить можно, а рыбоеды? Не знаю, Хранитель, они же все выродки.
– А коли выродки, то и думать нам о них нечего? Так? Сами выродятся. Предкам и богам нашим все одно: выродок ты али нет. Предстанем все пред их Светлыми ликами каждый в свой час, и каждый ответ за себя держать будет. Там не спрячешься за неправдивыми словами, мол, народ вокруг меня был таков, или родители не досмотрели, вот потому беспутным вырос. В наших родах каждое чадо знает, что потомки Рода Небесного и Светорасы даже в горькой неволе, коли уж довелось в нее попасть, все одно собой остаются, помнят, кто они такие есть.
– М-да, – подал, наконец, голос Князь Вулкан, – ведал я про рассеивание, но чтоб к себерцам! Как же войти к ним? Ведь подумают, что воевать пришли.
Теперь слово взял Странник, что пришел с Хранителем:
– Коли ввалитесь дружно, то за мечи возьмутся, а ежели разрозненно да терема по лесам ставить начнете, селиться общинами, тут увидят, что дурного умысла у вас нет. А коли сунутся? Вас учить не надо, как их на место поставить.
Земли у них издревле были малые, и те считаются под ними только потому, что они сами их под себя подгребли, никто им их не отдавал. Каждый из них чувствует под собой кривые дорожки, понимает, что без корней родовых жить по совести не выйдет, а без нее какое житье?
Я исходил те земли вдоль и поперек неоднократно, говорил с людьми. Истосковались они без Правды, закостенели кощеевыми стараниями, а сказать про то не могут: совестно.
Казалось бы, что проще: признайся хоть сам себе, что заплутал во тьме, что потянулся за посулами пустыми да за речами лживыми – ан нет. Ни Князей, ни асуров, ни царей, ни старшин. У них тот мудрей да сердцу ближе, у кого дружина сильнее да добра в узлах и ларях больше хранится. От ворогов откупаются, а силой в кулак собираются токмо для того, чтоб с джунгарами или аримами пограбить кого.
Осядут ваши рода по землям их – глядишь, и сами потянутся они жить, как предки завещали. А кто супротив, то какой с него спрос? «Каждому воздавайте за деяния его, яко же люди к вам, тако же и вы к ним».   
Можно шуметь, но иначе не будет. Так что идти вам, судьи Копные да мужи обчие, к родам вашим, собирать вече, да нести сие, определенное нам духовидцами .
– Хранитель, – взял слово Светозар, – во времена дедов и прадедов сего не было. Считай, со времен Спаса-волхва так белые люди не расселялись. Дело трудное, неподъемное. Без любомудрия и честного совета трудно будет родам. Может, кто из вас, Кудесников , с нами пойдет? Поможете, ежели что?
По сосредоточенному лицу Хранителя проплыла едва заметная тень.
– А ведь гой  ты еси, Светозар Велимудров! – сказал он строго. – Доколе, мыслишь, вас за ручку водить-то надобно? Рассеять рода по своей земле – это урок Князя. Он сие ведает и ничего, вишь, не спрашивает.
Тебе твое поле перейти, ему – свое. А что до нас, то Копа в последний раз видит Хранителя. Отныне и жрецы, и д;и, и все вы разом с родами вашими не узрите боле Хранителей, даже ежели совсем худо станет, а коли и узрите, то и знать не будете, что Хранитель рядом прошел.
Копа в один миг притихла и замерла. Каждый почувствовал что-то похожее на день первой самостоятельной охоты, когда учил отец чадо долго, учил, и от науки его и лук в руке как влитой, и стрела летит точно в цель, и тут – раз! Вот он лук, вот они стрелы, вот он лес – колыбель мира, но отца-то уж рядом нет. Иди один.
– Что притихли? – сурово посмотрел на Копу Хранитель. – Джунгар да аримов гонять можете и без нас. Пришло время доказать, что вы внуки божьи и в силах познать да раскусить все хитрости да подлости кощеев да чужаков Серых. Должно вам знать, родичи, что ежели нами в тайне хранимого хоть часть малая к ним попадет – пропадете вы, пропадем мы на Мидгарде нашем, да и сам Мидгард пропадет. Останутся от мира яви токмо камни губительные да воды мертвые с ветрами разящими, как ныне на земле Орея , что уж побывала в лапах кощеев да чужаков. Это ведь с нашего с вами недогляду демоны  обжились тут, нам их отсель и изживать.
Сила их все весомее день ото дня, а потому должно Хранителям унести Веды в сокрытые грады сайвоков, под горы, где никто даже из своих не найдет и узелка до поры. Кому дан будет урок самим Родом, в ком Веды будут сохранены, к тому мы сами придем. Незримыми, неразличимыми, как горох в густой траве, да и то, только в час означенный. Так сурово поступить надобно, други! Иначе не сберечь нам Веды предков для потомков.
В каждую щелку Рипеев кощеи будут сыпать мешками отраву смертельную, жечь будут горы да пещеры огнем Фаша-Разрушителя , силясь сгубить то, что нами хранимо до срока. Но не ими тот срок определен, не им его и заканчивать. И ежели мы с богами нашими одно, то кто встанет против нас и богов?
Кудесник поднял вверх длань свою одесную и еще добавил силы голосу:
– Ни один кощей не встанет на пути, ибо царь полубогов, внук Даждьбогов – Перун в сердцах наших!
И в тот же час среди небес чистых, где ни облачка, ни тучки доселе не было, так оглушительно шарахнуло и блеснуло, что белый конь за дубом вздыбился, а копники пригнули головы. Это в вершину дуба ударил Меч Перунов. Огненный шар, размером с детскую голову, спустился с небес и повис над Хранителем. Князь Вулкан встал, а Светозар позади него так ухватился за спинку справы, что косточки его пальцев побелели.
Судьи Копные, мужи обчие со старцами да волхвами и дышать перестали, поелику ведали норов перуновых стрел. Хранитель воздел длань к небесам, и огненный шар спустился ниже. Тогда и Странник с горящими глазами протянул руку к перуновой стреле.
– Сие – не морок, – промолвил Хранитель. – Сие вы зрите сами. Ну? Так кто теперь станет супротив нас, ежели мы ведаем богов наших и с ними одно?!
С этими словами он, не прикасаясь, бросил шар Страннику, а тот лишь поднял длань выше, и перуница застыла пред ликом его, играя сполохами в седых волосах. Тогда он медленно поднял светящееся коло над собой и молвил:
– Вернись, стрела, к себе в колчан!
И тут же оружие Царя полубогов, прыгнув в небесную высь, растворилось там в одно мгновение.
Теперь любому на Копе было ясно как белый день, что доколе не забудут потомки Светорасы и Рода Небесного богов своих, ни один демон не сотворит им ничего дурного.
И тут Хранитель разом прервал торжественную минуту. По-доброму улыбнулся да махнул рукой:
– А не можете решить, к кому первому под бок селиться – к себерцам или рыбоедам, так на то есть обычай древний, вам ведомый. Ведите князю коня! 
Клубок восьмой
Маги тайного Ордена шли к горам Тай Шань из разных концов Аримии. Это были земли шандунов – малой народности аримов. В отличие от других своих желтолицых братьев, эти были миролюбивы и терпимы к соседям. Возможно, именно поэтому настоящих шандунов и осталось так мало в этих красивых горах.
Характер местного населения роднил их с проживающими в окрестных бамбуковых рощах белыми горными медведями «бей-шунг ». Шандуны знали толк в выплавке и обработке меди и железа. В их горах этих руд было достаточно. Когда-то в незапамятные времена предки местных крестьян уходили к вершинам приобщиться божественным Знаниям, а некоторым удавалось напрямую пообщаться с богами и даже обучиться у небожителей выплавлять и изготавливать из железа и меди посуду, а также дивные по своему звучанию колокола.
И как шандуны спешили на зов своих свещенных колоколов, так шестеро серых магов, услышав внутри себя призыв Верховного жреца, в урочный час должны были собраться у древней каменной лестницы, переброшенной через ущелье и состоявшей из аккуратных, тяжелых, не скрепленных меж собой плит.
Первым пришел Хагай, самый молодой из них. Он был недалеко, когда услышал зов, появился у горы накануне вечером, развел костер и устроился на ночлег.
На восходе пришли Нахшон и Амирам. Они охотно подсели к огню, поскольку одежда обоих стала сырой от долгого пути вдоль несущейся в расщелине реки. Утренняя прохлада гор заставила их ускорить шаг, и потому они пришли даже раньше Верховного мага, жреца Шахара, который появился только к завтраку. Последними были Барак и Ареэль – им всегда приходилось проделывать самый длинный путь.
Едва только все собрались, Шахар приказал затушить огонь и следовать за ним в гору. Поднимались с большим трудом: за исключением Хагая, все остальные маги были весьма почтенного возраста.
На покатой горе с крестовидным разломом, в том месте, где они обычно держали совет, был разбит походный лагерь. Верховный непривычно долго молчал, все не решаясь сказать, что же вынудило их вне положенного срока собраться в Тай Шане.
Время шло, старики терпеливо молчали, не отвлекая Жреца от его высоких мыслей. Так бы продолжалось долго, если бы не Хагай, который все это время таскал сучья и хворост для костра. Даосскому жрецу только-только исполнился шестьдесят один год, и он был чуть ли не на двадцать лет младше каждого из них и менее терпелив.
Хагай покинул родину и пришел в эти места недавно. Бежавший на запад Зоар, или, как звали его расы, Поклад, был тому виной. Зоар занимал место главного жреца Дао. После его бегства оно не могло долго пустовать: слишком много было поставлено магами на карту аримских народов. Пока только они – желтые, являли собой реальную силу в борьбе Ордена Чужаков со Славянскими и Арийскими родами на землях асов.
– Приобщенный, – запыхавшись и утираясь от ядовитого пота подолом рясы, вопросил Хагай, – позволь мне спросить!
Шахар оторвался от созерцания далеких вершин и разрешил:
– Говори.
– Тай Шань ведь светые горы?
– Светые.
– Светые – для аримов. Здесь Духи их предков. А как быть нам? Мы – жрецы и советники мудрецов при их главных храмах, однако и слепой заметит, что мы даже внешне отличаемся от них. Прости, Верховный: я прекрасно выучен науке управлять, повелевать, двигать народами, но не науке пускать пыль в глаза или общаться напрямую с их богами или духами.
Складка между бровей Приобщенного ослабла. Похоже, он ждал от новобранца других вопросов.
– Все мы, – терпеливо начал он, – шли сюда разными дорогами. Нахшон и Амирам пробирались вдоль уступа под горой, через каменный мост. Перед ними сотни аримов и других людей, несущих кровь своих богов, шли через этот мост. Но Земле нет дела до того, какая в путнике течет кровь. Так и духам желтых людей нет дела до того, кто тут собирается, – на этой горе. Таких мест на земле много: они предназначены для общения с духами или богами. Приди сюда ас, он сможет встретиться со своими небожителями, приди иудей – он встретится со своими.
Эта гора, как Земля, или как тот мост, – и ей, и богам все равно. К которым из них обращаются здесь – те и отвечают…
– А жертва? – не унимался жрец Дао. – Мы не станем ее сегодня…
– Нет надобности. Наши боги молчат, и не стоит их беспокоить. Достаточно будет и того, что мы здесь собрались и все обсудили.
– Верховный, – проговорил тихо Хагай, – так, может быть, уже время рассказать нам обо всем?
– Время, – нахмурился Приобщенный, – время наступит тогда, когда это решу я и когда ты поможешь своим товарищам запастись дровами, ибо беседа будет долгая. А ты сотрясаешь воздух своими глупыми вопросами, пока они работают…
Хагай ссутулился и моментально исчез, решив заслужить прощение трудом. От маленьких, кривых и коряжистых сосен он исхитрился быстро наломать сырых и смолистых веток и был чрезвычайно горд собой. Но собратья только тихо посмеивались над его успехами. Жрец понял свою ошибку, когда его покрытые свежей смолой ладони стали клеиться к заношенной рясе, к волосам – ко всему! Уже скоро, весь в грязи и мусоре, он корил себя за свою глупость и спешку.
После обеденной молитвы повели беседу. С момента последней встречи прошло около месяца, особых новостей не было. Задержались на разногласиях между представителями двух течений легистов , подопечными Ареэля и Барака.
Все были довольны: стычки и беспорядки были на руку их общему делу! Каждый крестьянин теперь знал, что главы их племен уже готовились к яростной войне, но только благодаря мудрому руководству Советников Ареэля и Барака сохранялся на их земле пусть и худой, но все же мир.
Шахар похвалил соратников за гибкость ума, собираясь еще что-то добавить, но в это время от подножия горы долетел до них крик раненой птицы, сразу отраженный эхом. Услышав его, Приобщенный встал.
– Хагай, спустись вниз. Там ждет воин Ордена Скорпионов, приведи его сюда.
Окрыленный вниманием и прощением, маг быстро поднялся и спешно отправился к спуску. Оставшиеся на Совете вопросительно переглянулись, ожидая, что Верховный сообщит им нечто важное. Они считали, что им непременно следовало скрывать что-то от неопытного Хагая…
Шахар молчал. Он не обязан был считать так, как они. Более того, он тайно уважал Хагая за то, что тот, брошенный в самое горнило оставшихся без присмотра Дао, сумел их ловко одурачить, и они, всегда крайне подозрительные, приняли как должное исход Поклада, а Хагая почитали ныне как родного. Даже мудрецы Дао или отшельники не могли похвастаться таким знанием жизненных уроков великого Учителя Лао Цзы, какие имел их новый духовный наставник.
Хагай сочинял эти изречения сам. Поди – проверь: говорил такое Лао-Цзы или нет. Как Шахару не оценить такого помощника?
Советник Круга мудрецов Дао – Хагай – появился на свет от смешанного брака арима и иудейки. Его отец был уже в почтенном возрасте, когда вскружила его седую голову сумасбродная танцовщица Рахель. Это уже в старости ее знали толстой, уродливой и неповоротливой, как колокол, а в молодости она так околдовала наместника императора, что он бросил свою жизнь к ее длинным ногам и крутым бедрам россыпями золотых монет.
Это отец выучил Хагая языку и сложной письменности аримов. Дал своему отпрыску столько знаний о Дао, сколько не имел даже император. Сам Учитель Лао Цзы был далеким предком отца Хагая. Юноша чтил его память, но даже мечтать не мог о том, чтобы попасть на родину своего великого прадеда. Сделать это ему помогла сама судьба и неведомо какие заслуги его престарелой матери.
Никто не знает, как она сумела протолкнуть в тайную школу «Ордена Нагов » своего замкнутого, но дотошного в обучении сына. Да, Хагай знал Талмуд и Тору как на лашенкойдыш , так и на ромейском, и греческом языках.  Однако сквозь сито Совета раввинов в эту школу мог попасть только потомок того, кто действительно много сделал для Ордена.
«Ох, мама моя, мама! Как же ты это заслужила?» – горько подумал Хагай, спускаясь к подножию и издали замечая силуэт Скорпиона. Воин не таился. Заметив посланника, он приблизился и, ничего не говоря, стал подниматься на гору. Одежда его была в пыли, виднелись размытые и высохшие пятна грязи: у него за спиной был долгий и трудный путь.
Войдя в круг магов, Скорпион стал напротив Шахара и поклонился ему. Верховный сомкнул тяжелые веки в ответ, после чего огладил бороду и встал.
– Хвала Элохиму, мир всем, – тяжелым, глухим голосом сказал он. – Думаю, все вы понимаете теперь: я ждал этого воина.
Дело, которое нас собрало здесь, очень важно, но и я не знаю всего. Не скрою, наилучшим было бы сначала мне поговорить со Скорпионом – наедине. Но, с другой стороны, мне интересна и ваша реакция, поэтому выслушаем его вместе. Расскажи, воин, тебе было дано задание, и… что ты видел? Говори обо всем.
Скорпион шагнул к Шахару и снял повязку, закрывающую нижнюю часть лица. Скулы, глаза и подбородок воина говорили о том, что в жилах его густо было намешано крови разных народов. Эти Ордены издревле собирали по всему миру тех, кого изгоняли из кланов, семей, племен или родов из-за греха кровосмешения, гарантированно дарующего такому человеку крайнюю жестокость и хитрость. Учителя общин Коршунов, Скорпионов, отрядов «Гюрза», «Месть Нагов» только полировали их суть, оттачивая безжалостность этих хладнокровных убийц.
Речь арима был резка, слова – коротки и отрывисты.
Со слов Скорпиона выходило, что до самой середины Каменного пояса города Великой Ассии… были пусты! Мертвым был Свентоград, Аркаим. Только на землях недалеко от Асгарда появилось и обживалось небольшое северное племя омичей.
– …мы, – беспристрастно сообщал вести черный воин, – добрались даже до замка асура Вулкана! Заходили в залы, спускались в подвалы – там никого нет. Асы и тартарийцы, бросив свои города, рассыпались по окрестным землям и лесам. Осели вокруг себерцев, разбились на малые поселения, закрылись дружинными заставами и заслонами. Отрядом незаметно пройти по их территории почти невозможно, по крайне мере до середины Каменного Змея.
Шахар вглядывался в лица советников: маги были в растерянности. Скорпион не должен был видеть подобное. Верховный отвязал от пояса кожаную мошну и отпустил воина, вручив ему щедрую плату.
Этот короткий миг пробудил магов, и они стали меж собой тихо переговариваться. Теперь Шахару было легче начать разговор.
– Вот такие вести, – неопределенно сказал он. – Что скажете, многомудрые? Что молчите? Никто не желает вселиться в замок Вулкана? Хагай? Тебе ведь до его земель рукой подать?
– Что ты накинулся на него? – неожиданно для себя вступился за младшего Амирам. – Кто знает, что у асура веров на уме? Хм, взяли и ушли. Неужели его все же достало проклятие  Заора? Вряд ли. Я просто ума не приложу, что там происходит.
– И я, – вступил в разговор Нахшон. – Столько мы упирались, столько джунгар с аримами на эти города поднимали воевать, а эти тартарийцы сами взяли и ушли. Может быть, Зоар что-то об этом знал, раз сбежал?
– Зоар за свою шкуру боялся, – недовольно бросил Барак. – А сбежал он от Меча Индры. О! А Древо? – оживился он. – Где теперь искать Древо Времени? Куда веры его унесли?
– А Врата Междумирья? – продолжил цепь вопросов Ареэль. – Ведь теперь мы можем и… не…
Шахар вздохнул и поднял руку, останавливая негодование Совета:
– Что – Врата? Они не оставили бы их просто так никому. Наверняка у входа уже нет ни кристаллов, ни «паутин» Звездных путей. А куда без них дотянешься? Наши кристаллы сгодятся, но паутины? Без них нечего и будить Врата Междумирья, даже если мы их и найдем. Кто-то опять идет на шаг впереди нас. Но так или иначе, мы не в силах отменить решение Раввината. Как теперь нам найти Древо Времени и отобрать у них? Что вы слышали? Что знаете?
Маги Совета покачали головами.
– Знаем только, что оно у чародея народа веров Светозара.
– Что ж, – тяжело заключил Шахар, – веры подались к себерцам, туда и мы направим стопы свои. Неразумно дожидаться, когда иструхлявеют их родовые силы. Веры упрямей римлян, и великой помощью в этом деле нам может стать Древо Времени. Есть лишь один способ найти Его. Известно, что пока им не пользуются для больших дел, оно оставляет лишь малоприметные следы. Мы должны вынудить потомков богов воспользоваться полной силой Древа и лучше всего не единожды. А уж когда мы нападем на Его след, никто и ничто не в силах будет нам противостоять.
Клубок девятый
В серпеня четырнадцатый день 6498 лета от Сотворения Мира в Звездном Храме  три передовых отряда дружины Светлого князя Вулкана подошли к чистым водам х'Арийского  моря. Дожидаться обозов с отставшими переселенцами не стали. У Малого Моря  на горе разбили лагерь. Дабы не смущать местный люд, тут же отрядили князю два десятка штурмвоев и спустились к селению, что лежало неподалеку.
Входить в деревушку не стали. Местные, едва заметив подход неведомой дружины, быстро собрались и выстроились в боевой порядок. Видно, частенько приходилось отбиваться от непрошеных гостей.
С околицы за гору тут же понеслись всадники. Наверняка, на берегах Сармы стояли еще поселения. Пошли уверенно, наметом, наперерез им не успеть, и они это знают. Вскоре из-за горы поднялся черный смоляной дым, тут же из-за дальней еще один – сигналы соседям.
Веры не торопились, присматривались. Раз при первой опасности поднимают всех, знать, народ у воды обосновался серьезный. Вулкан приказал отряду отстать, только повыше поднять штанды, а сам первым пустил своего коня с пригорка.
Дружина пошла за ним шагом, осторожно. Во флангах штурмвои держали под рукой оружие, но сам князь, приближаясь к встречающему их разъезду, не проявлял видимой воинственности.
Местные смутились, вперив взоры в главный княжеский штанд. Самое время им переговорить меж собой, да куда там, уж съехались. Вулкан не стал томить долгими церемониями. Он звучно приложил к нагрудным латам зажатую в боевую рукавицу длань, затем выбросил руку вперед и зычно выкрикнул:
– Слава богам и предкам нашим!
Местным казакам-порубежникам ничего не оставалось, как вместе с приезжими штурмвоями громогласно ответить троекратным: «Слава, слава, слава!»
– Добро, что и тут, у чистой воды, стоят наши, – тут же продолжил князь. – Ведаете Ра, вои?
Казаки переглянулись и вскоре один из них, светловласый, ответил:
– Ведаем, тако же, как и Чуры наши ведали, и чадам нашим сей Свет останется. Скажи, – покосившись на штанд, тут же спросил половец , – кто ты есть, Светлый Князь? Штанд родов Силоваев и Веров над тобой.
– Так и есть, – отвечал князь, – роду я Силоваев, а асуром стою народа Веров. Князем призван Великой Копой о прошлом лете, освещен в капище Сварога, имя мое Вулкан.
Лица сарматских казаков вытянулись. Половец медленно приосанился, притих, а прищур недоверия на его лице сменился тревогой.
– Что не так? – замечая это, поинтересовался князь. – Али мне просто не ведомо о том, что Силоваи или Веры ужо враждуют с вами?
Половец выглядел растерянным, молчал, прикусив губу. Его светло-русая борода приняла горизонтальное положение.
– Уж и не знаю, – наконец, тяжко выдохнул он, перехватывая вопросительные взгляды своих родичей и поплечников. – Наши волхвы, что оставили нас и ушли в глубь гор от надвигающейся заразы, были с вами на той Великой Копе. Они сказывали, что вскоре сойдут со своих городов, издревле супротив аримов выстроенных, братия наши словенские и арийские. Заверяли тако же, что Копой решено, будто великая рассея ваша сразу ляжет на земли себерцев и рыбоедов. Ныне же зрим, что вынесло вас аж сюда, к морю х'Арийскому! Рыбоеды бродят выше нас, гляди, где верх Мидгарда, – половец указал на место небесной опоры Макоши .
– Вас? – прищурился Вулкан и вполоборота обратился к своим штурмвоям: – Вот ужо, други мои! Хоть посмотрим, что это за род великий, что ведает Ра да кичится своим землями, у моря х'Арийского лежащими. Что скажете, ваши сие земли? Тишина? А молчите вы потому, что земли не ваши – славянские. Никто вам не запрещает на них жить, коли вы из Раса и ведаете Ра, но и хозяева земль этих не вы, а все рода наши.
То, что по душам положено родам вашим, ставшим на жительство здесь, вам и останется, а пустующие леса да луга брать с запасом, чтобы стояли будто брошенные, никто вам не позволит. Сами знаете, будете от жадности ноздри раздувать да кулаки сжимать – пойдете, как чревоугодцы рыбоеды, бродить по чащам лесным да с разбоя цеганами жить – битыми и бедными. Где старший родов ваших? Где старцы? Я с ними говорить да решать буду, куда верам на житье стать. Ведите к старшине, коли есть у вас кому Кон блюсти!
Казачки задергались, стали шушукаться. Вскоре один из них завернул коня и поскакал к селению. Половец, что раньше говорил с Вулканом, спешился.
– Стань на землю, князь, – с повинным поклоном произнес он.
– Скажи, с кем стать! – жестко ответил асур. – Ни звать как, ни имени рода твоего не ведаю.
Довелось-таки казачку сначала начинать: кто он да откуда, а также поведать, что за селение позади и кто с ним в разъезде пред очами князя стоит.
Вскоре прискакал и посыльный из Курмы, того самого поселения, что темнело вдалеке пятнами ухоженных садов, сказал – старшина ждет.
А в сторону горы снова помчались два всадника: как видно, предупредить родичей по ту сторону «черепашьей коробки» , что на земли сии стал Светлый князь.
Войдя в село, Вулкан сменил гнев на милость. Дворы ухожены, огорожены от зверя лесного, бродячего. Избы да терема добротные, стогами многими окружены, видать, коров в родах достаточно. Всюду резьба искусная, крашена яро.
Выходили приветить князя все от мала до велика, славили богов. Детишек во дворах во множестве. Капище Велеса было не велико, однако же мастерами срублено вельми знатно. Кумиры предков резаны так любо, что казалось – вот-вот оживут.
Старшина встречал гостей у капища. Еще не старец, но и не молод был хранитель Кона. Приветствовал Светлого князя, как должно, назвался сам, перечислил роды, что обосновались у сего капища Велеса, восслал гимны богам и предкам.
Сердце князя оттаяло. Он почтил славой каждый из трех свещенных привходов Капища, а войдя к Алатырь-камню, принес безкровные требы богам, а к ним и дары богатые.
Штурмвои его выстроились верхом вдоль дороги к терему старшины, оставив меж собой шагов по тридцать. После гимнопения  князь направился было в этот живой коридор, но, не устояв, обернулся, любуясь на красочный купольный шатер Велесова капища.
– Как же лепо, Славата! – вздохнув, сказал он старшине. – И ведь в древе. Да и камень, что в столбы сложен внутри, руки великого мастера тесали.
– Не мастера, – поправил гостя старшина, – мастеров. Хранители и волхвы подземной Курмы час от часу набирают к себе в ученики наших детишек. Те и перенимают умение! А уж мы у них подглядываем да стараемся повторить. Я сам у своего старшего брата учился. Тот ныне под гору, в схороны, с волхвами ушел, а детям своим и внукам мастерство, вишь, передал.
– Постой, постой, – будто очнувшись, спросил князь, – да ведь ты в роду Бобровом? А кто тебе Новолод рода Бобров, сын Олегсеев?
– Так ведь это и есть брат мой старший. И я от роду Олегсеев!
– Вот славно как выходит! – обрадовался Светлый князь. – А я уж собирался спросить тебя, где искать того Новолода? Мне сказано было, что в Сарме он, в веси, что где-то за горой. По пути решил к вам заглянуть, дабы не бросились твои вои с нами рубиться, глядя, как кто-то по лугам вашим да горам хаживает.
– Что до брата моего… Уж не прогневайся, князь. Сказано мне было не искать его и не вспоминать о нем боле. Сам знаешь, про них вообще велено забыть. Знамо дело, слово Светлого князя – светло, надо исполнять, а потому я-то сошлю гонца, пусть оставит весточку в условленном месте, а вот появится Новолод тут али нет, того я тебе сказать не могу. Уж как он сам решит. Коли есть нужда встретиться вам, то сыщетесь.

Через три дня после того, как ступил на сии земли Светлый князь, возле Курмы собрались старшины окрестных общин, главы больших родов, жрецы капищ да старшие в дружинах. Славата насчитал на Вече более полутора сотен сходатаев. В селе собираться не стали, решили перебраться к горе Сарма, на Каменное поле.
Собрались тесным кругом да выслушали волю князя, что решил стать со своими родами на пустующих землях. Побережье так и оставили за теми, кто жил в Сарме и Курме. Веры решили расселиться вокруг Приморского хребта в кольце реки Успан до истоков Хорги и дальше, по своенравной Сарме до побережья. О том никто не спорил, приняли решение единогласно. Земли много. Князю говорили, что, ежели веры пожелают, могут занимать земли хоть до самого Куйтуна, за которым осели молчуны хотогоры.
Слышали даже тут о том, как грозен и справедлив князь Вулкан и как боятся его желтолицые аримы. Иметь под боком доброго соседа со славной дружиной – могло ли быть что-то лучше?
Прикажи Вулкан, местные без колебаний отдали бы ему и Курму с Сармой, а так – обещали помогать обживаться. От помощи Вулкан отказываться не стал: строить предстояло много. Сам князь, привыкший к горному воздуху, по совету Славаты, отправился обустраиваться к холмам недалеко от пади Хи-Гол, на реке Барун-Хадарус.
Падь слыла местом небезопасным. Деревья никогда не дорастали там до почтенных лет. То тут, то там земля время от времени вскипала огнем и тряслась в лихорадке. Зимой вдруг мог растаять снег, летом – все выгореть дочерна. А вот чуть дальше пади, на холмах у реки, и лес рос, и не так свирепствовал ветер, да и джунгары с аримами сюда не совались, боясь непростого характера Духов Природы.
В день, когда пришли охраняемые дружинами обозы переселенцев, Вулкан встречал их у Сармы, уже побывав на месте будущего новоселья. Переночевали на Каменном поле и вблизи него: больно много прибыло народу. Поутру, ведомые проводниками, уставшие от долгого пути роды Веров стали разъезжаться в определенные им для проживания места.
Самым малоприметным выходил обоз самого Вулкана. С князем прибыли полторы сотни штурмвоев, многие – с семьями да добром, княгиня Дзевана – с восьмилетним Честимиром, Светозар и Добромила – с детьми, семьи Кратора и Божены, Ратибора и Мирославы.
Родичам Ратибора и Кратора должно было строиться неподалеку, а потому до шумливого Барун-Хадаруса они шли с князевым обозом. Обойдя стороной падь, обогнули покатый холм, поднялись на бока пригорка, и только-только женщины стали проситься передохнуть, Светлый Князь подмигнул проводнику и громко сказал: «Вот на этих склонах мы и будем обживаться…»
Родичи Кратора и Ратибора стали огибать ставший асуров обоз, понукая своих лошадей, которые, решив, что их путь тоже окончен, начали щипать траву. Князевы зятья наскоро попрощались с родными и стали помогать обозным разбивать конечный походный лагерь.
Когда шум уходящих далее телег стих, Вулкан подошел в Дзеване, взял ее и Честимира за руки и повел наверх пригорка. Княгиня хмурилась, прислушиваясь к разбитому тряской телу, а княжич бросил отцовскую ладонь и вприпрыжку побежал наверх, дожидаясь там степенно шагающих позади родителей. Когда они поравнялись, Дзевана, бросив быстрый взгляд с высоты пригорка, глубоко вздохнула и улыбнулась.

На третий день обустройства, когда меж походными шатрами где-нигде стали уже проглядывать струганые остовы нижних завязок теремов, к обдирающему кору с бревна Светозару будто невзначай подошел Ратибор. Видно было по кметю, что дел у него, как и у других, невпроворот, однако спрашивал взмокший от трудов праведных витязь все больше о каких-то пустяках. Это заставляло княжьего кудесника отвлекаться от труда, а потому он в конце концов отложил в сторону царапку и с улыбкой спросил напрямик:
– Понять не могу, друже: ты от дела лытаешь или дела пытаешь?
Ратибор, тоже с улыбкой, нагнулся к чародееву уху и, указывая в сторону дальней тучи, шепнул:
– Ты токмо головой не верти, смотри, куда показываю, будто дождя остерегаемся… Караульные штурмвои и вчера, и сегодня будто тени какие-то за камнями видели. Ты свой Посох где оставил?
– В надежном месте! – вскинулся Светозар. – С Князевым оружием, под охраной. Сам знаешь, что он с людьми может вытворять. Ты Кратору-то рассказал про тени? А асуру?
– Асуру – нет. Что ему слова? Ему надобно сразу привести того, кто бросает эту «тень на плетень». А что до Кратора, то это он меня к тебе и отправил, спросить: не зришь ли духом какого чародея?
Княжий кудесник уверенно замотал головой:
– Нет таких вблизи. Что в лесу, что в камнях только духов природных во множестве, но все уж с нами в ладу, потому как и требы принесены, и дозвол на житие испрошен.
– Что ж, будем ловить. …Не желаешь поразмяться?
Чародей красноречиво посмотрел на строительный беспорядок вокруг.
– Да не о том я, – хмыкнул в бороду Ратибор. – Отойди чуть погодя за во-о-о-он тот дальний камень, будто по нужде. Спустись за ним к ручью. Там два валуна. Спрячься за ними. А мы на тебя эту «тень» и выгоним. Ежели он не чародей и не дух лесной, мы из него все вытрясем, а коли все же дух, тебе с ним и поручкаться.
С этими словами витязь подмигнул и весело зашагал с уклона в сторону будущих хором Кратора. Не успел Светозар снова взяться за царапку, как к нему незаметно подошел князь:
– Чего шептались? Увидели кого?
Кудесник помялся.
– Не хотели говорить пока, – неохотно начал он, – но Ратибор с Кратором да штурмвои из караула, что на холмах стоят, видели тени какие-то – будто ходит кто-то вокруг.
– А ты что же?
– Что я?
– Не приметил ничего?
– Нет, – честно признался чародей. – Я, как связался с Посохом, стал хуже видеть внутренним взором. Да и тут, – улыбнулся чародей, – акромя бервеньев сиих, сколько дней уж ничего иного не вижу.
– А вот это зря, – упрекнул Вулкан. – Мы тут еще не обжились толком – ухо надо держать востро. Так что вы решили-то?
– А что мы разумного можем решить? – пожал плечами Светозар. – Хотим изловить этого соглядатая.
– Так чего ж ты тогда тут стоишь? – поинтересовался асур.
Вздохнул кудесник, опустил на землю царапку да побрел к камню, как и замыслил Ратибор. Вниз уходила свежевытоптанная тропинка, вдоль которой качались в порывах ветра молодые лиственницы. За холмом слышался шум бурлящих вод.
Светозар сбегал все ниже, пока не увидел те самые валуны. Едва только чародей стал прикидывать, как бы тут занять удобную позицию для наблюдения, как из-за одесного камня, прямо к нему под ноги, вывалился кто-то в волчьей шкуре.
Велимудров и ударить-то как следует не успел. Чужак свернулся калачиком у сапог, да вдруг выхватил выгнутый, будто рыбья кость, нож. Чародей в миг перехватил его руку да ухнул на пришельца всем весом. Из того будто и дух вон, только ножик в сторону откатился.
За деревьями послышался топот, тихо енькали мечи. На всякий случай Светозар откатился в сторону и выхватил свой засопожник – все, что у него с собой было из оружия. К валунам выскочили караульные штурмвои, а сразу за ними – Ратибор и Кратор.
Чужака перевернули на спину, он натужно застонал. Дивно было этого лешего лицезреть. Волосы темные, как у аримов, и глаза такие же узкие, однако кожа бурая, как под шубой молодого медведя. Ростом мал, а костями крепок. Особо рассматривать не стали, подняли за меховой ворот да повели к Князю.
Вулкан, как и все прочие, взирал на смуглую кожу чужака с нескрываемым удивлением.
– Кто ж таков? – вопросил князь, оглаживая бороду. – Говорил он вам чего?
– А никто его не расспрашивал, – пробубнил Кратор. – Светозар оглушил его маленько да ножик отобрал. – С этими словами кметь протянул Вулкану кривой резак лешего.
– Ого! Хороша колючка, ничего не скажешь. Интересно, сами куют или отобрал у кого? Похоже на джунгарский засопожник.
Окружающие согласно загудели:
– Так и есть: наверное, из джунгар, – у них такие.
Князь коротко подбросил нож и, ловко поймав за лезвие, протянул его чужаку. Узкие глаза того на короткий миг стали круглыми. Он нерешительно и очень аккуратно взял свое оружие и ловко спрятал в мягкое голенище оленьего сапога.
Доброжелательный жест со стороны асура был к месту, но все же осторожность лишней не бывает, а потому Вулкан сделал два шага назад.
– Кто ты? – спросил он у лешего. – И отчего такой бурый?
– Буря? – чужак завертел головой, реагируя на смех странных белокожих людей.
– Точно, – улыбнулся князь. – Отчего ты «буря»?
– Ты-буря, – смешно и быстро выкрикивал слова мужичок и тут же ткнул пальцем в сторону асура.
Светозар и Ратибор, стоящие рядом с князем, напряглись, как тетивы луков, однако он сам был спокоен и рассмеялся.
– Нет, братец, «буря» – ты…
Чужак прижал ладонь к сердцу и произнес:
– Буря-ты?
– Буря ты, бурый, понимаешь?
– Буря-ты, – терпеливо повторил незнакомец.
– А я – князь Вулкан, – асур приложил руку к сердцу.
Малый недоверчиво повертел головой, после чего таким же жестом прижал ладонь к груди. Затем, указав на Вулкана, с догадкой произнес:
– Буряты – а-я-князь.
Ларь третий
Посох Времени
Клубок первый
Сразу после 6499-го Новолетия от Сотворения Мира в Звездном Храме, в первые седмицы месяца вересня  нежданно-негаданно пришли холода. К тому времени множество теремов да изб переселившихся веров уже высилось вокруг пригорка, который как-то невзначай начали называть «плешка».
Строили старательно, спешили, чтобы поспеть до снегов, а вот – на тебе! В шатрах стало совсем неуютно. Холодные дожди лили не переставая. Чада малые и женщины почти не выходили из-под мокрых пологов.
Из пади ползли густые туманы. Это принуждало веров усиливать караулы. Штурмвои ночами бдили на постах, а с восходом завтракали да, ненадолго сомкнув веки, отправлялись помогать тем, кто уж подвел терем или избу к крыше. Гурьбой рубили стропила да рачительно выстилали покров сеном со щепой. Стогов для скота успели сложить немного: сильно отвлекало строительство. Надеялись, что погода еще даст время заняться последним покосом, – ан нет.
Будто чувствуя, какая нужда более всего одолевает веров, староста Славата Олегсеев прислал двух мастеров печных – Базяту и Домжара. Едва только к четвертой седмице они сложили да зажгли в двух избах печи, слободчане Плешки воспряли духом и с удвоенным рвением взялись за свои труды.
Базята и Домжара показали, как без особых трудов да с позволения духов речных в горных ручьях можно рыбку удить. Ребятня и подростки, кто не был занят на стройках, только и делали, что бегали к дальней воде и дергали из ручьев да речушек свежую рыбку. С ней скудные доселе трапезы переселенцев повеселели.
Печные мастера трудились на славу. Терем за теремом, изба за избой обозначали себя дымом: помощников у мастеров – таскать каменья да глину – было хоть отбавляй.
К началу желтеня опять новости – выглянуло солнышко! Землю подсушило легким морозцем. В третий день сего месяца последним по очереди дал небесам дыму большой Княжий терем. Теперь в новостройном селении все были под крышей, даже привыкшая к долгой непогоде скотина. Но отдыхать было некогда, стали усиленно готовиться к Зиме-Морене, а она уж топталась у самых холмов.
Взбухли от докучавших дождей многочисленные горные речки, будто вены веров от тяжких трудов. Дивно было видеть, какие камни легко ворочала та же Сарма или Успан с Хоргой, – в обхват, в два, в три! – срывались с мест валуны и легко перекатывались в кипящих водах, словно отыскивая место для будущей зимовки.
Тонкие березки густо осыпали прибившиеся к берегу камни яркой листвой, будто пытаясь уберечь их от крепчающих день ото дня морозов. Но вдруг к концу первой недели  мороз отступил. В сторону х’Арийского моря дохнул влажный ветер, и, отодвигая зиму на короткий срок, поползли низкие дождевые тучи.
В этот день сговорено было, что соберутся к князю зятья его да поплечники, чтобы дела свои на «далее» обсудить. Самое время было кудеснику Вулкана определиться с местом для капища, поскольку и дерева для него уже заготовили, но вот незадача… Только накануне приняли на лад оружейную, что поставили с караулом у князева терема. Поставить-то поставили, да только Посох Времени туда никак было не пристроить. Куда ж с эдакой-то занозой? Да и чародею как с ним быть? В доме детишки, супруга.
Светозару не привыкать отводить Посох в сторону, но что, ежели чада, балуясь, подбегут к тяте и тронут Древо Посоха ненароком? Кого потом винить, что не уследил?
Сам Светозар на то богами и призван, чтобы Посохом роду служить, а вот прикоснись к Древу другой человек – оборвется его земной путь или так повернется время, что только о том и будет думать, как поскорее помереть да не мучиться далее.
В княжий терем, яро пахнущий смолой, Светозар входил осторожно. Караульные штурмвои всегда отступали от Посоха подальше.
Собирались в гриднице, за столом. Чародей привычно приветствовал всех от порога, не подходя, послал славу богам и предкам и побрел вдоль стены в дальний угол.
– Ты чего это, Велимудров? – улыбнулся князь. – Не зришь, где место твое? Оно, как и раньше, – подле меня. Садись одесную, да только Посохом особо не размахивай. …Ну что, други? – произнес Вулкан громче и вдруг умолк. У двери, в которую только что вошел его кудесник, стоял неизвестный длинновласый старец.
Князь вопросительно вглянул на Светозара:
– С тобой, что ль, этот дед?
Гость ответствовал сам:
– Я по зову твоему явился, княже. Знаю, что ты искал меня. Я – Новолод Олегсеев, Странник.
Вулкан обрадованно блеснул очами:
– Что скажешь, дорогой гость?
– Скажу, что должно. Хранители все сокрылись до поры под землю к Чуди белоглазой: не скоро сможете у них что-то спросить. А я к вам послан со словом. Потому сразу о деле, други! – Новолод вышел в центр покоя и добавил силы голосу. – Вошли в земли наши сыскари Серых колдунов. По следам вашим идут, хоронятся. Око людское их прямо не зрит, а отыскивать да бить этих татей токмо витязю зрящему и должно – иной ежели только чудом на черного воя наткнется. Есть среди вас такие? Вот потому и не дивись, княже, тому что прошел я сюда незамеченным. Не зрят твои вои вскользь.
Серые охотятся и за нами: желают путь в Недру изведать. Стоит только Хранителю рукой повести – ворог тут же торопится к тому месту. А волшбить начнешь – и колдун Серый тут же объявится: будет думать, как Веды, будто жилы, из тебя вытянуть. Затем они и тут.
Я для них пока находка не великая. Вот Хранители и отправили меня сюда. Спрашайте, вои да мужи, что знать хотите, более вам спрашивать будет не у кого.
Первым поднялся Ратибор.
– Олегсеев, – с оглядкой начал он, – поймали мы тут за камнями каких-то… бурых. Глаза, как у джунгар, а кожа темная. Не Серых ли подсылки? Уж четверо ходят к нам на окрайки. Беды, правда, пока никакой не творили.
Новолод только улыбнулся.
– Тот народ приблудный, – молвил он. – Как-то от джунгар да аримов в сторону сошли два племени. Спрятались на Сарме, что тогда еще иначе называлась. Жили тихо. Места тут пустынные, земли богатые, голодать не приходилось. Да только… Одним вечером две пригожие да ладные девы купались-плескались в заводи, и не совладали с собой духи х’Арийского моря, Сарма да Баргузин, вышли во плоти и взяли их. Не силой, не обманом, а уж таков норов у баб племени того аримского: ежели мужа достойного видят, падают ниц, как сучки безродные, делай с ними что хош.
Понесли девы от духов. Хозяин Моря, дознавшись о том, изгнал Баргузина да Сарма. Забрали они сестер, поселились недалеко от горы, что ныне, как и речка, Сарма называется, да нарожали себе потомков. Те, что были слабыми, померли, а некоторые выжили.
Незлобные они, любопытные только. Ведают много чего от природы: Баргузин и Сарма дали потомкам многие знания, как в мир духов перешли. Лар  обоих и ныне над озером витает. Еще не раз почувствуете, как норов свой являют они ветрами свирепыми да гулом тяжким под камнями. Много творят непотребного, особливо Сарма. И так у этих бурых ни кола градного, ни двора, а еще как зарядит Сарма, как придавит сверху, токмо корни от поваленных деревьев по лесам торчат. Так что страдают эти, как вы их прозвали, «бурые». Не жалеют их духи-родичи. Кровь мешать – себе же на погибель. Вот и не признают родными потомков от своего блуда ни Сарма, ни Баргузин.
С аримами да джунгарами эти бурые тоже знаться не хотят. Они всех сторонятся – странно, что к вам как-то прибились.
– А ветра? – спросил Вулкан. – Я так понимаю, что те, что уже были, это так, баловство? Что, этот Сарма и в стужу, и в зной жизнь нам будет отравлять? Вот так отыскал нам конь белый место для житья – доброе…
– Не возводи напраслину на волю богов, – мягко ответил Новолод. – Подземные города Чуди от Рипеев сюда ходами дотягиваются. От этих лесов до Студеного моря д’Арийского добраться можно, не поднимаясь наверх.
Разведаете все, обживетесь, поверь, другого места и желать не станете. А ветры да стужи, так что в них за беда? Ну, скучать, конечно, не дадут, особливо когда с хребта на море дуют. Зато большую часть лета  можете не переживать за то, что аримы нагрянут. Да они и в теплое время сюда не особенно суются. Правда, ныне, когда Посох при вас – другое дело. Тот, кто за Древом охотится, может натравить их, неразумных. Но то уже другой разговор. …Что еще знать хотите?
Спросили из дальнего угла:
– Коли таковы ветра, станет ли что-то расти из съестного на этой земле? Ведь по весне сеяться…
– Лада-матушка добра к местам этим, и ветра ей не помеха. Щедрая это земля, с голоду помереть не даст. А сколько тут цветов да трав редких, целящих, да и тех, что на корм скоту! Как сойдет снег, увидите. Зацветет все, окутает ароматом. Одни цветы отцветают, а уж другие на подходе. А есть и те, что до холодов красуются.
Вона за тыном крапивы сколько! Не смотрите на нее как на сорную траву – ею не токмо бабам щи приправлять. И нить суровую из нее, и канат можно скрутить такой, что конопляному не уступит.
Руку поднял Кратор:
– Как были возле Курмы, Новолод, видели непристойное. Люди захоронены в землю, будто великаны или витязи славные. Но ведь простой люд захоронен без кургана, просто в земле. Что сие? За что так с Матушкой?
Тень сошла на лик посланца Хранителей. Вздохнул он тяжко:
– Да уж, не назовешь тех покойными, кто захоронен по чужому обычаю. Серые свели воедино три поселения, что стояли рядом, охмурили посулами. Веси приняли этих курчавых как добрых странников, как водится у нас, – с открытым сердцем. Своего капища там никогда не имели. Только некоторые в Курму или Сарму ходили в капища, или в х’Арийское светилище у Моря, а потом перестали и там появляться. Дальше – хуже, и в домах богов токмо по праздникам славить стали. Мы, де, внуки богов, что нам за убыток с этого? А Серым того и надо было. «Да, – говорят, – вы внуки божьи, а наш бог – его сын, стало быть, мы с вами братья и сестры». Да какие ж они меж собой братья? Один светловолос да белолик, другой курчав и темен кожей… Однако ж поверили Серым, пустили к себе и после того выродились. Все мимо погребальной Кроды прошли и угодили в Землю-Матушку, по обычаю этих пришлых. Бродят теперь в мирах и между ними, маются, что продали душу чужакам, а выхода из междумирья не зрят, поскольку еще в яви от богов наших отказались.
– Понятно, чужаки они и сами себе, – протянул Кратор и добавил с неожиданной улыбкой: – Не прогневайся, а только и ты, и Славата тоже странные какие-то, не похожие на наших.
– Это от того, – спокойно ответил Олегсеев, – что предки наши не с Небесной Макоши, как ваши родичи, а с опустевшего ныне Орея . И хотя мы с сармитянами тоже Раса, но мы немного другие.
Наши предки долго воевали за свою землю, пока твари хитростью и обманом не поработили часть из них, вынудив проливать кровь родичей. То была великая Асса . Наша земля погибла, теперь придется нам с вами сообща биться за Мидгард, ставший домом для наших предков.
…С давних пор ничего нового они, Серые, не придумали. Везде мутят воду да сводят биться брата с братом, исхитряются взобраться на спину живущего от труда своего и сторонятся тех, кто окреп здравомыслием.
Чтобы не мыслил кто из вас, что это мы со страху решили Копой спрятать роды наши, рассеяв их по землям, скажу вам и далее.
На то, чтобы схорониться, будто мыши, князя Светлого не кличут. Да и рассеялись мы ныне хитро, чтобы иметь силу на раз собрать рати свои, когда это понадобится, а собирать будем, и не раз.
Ужо исходния  братья наши, из далеких краев, стонут – доигрались! Возгордился полукровка Владимир, что князем на Исходе ложью поставлен. Подложили его на управу землями безкрайними, а он, разгулявшись, все до самой Божьей Руси кровью волхвов да истинных князей поливает.
Ужо пошла эта гниль из Стана Паленого  на Рим и далее. Так-то… Потеплеет – придется рати собирать да идти на помочь – карать тех, кто слабодушно предал богов старых да за посулы вражьи у ног пришлых ползает.
Будьте готовы, воеводы, ратного дела не забывайте. А теперь, княже, оставь при себе чародея, а остальных на время отпусти. Нам, братия, надобно перемолвиться.
Клубок второй
…В конце долгой и невеселой беседы Хранитель велел Светозару собираться, ибо пришло время отправиться им обоим к Морю. За Посохом Времени началась охота. Шастали по лесам да весям люди, спрашивали – не проходили ли этими землями веры? Будто они нечаянно от своих отбились. Чудно было слышать о том, что кто-то ищет целый народ, потому им не верили и с чистой совестью лгали – нет, дескать, никого не было.
Вот и накануне возле Курмы охотники случайно вышли на огонь, что жгли какие-то люди в черном. Курмичи хотели попытать, не нужна ли помощь… Чужаки сразу наутек бросились и пропали. Видно, не с добром пришли.
Вулкан снарядил в охрану уходящим в пещеры Новолоду и Светозару пятерых штурмвоев. Вышли засветло, а к большой воде подошли уж когда стемнело: зимой дни коротки. С х’Арийского моря тянуло холодом, сыпал снег. На фоне темного низкого неба возвышался белеющий мыс Лударь.
Новолод, тревожно окинув взглядом берег, заторопился, ускорил шаг и повел своих спутников вдоль воды. Они не без труда перебрались через массивный каменный горб, восточный склон которого долгие века методично подтачивали волны моря. На той стороне мыса Новолод вдруг как-то легко и по-молодецки в три прыжка соскочил вниз к каменному выступу и замер, ожидая оторопевших от его прыти веров. Они молча спустились за ним. Впереди зиял черный провал пещеры.
– Здесь, – тихо сказал потомок орейцев, и его голос причудливо заиграл в камнях, отражаемый высокой входной аркой, – во-о-он у тех камней под сосной жгли огонь черные…
Вскоре Новолод отпустил штурмоев, осенив их перуновым знамением. Те, отойдя немного, переглянулись и завели разговор:
– Вона как, – буркнул себе под нос старший из них. – Как же теперича? Обратно пойдем? Слышь, Янислав?
Тот молча подошел к своду пещеры и заглянул в кромешную тьму холодного каменного тоннеля.
– Чародеи ушли, а нам… Назад зараз не пойдем, заночуем в пещере. Токмо плохо, что тяги там нет. Чуете? Ветер-то внутрь не суется. Огня не разведешь – дыму накрутит. Ладно, не впервой по-походному на ночлег становиться…

Едва только бледный рассвет стал разделять берег и темные волны х’Арийского моря, штурмвои собрались в обратный путь. Решили обойти мыс с другой стороны, чтобы хоть на время спрятаться от бешеного ветра. И вдруг уперлись в свежий след: на мокром снегу четко отметились три пары ног, обутых в мягкую, не подбитую обувь. Отметины петляли меж камней и доходили до самого входа в пещеру.
– Что ж это? А, други? – спросил оторопевший Собеслав, брат Кратора. Янислав присел, почесал в затылке, изучая следы.
– Новости, – недовольно сказал он. – Вот и думай: свои ли, чужие, али те «черные» ночью приходили.
– Думаешь, они за Светозаром по пещерам шастают?
– Нет, – с досадой огрызнулся Янислав, – на нас с тобой приходили поглазеть…

Едва только шагнули в самую темень, Светозар остановился, а его спутник, напротив, уверенно прошел вперед. И вскоре вдали замаячил слабый синий огонек…
– Ступай за мной, – вполголоса позвал оттуда Олегсеев, – только быстрее, и гляди – Посохом меня не отметь. Ну же…
Светозар протянул руку к огоньку и тут же почувствовал, что Новолод схватил его за пальцы и поволок во мрак. Какое-то время они едва не бежали по глухой холодной пещере, ничего не видя вокруг. Но вдруг потянуло сквозняком, стены расступились, и перед глазами чародея появились россыпи камней, усыпанные мокрым снегом. Новолод отпустил его руку, шагнул вперед и стал высматривать что-то вдали. Еще через миг, приложив палец к губам, махнул Светозару – «за мной!».
Они осторожно обогнули выступающие скальные части Лударя, пока вдалеке не заметили тот самый вход, через который они проникли в пещеру. Светозар присмотрелся и от удивления задержал дыхание. Поверх мыса, стараясь заглянуть сверху в глубину мрака, беззвучно сновали какие-то темные люди.
Новолод тихо приблизился. Полумрак открыл его морщинистое лицо, расплывшееся в хитрой ухмылке.
– Видал? – шепотом спросил он. – Во-на как у нас тут многолюдно. Пошли отсель…. 
Они сошли вниз долгим, узким, как кишка, ходом, освещаемым голубоватым светом Вечных огней, закрепленных через каждые пять-шесть шагов на кончиках зубчатого капельника . Сход упирался в стену, но Светозар уже привык к тому, что здесь, в глуби пещер, это не означало, что путь окончен. Он уже не мог вспомнить, сколько же раз за этот день ему доводилось видеть, как стены безшумно отъезжали в сторону – и так легко, будто створки из цельных каменных плит были невесомы. Однако же мелкие частички щебня в проемах «дверей» были растерты так, словно побывали в жерновах.
Новолод подошел к очередной стене, вставшей у них на пути, шагнул в стену и… исчез. Удивленный чародей последовал за ним. Шагнув в скалу и проходя ее насквозь, он увидел, что часть каменной преграды сдвинулась с наслоением, а слабый свет так причудливо ложился на горную породу, что открывшуюся пустоту не было видно. Никакого чуда – хитроумный обман человеческого зрения.
Вошедшие оказались на каменном крыльце вытянутого пещерного зала. Пока Светозар осматривался, Новолод протянул руку к стене, и она вновь превратилась в монолит.
Зал, как и дорога к нему, освещался Вечными Огнями, с той лишь разницей, что здесь эти огни были в виде больших матовых шаров, сделанных то ли из камня, то ли из соли. По центру и краям помещения шли три прохода, вдоль которых стояли шкапы с нишами. Светозару уже приходилось видеть такие. Из них торчали разбухшие свитки, книги, а дальше, насколько было видно, возвышались стопки дощечек с тьрагами, матерчатые и кожаные рулоны и – во множестве – темные берестяные трубки. Помещение казалось безлюдным, однако в дальней его части изредка мелькали чьи-то тени.
Они сошли на кедровый пол, и тут же глухая тишина наполнилась неимоверным скрипом. Светозар пытался шагать шире, перепрыгивать толстые половицы, но все тщетно… Стоило же ему остановиться – скрип прекращался, хотя Странник, тихо посмеиваясь в сребровласую бороду, продолжал неторопливо – и бесшумно! – шагать вперед. Сомнений не было: Новолод знал секрет этой жуткой «музыки».
Когда они подошли к крайним шкапам, сердце Светозара екнуло. Над последним из них проплыла макушка чьей-то головы. Да ведь шкапы были саженные ! Получается – великан, что находился за ними, ростом был в сажень с двумя аршинами ? Второй Мимир!?
Выйдя к освещенному Вечными Огнями углу, Светозар наконец увидел его – Светого старца Белогора. За высоким каменным постаментом стоял древний, как Рипеи, дед. Свет, исходящий от него в мирах, был сродни Свету учителя Вершины, а потому сердце заволновалась в груди княжьего чародея. Ведь говорил дїй: «Не горюй, без учителя не останешься» – неужто это он и есть?
Великан только что уложил на постамент увесистый книжный ларь. Он держал в шуйце специальный зажим для страниц, намереваясь приступить к чтению . Казалось, что неважно ему: кто перед ним и с чем пришел.
Светозар почувствовал, как заколыхалась невидимая энергия, стали плавать, едва заметно искривляя реальность, какие-то образы… «Боги Светлые! Да ведь они меж собой сейчас разговаривают!»
Со стороны казалось, что ничего не происходит. Старец неспешно вскрывал замки ларца, прочел и смотал в клубок надзамочные наузы и по-прежнему не замечал гостей. Странник Новолод был погружен в себя – ему требовалось гораздо больше усилий для того, чтобы общаться подобным образом. Княжий чародей смотрел во все глаза. Он многое слышал от Дїя о праречи, но впервые видел, как это происходит.
Тем временем старец спрятал клубок в широкий рукав светлых одежд своих и молвил медным, твердым голасом:
– Коли на то воля Круга Хранителей, иди, Странник, дале моя забота…
Новолод повернулся к молодому кудеснику, попрощался и безшумно удалился…
– Много ль Посохом своим отмерил?
Светозар вздрогнул. Он медленно поднял взгляд под потолок, откуда на него пристально смотрели синие, как озера, глаза старца. Молодой чародей молчал, не зная, что отвечать. Много ли, мало… Лишений из-за Посоха было немного – он только начал свой тяжелый путь, но ведь они все-таки были!
– Верно взвешиваешь, что да как? – улыбнулся великан, и Светозар заметил густую сетку морщин, исчезающих где-то в густых белых власах его. – А я спрашиваю об ином: многих ли касался Посохом, пока он у тебя?
– Да пока только одного, и то… он по своей воле.
– Так и есть. Зрю на Посохе путь исхода в миры иные. А вот точно ли по своей воле?
– Старик сам просил меня, он умирал… – недоуменно пожал плечами Светозар и смерил взглядом Посох Времени.
Белогор снова по-отечески снисходительно улыбнулся:
– Чародеем слывешь, кудесы читаешь, образы ладно складываешь, Силу имеешь, многое видишь, чего другой не узрит, а все одно мыслишь, как дитя неразумное. Крепко привязан ты к миру яви, обеими ногами стоишь, да голова должна быть с богами. Разве не учил тебя тому Вершина?
– Да как же, старче? – возмутился Светозар. – Ведь от службы к службе мало того, что сам гимнами да обращениями Славу пою богам, так и других наущаю, как пути познания их силы сыскать…
– Кичишься разумом? – резко охладил молодого чародея Белогор. – Что ж, богодарю тебя за урок – пора вспомнить, как глагол пользовать. Значит, мыслишь, что я, старец дряхлый, не разумею, о чем реку, так?
Светозар вспыхнул от стыда.
– Как я смею, ас?! Просто хотел…
– Ах, ты еще и хотел, желал… – едко подхватил старик. – Тебе ли не знать:
«В желание все мирозданье одето.
Желание – недруг познанья и света,
Враг мудрости – мудрых ввергает в пыланье.
То алчное пламя в обличье желанья…»

Не уразумел ты Посоха, чародей. За то время, что он пробудет в силе, Древо Времени будто мхом обрастет клубками и узелками, один из которых ты уже завязал в Белогороде.
– Я? – в недоумении воскликнул Светозар. – Как же так? Там умирал старец!
– Его путь исхода был тяжким, знать, поднабрался нечистого за лета, проведенные в яви. Муки его – плата за все собранное. Он натворил – ему и отвечать – и там, на Мосту, и тут, перед уходом.
Демоны досыта накормили его нечистым – так, что уж и на земле не мог стоять обеими ногами, болтался меж мирами. А тут просвет – Древо! Такая возможность проскочить через часть заслуженных мучений! Да и было кому подучить его – ведь демоны не могут быть голодными, вот и измыслят, как обмануть да заставить человека дать им их темную пищу.
Наши грехи, боль и мучения суть их еда. Темные ведают, что источником великих мук может стать время, часть которого в твоем Посохе, а посему… Ведь есть и великие демоны. Они просчитали все за тебя и даже за Вершину. На что им было искать ветвь Древа, коли можно немного подождать, и ты сам найдешь её, вернее, она – тебя… Смекаешь?
А как узнать в междумирье о том, что ты нашел Посох? Ну? Правильно. Заставить показать его силу. Самое верное дело – отыскать того, кто терпит муки на меже между мирами, и подсказать, что исход есть: договорись только с владельцем Древа!
Вот и обратились к тебе люди не светлые, не ясные. Эх ты! Чародей князев! Гордыня глаза застила, а ведь был знак, не могло не быть. Был?
Светозар, опустив лицо долу, согласно кивнул.
– Вот, – заключил старец, – а ты того не понял. И что же дале? Коснулся человек Посоха, передал ему кармический узелок оставшихся мучений, и как искра пролетела между мирами: «Вот Древо!»
Многие из сведущих видели этот знак, потому и охотятся теперь прицельно – знают, где и кого искать… А еще…
Старец умолк и несколько минут оглядывал Светослава, не по-доброму качая головой.
– …А еще я чую – малодушие в тебе очнулось. Думаешь ты, что сумеешь Посох тут оставить. Дескать, Хранителей в Недре и перед ней полно, вот пусть и хранят. Так что ль? Вижу – зарделся ты. Не ждал, что мысли твои ведаю, человече? Нет уж, хранить его да хранить от него – твой урок! За Древом целые отряды, целые армии отряжены. Где он, туда и они, пока не отымут.
– Да как же отымут? Людям ведь нельзя касаться…
– Искать будут люди, рабы покорные, а вот кому взять его – найдется и без них. Может статься, что только палка в твоих руках и останется, а Время из нее уйдет в темные лапы… Так что о том, чтобы оставить Древо здесь, даже не думай. Тебе назначено!
Светозар, ошеломленный, поднял глаза на старца.
– Скажи мне, если можешь, – почему я? За что мне дано держать безвредно этот Посох?
– За что? – призадумавшись, уже другим тоном заговорил Белогор. –Пожалуй, про это надобно ответить. Всё тебе дано за твое прошлое, за то Великое добро, что ты содеял на земле в свой прошлый приход на нее.
– Вот, значит, как нас благодарят!? – попытался отшутиться чародей.
– Кого это – нас? – странным голосом уточнил великан.
– Ну, нас – людей…
– Людей, говоришь? В свой прошлый приход в этот мир ты был демоном, Великим демоном!
Клубок третий
Все, о чем мыслил Светозар по пути к пещерам, ныне рассыпалось в прах. И если ранее рисовал он себе увлекательное путешествие в сокрытую подземную страну, то на деле вот уж третий день полировал портками лавки в одном из укромных уголков обережных пещер где-то над Недрой.
Мудрость Белогора, умеющего четко и быстро поднимать кладку на устоявшемся фундаменте знаний, вложенных в Светозара Вершиной, так ловко возводила стены образования молодого чародея, что тот не успевал радоваться излечению от гордыни. Несколько раз на дню в его яйцевидную келью, размером с большой курятник, наведывался старец-великан, садился на пол, и они продолжали беседы… За короткое время твердый мир знаний кудесника был полностью развенчан, разобран и отстроен заново. Трудно переживал Светозар известие о том, что в предыдущем воплощении он был на стороне демонов. Однако старец был рядом и не дал сомнениям овладеть чардоеем…
Ибо прямой потомок богов, урожденный ас Белогор, ведающий чудесами миров, а также и знаниями о чудесных мирах, способный и без Врат Междумирья переместиться в любой из них, был настолько прост и понятен в общении, что Светозар совершенно не чувствовал разделявшей их пропасти.
Ас отмерил уже шестой Круг лет . Он знал в совершенстве простую Руницу и Тайную Княжью. Умел погружать собеседника в прекрасные и доступные образы понятий, о коих шла речь, а потому каждый раз чародей ждал его, как глоток свежего воздуха, несмотря на то, что от всякого нового поучения разум человека вскипал, оставляя на ободе ненужную накипь былых сомнений.
Белогор и сегодня не заставил себя ждать. Он пришел свежим, краснощеким, видно, поднимался из пещеры наверх.
– Поди, там мороз? – участливо спросил Светозар.
– Морозит, – простодушно ответил древний ас. – Вчера еще ветер шалил, а сегодня Вайу присмирил его, благодать.
– Белогор, а как ты выходишь наверх? – Я о тех, кто рыщет ныне у пещер в поисках следов Посоха. Они тебя не видят? …Я же вот чуть не вдвое меньше тебя, а укрыться мне сложнее.
– Что ж, отвечу… Да тебе и самому догадаться до того можно! Асы – прямые потомки богов, верно? Так почему боги мира Слави так стремятся пройти уроки здесь, на Мидгарде?
– Мы их потомки, – уверенно ответил чародей, – и должны воплощать предков в наших детях и внуках для того, чтобы они смогли вобрать в себя полный опыт воплощений и стать затем не асами, а богами. Они, предки, там, в Слави, по сравнению с нами не такие… плотные. А у нас, здесь, тела плотнее, стало быть, в нашем теле во много раз больше живатм . И возможностей набраться опыта у нас куда как больше.
– Ну вот, ты почти и ответил на свой вопрос.
Светозар медленно почесал в бороде.
– Выходит, твое тело тоже не такое плотное, как мое?
– Это так. Однако ж, если мне надо, я могу стать плотным, как гора, а могу и прозрачным, как туман, или вообще незримым. Подобно туче, что висит у гор по краю небес на закате. Смотришь, и понять не можешь, что – темная полоса тучи, а что – каменные вершины?
Что же до того, что я вдвое больше тебя и как я умудряюсь здесь головой капельник не посшибать? Так сии ходы да пещеры с подземным капищем, в которое мы вчера с тобой наведывались, строили асы и боги, а я ведь не больше их ростом, потому везде пройти могу, даже там, где ты не пройдешь.
– Белогор, а ведь капище отстроено из какого-то другого камня? Там почти нет здешних валунов. Отколь такие камешки?
– Давно это было… – пожал могучими плечами дед. – В лето 1004-е от основания Асгарда Ирийского . На берег х’Арийского моря спустились с небес четыре Вайтманы . Они привезли для строительства капища сего множество разных дивных камений, кои сыскали на лунах далеких, возле Земель Стрибога и Ния .
От месяца серпеня дня десятого до месяца желтеня дня тридцать шестого – это, почитай, что 67 дней – миряне Круга родов  освобождали чрева Вайтман от многодивной ноши, и каждый род представил для деяния благого по три полных Круга мужей своих.
Многия дары, кои принесли Вайтманы с небес во череве своем, направили зодчим, сотворяющим капище Рода в х’Арийских горах . В этом капище по Божьей воле надлежало Кругу многовратному  место обустроить.
В месяц ветров дня девятого в полдень Круг х’Арийских родов приступил к созиданию сего капища Рода. Как писано в летописи, «в одной из пещер были убраны стрелы каменные, что смотрели друг на друга сверху и снизу».
Используя Силу Вышнего Взора, прилетевшие асы размягчали каменья пещеры, и круг путей  торили к Недре, в глубины земли постоянно спускаясь. На сто пятьдесят и еще семь саженей спустились под землю зодчие мудрые. Каждый путь завершался залом пристойным. От них, ниспускаясь спиралью древней, снова пути уходили под землю.
На шаге девятом  одной из спиралей был установлен Круг Многовратный, на коем начертаны Руны Чертогов . Из шага восьмого в залу с Кругов ворок  путей устремляли дороги. Но лишь по одному из них можно было добраться куда нужно.
Тридевять залов, лежащих под Кругом, хранили кристаллы Силы Мидгарда. Вход в залы те был доступен лишь дїям. За два тридевятых положенных  лета построили капище и в День Числобога отворили Врата.
Во всех залах капища и на путях тайных на вышних треногах хранились такие же сварожичи, что и здесь. Они тьму отгоняют светом лучистым и не нуждаются в питании древесном. А еще сюда во множестве сварожичи теплые привезены. Да и в земле-матушке тепло для капища и привхода в Недру разбужено.
Многие залы определили под схороны. В них размещали дары всем богам. Пути до тех схоронов сотворены потаенные, никто, кроме ведающих, их не отыщет, ты и сам сие видел.
Пред Капищем Рода в Роще Перуновой  ранее была сотворена кумирня Великая, где в вышину на семь саженей шестнадцать могучих кумиров стояло. А в центре меж ними Свасти кружилась и поднималась на восемь аршин к требнику сильному рядом с одуньей.
После того, как призвав Числобога, Круг Многовратный раскрыл свое сердце к Чертогу Медведя, отправились три Странника в Чертоги Сварожьи. Позже, обретя в странствиях Великих Сварожичей, обратно явились из Чертога Медведя Странники сии Гавата, Доброга и Карстин.
Призывали их для того, чтобы деяния потребные сотворили и свет принесли в благодатье Чертога и для наших капищ Инглии. Сии принесенные ими сварожичи в схороны спустили, что вглубь уходили тайнной тропою, и схороны эти закрыли неведомой силой.
Вход открывался там токмо по слову заветному, в Рунах сокрытому. Лишь жрец, ведающий слова те, может стены раздвинуть и в схороны спуститься. Теплые сварожичи камень греют. Вот потому и тепло у нас в пещерах там, где нужно.
Из залы, где покоился Круг Многовратный, сорок путей проложили к колодцам, что уходили во чрево земное. Эти пути нарекли обережными, для темных созданий их предназначили, и для тех, кто проникнет тайком на Мидгард, используя силу Кругов Многовратных.
Теперь понимаешь, почему я отговаривал тебя от спуска в нижние шаги капища? Предки наши ждали темных времен, а потому так все обустроили, что даже самый лукавый демон, что исхитрится в явном теле чрез Врата Междумирья проскочить сюда, прямиком канет в дивные колодцы над Недрой, куда кольца Врат снисходят. Отколь пришел – туда и отправится, с чем пришел – с тем и уйдет.
Это я к тому, что ежели тот темный ты, что уж воплощался ранее, решит схитрить… разумеешь, о чем я?
Светозар потянул голову в плечи.
– Конечно, – продолжил старец, – тебе неприятно о таком мыслить, однако же тут уж были и такие лазутчики. Ты и сам того можешь не знать о себе. Когда снизойдет на твой разум просветление, тогда устоится и доверие. А пока еще там, в тебе, есть темные уголки, есть.
– Да как же? – возмутился молодой кудесник. – Того быть не может. Да коли б так, я бы уж давно Посох Темным отдал!
– Что им просто Посох? – огладил бороду великан. – Им этого мало. А тут у нас в пещерах и Врата, что до сих пор остаются в деле, и Посох Временной, и капище древнее с камениями чудными, и близость Недры заповедной, где обитель Хранителей и Вед Изначальных. А есть еще ты – тот, кто сумел перескочить с Темной стороны на Светлую, в былом – Великий Демон, тот, кто имеет множество опыта мира темного.
И верхний, и подземный мир теперь под их началом – только несколько мест и остались нашими. Кощеи пойдут на что угодно, лишь бы проникнуть в сии Хранилища. Так что не обессудь, говорю как есть… Многое только от тебя зависит, потому ты сейчас и тут.
Светозар протер чело от проступившей мелкой испарины.
– Понятно теперь, почему ты со мной эдак, – горько сказал он.
– А как это «эдак»? – продолжая пребывать в добром расположении духа, осведомился Белогор. – Или ты думаешь, что тут темных не бывало? Да во множестве. Что – ты! С такими ушлыми я тут говаривал, что и сам готов был уши развесить. Разума великого приходили Темные.
– Сюда?
– Да. И в «курятниках», как и ты, жили, и мудрость богов так же постигали.
Глаза молодого кудесника округлились от изумления.
– Здесь? – потухшим голосом произнес он.
– А как же! Ты думал, что ты один такой – особенный? Скажу так: не больше, чем каждый из людей. Ведь даже самому неразумному из них надобно еще заслужить в мирах иных такое благо – попасть сюда на Мидгард в обучение, родиться тут.
Ты, как и я, как и все мы, некогда выбрал урок проявиться в Яви на Мидгарде. И уроки все свои здесь ты сам себе и определял, а не кто-то. Про сие ты ведаешь от Вершины.
И все эти темные – бравые солдаты богов наших, потому мы их тут в пещерах и принимаем наряду с иными. Они не хуже и не лучше нас, они – другие.
Да ежели бы меня Темные не искушали да не укрепляли в Вере лукавством своим, был бы я асом? Смог бы мыслить о том, как уберечься от чар да морока да самому стать богом? А ведь это и твой путь! Потому ты принят Светлыми и обучаем ими, что некогда выбрался из мира Темного, и, завидев Свет, потянулся к нему.
Твой темный опыт тоже во благо: не будь у тебя его в глубокой памяти, смог бы ты справиться с Древом? Ведь в светлых мирах нет такого жесткого, земного, явного Времени. Потому тебя избрали, и ты сейчас на своем месте. И хоть урок горький Посоху определен, чашу эту именно ты испить должен.
– Определен? Но Вершина говорил, что будущего не зрит.
– Правильно говорил. Для того, каков ты был тогда, это было верно. Сейчас же твой урок стал на определенный путь – у него проявился образ, и как у любого проявленного урока – все, что будет далее, уже предрешено.
– И ты сказал: горький…
– Да, горький. И насытишься ты этой горечью досыта. Да ведь боги никому не дают испытаний больше, чем человек может вынести. Многие из нас, придя в явный мир, начинают спорить с богами, с уроком своим не соглашаться. И получают тумаки. А достанет мудрости – тогда размеренно плывут в реке Жизни своей и обретают только то, что сами себе когда-то намеряли – доброе ли, худое ли.
Определена тебе борьба с Серыми магами – будешь бороться. Или можешь отмахнуться, уйти от урока, жить в лесу да на звезды поглядывать. Но после канешь в вечность, а там и вернешься на новый круг – бороться с Серыми, только уж крепко к року земному привяжут, не дадут и шага в сторону ступить – борись и все, пока урок не закроешь. Так что нужно исполнять урок, и даже ежели проиграешь, то и это определено.
Светозар устало растер лицо ладонями:
– Постой. Раз Темные тут обучались, какой промысел в том, чтобы я в чем-то проиграл Серым магам?
– Весь мрак грядущих непростых времен тем и определен, что Серые маги нашли общие пути с Темными. Не снюхайся они, не было б такой беды, но и роста быстрого не было бы в душах людских – и темного, и светлого. Так что и сие нам всем во благо. Голову не опускай, назад пути все одно нет.
– Но почему боги таят от нас прошлые воплощения? – возмутился Светозар. – Почему мы не помним, кем были?
– Хочешь знать, для чего людям память закрывают при переходе из мира Нави сюда? Вот тебе пример. Скажем, в прошлое воплощение ты был страшным извергом и свел на Кроду весь род какого-то безвинного человека.
Карна-богиня не может допустить, чтобы оставались такие родовые узлы, их надобно распутать. В новое воплощение тебя явят так, что ты станешь супругом или супругой того человека, и дадут вам любовь великую, чтобы восполнить то, что было разрушено. Но стала бы супруга твоя любить тебя так безгранично в этом воплощении, ежели бы помнила, что ты был душегубом и всех ее родичей погубил?
А так вы ничего до поры не помните. Тебе для прозрения дана любовь на созидание, а ей, вместо мести слепой, она же дана в дар безценный. Родятся дети, продлятся рода, и Карна снимет с вас печать забвения.
Однако ж нужно и за науку далее браться. Сегодня продолжим торить пути, сотворенные тобой и Вершиной в Звездочтении.   
Клубок четвертый
Ветер волок зыбкое песочное одеяло через холмы. Мельчайшие песчинки, срываясь с покатых вершин, сыпались вниз и впивались в глаза, будто иглы. Хагай прикрылся рукой и стал задыхаться. И вдруг небеса рухнули на него сырым вонючим покровом. Маг вздрогнул и проснулся. В дверь стучали.
Бросив на пол взмокшую от пота овчину, он растер лицо ладонями, огладил бороду и встал. Дверное полотно снова отдалось глухим стуком:
– Учитель, дома ли ты?
Хагай нахмурился, быстро поджег лампадку, прикурил благовония и открыл дверь с таким видом, будто медитировал всю ночь, пребывая в безграничном лоне вечного Космоса.
– Утро, – устало произнес он, глядя поверх головы оборванного юнца, что, услужливо сгибаясь, кланялся ему у порога, – и как же быстро оно всегда наступает. Но соизмеримы ли наши дни и ночи с днями и ночами Великих Учителей? Не успеешь ступить на порог пути Дао, а уж утро ломится в окна. …Что привело тебя? – опуская мечтательный взгляд к припорошенной снегом земле, спросил Учитель.
Юноша снова принялся кланяться, будто стараясь вымолить прощения у лао  Хагая за прерванное общение с Небесами.
– Там, у ручья, – прогнусавил он, указывая на западную часть поселения, – какие-то воины, они спрашивают тебя.
Возвышенная лень Учителя тут же улетучилась.
– Они что-нибудь просили мне передать?
– Да, Лао, вот, – юноша протянул металлическую пятиконечную звезду со странными знаками. – Наверное, издалека привезли, какие-то закорючки выдавлены.
– Это – не закорючки! это лашенкоидыш, свещенный язык.
– Что?
– Благодарю тебя за весть, – не стал продолжать Хагай, – беги к ним, скажи, что я сейчас приду.
Хагай тепло оделся, сунул ноги в мягкие сапоги из козьей кожи, прихватил посох, знак высокого положения, и вышел на узкую заснеженную улочку.
Никому и в голову не приходило, что под видом ничем не примечательного посоха каста лазутчиков Ниндзя маскировала острейшие боевые мечи. В полом теле его «ножен» имелось множество всякого рода сюрпризов, необходимых в непростом ремесле касты убийц и разведчиков. Этот посох Хагаю подарил один из их тюнинов  – Коршун по имени Ксиаобо – после того, как Орден Серых Магов смог отвести угрозу со стороны джунгар, подобравшихся к их пещерам.
На самом же деле достаточно было отослать гонца к ариману , с просьбой оставить в покое восточные склоны гор с их лесами и пещерами. Но пустяковая проблема была обставлена так, будто только силой неимоверных усилий джунгары были принуждены оставить эти места, предоставляя касте Ниндзя полную свободу на освоенном ими куске территории.
Джунгары просто боготворили своего аримана. Только такому, как он, было под силу держать в повиновении эту несущую всеобщее разрушение саранчу. Однако не условься он сотрудничать с Кругом Серых Магов, кровожажные и алчные джунгары давно бы снесли ему голову. Наука управлять народами – конек магов их Круга.
Джунгары и аримы к тому же понимали, что просто воевать с воинами Нин Тзу Цы глупо. Они не богаты и умеют неплохо обращаться с оружием.  Их недолюбливали, как заносчивых выходцев с далеких островов, постоянно с тайными целями шныряющих по их землям и находящихся в особом почитании у магов. Но аримы терпели их, лишь изредка стесняя в территориальных спорах…
Рассуждая о перипетиях кастовых трений между представителями желтого народа, Хагай добрался до окраины селения. На коротком спуске к ручью он едва не растянулся, припав на руку и сильно ударившись коленом в промерзшую под снегом землю. Поднявшись, он принялся отряхиваться от снега.
Четыре пары глаз терпеливо следили за этим, никак не проявляя себя из береговых зарослей густого, припорошенного снегом кустарника.
– Мир тебе, – услышал маг позади себя, едва только продолжил спуск к ручью.
Он неторопливо и с достоинством обернулся. На тропинке стоял его знакомый, тюнин Коршунов – Ксиаобо. Черная лицевая повязка воина была опущена, видно, специально для того, чтобы Хагай мог его узнать. Поверх боевого костюма ниндзя был наброшен короткий волчий опашень.
Заметив, что маг признал его, Ксиаобо сменил придирчивый взгляд на натянутую ухмылку и в три прыжка очутился рядом с ним.   
– Не ждал, кун Дао? – тихо спросил он.
– Нет, сейчас не ждал.
– Напрасно, – скользя поверх кустов острым взглядом, холодно ответил Ксиаобо, – если перед нами поставлена задача, мы стараемся выполнить ее побыстрее. Нам обещана плата, а золото всегда хочется получить поскорее, да и холода нас поторапливали.
– Плата дается только за выполненную работу, а вам было поручено отыскать чуть ли не иголку в стоге сена.
– Раз мы тут, значит, отыскали и стог, и иголку.
– Мы?
– Я не один.
Хагай, спохватившись, запоздало скользнул взглядом по кустам, тем самым выкроив себе еще немного времени. Наконец, он определил для себя стратегию поведения, и к нему снова вернулась твердость духа.
Он глубоко вздохнул и спросил:
– Может, вы еще и …принесли эту «иголку»?
– Нет, Посоха не принесли. Нам никто не поставит такой задачи: смертным нельзя прикасаться к Древу. Но где сейчас находится Посох, мы знаем точно.
Маг был непроницаем. Ничто в лице не указывало на внутреннее ликование. Он секунду молчал, просчитывая варианты. Тюнин настороженно всматривался в лицо Хагая.
– Что-то не так? – спросил он жестко. – Мои люди сделали дело, они желают получить обещанное.
– О! – вскинул брови Дао. – За это не переживайте.
Хагай откинул подбитую мехом полу и, отстегнув от пояса тяжелую мошну, протянул ее Ксиаобо.
– Но скажи, тюнин, в этом деле тебе достаточно было положиться на ваших солдат. Они прекрасно справляются и под началом генинов . Стоило ли тебе самому входить в это?
– Стоило, – ответил Ксиаобо, пряча под одежду полученное золото. – Мои солдаты за последние полгода имеют с Круга магов две недоимки, поэтому и…
Он запоздало опомнился и бросил цепкий взгляд в сторону Хагая. Серый оставался непроницаемым, но от того, что сейчас незримо проскочило между ними, даже под теплым меховым опашнем тюнину стало зябко. Он понял, что совершил ошибку, но постарался сохранить твердость, и его голос почти не дрожал:
– Мы многим обязаны вашему Кругу, но мы тоже сделали для магов достаточно. Солдатам некогда раздумывать над тем, почему им не заплатили. Они делают свое дело, а после высказывают свои претензии генинам, а те – нам. Слухи о недоимках дошли до дзенина . Зная о том, что о результате поисков велено доложить тебе лично, меня, как знакомого с тобой, послали взять плату.
Рабам можно не платить, а воинам плата положена. Каждая встреча со славянскими штурмвоями может стать для любого из нас последней.
– Я все понял, тюнин, – холодно ответил маг. – Однако же дело сделано, плату вы получили, рассказывай.
Ксиаобо сжал зубы. Затем с трудом снова заговорил:
– Веры долго шли к востоку, пока не осели у х’Арийского моря возле реки Сарма. Мы шли за ними на расстоянии, пока асур Вулкан не загнездился на зиму с войском. Близко не подойти, однако даже издали видно, что стали основательно. Рубили дома, огораживались…
– Не обязательно. Они легко бросают даже полные великолепия города. Не рушат, не жгут – уходят и все. Тартары не держатся ни за дворы, ни за злато. Отстроят избы, терема, огородят на защиту, а потом собираются и уходят в никуда. Нет у них такой тяги к земным ценностям, как у вас, – колко заметил маг. – Не думаю, что солдаты Вулкана ходят к кметям его и требуют плату за пустячную услугу. Все понимают: они воины, их долг – воевать и защищать. Так что, если понадобится, и эти свои терема да палаты веры легко бросят и уйдут.
И снова сломленному тюнину было нелегко продолжить рассказ.
– На то, чтобы делать выводы, есть другие, мудрые, головы. Наша задача разведать. Что видели, о том и говорим. Видели, где веры осели, – говорим. Видели, как они осели, – говорим. Станут уходить – расскажем.
– Не кипятись, тюнин, скажи-ка: асуров кудесник шел со всеми?
– Да. Посох был с ним.
– Погоди, дай угадаю: он решил его спрятать, не так ли? Где-нибудь в подгорных капищах, на привходе в Недру – там самое сокрытое место белокожих.
Тюнин опустил глаза:
– Ты все знаешь.
– Нет, просто догадываюсь. Хотя, как видишь, теперь я мог бы тебе не платить и вовсе. Но «воины станут жаловаться на недоимку», да? Ладно, расскажи детали.
Растерянный Ксиаобо усилием воли отгородившись от недобрых мыслей, стал излагать то, что ему было известно:
– Это место называют Лударь. Кудесника туда вел кто-то из местных.
– Адууд?
– Нет, кто-то из тартаров. С вером и провожатым шли штурмвои, поэтому близко подойти было невозможно. И так на днях местные расы напоролись на наших. Обошлось, ушли.
– Вы оставили свидетелей?
– Убивать их – начнут искать. Тогда в три раза у расичей острее станут и уши, и глаза. А если мои воины никого не тронули, то, значит, не со злом приходили и не насторожат расов.
Хагай молча кивнул и продолжил расспросы.
– А что же кудесник? Неужели не почуял к себе «внимания»?
– Мы тоже кое-чему обучены. Не заметил. Штурмвои ночевали у входа в пещеру, а кудесник и его проводник ушли в Недру. 
– Не пустят они его с Посохом туда. – Хагай задумался. – И без Посоха не пустили бы. Это один из их последних подземных оплотов. Говорят, туда ни воздух, ни вода, ни даже мысль просто так не проходит, а тут Посох Времени… Хорошо, – прервал Хагай рассуждения. – Теперь мы доподлинно знаем, где искать. Дадим им дней двадцать. Круг за это время подготовится, а вы снарядите туда на досмотр к верам пару Коршунов.
Кудесник в пещерах долго не высидит и Посох свой не оставит. И как объявится он на их стоянке, пришли ко мне посланца. Сам не приходи. Да, услуга эта будет оплачена, и за мороз добавлю. Все, прощай.
Хагай стал осторожно подниматься от ручья к селению. Сапоги скользили, и шел маг неторопливо, но пока он не скрылся за далекой скалой, Ксиаобо провожал его взглядом.

В тот же день кун Дао отправился в дорогу. При последней встрече было оговорено, что, как только Ниндзя принесут вести, Хагаю следует немедленно наведаться к своему старшему товарищу – Шахару.
Маг много раз ходил за перевалы. Ночевал в деревнях Дао. Несмотря на крайнюю бедность приверженцев его учения, Учителю не жалели последней крошки и всегда встречали радушно. Так уж вышло, что последнее на этом пути селение Дао лежало на западном, а первое селение Мин-цзя – на восточном склоне одного и того же холма. Стоило только обогнуть протоптанной в снегу дорожкой эту возвышенность и войти в первый же дом, как можно было заметить совершенно иначе устроенное хозяйство.
Многолетними стараниями Шахара и тех, кто поливал ниву знаний народности Мин-цзя до него, общность приверженцев этого направления философии так грамотно сформировала в них тягу к познанию каждого начертанного знака, что иногда даже крайне бедные Дао, проживающие за холмом, обращались к ним за помощью во всякого рода судебных или спорных вопросах. Мин-цзя всегда знали, что та или иная статья закона под собой подразумевает и какое наказание ждет человека за ее нарушение.
Споры или обсуждения законов между крестьянами были даже более частыми, нежели разговоры о погоде.
Казалось бы, такие разные течения – Дао и Мин-цзя, а как только по ту сторону холма появлялся Хагай, Мин-цзя ему кланялись и приветствовали как великого мудреца, сопровождая к дому уважаемого Шахара. Дальше им пути не было, ведь на прилегающие к дому Учителя земли местный люд не мог ступать своими невежественными ногами. 
Хагай гулко потоптался у порога, стряхивая налипший на сапоги снег, и постучал. Хозяин долго не открывал, хотя слышно было, что он с кем-то разговаривает.
Хагай постучал повторно. Того, о чем говорили в доме, невозможно было разобрать, однако по интонации было понятно, что приходом гостей недовольны. Подмерзшая дверь скрипнула и приоткрылась. Шахар не спеша выглянул из темного проема.
– Ты? – удивился он Хагаю и осмотрелся. – Проходи. 
В темной, устланной циновками прихожей, было непривычно чисто. Совершая принятый в Круге ритуал уважения к принимающему дому, гость отметил это сразу. Разувшись и разложив у входа обувные онучи, как этого требовала традиция, Хагай увидел справа от входа еще пару сапог. Глядя на них, с полной уверенностью можно было сказать, что их хозяин изведал множество путей.
Шахар отодвинул в сторону легкую дверь, приглашая мага в гостиную. Хагай не сразу заметил, что на полу за коротконогим хозяйским столом сидит человек в одеждах гаонов  с наброшенным на голову капюшоном. Куратор Дао даже не мог вспомнить, когда в последний раз он встречал кого-нибудь из них. Тем временем хозяин жилища задвинул за вошедшим легкую створку и жестом пригласил его в центр комнаты. Хагай, стесняясь того, что прервал трапезу гаона, стал напротив него.
– Адони , – с вкрадчивой торжественностью тихо представил главу течения Дао седовласый Шахар, – это Хагай.
– Надо же! – оживился первый гость. – Как вовремя!
Хозяин с достоинством поклонился и представил гаона:
– Пред тобой посланный к нам Зикней ам, Кореш  Евер-Нахаш. Его имя Сирах бен Мойше. Ему будет дано взять в руки Посох! 
Клубок пятый
То, что вкушал Сирах бен Мойше, отбило аппетит даже измотанному дорогой путнику. Хагай понятия не имел, что это за «изысканное блюдо» помещалось в миске гостя, но выглядело оно омерзительно. Собственно его никто и не торопился звать к трапезе. Вместо угощения Шахар завел с ним пустую беседу на всё то время, пока Евер-Нахаш спокойно и размеренно проглатывал что-то скользкое, похожее на кишки.
В комнате ощутимо пахло змеиным ядом. Хагай, прислушиваясь к речам Шахара, то и дело посматривал в сторону гаона. «Возможно, – думал он, – этот сутулый ходок просто пользуется притираниями? Выглядит он как больной, но больной не смог бы запросто отмахать такое расстояние…»
Сирах же не обращал на присутствующих никакого внимания. Выглядело это так, будто он не насыщается, а совершает некий странный обряд. Хагай имел множество посвещений и хранил в связи с этим в своей памяти огромный опыт участия и приобщения к разного рода странным и страшным обрядам, «но, – заключил Дао, – такого я что-то не припомню».   
Тем временем гаон насытился и встал. Шахар тут же принялся убирать со стола его миски, продолжая неторопливый разговор.
Хагай украдкой бросил взгляд в сторону повернувшегося к нему спиной Евер-Нахаша. Дыхание Дао невольно прервалось: темное, древнего покроя платье гаона вздыбилось и зашевелилось чуть пониже спины.
– Они будут к ночи, – сказал Сирах на языке их родины, и только это слегка сняло оцепенение Хагая. – Мне нужно отдохнуть, где я могу лечь?
Шахар угодливо сопроводил посланца к бамбуковой кровати в дальнем углу дома, где не раз ночевал и сам Хагай, и другие гости мага Мин-цзя. Сирах откинул назад капюшон, и маг увидел абсолютно лишенное растительности лицо и лысую голову. Затылок Евер-Нахаша сильно выдавался назад и вверх, что было присуще только ануннакам  – божественным сущностям. Большие, слегка скошенные к вискам глаза говорили о том же.
Дао почувствовал, как у него похолодели ноги. 
Тем временем хозяин жилища вытащил из угла ширму из разрисованной тростниковой соломы и отгородил ею прилегшего отдохнуть Сираха. Заново накрыв стол, Шахар жестом пригласил Хагая к скромному ужину.
Вначале вкушали молча. Когда же безмолвное оцепенение отступило, маг Дао решился начать разговор:
– Ты догадываешься зачем я пришел? – тихо спросил он.
Шахар кивнул, задумчиво покосившись в сторону ширмы.
– Нашли?
– Да, – ответил Дао, – в пещерах возле х’Арийского моря.
– Мы так и думали.
– Мы?
– Да, мы. Посох дело рук божественных созданий, а потому я и ты здесь только в помощь всемогущим ануннакам.
– Они же боги, разве им нужны помощники?
Мин-цзя не смутился.
– Они лишь малые боги, – с каким-то странным безразличием ответил он, – к тому же они живут либо под землей, либо у другого солнца, и им необходимы те, кто будет стоять между космосом и глубинами земли.
Да, должен тебе сказать, что других наших я не ставил в известность о появлении ануннаков. Да и тебе дано приобщиться к тайне только потому, что твои территории лежат ближе всего к Посоху.
Ануннаки величественны и могущественны, но, как это ни странно, они столь же беззащитны и уязвимы. Если Ведуны и Хранители гоев не ко времени узнают, что они здесь, Посоха нам еще долго не видать. Слышал, – заговорщицки наклонившись вперед, дохнул хозяин жилища прямо в ухо Хагаю, – к ночи придут еще шестеро! Их нужно будет спрятать.
– Что за беда? – с готовностью ответил Дао. – Мы тут и армию спрячем, если будет нужно.
– То-то и оно, – снова стал озираться Шахар, – что не так все просто. Те шестеро, что придут, настоящие ануннаки, а не такие, как этот – Сирах. Видел их когда-нибудь?
– Нет, – честно признался Хагай, – сегодня в первый раз. Но что нам за труд? Что один, что семеро!
– Нет, – ухмыльнулся Мин-цзя и добавил: – Говорю же, все не так просто.

Очень скоро Хагай все понял. Глубокой ночью, когда все трое уже дремали, на окраине селения вдруг завыла собака. Тут же ее одинокий, леденящий душу голос подхватили остальные.
Хагай открыл глаза, отыскивая взглядом затихшего в темном углу гаона. Ануннак тут же поднялся в свете тусклого жирового светильника и сказал:
– Пора!
Они вышли в морозную ночь, слабо подсвеченную луной через полупрозрачные шоры нависающих над скалами туч. Несмотря на все старания не нарушить тишину, звонко скрипели по снегу их сапоги, но что удивительно – ни один из соседских псов, заходящихся истошным глухим воем, не перешел на лай и не стал бросаться к хворостяной ограде. Три неторопливые ночные тени проплыли к угловатой скале и вскоре исчезли.
В этом странном слабом свете Хагай не сразу рассмотрел, что, сползая своими пологими северными склонами к черным провалам ущелья, вытянутый склон горы уходил далеко на запад.
В отличие от своих измученных мраком спутников, гаон прекрасно ориентировался в темноте. Он шел первым, за ним едва поспевал Шахар, а уж Хагай почти бежал. Это было небезопасно: под ноги постоянно попадались неустойчивые, скользкие камни, а тонкий снежный настил только усугублял ситуацию.
Вдруг Евер-Нахаш остановился. Нетвердо стоявший на ногах Хагай качнулся и нелепо шлепнулся.    
Шахар молча подал ему руку, и Дао, стыдясь промашки, стал подниматься. Когда же он все-таки набрался смелости снова взглянуть вперед, то оторопел. Скала на краю ущелья шевелилась. Тут же отдался камнепадом и возвышающийся с юга склон. Дао смотрел во все глаза. Перепрыгивая по горам с выступа на выступ, приближался… дракон! Нет, конечно же, это страх заставил воображение дополнить слабо прорисованную в лунном свете картинку, но и это повергло Хагая в шок! Тот, кто спускался с гор, имел силуэт человека, был просто огромен и балансировал гибким, подвижным хвостом.
«Ожившие» у ущелья валуны стали приближаться. Вскоре бледный свет выхватил из мрака силуэты еще пятерых хвостатых великанов. Судя по всему, они, как и гаон, прекрасно видели в темноте, а потому двигались уверенно, не торопясь.
Камни гулко отдались ударом. Это спрыгнул с горного откоса их первый гость…
– Ну, – обернувшись, спросил Шахар, – видел? Это гиганты. Как ты их спрячешь?
Ануннак в один миг оказался рядом с ними. В воздухе снова потянуло змеиным ядом. …Или Хагаю почудилось? Ведь показался же ему драконом этот пришелец с хвостом!
Большой ануннак, не дожидаясь своих собратьев, сел на корточки перед Сирахом бен Мойше и опустил голову. До магов доносилось глухое, низкое мычание, звуки выстраивались в нестройные, но, казалось бы, законченные цепочки. Становилось понятно, что ануннаки разговаривают – не открывая ртов.
Хагай осторожно шагнул к своему товарищу. Ануннак на секунду напрягся. Дао понял, что его движение заметили.
– Они пришли с неба? – дрогнув, шепнул он в самое ухо Шахару.
Мин-цзя отстранился и, как показалось в полумраке, посмотрел на мага Дао едва ли не с презрением.
– Они пришли из земных глубин. Это воины. Прочие там и живут в благости, стараясь даже мыслями не касаться нашего мира с его палящим солнцем. Только воины выходят на свет, да и то редко. Этим приказано Советом Великих Ану раздобыть Посох Времени.
– Как? – удивился Хагай. – Дорога Посоха лежит не к свещенным землям?
– Придется, – неохотно произнес Шахар, – раскрыть тебе некоторые тайны… Все мы – маги Круга – имеем власть, которую не в силах ощутить даже император этих земель. Почему же мы, не похожие ни на одну народность аримов, служим своему делу именно здесь? Почему свирепый император позволяет нам взращивать в душах его народа разные по сути учения? Порой даже толкать на братоубийство?
Рядом с императором, его приближенными, в их храмах, в их душах – всегда мы. Только аскетизмом, пониманием великой цели и своего места в мироздании мы можем сдержать себя от пагубного самолюбования. Ибо над нами – великая определяющая сила, не сравнимая с императорской. Мы – исполнители воли Совета Великих Ану Земли, над которым стоит Совет Великих Ану Неба. Мы – презренные рабы Всемогущих ануннаков, недостойные слизывать пыль с их сапог.
Хагай молчал. Мысли в его голове мешались с вопросами и исчезали в холодных подвалах неразрешимого. Увидеть все воочию оказалось совсем иным, нежели просто погружаться в мифы.    
Тем временем великаны поднялись и двинулись в сторону ущелья. Евер-Нахаш не торопился оторвать взгляд от исчезающих во мраке собратьев, его думы улетали за ними, через длинные каменные ходы и залы, сотни скрытых дверей, десятки подземных озер, через скорбные галереи в родную, теплую обитель подземного мира. Там нет этого пронизывающего ветра, не бывает мороза, а Пекло  сокрыто в глубине и не режет глаза. Всегда теплое, подобно Маре, солнцу космического пристанища предков наших, оно не способно обжечь и ослепить.
Для ануннака оставалось загадкой, как эти недоразвитые, тщедушные сути могли выносить свет Ярилы? И что грело их кровь в тот час, когда царила в расщелинах леденящая стужа?
Гаон, не чувствуя онемевших от мороза пальцев и зябко сутулясь, не спеша подошел к магам.
– Чертов мороз, – недовольно буркнул он. – Решено, я останусь у тебя, Шахар. А ты, Хагай, завтра же отправишься к себе. Когда ниндзя выследят владельца Посоха в поселении славян – дней через двадцать – мы придем к тебе, на ту сторону перевала: будь готов! Воины-ануннаки отправились на охоту к пещерам х’Арийского моря. К сроку и они будут с нами.

Вечером того дня, когда Светозар вернулся в Плешку, на погруженное в зимнюю дрему селение внезапно надвинулся буран. Его тянуло от х’Арийского моря, словно волной накрывая лесистые холмы, а уж потом погружая в колючую молочную реку и сам Хи-Гол.
Выл в дымоходах Вайу, метались над крышами сорванные бурей ветки. Снег завалил дворы, поднялся до заваленок, а затем упрятал и стены. Не стал князь днем допытываться у чародея что да как, отложил все на вечер, да уж после было не до того.
Ревел буран, стонала ночь, черные ищейки Совета магов бросились искать укрытие. Они спешно ушли за холм и вскоре, спустившись в падь, растворились в бешеном снежном мареве… Где им было знать, что две пары внимательных глаз адуудов видели их в тот миг, когда воины ниндзя вынуждены были потерять бдительность.
Несмотря на буран, лесных людей возле Плешки заметили и остановили. Те стали указывать на княжий терем и требовать: «Буря-ты, …канязя». Пришлось витязям вести гостей к резному асурову крыльцу. Осмотревшись за княжьим порогом, адууды опешили: ни росписи, ни резьбы тонкой они отродясь не видывали. Стояли, вперив раскосые темные очи в стены да потолок, молчали. Когда спустился к ним князь, лесные оживились и принялись что-то горячо толковать, указывая в сторону Хи-Гола. Долго вслушивался Пресветлый в непонятный говор, пока брови густые его с сединой не встретились у переносицы.
Князь понимал, что гости пожаловали не просто так, потому позвал воев подойти ближе и чутко внимать их речам. Тот из пришлых, что был пониже, махнул рукой, чтобы привлечь внимание Вулкана, и стал странно двигаться. Выглядело это так, словно он за кем-то крался. А когда он прижал руки к телу, а затем к лицу, все словно воочию увидели плотную одежду и маски на лицах, и один из воев выкрикнул: «Аримы, Скорпионы, Коршуны!»
Было ясно, что эти «буря-ты» пытаются что-то рассказать о черных лазутчиках. Гости повторяли движения воинов ниндзя и указывали на спину, где те имели обыкновение крепить свои мечи.
– Где? – спросил Вулкан. – Там? – он махнул в сторону дна пади.
Буряты закивали. 
– Сколько их? – продолжал допытываться князь, показывая бурятам свои длинные пальцы. – Два? Три? Сколько?
Лесной гость аккуратно оставил на одной руке асура все персты и добавил к ним два своих.
Клубок шестой
Лишь до утра безумствовал буран, а снегу прибыло столько, что из теремов да изб выбирались с трудом. Кто первым отворял двери – помогал соседям. После, торя дорожки меж домами, вместе пробирались к оголодавшей в хлевах скотине.
Снежные тучи висели угрожающе низко. Ближе к полудню ушли с Плешки гости, коих веры стали звать на свой манер – буряты. Ночевали они с караульными во бдейной избе, благо к ночи ветер понемногу стал утихать и можно было добраться к окраине поселения.
Зимний день короток. Едва выбрался Светозар к князю, только-только поведал, о чем у привхода в Недру дознался, как снова в терем к Вулкану прибыли гости. На сей раз просто чудо чудное: от окраины Плешки дозорные витязи привели троих сайвоков. Любой знает, что эти подземные жители и сами могли пожаловать куда им надо, поскольку прятаться да глаза отводить были они великие мастера. Но в этот день что-то заставило их идти поверху, на виду у витязей. Светлый князь немало удивился тому.
Сайвоков дружина ведала, потому их провели прямо в палаты, где Вулкан со Светозаром наскоро сладили все к тайной беседе. Едва только были заперты двери, малыши сняли свои шапки и, поклонившись Светлому князю, поведали, что посланы царем горных, Бородиком, с тайным сообщением.      
– Царь Бородик, – продолжил один из гостей, – и все мы сильно обеспокоены. В одном из залов наших галерей, что близ моря х’Арийского, видели шестерых ануннаков, что выходили из врат древних глубинной империи Агхарти.
Ход сей давно нрадами, жителями подземной страны, закрыт был и припрятан искусно с тех времен, когда воды Моря нашего вновь открыли древние галереи после долгого затопления.
До сей поры ни ануннак, ни нрад не открывали врата из Агхарти. Зная о том, что на поверхности, над их ходами, стоят светорасы, они почти не появляются у моря х’Арийского. И не совались бы сюда вовсе, коли не сокрыты были у самого моря их Залы Спящих.
Вулкан оживился. С обустройством подземного мира он был более-менее знаком, а вот о Залах Спящих слышал впервые.
– Спящих? – переспросил он.
– Ануннаки и нрады, – продолжил сайвок, – различаются меж собой, однако и общее у них есть. Нрады не столь велики ростом, как ануннаки, а посему даже летают в пещерах, подбно молниям, на своих блестящих колесницах. Однако более всего их роднит то, что в Залах Спящих, меж подземными городами этих народов, «спят» и ануннаки, и нрады, в коих сокрыта чистая кровь их сошедших с небес предков.
Наши же ходы малы и для тех, и для других. Вот и выходит, что все, куда они не могут проникнуть, принадлежит нам.
Залы Спящих есть великая тайна жителей Агхарти. Мы храним множество разных тайн и понимаем, что открой мы любую из них – череда земных или подземных событий непоправимо изменится! Но на все есть и свои исключения. Сейчас время странных событий, и мы должны открыться тебе и твоему чародею.
Вчера ануннаки, что вышли из врат Агхарти, с помощью «огненной струны» начали торить путь к одному из Залов Спящих, что находится у самого Моря. Мы не знаем, зачем им понадобился такой короткий путь, но это было близко от Привхода в Недру, а потому Хранители попросили наших в случае чего отвлечь Ящеров.
Один ход обвалился под давлением воды, и четверых наших братьев просто выплеснуло прямо под ноги ануннакам. Не менее десяти сайвоков видели своими глазами, как эти великаны растоптали их, прекрасно понимая, что творимое ими беззаконие видят другие сайвоки.
Наши тут же отступили и, чтобы избежать преследования, открыли позади себя ход ледяной воде. Ануннаки все же выплыли к замерзающему Морю, однако же теперь к Залу Спящих им без особой помощи не пройти до самого тепла. Уж больно холодна у них для этого кровь. Глядишь, еще сами обратятся в Спящих…       
Вулкан встал. Он медленно отмерил несколько шагов и обернулся:
– Что скажете, – спросил он сразу и сайвоков, и Светозара, – что им тут надо?
Чудь молчала. Не спешил ответить и погруженный в думы чародей.
– Что сопишь в усы? – требовал ответа князь. – Далеко ли мыслями ушел? А я вот ближе гляжу. Что, если лазутчики ниндзя и ануннаки в своих целях заодно?
Светозар молчал. Вместо него ответил один из сайвоков:
– Самим ануннакам Посох без надобности. Древо дало свою силу в Яви, потому Посох Времени властен над нами, вами, но не над ними. Мы не можем к нему прикасаться: любому из вас, кроме Светозара, это тоже добра не принесет, поскольку может отобрать отпущенное на воплощение время и попросту погубить любого пришедшей в одночасье старостью. Черные воины ниндзя тоже не могут прикасаться к Посоху, ибо чревато… Ануннаки – прямые потомки Темных богов. Так же, как асы – потомки Светлых. Им Древо не может причинить вреда.
– Вот же! – вскрикнул князь. – Тут и разгадка! Кто-то лазутчиками, будто очами, шныряет по горам и долам, а руками ануннаков желает взять Посох, который ниндзя ему сыщут. А отдадут Древо тому, кто, как и Светозар, стоит единочасно сразу в двух мирах. Что скажешь, чародей?
Велимудров, наконец, вынырнул из тяжких дум.
– Так и есть, – хрипло ответил он и зло смерил взглядом Посох, который стал ему ненавистен, – демона на это дело найдут, как и говорил когда-то Вершина. Они желают Время под себя подмять, чтобы до конца Сварожьей ночи властвовать над людьми и теперь уж близки к этому. Но, Княже пресветлый, и вы, Чудь многомудрая, скажите, как нам укрыться или выстоять против ануннаков? Они же впятеро больше каждого из наших воев и волшбу темную знают. Сам Князь Смерти, что в Башне подземной столпом примирения между жителями околопекельного мира поставлен, с ануннаками, как с родными, ведет дружбу древнюю. Благо сюда хоть шестеро пришли, а не все.
Сайвоки, будто переговариваясь, обменялись взглядами меж собой.
– После вчерашнего, – снова заговорил один из них, – братьев наших в галереях у моря х’Арийского во множестве прибыло. Мало ли что у ануннаков в голове. Так что мы с вами – отныне и довеку. Нам не надобно дружбы с этими чешуйчатыми, да и с нрадами тоже. Одним по их божественным понятиям не грешно убивать другие сущности, а другие больно высоко себя ставят, несмотря на то, что сами живут под землей. Мы ж как промежуточное звено меж тем миром и этим. В Сварожью ночь нам дорога в Недру закрыта, так что будем и далее соседствовать с вами до «рассвета», несмотря на то, что сказано в Письменах: «Придет время, и темные вынудят людей перебить и вытравить рода Чуди…»
– Что ты, что ты! – вознегодовал князь, пока его кудесник снова сник, погрузившись в тяжкий омут своих дум. – Возможно ль, чудин, даже мыслить о таком? Чтоб люди… своих помощников древних? Такого и быть не может.
– Может, пресветлый, может.
– Что ж это за времена грядут? Что ж, выходит, вскоре и домового травить да бояться станут? Да ведь в доме ни одна женщина без него не сладит, без Хозяина. Видать, брал я Знания да как сказку для поучения лишь и принял, не поняв всей гибельной темени идущего на нас забытья.
– То еще грядущее! – поднял голову Светозар. – А что с настоящим-то, Княже? Как нам малым числом отбиться от великанов, у которых силы и роста впятеро больше нашего, у которых руки отрубленные отрастают, будто ящеркин хвост?  Надо к дїям посыльного выправлять. Ведь о том говорено на Копе было. Яса твердо сказал: «Как в невмоготу станет, присылайте к светилищу Ордена человека: Посох – дело общее». Нам ныне без характерников Золотых Поясов  никак не обойтись.
Но в разговорах до вечера так и не успели отправить посыльного в светилище Сварога Ордена Золотых Поясов. Только ушли с княжьего двора сайвоки, снова рухнул на Плешку буран. То ли новый, то ли все тот же, вчерашний, развернуло да будто привязало к верхушкам скрипящих под напором ветра деревьев.
Теперь уже трое суток бесчинствовала непогода над холмами да незримой за снежной стеной падью, а на четвертые – ветер стал понемногу стихать. Вулкан тут же отослал посыльного в Орден, а заодно и к соседям, чтобы были начеку, поскольку из нор каменных вышли на Свет Белый древние Змеи Наги, коих за умение прятаться в пещеры да песок прозвали в народе «Гарынь» или «Гарынычи» .
Издавна ведомо было о том, что ануннаки да нрады, выходя из песка зыбучего или нор холодных, таскали к себе баб из славянских да арийских деревень. Могли и мужика беспечного прихватить, что уснул у ходов подземных или вблизи песчаной косы. И те трудились на Змеев взаперти до самой смерти. Но случалось и сбегали люди из той неволи. Оттого и ведомо было столько разного про этот странный мир вокруг Пекла.
Слышали о Пекле еще потому, что сказано было в былях да Ведах, что в незапамятные времена прилетал к потомкам Светорасы и Рода Небесного Бог-громовержец Перун – родич наш – и долго говорил с мудрыми мужами о том, что было, что есть и что будет с древними родами их. А как узнал, что ануннаки да нрады натаскали себе в норы народу нашего во множестве, воспылал яростью праведной да спустился в Агхарти. Крепко же попало Нагам за то, что силой вывели людей за Кон и навязали потомкам Светлых богов свою волю.
Не глядел Перун-заступник на то, что ануннаки да нрады тоже божьих кровей. Что да как там – было неведомо, но стонала земля, ходуном ходила от той схватки. А в день почитания Светлого бога Коляды отворились норы глубокие, выпуская потомков родов наших из полона.
И быть тогда чуду великому! Выходили среди прочих и те, кому уж сроки были помереть и три, и пять веков назад – выходили молодыми, какими и попали в безкостые руки великанов Нагов. Это Перун рассудил справедливо, заставив обитателей Пекла вернуть всем полонным то время, что было отобрано.
А раз так не по правде и чести распоряжались ануннаки да нрады земным временем, Перун отобрал у них то, что отмеряло его ход всем живущим в мире Яви. Только одно Непростое древо не могло отпустить от себя времени, поскольку плоды его волшебные в ту пору еще не вызрели. И тогда не стал неволить Перун это Древо, корни которого уходили к рекам свещенной д’Аарии. Дал ему сварожич возможность воспитать до конца плод за плодом, но, когда вызревал редкий его плод, ронять его должно было в сыру землю вместе с веткой, на которой он рос. Ветви сии, теряя связь с Великим Древом в мире Нави, проявлялись в мир Яви, в наш мир, становясь тем самым Древом Времени.
…Да не все было так складно, как показалось. Скоро уразумели люди, что из пекельного мира вслед за полонными, за их спинами, выбрались на свет божий бесы разные.
Само собой, темных никто принимать не желал, да и знаться с ними никому не хотелось. Вот и шлялись они где попало, попрошайничая да творя всякие пакости. Да и что оставалось этим бесам? Вход обратно в Пекло Перун завалил горами кавказскими, а жить в мире людском, пропитанном добром и совестью, было невыносимо, поелику питаются они токмо темным и злым. Пока еще было время Перуну побыть средь правнуков своих, он сколь мог одних бесов перебил, других обратно в пекельный мир отправил, да не всех нашел – таиться бесы умеют! Кручинился бог, что люди, силой предков владея да не помня про то, стали слабыми: заступись за него, вишь ты, старший брат, али отец, али старшина весевой, али хоть сам князь, али бог – сам-то он немощен. Сидеть желает на завалинке да на других перекладывать несчастия свои. Невесел улетел бог Перун на колеснице своей. Разумел, что за картина ждет его, когда снова придет час явиться к внукам после Ночи Сварожьей.
Вот с тех пор повелось меж людей в день восславления бога Коляды, отмеченный как час освобождения родичей наших из полона подземного, рядиться в одеяния бесов да ходить от двора ко двору, напоминая о том, что бесы тут остались…
Где меж людьми лад да любовь, бесы спляшут да уйдут далее, а где разлад да нищета бездуховная, где прячут корки хлебные даже друг от друга, там и нашкодить в самый раз.
Вот и сейчас трещала морозами да буранами первая седмица колядок. Казалось бы, празднуй! Да колядовали в поселении веров только шутками да прибаутками. Все мужики в Плешке ныне и спали-то в кольчугах. С крайних домов отселили всех баб да детей к центру, а дома сии окольные отвели под караульных.
Назавтра вернулся посыльный, а за ним, на следующий день к вечеру приехали верховые из капища Сварога. Это были два десятка воев Ордена Золотых Поясов. Скоро они уже расселились отдельно от дружины князя да обустроились по околице: дом с княжьими кметями, дом с витязями Верховного жреца и дїя, дом с местными, дом с пришлыми и так по кругу.
В деле своем ратном Золотые Пояса и оружие, и пропитание пользовали токмо свое. Знатные витязи, великие вои, а неприхотливы, будто лесные затворники. За сутки, что они гостили в Плешке, их и видели-то не так часто. Со стороны глянешь, воины как воины – ничего особенного, только что черные плащи носят с красным подбоем. «Тоже мне, – скажет тот-другой парубок из княжьей дружины, а его тут же приструнят: – Цыц, не болтай, о чем не ведаешь. Кто видел Поясов в ратном деле, никогда такого не скажет. С ними даже наши казаки-характерники Микула да Громислав Веденеевы не будут в одну силу…»
Вечер двадцать первого дня месяца желтеня шел к концу. Низкие тучи торопили ползущую с востока ночь, грозя новым снегопадом. Только-только прокопали меж домами стежки, а уж снова подсыплет. Мороз заметно спал, да и ветер поутих, будто к оттепели. В эти дни обычно мороз только входит в самую силу, чтобы к светой воде проморозить все мелкие речушки до самого дна, а тут… 
«Нет, все же не бывать и нынче теплу», – заключил про себя Бойдан, чтобы отогнать дрему. «Скоро смена, – успокаивал он себя, – тогда и поем, и подремлю в тепле да сытости».
Он перешел от одного дерева к другому, стараясь ступать как можно тише, и медленно побрел к большому валуну, что лежал у самой межи участка. Там, за камнем, начиналась территория Данислава, его старшего брата.
Снег все сыпал и сыпал, пряча свежие следы на стежке, спадал по лицу, заставляя то и дело оглаживать короткую мокрую бороду. И вдруг где-то за деревьями, леденя душу, завыла собака. Бойдан замер: неспроста подал голос лохматый охранник. Тут же отозвались другие псы. Слышно было, как загремели двери, быстро поднимались по тревоге дружинники.
– А-а-а-а-а! – дремотный лес был взорван яростным криком Данислава.
Бойдан обнажил меч и бросился к брату.       
Клубок седьмой
Было понятно, что Данислав уже вступил в бой. Бойдан несся к нему на помощь. И уже четко можно было разобрать звуки схватки, звон меча, как вдруг… голос Данислава оборвался.
Бойдан стрелой пролетел сквозь кусты и деревья.
Забыв о предосторожности, он лихо прыгнул и… застрял в сугробе. Он стиснул зубы: сейчас – удар меча и… жаль, не помог брату!
Но удара не последовало. Вслепую перевернувшись через правый бок, вой мгновенно встал в боевую стойку. Никого. В истоптанном снегу на краю поляны чернел силуэт человека.
Бойдан смахнул прилипший к горячему лицу снег, приблизился и застонал. Перед ним, переломанное пополам, лежало тело брата. Онемевший четник пытался себе представить: каково это – не просто зарубить сильного воина, а схватить его и сломать ему хребет?
Шум схватки вырвал Бойдана из оцепенения. Он плотнее нахлобучил шапку и, тихо прошептав «вот ужо, брате, лети себе к Роду», побежал к кипящему вдалеке бою.
Но, когда он увидел происходящее, то на миг окаменел. Посреди поселения их дружина рубилась с …великанами! Не в дедушкиных сказках, не в былях да вымыслах, а наяву!
Бойдан заметил, что вои из княжьей дружины, окружив трех великанов, напряженно стояли чуть поодаль, а в бою участвовали только Золотые Пояса. Они жалили огромных врагов, двигаясь по кругу, слаженно атаковали их, и эта нехитрая тактика приносила свои плоды. Один из великанов уже был сражен и бездыханно лежал под ногами опешивших собратьев: великаны были не готовы к подобному сопротивлению.
 Жажда мести бросила Бойдана в бой. Он ворвался в круг Поясов, выждал момент и, прыгнув к одному из чужаков, со всего маху рубанул того по спине и… руку прожгло болью! Княжий четник невольно согнулся. Его тут же оттеснили назад, к цепи дружины.
– Куда, дура! – крикнул кто-то сзади. – Думаешь, ты один такой умный? Они будто железные: их бить – только меч тупить. Тут надобно знать куда и как. Стой да смотри, как они это делают…
Бойдан вернулся в цепь и, держа наготове меч, как и остальные, стал смотреть. Но то ли усталость догнала его, то ли… Будто какое-то марево поплыло перед ним.
– Что, – раздался чей-то голос, – и тебе голову закружило?
Пояса носились в этом мареве, словно мошки у лучины. Чужаки-великаны были без оружия, и как только кто-то из них порывался схватить кого-нибудь из людей, как тот, на кого падал выбор, попросту… пропадал, появляясь позади и точно разя чужака под его железную защиту.
Воздух вокруг схватки был сейчас схож с водоворотом. Огромные чужаки, несмотря на свой рост, чувствовали все это в еще большей мере: боевой морок был предназначен именно для них. Дружина князя ощущала на себе только его отголоски. 
Вот рухнул на колено, но тут же поднялся еще один чужак. Не было сомнений: они понимали, что проигрывают. И будто опившиеся браги быки, они бросились на прорыв: затрещали и рухнули ворота, убегающих великанов скрыл лесной мрак.
…Победе особо не радовались, найдя мертвыми на месте схватки и на постах у селения семерых княжьих воев. Их тут же отнесли в избу Сивояра – оплакивать да ожидать света, чтобы с Ярилой кроды жечь да отправить их к предкам в Светлый Вырий.
Дружина принялась сей же час ладить усиленную оборону. Но тут прибежал кто-то от домов гостевавших витязей да позвал к собравшимся у мертвого чужака Золотым Поясам.
Став вокруг поверженного великана, зажгли огни. Чужак лежал лицом вниз, был присыпан снегом. Виднелись лишь темные угловатые латы да какие-то черные кишки. Одну лапу, видать, кто-то перерубил, и из нее вытекала тягучая, густая, черная кровь. 
Витязи из Поясов дружно подошли к огромному телу и перекинули чужака на спину. Правая рука его как-то неестественно подвернулась, будто все ее кости были мелко переломаны. Да и левая была не лучше, висела, словно сыромятная плеть.
В открывшейся снежной яме чернели лужи крови. Дружинники опускали факелы, вглядывались и обменивались недоуменными возгласами. Кровь была черного, буроватого, а где-то и вовсе – синего цвета.
– Это что ж? Кровь у них такая? – не сдержался кто-то.
– А кровь ли? – дрогнувшим голосом спросил белоусый парубок Турила, сын Шемякин. – Может, чего другое?
Дружинники разом хохотнули.
– Как же, – не удержался его старший брат Станята, – это он со страху, что ты лапу ему отрубишь, желтой водой или синей обмочился…
Дружинники тихо захохотали, глядя, как входит в круг князь, да вслушивается в их разговоры.      
– Да не рубится она! – оправдывался Турила.
– Так и есть, – негромко сказал князь. – Они не рубятся. А не рубятся потому, что латы этих чужаков кованы из металла, что принесли на землю боги. Эти великаны, ежели так, по простым меркам судить, и есть боги.
В этот момент в строю дружины и стоявших рядом Поясов пропал даже шепоток.
– Как же это, княже? – не выдержал Бойдан. – Они же моего брата убили. Годно ли такое богам? Да и витязи, получается… бога зарубили? Что-то не укладывается у меня в голове.
Дружинники дружно загудели. Вулкан медлил, размышляя, что да как сказать. И тут вышел в круг седовласый витязь из Золотых Поясов. Будто на Копе, поднял он к небесам десницу и молвил:
– Слава богам и предкам нашим! Дозволь мне ответить им, княже? 
Асур согласно кивнул, пропуская говорившего на видное место.
– Други, – начал Пояс, – на то, чтобы поведать все об этих великанах, не день и не два говорить надобно. Да тянуть нельзя: так уж выходит, что вам нынче надобно о них знать, дабы не мы одни могли с ними рубиться.
– Как? – снова не удержался Бойдан. – Опять рубиться? С богами?
– Боги сии не наши.
Дружина разом вздохнула.
– Вот уж новости, – ответил за всех Станята. – Как же это? Мне, как и всем, отцом и дедом было сказано, что боги есть токмо наши, а те, что не наши, то и не боги вовсе!
Витязь Поясов огладил бороду.
– Что ж, для начала назовусь. В миру меня кличут Трияном. А теперь разъяснить попробую.
То, что будет поведано вам, – часть Дюн-Хора  Хранителей наших, а потому те, кто не уверен в себе или духом слаб, пусть отойдут к дальним постам. Кому сего знать не надобно, оно будет только во вред, а иным открою кое-что из секретов старцев наших, волхвов Многомудрых. Я гляжу, – окидывая взглядом окружающих, продолжил он, – все остались?
– Давай ужо, – пробасил в нос Станята, – ноги стынут. Все одно никто не отойдет.
Триян продолжал:
– Так боги чужаки эти али нет?
И поведал витязь о том, как в давнее время, когда только предки великанов этих пришли на Мидгард, тут уж жили древние роды Ассии Великой. И ранее, на других землях Вселенной, встречались предки асов с чужаками сиими, но не знали, что спутались эти посланцы Неба, которых Триян называл «ануннаки», с Темными кощеями.
Будто случайно пришли эти «гости» вначале к черному народу, что жил в жарких землях, а после и к красному. Беды им не чинили, помогали. Одно только стояло против гостей: вреден был для них свет Ярилы нашего. Да и в том им урона не было. Большие мастера были чужаки норы да ходы в земле рыть. Их тому нужда выучила: злато, что в глубинах земель сокрыто, было будто еда для их Небесных колесниц. Вот и жили великаны сии в земле, от Ярилы прячась, злато добывая. К асам не вхожи были, а вот к прочим народам – пожалуйста.
Стали ануннаки в жены брать женщин черных народов, позже красных, а после уж и желтых. Мол, мы вам столько помогали, почему бы теперь не породниться? Вот и вошли ануннаки к народам тем, как клин в пень.
И снова, согласно Кона древнего, не стали предки наши в дела их непростые лезть. Ведомо же всем, что в крови мешанина суть вырождение. Ануннакам же с того кровосмешения прямая выгода была. Потомки их были выносливы, неприхотливы и лучей Ярилы уже не боялись – лучшие помощники темным отцам в трудах тяжких поверх земли.
В один прекрасный день объявили себя ануннаки богами для рабов своих, а у асов подсмотрели храмовые устои. На манер богов Светлых поставили в храмах своих жрецов, дали им по щепотке знаний чудес Небесных, да великое умение управлять неразумными стадами рабов…
– Многое, – продолжал Триян, – дали ануннаки жрецам своим, а более всего тем, в ком текла их кровь. Случалось им и с нашими бабами вольно себя вести. Многих обрюхатили в то время, когда их помощники, кощеи да Гарынычи, в полон тех баб приводили. Помните? Хоть и редко бывало, чтобы баба наша семя чужака смогла выносить, но случалось, и не раз. И ежели выживали те дети, наделены они были волшбой великой и долголетием.
Чужаки отпрысков от белокожих баб своими по родству уже не считают. Почему? Потому что у черных, красных и желтых народов кровь ануннаков почти не вымывается, а у нас… через несколько поколений кровь асов обязательно берет верх над их кровью! Но нам наши устои и Кон не позволяют целых семь поколений тех детей относить к прямым потомкам асов. Потому по сей день и зовут их на Мидгарде не асы, а… асуры.            
Князь выпрямился во весь свой огромный рост. И если в дружинниках сейчас боролись смятение и недоверие, то в нем просто что-то оборвалось. Он-то доверял витязям Ордена полностью. И в самом деле: почему он не царь, а асур? И откуда недюжинная сила? А волшба и многие умения? Все один к одному.
– …Я гляжу, – продолжал Триян, – пригорюнились, головы опустили. А некоторые и за мечи схватиться готовы?!
Доблесть и честность князя вашего известна всем, роды ваши под его рукой в достатке давно живут. И за достатком и ладом нет вам дела до того, что сам он рода Силоваев, а не урожденный вер. Однако, други, кровь не обманешь. Только внуки Вулкана, коли зачаты будут от славянина или арийца чистой крови, вновь смогут зваться асами, поелику будут восьмым коленом от первого в его роде асура.
Так что знайте, кто к вам сегодня ночью наведался!
– Княже, – обратился к асуру Бойдан, – мы с тобой многое прошли и далее пойдем. Нам речи чужого человека не печать, и ежели хоть слово его не…
– Будет кипятиться! – поднял руку Вулкан. – Витязям Ордена Золотых Поясов полное доверие даже діев, а потому словам их – вес и место. Однако же… Триян, и вы, витязи Ордена, что делать далее? Ведь придут поквитаться Гарыни… Да и этого, полубога, – схоронить или как? Ну не Кроду же ему складывать?
Триян кивнул своим, и они, не торопясь, окружили труп ануннака.
– Ничего с ним делать не надобно, – сказал Пояс. – Чужаки – особенно те, что пришли из-под земли – сами всегда беспокоятся о своих. Коли погиб ануннак, вскоре появятся те, кто займется его погребением. Говорят, есть сокрытое внутри Мидгарда место, куда они отвозят своих мертвых. Там они… обновляются что ли.
– А те, что были с ним? Вернутся?
– Да, вернутся, – подтвердил опасения Триян, – и в другой раз уже будут лучше готовиться. Теперь они знают, что витязи Ордена здесь и, если придут, битва будет до конца.
Меж нашим Орденом и Верховным богом ануннаков Энлилем издавна существует договор: им – их подземное царство и их кровники, а нам – наше место у лика Ярилы и наши рода. Никто не в ответе за тех, кто преступил межу и вторгся в жизнь соседей, потому прочих ануннаков бояться нам не след. С нами воевать будут только эти.
Причина того, что они поднялись из Пекла и вторглись к нам, – Посох княжьего чародея. И от того, достанется Посох Времени ануннакам или нет, напрямую зависит жизнь ваших родов в грядущую Ночь Сварога, а потому терем, в коем Посох, следует оборонять, други мои, до последнего своего вздоха… 
Клубок восьмой
Мертвого ануннака с трудом отнесли за ворота. Шлем, закрывавший его лицо, снимать не рискнули, однако защиту и одежды изучили как след.
Легки и удобны были его латы! А главное, они были теплыми, как и вся одежда великана. Сам труп холодный, как лед, а одеяния теплые! Но и это еще не все. Выяснилась, отчего руки ануннака так странно сгибались. В них не было костей!
Чужака сначала аккуратно уложили у ворот, а потом, поразмыслив немного, отволокли чуть дальше и усадили у придорожной сосны. Выглядело так, будто ануннак присел отдохнуть.
Дружинники меж тем отказывались верить, что его собратья, которые явятся за трупом, не станут мстить верам за убиенного, а потому, вернувшись за ворота, тут же скрытно стали в боевой порядок.
Ждать ануннаков пришлось долго. Самые нетерпеливые спрашивали витязей Ордена, как сможет похоронная команда найти своего мертвяка? Наконец, Триян сказал: «Их небесные одежды сами сообщат живущим на небесах ануннакам-игигам о том, что хозяин лат этих уж не жилец боле. А уж те пришлют за ним Шамаша с его земными «Орлами».
И как было поверить в такое?
Уж позднее зимнее утро стало сереть поверх низких туч, а белые от снега воины продолжали держать боевой порядок, беспрестанно вглядываясь в темные силуэты деревьев. Каждый ожидал первым увидеть огромные, неповоротливые фигуры чужаков и подать знак тревоги. Все были уверены, что вскоре настанет время поразмять замерзшие руки и ноги.
И вдруг по снежному покрову вокруг Плешки поползли тени. Небеса озарились светом. Будто колесо повозки Ярилы, отвалившись на ходу где-то далеко за горизонтом, прикатилось по небу сюда и застыло над тучей, прямо над сломанными воротами.
– Это нару, Триян! – кричали поочередно Пояса. – Слышишь, это нару !
– Вижу, – сухо ответил старший четник, направляясь к воротным столбам.
Оказавшийся рядом с ним Бойдан завертел головой и зачем-то потянул из ножен меч.
– Что за нару такая? – тяжело дышал он. – Что, пришли великаны?
– Пришли, – вглядываясь в пылающие небеса, отрезал витязь, – не иди за мной. Гляди, как бы не затянули они тебя в эту нару, трудно будет вернуться…   
Триян и сам не рискнул выйти далеко за линию ворот. Стал около них и тоже обнажил меч.
Свет, льющийся с неба, окрашивал снежинки в оранжевый и красный цвет. Налившаяся багрянцем туча расступилась. На залитую сиянием поляну у ворот Плешки из гремящей небесной утробы мягко выплыла огромная небесная колесница в виде черной сосульки. То там, то тут из нее с ревом вырывались языки пламени. Земля тряслась, будто от грозовых раскатов.
«Сосулька» медленно приблизилась к древу, возле коего был привален мертвый ануннак, и повисла возле него всего в локте над поляной, плотно окутанная огнем, и в тот же миг из тучи в землю несколько раз ударила молния. Огонь превратился в огромный шар, отделился и, спустившись к дереву, проглотил мертвого ануннака. Свечение стало отливать синим, затем зеленоватым цветом. Шар загудел и медленно поплыл обратно к колеснице. Она заблестела нестерпимым светом и разом приняла его в себя.
Станята, не в силах больше смотреть на это и щуриться, прикрылся ладонью. Неприятно заныло ярло , сковывая его частое дыхание.
Вот снова затряслась промерзшая земля. «Сосулька» повернулась вверх острием и вдруг, словно копье, метнулась в глубины низкого неба, пронизывая тучи и сотрясая все окрестности громовыми раскатами.
Глядя, как быстро потухает в темном небе ее след, четник глубоко вздохнул…    
      
Закончив очищать от снега дощатый порог открытой веранды, Хагай поставил в сторону широкую деревянную лопату и, сняв промокшие рукавицы, вошел в дом.
 – Идет, – коротко бросил он дремавшему Шахару и начал снимать и раскладывать у печи свою заснеженную одежду. За дверью были слышны шаги. – Вставай!
Его товарищ выглядел помятым и хмурым. Пока Хагай чистил веранду, он так крепко уснул, что теперь с трудом смог разлепить неподъемные веки.
Дверь открылась, впуская гостя. Предводитель великанов-ануннаков, Сирах бен Мойше, был вне себя от гнева. И без того красновато-мутные, белки его глаз стали кровавыми, лицо отливало серым, а крылья ноздрей были нервно выгнуты. Он запер за собой, прошел к столу и, не раздеваясь, сел на скамью.
– Ханааны отбились и изъяли Хетила. Орлы Шамаша уже забрали его на малом Му и увезли на омоложение. Мне надо на воздух, тут слишком душно.   
С этими словами Евер-Нахаш поднялся и вышел. Его неторопливая тень проплыла у правого окна и исчезла за домом.
Во взгляде растерянного Хагая сквозили вопросы, но сонный Шахар пока не готов был вернуться к суровой действительности.
– Шахар, что он сказал? Ты понял хоть что-нибудь?
Мин-цзя тяжело вздохнул.
– Не будь ко мне строг, – стал оправдываться Хагай, поняв его немой укор. – Я еще не пришел в себя. Эти великаны… Сирах! Его руки без костей, чешуя с хвостом! Все это волшебство… Я растерян.
– Н-да, – Шахар поднялся, подошел к столу. – А другого помощника у меня нет. Придется открыть тебе глаза на некоторые вещи.
Хетил – один из ануннаков. Похоже, что ханааны, или славяне, для охраны Посоха Времени прибегли к посторонней помощи. Оттого Сирах и злится. Не просчитал этого… Когда Орлы уложили Хетила… Ах, да! Вижу твой недоуменный взгляд. Земные орлы поставлены Небесным Советом Ану на то, чтобы доставлять изъятых великанов в место, где их омолодят.
– Убитых? – неуверенно спросил Дао.
Шахар улыбнулся.
– Э нет, убить их сложно. Ануннаки способны вернуть своих к жизни. Хетила ты скоро увидишь молодым, здоровым, и он будет помнить все, что с ним было за все века его пути. А живут ануннаки… сколько хотят – столько и живут.
Но за недосмотр, приведший к этому изъятию, с нашего Сираха серьезно спросится. …Но нас с тобой это не касается.
– Скажи, Шахар, – осторожно начал Хагай, – как это возможно? Столько великанов! Почему они не разнесли веров в пыль?
– Ануннаки решили прихватить кое-что из оружия богов, и для этого им нужно было проникнуть в подземные Залы Спящих. А там они случайно напоролись на сайвоков. Те отчего-то разозлились на великанов и пустили в свои норы воду. Плыть к затопленному залу в эту пору ануннакам трудно, а крушить гору – долго, вот и пошли они на веров нахрапом. А что там случилось? Скорее всего, наткнулись на воинов из Ордена Волхвов. Их голыми руками не возьмешь, на любую магию имеют отворот. Но это не наши проблемы. Наше с тобой дело – по мере сил помогая небесным родителям, не потерять своей выгоды.
– Кому?!
– Родителям, создателям, творцам. Что глаза выпучил? Я, ты, все наши предки до сотого колена – все мы дело рук ануннаков. Они нас и создали для служения им.
– А славяне и арийцы? И если мы – их рабы, то наши-то рабы кто? И почему тогда мы ставим акумов  ниже своих рабов?
– Ты прав, – не стал спорить Шахар, – ниже рабов никого нет, но ведь у славян-то свои боги. Мы произошли от ануннаков, как горшки от гончаров. А эти акумы состоят со своими богами в прямом родстве, как отцы и сыны, деды и внуки.
Да… Нам самим нипочем не отвоевать здесь пространство для жизни себе и своим потомкам, а вот с помощью великанов, может, и получится. И лучше управлять (на благо этим ящерам) людским стадом, делая его тупее от поколения к поколению, чем болтаться нищим по свету, будто песчинка. Так что, Хагай, нам с тобой повезло и упаси нас боги оказаться нашим хозяевам ненужными!
Дао встал, он был потрясен.
– Ты только что сказал, что мы должны делать все для того, чтобы наша паства была тупой? Но это не может быть выгодно ануннакам!
– Хм, – кисло улыбнулся Шахар, – не будь наивным, маг. Неужели ты думаешь, что тебя наделили властью за твой ум? Да ты и понятия имеешь, каковы их выгоды и что за кровь течет в их жилах. Нас роднит только странная двуполость, которая зависит от фаз луны. Да еще все колена дома Израилева получили от ящеров безпощадность, жестокость, безгранично преступную хитрость и изворотливость.
Почему нам приказано ставить на староство или царство во всех народах на земле не самых прозорливых и умных? Почему смелых и честных мы посылаем в опасные походы? Потому что их могут убить, что, собственно, и нужно.
Отчего мы убеждаем правителей жениться на родственниках, зная, что такие браки влекут за собой больное потомство, а еще – беспросветную тупость и безволие?
Нашим богам нужно, чтобы на этой земле были только управляющие – как мы, и Лу-Лу – их тупоголовые творения, способные работать, жрать и размножаться. Племена славян и ариев в этом великом плане ануннаков лишние и здесь жить не должны.   
Седая борода Хагая дрожала. По ней текли слезы.
– Неужели все так? Наши боги… такие?
– Ты должен был об этом узнать, мой друг. Когда-то и я так же плакал, но высохли мои слезы. И твои высохнут.
В давние времена далекая земля наших богов сильно ослабла. Спасти ее от злых лучей могла лишь чудодейственная сеть из золота. Посланцы богов выяснили, что здесь, на этой земле, его много, и послали сюда Небесную колесницу, но тут их встретили предки нынешних ариев и славян и были им помехой.
Боги белых людей сбили их колесницу, и она упала сюда. Ануннаки, которые выжили, были вынуждены прятаться в норы и пещеры. На их счастье, славянские небожители и сами славяне не агрессивны и никогда не вмешиваются в чужие уставы.
Это дало возможность ануннакам со временем восстановить Голос неба и воззвать о помощи к тем, кто послал их сюда. Здесь, на земле, им было трудно подготовить все к встрече своего народа, и они создали из семени зверя и ануннака Лу-Лу. Ануннаки отбирали самых умных, в ком теплилась их мысль и кровь, и назначали их управителями, царями, каганами или, вот как нас с тобой, – магами.
Со временем, собрав достаточно золота и подготовив его к отправке на свою землю, ануннаки решили сделать то, что делали уже много раз на других планетах – начали готовить полное уничтожение этой земли, вместе с нашими предками и асами. Не все ящеры были с этим согласны. Пока они спорили меж собой и уничтожали всех вокруг, выяснилось, что земля их, для которой они добывали золото, все равно погибла.
И пока боги наши не найдут себе новый Дом, мы с тобой, дружище, и нам подобные им нужны. Колесницы небесные питаются золотом, а чтобы добывать его, нужны Лу-Лу, и ануннакам все равно, какая у них будет кровь или кожа: черная, желтая или красная. А чтобы управлять Лу-Лу, держать их в узде, нужны маги, жрецы… ты и я.
– А славяне?
– Чистокровные асы даже перед очами смерти не желают переходить на их сторону. Рабы они никудышные. Больно ума много, и потому трудятся они самоотверженно только на благо родов своих, а на чужих – никак. Кровь Светлых богов наделяет их непомерной тягой к воле, позволяет слышать голос совести.
– Совести? Что это?
– Не знаю. Какой-то неосязаемый дар их щедрых богов, что теплится в каждом асе. Вот откуда меж нами древняя вражда, уразумел? Мы знаем о них, они знают о нас, и уж кто кого отсюда выживет…
Драться с ними пока даже ануннакам не всегда под силу, а так – шаг за шагом, пядь за пядью – мы отберем у них землю, порушим храмы, выдворим даже память о Светлых богах и дадим им своего бога, отчего их небожители перестанут их слышать.
Разбавим им кровь, посадим своих царей. Сделаем так, что все чистокровные асы вскоре напрочь исчезнут. Пройдут века – и их светлые глаза и головы станут черными, как у Лу-Лу, курчавыми, и тогда их боги, что однажды прилетят к ним, отвернутся от них, оставляя все нам.   
Клубок девятый
Незаметно вместе с серым туманным облаком подобрался к Плешке бледный утренний свет. Едва только стали различимы силуэты подходящих воинов, поселенцы, не находя себе места и не в силах больше глядеть в мутные слюдяные и «бычьи» окна, стали выходить из домов. Не было более сил переживать эту длинную ночь, зная, что отцы, мужья, братья рубятся насмерть, защищая рода свои всего-то в сотне шагов от жилищ.
Семерых не досчиталась княжья дружина после первой схватки с великанами. И хоть не место мертвым в избе, но как было ступить за тын, как снести погибших в «мертвый град»? Их путь на Кроды затягивался. Долг обязывал тризнавать, а действительность – брать оружие павших и вставать в строй.
К утру перестал идти снег. И мороз не мороз, и оттепель не оттепель. Лишь туман над вершинами сосен да поганая сырость.
Дружинники сбивали разломанные чужаками ворота с кованых железных накладок. Пока ладили новые жерди, накладки эти снесли кузнецам – тянуть да ровнять. Глядя, как слаженно работают кмети, Светозар тяжко вздохнул.
Чувство вины захватило его, как только поднялась дружина по тревоге. Сил – в достатке, а должен сидеть, будто старец, да смотреть, как друзья его бьются насмерть, охраняя его урок – трижды проклятый Посох.
Все ведают: нельзя допустить чтобы попала ветвь Древа Времени, взращенного в Чертоге самого Числобога, в лапы жадного пустынного духа Серых магов, того, что зовут непривычным, чужим именем – Тсыфир-Блатт.
Жгло сердце чародея сомнение. Вот подошла, обняла супруга. Молча посмотрела в глаза, будто говоря: «Понимаю тебя, любимый, с тобой до конца».
Вышел к отцу с матерью малый Велимудр. Видя, как горько им, подошел, обхватил ручками детскими, припал светлой головой, и, будто лебеди крылами, накрыли его родители любящими руками. Тут же откуда-то прибежал и Войтислав. Ни слова не говоря, вцепился в брата, а уж через него дотянулся до отцовской и материнской рубахи: «Отче, – в страхе прошептал он, – и ты пойдешь биться за нас с великанами?»
Добромила ощутила всю боль супруга. Ладонь Светозара на ее спине похолодела и ослабла.
– Батя, – поднял голову Велимудр, – а это правда, что, если коснешься твоего Посоха, враз обернешься стариком и помрешь?
– Правда, сынок.
– А почему тебя Посох не трогает?
– А потому, – толкнул брата в бок Войтислав, – что он чародей. Эх ты, недодума. А еще старший!

– Княже, княже… – торопился Кратор, – постой!
Вулкан, уже ступивший одной ногой на степи своего резного крыльца, недовольно остановился. Воевода шагал скоро, от чего металлические бляшки его защиты клацали по кованой кольчуге.
Асур хмурился, ждал.
– Ты так бежишь, – процедил он сквозь зубы, – будто горим.
– Светозар…
– Что такое? – сразу встревожился асур. – Говори!
– Ко мне домой пришла Добромила, говорит, что Светозар решил… уйти.
Вулкан переменился в лице:
– Как так? – не понял он. – Что он, угорел там у себя за ночь?
– Кто его знает? Я токмо домой зашел, а там Добромила. Просила меня к тебе пойти за советом, сама не решилась…
Князь глухо, по-медвежьи зарычал и зашагал в сторону дома чародея, Кратор молча пошел следом.
В доме Светозара шумели детишки, потрескивала печь.
Как только домашние приметили асура, Росана, служанка Добромилы, сгребла в дверной проем любопытных детей и, поправляя на ходу расшитый передник, поклонилась князю.
– Что ж ты, – обернувшись к Кратору, спросил с недоверием Вулкан, – беда, беда… Терем-то ходуном ходит.
– Он в светлице, наверху… – покрасневшая Росана указала гостям на уходящую под балки лестницу.
– Добро, – мягко ответил князь и нарочито шумно стал пониматься по массивным деревянным степям. 
Светозар сидел на скамье у стены, уложив поперек ног ставший ему ненавистным Посох. Смотрел прямо, знал: Вулкану ведомо о его решении. В свою очередь, и князь с Кратором не торопились, стояли молча.
– Что ж ты, – нарушил молчание князь, – так и сошел бы, не попрощавшись?
Светозар гулко вздохнул да сжал губы.
– Чего сопишь? – разгневался князь. – Сам, многомудрый, решения принимаешь?!
Кратор внутренне сжался.   
– Глянь, воевода, Хранители его наставляют, Авеги  за ним ходят, всем миром гадов ночью отбиваем, чтобы Посох в лапы темных не попал, а он решил себе и все! Просто решил, и прямо в лапы ануннакам вместе с Посохом собрался.
– Перебьют нас всех… – хрипло пробасил Светозар.
– А то уж не твоего ума дело, – не дал ему договорить Вулкан. – В первый раз устояли и далее держаться будем.
– Всех перебьют, – будто не слыша слов князя, пребывая в каком-то странном состоянии, добавил чародей. – Утром вздремнул на лавке – да как только проснулся?
– Хорошо тебе, – попытался отшутиться асур. – Нам-то не до сна.
– Вершина приходил, – перебил кудесник, – в светлом облаке, с мечом. Сказал: «Не им, ни тебе не устоять». И еще добавил: «Ануннаки пошли водой в Зал Спящих, взяли древний топор Алани – испускающий Силу. К нему привязали рог и Раскалыватель земли. С ними в ближнем бою не устоять даже Поясам». Не устоять нам! С эдаким оружием они и днем сюда придут, возьмут, что им надо, и… никого не пощадят.
Князь опустил взгляд, а Кратор неуверенно качнулся и помертвевшими устами произнес:
– Детей и баб… надо к морю.
– Нет, – сказал Вулкан, – налетят на них, потом век себе не простим, что сами на погибель отправили. Но Светозар, я понять не могу, что может исправить твой исход?
– Ты знаешь, князь, что за хвост я несу из своего давнего прошлого. Из-за него-то я один и могу держать этот Посох в руках почти безвредно.
Ануннаки давно связаны с темными мирами, а потому и они чуют больше не Посох, а меня. Лишь Авега Новолод мог спрятать мою суть от их пронизывающих взоров, но с топором, испускающим Силу, они могут погубить и Авегу.
– Что за топор такой? – осведомился Кратор, которого не могло не интересовать оружие врага.
Асур, сторонясь Посоха, шагнул к окну и ответил:
– Я слышал о нем еще в молодости, когда был в обучении. В древних сказаниях об ануннаках говорится, что их боги использовали этот топор в битвах с асами, когда чужаки искали у нас на Мидгарде Таблицы Судеб. Как видно, и он им не помог, раз они так рьяно охотятся сейчас за Посохом. И Посох Светозара, и Таблицы Судеб – это путь богов ануннаков к господству на Мидгарде.
Наши боги держали знания Таблиц для того, чтобы спрашивать потом с потомков, как мастер спрашивает с подмастерья: все ли сделано, что было задано. А боги чужаков обманом прознали о Таблицах и решили выкрасть их, чтобы использовать в своих целях. Да Хранители не раз уж отбивали у них охоту добраться до заветного. Видать, поняли они, что напрямую не выйдет. Вот решили тихо, шаг за шагом, и первый шаг – Посох.
– А где, – тихо спросил Кратор, – Таблицы эти… Где они на Мидгарде?
– О том, где они, никому в явном мире не ведомо. Для того им и Древо Времени, чтобы с его помощью отыскать Таблицы.
Воевода неуверенно покачал буйной головой.
– С помощью Посоха, – продолжал Вулкан, – можно изменять ход времени, событий, а это заставит Таблицы «ожить», понимаешь? Так что наша смерть и даже смерть наших родов – ничто по сравнению с тем, что может произойти!
И предотвратить это – наш урок. Должны мы понять: достойны ли зваться потомками богов небесных?
Вулкан повернулся к чародею:
– Верно, Светозар, коли придут великаны с топором, рогом и раскалывателем земли, нас всех перебьют…
– Вот! – вскрикнул кудесник. – А если я уйду, то только меня!
– Но куда ты можешь пойти? Прямо в лапы ануннакам?!

Земля ухнула так, что каменная плита, лежавшая у самой вершины Плешки, с треском лопнула. Дружинники бросились от ворот. Пояса сомкнули боевое кольцо. Мерзлая земля вторично дрогнула.
Вои Кратора становились в строй, чередуясь с витязями Ордена. С севера командовал Вулкан, с ним – Ратибор с людьми. У ворот кричали что-то Кратор и Триян.
Третий удар вышиб землю из-под ног воев. Многие упали, не в силах устоять. С диким скрипом стали валиться деревья. На фоне леса появились фигуры великанов.
– Вв-а-а-а-ар-р-р!!! – вскричал Триян, бросил на снег меч и стал стягивать с себя кольчугу с рубахой. Пояса последовали его примеру, а за ними стали готовиться к смертельной схватке и дружинники.
Первым шел великан, поднимая к небу огромный, странного вида топор, из обуха которого торчал черный загнутый рог. Вокруг топорища, будто прирученные, вертелись кольцами тонкие сполохи молний. Ануннак взревел и, не доходя до ворот, со всего маху ударил топором о землю – в четвертый раз.
В нескольких местах под ногами витязей побежали быстрые трещины. Грома не было, однако в этот раз никто не сумел удержаться на ногах. Позади рухнул на один угол терем князя: стал слышен грохот падающих бревен, еще и еще!
Из-под завалов выползали дети, женщины. Видя у ворот великанов, они бежали за Плешку, а из-за холма к ним навстречу выскакивали те, кто думал, что беда идет с другой стороны. На вершине холма возникла толчея и свалка. Четвертый удар топора окончательно вышиб землю из-под людских ног.
В Плешке не осталось ни одного целого жилища. Но великаны, похоже, не спешили вступать в ворота. Видя, как эффективно действует их оружие, они, двигаясь нарочито медленно, стали расходиться в стороны, окружая войско веров.
– Слава богам!!! – вскричал Триян, и, ставшие единым целым, вои ответили ему разом: «Слава, слава, слава!!!»
– Князь! – вдруг обернулся старший Поясов и указал в сторону вершины.
Хромая и сутулясь, к ним шел Светозар.
– Беги, князь! – отчаянно прокричал Триян. – Делай что хочешь, но чтобы и духу его тут не было. Пусть наша смерть будет не напрасной. Беги, мы пока придержим этих!
Как только Вулкан развернулся в сторону Светозара, Триян скомандовал разорвать цепь и разить врага дедовским способом: «царем-горохом».
Царь-горох! Словно испугавшись соперника, войска разбегались в разные стороны, как горох, рассыпаясь меж развалинами теремов да изб. То тут, то там из-под рухнувших бревен продолжали выползать детишки, бабы. Метался в страхе скот, а полуголые вои, оставив при себе лишь мечи, бежали сломя голову кто куда.
Уследить за этой россыпью было невозможно, а потому тот ануннак, что держал Топор, так и замер на месте, ступив всего шагов пять за ворота. А «горох» разлетался до окраин – и вдруг! Будто осы на защиту гнезда, витязи бросились на великанов.
Тот, что был с Топором, не успев опомниться, потерял одну безкостую руку. Следом взревел, как взбесившийся бык, еще один из чужаков. Его тело рухнуло в лес, рядом с чудом уцелевшей сторожевой избой. С ее крыши спрыгивали вои, намереваясь добить врага.
Один из ануннаков поднял голову и вперил красные очи вдаль. С вершины Плешки к месту схватки скакал Вулкан, но взгляд чужака был направлен дальше…
Похоже, он чувствовал, что цель ускользала. Его атаковали около десятка воев, но ануннак, отбиваясь, твердо зашагал к вершине. Дорогу ему преграждал лишь один человек – не преграда для гигантского ящера… Но этот никчемный лилипут вдруг вспыхнул, словно солнце, и, ослепив на лету остолбеневшего великана, срубил ему голову.
Взревела, увидев это, дружина, но тут же…  Страшный рогатый Топор однорукого чужака, которого уже считали поверженным, в одно мгновение разрубил пополам не успевшего подняться князя Вулкана.   
Ларь четвертый
Противостояние
Клубок первый
Разоренное поселение веров накрыло горе. Остывали разрушенные печища, из-под завалов то тут, то там продолжали вытаскивать тела мертвых, раненых, а то и живых, невредимых женщин и детей.
Раздосадованные еще одной неудачной попыткой овладеть Посохом, чужаки в неистовстве разгромили все вокруг. От княжьей дружины остались в живых семеро: Ратибор, раненый Кратор и пятеро молодых неопытных воев, которые, в ужасе пред разрушительной силой ящеров, спрятались в лесу.
От отряда Золотых Поясов осталось столько же. Трое были ранены, их оставили на попечение веров, а Триян и четверо его уцелевших соратников ушли в лес по следу ануннаков, оставляя выживших жителей Плешки тризнавать да готовиться к Великой Кроде…

Ануннаки шли к х’Арийскому морю. Поясам стоило большого труда поспевать за ними и оставаться при том невидимыми. Великаны спешили. Дойдя до берега, они, не останавливаясь, кроша на ходу хрупкую корку льда, вошли в воду и, нырнув, больше уже не появлялись на ее поверхности.
– Ушли, – шепнул Трияну Олегсей. – Вот и верь потом в то, что кровь у них холодная.
– Так и есть, холодная, – тихо отозвался из-за камня справа Любояр. – Неча на предков грешить. – Он ловко вскочил на валун и соскользнул с него, едва не налетев при этом на Трияна. – Раз сказано в былинах, что кровь у них ящеркина, знать, так и есть. Видал, кольчуги у них какие? Уж и тело остыло первого мертвяка, а латы да одежа были не то теплые – горячие. Так ведь, а, Триян?
– Тише, – продолжая осматриваться, коротко ответил старшина. – Латы у них непростые, это точно, раз этим полужабам сносно живется даже в ледяной воде. Одно плохо: у нас таких лат нет, да и под водой нам с ними не тягаться. Где ж их носит?
Витязи перемигнулись за спиной старшины.
– Ты, – с улыбкой спросил Олегсей, – про Гоенега с Огнедаром али про ануннаков?
Старшина, обернувшись, сказал с укоризной:
– Кругом горе, а вы скалитесь. Тихо!
Снизу, шагах в сорока, у расщелины появились те, кого отсылали к морю в разведку. Любояр условным знаком коротко захлопал в ладони, подражая звуку вспорхнувшей птицы.
Вскоре остатки отряда Поясов снова были вместе и приняли решение двигаться к той пещере, в которую Светозара некогда водил Авега. По всему выходило, что деваться чародею больше было некуда. Да и витязям тож. Верховным дїем было определен им урок – защищать Светозара и Посох его, а ныне что? Как защищать? Кого? Хоть бы как-нибудь сыскать его теперь.
К вечеру добрались до пещеры. Устроились у привхода. Развели огонь. Хоть и донимал голод, но до рассвета решили никуда не соваться. Раздобыть бы с утра в лесу чего-нибудь съестного, а уж тогда и искать путь будет легче.
К ночи мороз стал крепчать, поэтому, не дожидаясь утра, на ощупь стали пробираться витязи в глубь каменного утеса. Странной была эта пещера. Все, как один, в Ордене имели дар внутреннего зрения, однако брели в непроглядной тьме, словно слепые. Здесь сей дар силы не имел. Стены пещеры отражали магию.
Чем дальше от входа, тем было теплее. Не сговариваясь, стали вкруг камня, что лежал, как стол, посреди пути. Где-то далеко снизу капала вода. Эхо разносилось далеко, и было понятно, что вокруг – пустота.
Идти дальше было небезопасно.
– Ну, что, други? – продолжил старшина. Все заметили, что его голос прозвучал с едва заметным смещением. Так могло быть только в одном случае: кто-то абсолютно безшумно передвигался справа от Олегсея. Старшина, не умолкая, дважды негромко хлопнул в ладони, и его команда, услышав условный знак, в один миг, оголив мечи, рассыпалась вокруг камня.
– Есть! – только крикнул Гоенег. – Любояр!
– Уш-ш-шел, – отозвался тот с досадой, – а я ведь почти держал его, вот же…
– Братцы, – застонал где-то в стороне Огнедар. Его голос доносился будто из-под земли. – Помогите, свалюсь ведь…
– Стоять! – скомандовал Триян, понимая, что тот, на кого они вели охоту, стоит где-то рядом. – Не спешите, я должен слышать… каждую белку…
И этот сигнал был хорошо знаком Поясам. Пещера наполнилась таким странным под землей характерным беличьим цоканьем.
Пространство вокруг камня словно ожило. Не имея возможности видеть, витязи «простреливали» пещеру вокруг себя звуками, и это давало им возможность чувствовать любые застывшие или движимые вокруг предметы.
Триян заметил, как нечто, вернее, некто, беззвучно метнулся к стене и… пропал. Вот силуэт снова появился намного левее, где-то возле попавшего в беду Огнедара. Два движения навстречу друг другу и легкий звон говорили о том, что витязи четко следили за невидимкой. Они закрыли путь к Огнедару и обозначили расстояние между собой, коснувшись клинками. Триян вскочил на камень-стол, намереваясь прижать неизвестного с тыла, но тот снова исчез… в стене.
Товарища надо было срочно спасать. Старшина стал ощупывать каменный пол пещеры: «Где ты? Ну!»
– Тут, – отозвался вой снизу. – Чуть в Пекло не улетел. Пропасть тут…
Огнедара вытянули, стали спина к спине и только тогда перестали цокать языками.
– Други мои, – вглядываясь в темень, скомандовал старшина, – так вот спина к спине тихонько топаем к выходу. Хоть там и мороз, а все безопаснее, чем здесь. Если вывалится кто на нас, налетаем всем скопом на того, на кого нападу я, и не важно один он там будет или несколько. Пропадем – так все, чтобы другим потом не было совестно, что бросили своего в беде! …Сколько же тут еще пропастей?
– Ропастей, …опастей, …стей, – заметался вдруг по всей пещере, будто влетевшая в избу птица, голос Трияна. – Это морок, морок, орок, рок, ок…
Витязи понимали: развязка близится.
– Кто вы и что вам надо? – раздался чужой голос. Он звучал отовсюду, даже из-под ног. Старшина тяжко вздохнул.
– Мы лишь переночевать хотели, хозяева, – добродушно начал он. – Мороз у входа заел совсем. Что, коли мы просто уйдем с миром? 
Голос не торопился с ответом. Триян повторил:
– Так мы пойдем?
– Нет, – ответила пустота, – ты не говоришь правды. Пришли непрошено и хотите тихими татями выскользнуть обратно? По речи вы тартары, а по делам – тати. Али не хотите правду мне поведать, али не можете? Кто будет за всех ответ держать?
– Я! – придержав Трияна, опередил его Олегсей, старший среди них по годам.
– Ты? – удивился голос. – Ну, раз назвался груздем – полезай в лукошко. Три-четыре шага – и прямо перед тобой стена. Подойди к ней.
– Олежа, – сквозь зубы зашипел Триян, – стены может там и не быть. Не загреми, как Огнедар, и помни: мы за тобой придем – живыми ли, мертвыми ли, но придем!
– Во славу богов и предков наших! – ответили тихо в один голос витязи.
Олегсей осторожно шагнул вперед, еще… и еще. Его меч, вытянутый вперед, коснулся камня. Голос молчал. Четник Ордена сделал еще полшага, и вдруг его клинок неистово рвануло вперед. Все услышали только короткий, резко оборвавшийся крик.
В пещере снова повисла тишина, нарушаемая только звуком капающей воды.
– О том я и говорил, – глухо выдохнул старшина, – надобно было всем за одного. А теперь… Без Олегсея не уйдем.
– Само собой! …А что у них за камни такие, Триян?
– Я и сам толком не знаю. Но, глядя, как они в камень входят, разумею, что они так же легко и двигать сии камни могут. Так что стоим пока, дабы ни в какой лабиринт не попасть.
Времени прошло немало. Ноги затекли, рукояти мечей стали горячими, набравшись тепла от человеческих рук, а к напряженным спинам, напротив, стал подбираться холод.
Молчали, но тревога постепенно отступала: коли хозяева желали бы погубить их, то не тянули бы с этим так долго.
Вдруг каменный пол дрогнул. Со стороны пропасти, над которой еще недавно висел Огнедар, появился слабый свет. Витязи Ордена стали тревожно вглядываться в него. И тут будто кто-то отбросил полог с каменной стены. Мягкое лунное свечение вычертило позади провала широкий уступ. На нем, держа в деснице светящийся шар, стоял какой-то старик, а рядом с ним – живой и здоровый Олегсей.
– Не соскучились, други? – спросил он.
Витязи напряженно переглядывались и молчали.
Тот, кто выдавал себя за их побратима, продолжил:
– Ступай сюда, Триян. Я и сказать-то не знаю как – столько чудного я и за всю жизнь свою не видел!
– Стой, никуда не ходи, – тихо шепнул Гоенег, – решили же, что или все или…
– Тс, – коротко цыкнул Триян, а в голос добавил: – Как же я пойду к тебе через провал?
– Что ж, – не стал спорить Олегсей и спросил у старца: – Могу я, отче, как и тогда, здесь к своим перейти.
Старик какое-то время всматривался в пещерную темень, будто силясь рассмотреть в ней получше войсковое коло, а затем смело шагнул к пропасти со словами: «Ступай за мной».
Шар в его руке вспыхнул ярче. Шаг, еще шаг, и вот уж бездна под ним, а он идет себе твердо, и Олегсей бредет следом. У витязей все внутри похолодело – видано ль такое?
Триян, не веря глазам своим, присел, взял камешек и бросил его в сторону уступа. Старец обернулся, направляя свет шара в ту сторону. Камешек заскакал над пропастью, словно по прозрачному стеклу. «Есть путь, – молвил, глядя на это старец, – и нет пути». Он топнул ногой, и камешек, не долетев всего шаг до стены, скользнул вниз, ударился о стену и полетел в бездну. Незримой дороги над пропастью больше не было.   
– Я и говорю, – широко улыбнулся Олегсей, – столько чудного тут. Что вы так глядите на меня?
– А как еще глядеть-то? – удивился Триян. – Ну с тобой-то более-менее понятно, а вот… Ты-то кто, старче?
Тот, чьи седины были белее снега, а чистые глаза отливали зеленью, будто изумруды, опустил шар ниже, дабы зреть говорившего.
– Я, – молвил он, – есть Авега, наречен Семовитом. Смотрел со стороны на вас, да понять не мог, кто такие и почто с пути своего сошли? …Сколько уж безпутных на дне провала этого костяшками своими на свет скалятся? Загнала бы Марена сюда смерда на охоте – это одно, а вот витязей с мечами, кои ведают не токмо земные пути…? Таких чаще всего кощеи на обман берут да к нам подсылают, чтобы камений да злата раздобыть. С алчущими разговор прост: обморочить да спровадить, а не отступят – на дно их. Однако ж губить, не спрося, зачем явились, не годится, вот и позвали… одного из вас на разговор.
Что ж вы, витязи? Дїи вас уроком одарили, дали возможность доблесть в служении познать, а вы? Шкуру змиям порубили, а урок свой бросили!
Триян несогласно замотал головой:
– Ничего мы, старче, не бросали.
– Так Светозара ведь нет средь вас?
– Так за тем мы и здесь, – возмутился старшина Ордена. – Я мыслил, что ежели куда и мог он податься, то токмо куда его… другой Авега водил.
Триян замолчал. Он ясно услышал шорох шагов над оставшимся в тени провалом. Все повернули головы. Над пропастью, по тому же невидимому, но твердому Пути, шел, отмеряя шаги Посохом Времени, Светозар.
– Ты верно смекнул, старшина, – сказал он, ступая к Кругу, и воины, зная гибельность Посоха, слегка отпрянули назад. – Драконов придержали, жизни не жалели, дали мне уйти – за то вам поклон. Но то, что в погоню за ануннаками бросились, не умно. Ранив зверя лесного, гонятся за ним, дабы принести семье своей утробную утеху. Тако же и вы, витязи, пошли за тварями.
Несправедливые речи привели Трияна в ярость. Да только знал он, что на волне этого огня можно натворить недоброго, потому какое-то время он молчал. Но испытующие взгляды друзей требовали его немедля дать ответ. Он произнес:
– Негоже так, чародей. Тебя уж не было там, а мы – витязи. Наша задача – преследовать врага, найти его и в логове…
– Не путай, старшина, задачу и урок, – Светозар был тверд. – Я бежал от беды, и вы – туда же, за мной. Да на что вам их логово? Змиево гнездо везде, от того и зовут их Гарыни. Могут и камни мять, и горы двигать, и через болота и пески пробираться. Что проку искать логово? С давних пор обосновались они в своем Пекельном мире, подальше от света Ярилы.
Светозар устало опустил глаза. Когда же продолжил, казалось, что обращается он не к Трияну, а более – к старцу.
– Страшен и велик мой урок. За то время, что я здесь, Авеги укрепили мой дух. Но как только я снова обрел былую решимость, я вдруг понял, как слаб. Головой здесь, а сердцем – с супругой и детьми. Ведаю, что урок превыше всего, но изнывает мое сердце. Где они? Что с ними?
Клубок второй
Трияну после этих слов стало нестерпимо горько. У него дома девять сыновей и три дочки: больше не поспел воплотить пока за трудами ратными. Однако и семья, и сам старшина ведали, что избранный им путь светлых воев оправдан, и сие великая честь.
Дружин на Тартарии много, а витязей Ордена мало. И самые лучшие да умелые в деле ратном рано ли, поздно ли снова отправятся к наставникам, а чтобы не росла гордыня, их обучат еще и подчинять свои знания и умения общему делу. Этот плотно скрученный канат не порвать никому. Выучился, отслужил, смог свою самость, будто коня игривого, в вожжах держать – иди, учись дальше. Получай новые уроки. Ведаешь дело воина – иди волхвовать. Познал все о земном – стань жрецом. Притомился – обучай молодых.
Так мыслил Триян, пока, опомнившись, вдруг не заметил, что Авега тихо о чем-то говорит.
– …вот в том и горе Светозарово. Но выходит, что оно теперь и наше с вами. Чародею с его Посохом деваться некуда, ведь дальше этого привхода подземных городов Агхарти ему пути нет. А урок его и ваш не будет пройден до тех пор, пока Древо в силе.
Глубоко под землю нас с Посохом не пустят, так что я да Новолод постараемся вас с чародеем тут укрыть от Недоли. Чуть глубже, под нами, много ходов из Пекла. Пойти туда – все одно, что самим отдать Посох Времени в нечистые лапы помощников Энки – того, кто в ответе за произвол Гарынычей.
Тут встрепенулся Триян:
– Энки? Нам в обучении говорили, что правит их Пекельным миром величественный Родоа в золотом одеянии. Про Энки мы не слыхивали.
– Кхе, – улыбнулся Семовит, – немногое бы ему удалось, не будь у него поплечников. Чрез их старания появился в глубинах Мидгарда великий город, да что там город! – целый мир. А за все, что творится в этом мире, в пещерах и самом Пекле, отвечает советник Родоа – Энки. Создают они из праха земного рабов – Лу-Лу, тварей неразумных, злобливых и покорных. Роют те ходы для хозяев от верху до самого железного солнца Пекельного. Таскают Лу-Лу в город повелителя каменья да злато со всего Мидгарда. Многие ходы – абзу, что от трудов их остаются, залила вода, но и тех, что просто пустуют, достаточно. Зачем говорю об этом? Затем, что почти все пустые абзу – в пользовании друзей наших малых, Чуди Белоглазой. И сайвоки нам помочь готовы.
Так что общими усилиями, может, и выберемся к холодным землям Родины наших предков, что лежит подо льдом за Студеным Морем. Уходить отсюда надо и Посох уносить.
– Так ведь, – выдавил Триян, – там сейчас стужа лютая, она там круглый год! Ничего, кроме льда и снега, да стрибожичи носятся над белыми полями, дуют нещадно, убивая все живое.
– Ну-ну-ну, – успокоил Семовит, – раз стерегут стрибожичи, знать, есть там что стеречь. Да и почем тебе знать? Не был ведь там. Неужто мыслишь – поведем вас на погибель?
Однако ж пока это только разговоры, други мои, а теперь о деле. Надобно вам вернуться назад и всех, кто уцелел из родичей Светозара, забрать сюда, никому ничего не открывая. Коли кого… в мире яви уж нет, пусть Кродой Великой со всеми на Небеса возносятся. За них уж мы не в ответе.
Слыша слова эти, темен стал ликом Светозар, а Авега лишь вздохнул да огладил сухой дланью вечный светоч. И вспыхнул Шар.
– Не кручинься, – мягко сказал Семовит. – Надобно быть готовым ко всякому. Мыслью из этих залов ты туда не проникнешь, а потому… как уж есть, так есть. Обратно пойдем через гору. Что ж вы? – обратился старик с укором к воям. – Не видели, что по следам вашим тени вражьи идут?
Витязи дружно покачали головами.
– В самом деле, не видели? – улыбнулся Авега. – Они тихо вошли за вами и так же, как вы, не смогли ничего тут узреть. Вышли прочь и ждут сейчас на лютом холоде, когда вы появитесь. Идем, други, выйдем иначе. Пусть черные помянут дурным словом своих хозяев, мороз-то на ночь крепчает!
Витязям Ордена храбрости было не занимать, однако, отправляясь за Светозаром и Авегой на невидимый помост, ступали они крайне осторожно. Там, откуда появились Авега и Светозар, вместо двери возвышался валун. Заглянешь за него – и найдешь черный провал хода, а смотришь прямо – глухая, непроходимая стена. Опять же, если и увидишь провал, то кажется, что в него и рука не пролезет, а на самом деле можно пройти, почти не касаясь плечами стен.       
Триян, да и все витязи, начинали понимать, о чем говорил им Олегсей, побывавший до них в подземных залах и галереях. Они шли великолепными лестницами, над которыми, грозно глядя вниз, стояли немым дозором застывшие каменные великаны. В другом месте ползли на четвереньках по узким, засыпанным мелким щебнем норам. Передвигались по подвесному мосту, вдоль которого исполинскими столбами возвышались длинные ряды близнецов-менгиров , освещаемых шарами вечных огней.
В момент, когда подошли к узкому ходу, выходящему на поверхность из-под скалы, ленивый серый свет позднего зимнего утра уже висел неподвижным пологом над замерзающими вдали водами х’Арийского моря. Мороз ударил в отсыревшие от пота одежды, защекотал в носу, зачесался в бородах, стал хватать за пальцы.
Пояса безшумно рассыпались меж деревьями, оставив с Авегой и Светозаром лишь старшину.
– Ну что, – стал прощаться тот, – где искать-то вас, когда вернемся?
– Знамо где, – махнул Семовит рукой в сторону покатой горы у воды. – Вы уж сие место запомнили.
– А соглядатаи наши? Что, если опять нас выслеживать станут?
– То еще полбеды, коли вас увидят, – вздохнул Светозар. – А вот ежели они вас с моими родичами выследят, тогда…
– Верно, – согласился Авега, – в селении им искать чародеевых родичей – пустое дело: там ныне не разобрать, кто где. А вот ежели увидят с вами кого из сельчан, враз смекнут, кого это витязи старательно охраняют. Так что глядите в оба – зрите в три.

Хагай заподозрил неладное, едва ступив на порог собственного дома. Изнутри доносились глухие удары и мерзостное шипение. Дао испытал неуемное желание вернуться назад к Ксиаобо с его потрепанной морозами пятеркой воинов-лазутчиков. Но он набрался решимости и толкнул дверь.
Вечернее солнце проливало в мутные окна достаточно света, чтобы ясно можно было видеть происходящее. Посреди комнаты, скорчившись, лежал Шахар, а возле него неистово метался обезумевший Сирах бен Мойше, яростно пиная уже обмякшее тело.
Страх превратил сердце Хагая в сморщенное яблоко. Красные глаза ящера были будто затянуты пленкой, изо рта вырывалось змеиное шипение, а воздух комнаты дрожал от исходящей злобы.
Дао боялся пошевельнуться. Выскобленный деревянный пол искрился. Это отражали свет брызги крови Мин-цзя.
Принявший на себя гнев полубога, старик не шевелился. Остатки жизни Шахара безвозвратно стекали между старыми половицами к черному подземному солнцу.
Сирах сжал кулаки и вновь разжал их. Дао едва заметил превращение когтистых уродливых щупалец в человеческие пальцы. Изогнутая в злобе спина выпрямилась, и ящер глухо прорычал:
– Гы-ы-ы-у-у-у. Это меньше, чем он заслуживал. Он не выполнил приказ! Он не был достаточно тверд! Семья чародея веров добралась до подземных галерей Агхарти!
Теперь – ты! Скоро стемнеет, приведи сюда ниндзя. Пусть избавятся от этого мешка с костями. И надо допросить их старшего. Они чего-то не договаривают. Но в пределах этой Земли им от нас не укрыться! Гы-ы-ы-у-у-у!
Хагай на ватных ногах обернулся и шагнул за порог. Только когда последняя изгородь осталась позади, морозный вечер стал возвращать ему сознание. Холод вполз к нему под одежду, выкручивал пальцы, отчего кисти уже отливали мертвецкой желтизной.
Хагай остановился и бросил полный страха взгляд назад. Где-то за темными зарослями кустов была крыша его дома. Он не видел ее, но знал, что она там и… ануннак там.
Дао вдруг осознал, что пути назад ему нет. А вперед? Как сказать Ксиаобо о произошедшем? Может, не говорить ничего, а просто привести ниндзя в свой дом обманом? Пусть ящер сам с ними разбирается. Коршуны не жрец Мин-цзя, пинать себя ногами не позволят, но ведь привести их – значит, вернуться самому, а возвращаться Хагай не хотел – не хотел занять место Шахара и однажды разделить его участь.
А с другой стороны? Хагай – потомок древнего иудейского рода, и в его крови – кровь ящеров. И ниндзя тоже восходят к древним драконам Ану. Отыскать своих потомков по запаху крови для ануннаков не составит труда. Как и подчинить их своей воле…
Хагай от резкого звука оступился, но вовремя успел сгруппироваться.
– Хо-го, – услышал он сверху довольный голос Ксиаобо. – В который раз, стоит мне подойти, у тебя подкашиваются ноги.
Тюнин Коршунов был без маски. Хагай удивился, увидев его улыбку. Тем временем Ксиаобо спрыгнул с уступа скалы, с которого наблюдал за Дао.
Цепким взглядом воин прощупал сознание мага. Почувствовав в крови иудея яд малодушия, ниндзя насторожился. 
– Что, – спросил он настороженно, – ануннак просил поблагодарить нас? Шахар наказан?
– Сирах его убил. Он зовет вас.
На открытом челе тюнина прорисовались морщины. Жестокость нагов не являлась для него новостью.
– И что ты мыслишь об этом, жрец Дао?
Хагай понял, что опрометчиво выпустил из рук нити превосходства, и теперь расстояние, которое ранее было создано для общения с тюнином, исчезло. Воин не относился к нему как к наставнику или проводнику воли Высших Сил. Надо было как-то вернуть утерянные позиции, а тюнин ждал ответа… Мысли толкались в голове жреца, а вязкая патока страха, перепачкав собой каждую из них, делала тщетными все попытки их упорядочить.
Ниндзя следил за Хагаем. Он видел, что жрец выбит из равновесия. Ему, лицемеру и интригану, сейчас надо было говорить правду. Слова, не прошедшие через сита уловок и хитростей, были корявые и мутные.
– Я, – начал он, спотыкаясь на каждой фразе, – даже не знаю, как начать. С чего начать…
– С чего начать? – спросил тюнин жестко. – Со своего отношения к нашим благодетелям, нагам.
– …А что отношение? – промямлил Хагай. – Они нам столько дали, и вам, и вообще всем на Земле…
– А сколько отняли? – ухмыльнулся Ксиаобо.
– Что ты! – зашептал помертвевшими губами жрец. – Как ты можешь?!
– Как ТЫ можешь их защищать? – оборвал его тюнин. – Тысячи лет они вытаскивают из земли все, что могут. Толпы немытых Лу-Лу выгребают из-под гор руду, прекрасные камни, откапывают в пещерах озера с черной кровью Земли, а зачем? Я в молодости побывал в их светом месте – Зале Спящих, но там только скалы и каменные сосульки.
Когда мы служили великанам у гор Паленого Стана, отряд белых воинов сильно потрепал троих ануннаков, настоящих! а не как этот Сирах. Мы пришли, когда последний из них уже умирал от ран и бредил тем, чтобы попасть в Хурсагму – Гору Небесных Комнат. Я спросил его: что там? Как она выглядит? Оказалось, и там все просто – без золота и алмазов.
Главный бог Нагов – Ану. Вот в его обители на Небесах есть все, и главное – это Сияние. Что это за штука, не знаю. Но одно я уразумел: всю добычу они доставляют туда, к Ану. Зачем?
Ни наши боги, ни кровожадная Мать черных народов, ни небожители белых не таскают к себе этого. Их богатство – в Высших сферах.
И еще я понял: посвещенные белые воины – славяне – способны их убить! Что-то воины и жрецы славян знают об этих полубогах, если так смело бросаются в драку и побеждают. И тогда мне понятно желание Нагов одолеть белую расу. На земле не осталось больше силы, способной им противостоять, только наши с тобой враги – славяне.
Клубок третий
Хагай слушал тюнина словно в тумане. Страх сдавил его сердце. Да, он знал обо всем, что говорил Ксиаобо, даже больше того, но слышать это было невыносимо. Казалось, что окружающие скалы начали шевелиться, превращаясь в злобных ануннаков. Жрец не выдержал:
– Замолчи! – коротко выкрикнул он, пряча лицо в ладони и просто задыхаясь от эмоций. – Это наши Наставники! Что и кто мы без них?
– Я говорю то, что думаю, – спокойно ответил тюнин. – Мое сердце, в отличие от твоего, не изъедено червями страха. Наш клан многим обязан Драконам, но те, кто сейчас действует от их имени, презирают нашу доблесть, заставляя идти против устоев.
Нас, не взирая на наш опасный труд, с каждым разом кормят все хуже, а задания дают все сложнее. Мы не имеем власти, земель, не связаны идеей. Воинская доблесть и направляющая десница Совета Дзенина определяли наши пути, пока пещеры наших светынь не посетили ануннаки.
Жреца затрясло. Он готов был броситься на тюнина и заткнуть ему рот, но боялся оторвать от лица свои дрожащие ладони…
– Молчи, – начал плакать Дао, – лучше молчи! Гнев богов обрушится на твою голову. Они везде, они во всем. Они могут стать невидимыми или неотличимыми от человека, стать тобой или мной, и тогда…
– Я воин, наша каста владеет высшим искусством лазутчиков. Мы сами можем быть пронырливыми, как ветер, разрушительными, как вода, и губительными, как полуденное солнце. Все наши долги драконам давно оплачены, а исполнять их прихоти мои воины больше не станут.
Дзенин направил меня разобраться, что здесь происходит, и я это сделал. С подачи Поклада наши отряды вступили в открытую схватку с белыми, а этого никогда не было. Для открытых войн у наших императоров достаточно войск, а мы всегда были оружием тайным, особым, избранным. Теперь же…
В руках драконов – императорская семья и все, кто окружает трон. Дзенин ниндзя не согласен служить драконам и императору, который за кусок сладкого пирога власти отдал свой народ в рабство чужакам. Они намеренно раздирают нас на части: одна из них Дао, другая – Кун-Цзы, третья – Мо-Цзы, а еще: Мин-цзя, Фа-цзя, Легисты… Кровь наших жрецов отравлена алчностью. Весь наш народ со временем превратится в Лу-Лу. И нам, касте воинов, касте лазутчиков, чье высокое искусство полировалось сотни лет, недостойно разделять стойло с безвольными рабами.
Совет Дзенинов решил оставить Поднебесную. Мы уходим на острова – строить новую жизнь на старых камнях. Мы очистим нашу кровь, морем отгородившись от прогнившей империи.
Мой отец был великим воином, и он, как и ты, видел в Учении Лао-Цзы основу мира. Только потому тебе, жрецу Дао, я предлагаю уйти с нами. Прекрати дрожать и подумай! Я столько времени говорю ужасные вещи, а ты слушаешь, и с нами ничего не происходит. Не так уж и всесильны драконы!
Хагай, рыдая в помертвевшие на морозе ладони, шептал:
– Нас догонят, нас обязательно догонят. От них не скрыться.
– Смотри! – вознегодовал Ксиаобо, поочередно отрывая от лица Хагая его руки. – Они тоже не могут скрыться – от смерти! Если раненый Наг не попадет к своим в пещеры или в обитель Ану, он погибнет. Даже те, кто живет веками, должны искать Залы Спящих и обновляться, иначе жизнь уходит из них, и эти боги, разлагаясь, воняют, как дохлые крысы!
– Они бессмертны! – сопротивлялся правде Хагай.
– Да, – мрачно согласился Ксиаобо, – …если не знать тайн их бессмертия. Понятно, что ануннаки постараются поквитаться с нами, но мы все равно уйдем за море – на острова, где восходит солнце. Мы унесем их тайны с собой. Да, многие народы, усомнившись в божественной сути ануннаков, бесследно пропали в веках. И нас это ждет, но это лучше, чем вечно жить в страхе.

Как не поверить, что Мидгард-Земля внутри полая? Девятую неделю шли Светозар и его спутники под самым брюхом Рипеев и ни разу не вышли на поверхность. Трудно давался путь Трияну и его витязям, еще труднее – Светозару и Добромиле, и уж совсем плохо было их детишкам. И если старшие – Велимудр, Войтислав, Ведана и Олегсей, глядя на взрослых, старались терпеть, то обычно спокойная малышка Милада, которую не спускали с рук, часто капризничала, удивляя родителей.
Недели под землей прошли будто сон дурной. Седмица ли, осьмица, неделя ли – здесь все одно.
Сколь же диковинен, сколь интересен мир подкаменный, если пришел ты в него с добрыми помыслами и ведет тебя над Недрой сам Авега. Одно только плохо: мало бывало света от огней вечных, что были в руках идущих, ибо встречались им залы такой высоты и величия, что хотелось остановиться и рассмотреть эти чудные своды с древними рисунками и письменами. Наверху стоят трескучие морозы, снега в пояс, а здесь текли ручьи и целые реки. Довелось даже узреть, как ручей взбирался вверх по камням, легко поднимаясь на косой уступ высотой в два аршина.
Всякое бывало на переходах. Случалось, что приходилось бежать, чтобы не попасть под горячий ключ, бьющий в потолок кипятком, или красться, подобно татям ночным, пряча светочи под одеждой, или отсиживаться за спинами отводящих неприятелю глаза Авег.
Но вот стал Новолод веселее, Семовит расправил плечи и разговоры завел о том, как правильно приучать глаза к дневному свету, и поняли наши путники, что скоро они снова увидят Ярилу.
Очередной, изогнутый в сторону шуйцы ход, уперся в зияющий пустотой провал.
– Вот и зала, – вздохнул с облегчением Новолод, поднимая выше огонь и ступая на лестницу, ведущую вниз.
– Ну, наконец-то, – ответил ему Семовит, поочередно пропуская перед собой дружную компанию. – Почти пришли, други. Поднимемся из этой залы, немного пройдем в стеснении и выйдем аккурат перед Вишерским Камнем . Его надобно обойти: там обитель Великанов, слышишь, Светозар? Наш Белогор отсюда родом.
Кудесник не ответил, поскольку их нестройная цепочка резко остановилась. Это знак тревоги. Внизу залы происходило какое-то движение. Несколько десятков светочей двигались двумя рядами.
Светозар тихо подошел к Новолоду.
– Что сие? – прошептал он на ухо Авеге. – Уж не вороги ли?
– Вороги оттуда не войдут, – задумчиво ответил тот. Он поднял камень и четырежды гулко ударил им в скалу. Стены отдались пронизывающим, глубоким звуком. Шум внизу прекратился, огни остановились.
– Держи, – Новолод отдал чародею свой светоч и скрылся в темноте.
Обратно он явился не скоро, даже Семовит уже стал безпокоиться. Оказалось, что огни снизу – тризненные. Люди трех общин предгорья Вишерского Камня несли к залу-усыпальне тело убитого ими великана. Зимой кургана силы не сладишь для потомка богов, а предать покою тело надобно.
То, что рассказал Новолод, всех потрясло.
В то время, пока наши путники отмеряли шаги под землей, на поверхности ее другие великаны – Ящеры-Гарыни – стали зорить и жечь селения, убивать охотников и путников в горах – без причины. Сиих злодеев только по сказкам уж и помнили, а потому на них никто и подумать сразу не мог. Только понимали, что простому человеку не под силу подобное. Да и чудовищные следы в глубоком снегу указывали на то, что орудовали великаны…
Дошло до того, что на северном склоне Камня и вовсе остались три села. Остальные пропали. Лишь бревна от теремов валялись да дымились остывающие печища. А все в округе знали, что в Вишерском Камне – Чертог великанов. Их частенько видели в горах, сторонились как неведомого, страшного. Охотники из оставшихся сел стали по следам лес шерстить. Снег глубокий, отметин много. Вот и вышли на одного, прям у пещеры. Вначале стрелами его ослепили, а потом уж как могли – так и добивали. Уж больно много накипело у людей на великанов за содеянное.
Только покончили с ним, вдруг расступились сосны заснеженные да вышли на поляну аж семеро чужаков. Огромные, даже более того, которого убили. Но тот хоть человек человеком был, токмо большой больно, а эти… Будто ящеры. Пасти красные, очи словно огнем пышут, сами воняют гадом. Поглядели они на убитого великана, словно чем-то довольны были, попыхтели меж собой по-ежиному и ушли.
Вот тогда-то и поняли люди, кто виной всем смертям и разорениям в окрестностях. Поняли, что невинную душу погубили. Внимать нужно было дедовским сказкам о Гарынычах.
И пошли тогда селяне виниться к великанам. Сначала, чтобы сыскать их, послали волхва. Тот долго ходил в пещерах и нашел-таки одного аса. Совестно было людям. Спросили, как вину загладить. А великан им: «Что уж теперь делать? Отпустили невзрощенную душу – Карна вернет обратно, а тело… несите к Залу. Дорогу укажу».
Селяне послали клич, рассказали всем, что сотворено было горького, недоброго, и отозвались многие в округе, пришли проводить великана в усыпальницу.
– Вот она, слепая людская ярость, – тяжко вздохнул Новолод.
– А ведь Гарыни-то там, – вздохнул Светозар, – наверняка нас ищут. И мы – виной всему этому.
– Не время бить себя в грудь, Светозар. Нужно выйти поскорее наружу, пока более бед не учинили, – заговорил Семовит. – Не может быть худое дело во благо, однако за пеленой тризны нам самое время проскользнуть незамеченными.
Так и сделали. Едва только стихли голоса людские да пропали светочи в дальнем углу открытой великанами усыпальницы, все быстро пересекли длинный зал и стали протискиваться к выходу.
Ноздри щекотал морозный воздух, глаза колол мягкий вечерний свет, и так хотелось вдохнуть всей грудью воли снежного простора, что те, кто шел последним, едва не столкнули с уступа первых. Те же просто застыли на месте. Под ногами их лежала алая от крови каменная плита.
– Авега, – изумился Триян, – да как же они умудрились втащить его в такой узкий ход?
– Великаны знают, как с камнем обращаться. Могут сделать его легче подушки, податливее глины. Когда им вздумается, любой ход могут открыть или закрыть, сделать уже или шире. Вот сейчас после тризны уйдут люди, и этот проход станет еще уже – только сайвокам и проходить. Кровь великана чиста. Ни дождям, ни снегам не смыть ее отсюда еще долго. Веками будет напоминать людям о недобром. Однако ж, в путь!
Лютень в этих местах щедр на снега. Везде уж весна, а здесь, на севере, снега все прибавляется. Возле гор, где ветры не дают задержаться снежному покрову, белая, скрипучая от мороза преграда не доставляет путнику особых хлопот, а вот ниже, в лесу…
Вооруженные штурмвои Трияна, идущие первыми, тут же стали проваливаться. Сначала по колено, потом по пояс, а уж дальше идти стало совсем невозможно. Длинный, затяжной спуск к долине у Камня был так заснежен, что молодые хвои стояли, словно белые снеговики в два-три роста человека. Двигаться можно было только от одного такого белого изваяния к другому – возле них снежный покров был чуть тоньше.
Короткий день катился к вечеру, мороз крепчал, а конца пути видно не было. Только на середине спуска над вершинами деревьев показалась двойная гора. Светозар указал на нее Посохом:
– К той горе идем? Отсюда она похожа на город.
– А это и есть… – начал было говорить Новолод, но тут же осекся. Сзади его одернул Семовит.
– Что ты? – сдержанно произнес он. – Не кричи. – Там, – подойдя ближе, тихо добавил он, – и был когда-то каменный город. Теперь никогда не распознаешь – даже летом, а уж зимой! – Авега с уважением посмотрел на Светозара и подмигнул Новолоду. – Сразу видно кудесника: умеет читать образы. Града того давно уж нет, однако входы под Рипеи еще остались. Нужно токмо уметь их открыть. Так что недолго нам осталось здесь снег мерить, снова в норы полезем.
Клубок четвертый
Под землю сошли только на ночлег. Поутру выбрались обратно на свет и сразу же ступили на речной лед. Дивным был путь. Снега немного, в небесах ни облачка – скатертью дорога.
В подземных галереях дети справлялись с неспешной ходьбой взрослых, однако, вырвавшись на волю, те прибавляли шаг, и малыши спешно семенили, находясь внутри цепочки, сопели да часто утирали раскрасневшиеся носы. Миладу снова поочередно несли на руках. Ныне, разомлев от ослепительного света, коим искрился снег, она спала, склонив укутанную в теплый платок головку на плечо Гоенега.
 – Не дело это, – тихо сказал Триян Новолоду, оглядев всю процессию, – в пещерах наши Черные плащи с оранжевым поднизом неразличимы, а здесь мы как…
– Не кипятись, – спокойно ответил Авега, глядя куда-то поверх головы старшины. – Вон за той скалой капище Свентовита, ваш дом родной. Дїй и капен-инглинги про нас ведают – передохнешь хоть, а то издергался весь.
– Издергаешься тут, – недовольно пробурчал храмовник. – Вывели на лобное место: бери нас как хошь!

За скалой, у самого берега снег был сильно истоптан, а по зимнику наезжены санные пути – видно было, что место обжитое.
Поднялись хорошо заметной тропкой на гору. Выше резных крыш селения, над заснеженными деревьями, величественно возвышалось капище, щекоча повисшие над ним бездонные небеса легким печным дымком.
Ворота в стан были закрыты. Видно было, что жили тут с опаской. Триян кивнул Олегсею и Огнедару, и те, дабы не дразнить укрывшихся за тыном лучников, пошли вперед неспешной походкой.
Навстречу гостям вышли двое вооруженных витязей. Местные всегда относились с уважением к Поясам – воинам-жрецам Свентовита, бога-покровителя здешнего капища. Но вначале встречающие придирчиво осмотрели диары на поясах храмовников и, убедившись в наличии у них волшебного оружия, а также боевых мечей на другой стороне их перевязей, слегка ослабили напряжение.
– С чем пожаловали? – спросил тот, что был повыше и поосанистее, оглядывая стоящую поодаль разношерстную компанию.
– Здравия, – на правах старшего взял слово Олегсей. – Достатка родам вашим и Света изведать, пусть Тьма сторонится.
– Здравия и вам, витязи. Никак к капищу?
– К нему.
– Хм, с детьми да налегке… Не поверю, что по маякам наскальным шли лишь для того, чтобы славу воссылать Свентовиту. Не взыщи, витязь, мы весьма опасливы. Авеги с вами – их пустим запросто: видывал раньше, а вас, без дозволу дїя, будем морозить у ворот. Не горячитесь, витязи, в капище уж отослали гонца.
Стали ждать. Наконец, у ворот села появились Черные плащи, служившие дїю. Напрасно местные вслушивались в тихие разговоры своих Поясов с пришлыми. Витязи Ордена знали языки тайные, глубинные, а могли пользовать и вовсе позабытые в веках слова и наречия. По одному такому слову могли признать своего, поэтому вскоре правая створка тяжелых резных ворот распахнулась.
По селу провожали гостей с охраной, по предварительному сговору с витязями Трияна взяв в плотное кольцо Светозара с его посохом. Остальные шли вольно, отвечая на приветствия сельчан, выбегавших к дороге и с любопытством взирающих на редких зимой гостей.
Добромила, разделявшая нелегкую долю мужа, лишь созвала к себе детишек да взяла на руки маленькую и беспокойную Миладу. Им всем было чему подивиться. Редкое место на стенах, крылечках теремов да изб не было украшено тонкой резьбой. А завесы дверей да ворот были откованы столь мастерски, что порой на одной створке можно было увидеть, как толстый железный брус к краю двери переходил в Рунные хитросплетения из проволоки. Скорее всего, на этой улице и жили кланом ковали, поскольку во многих дворах дымились кузни да дробно звенели молотки.
Дорога поднималась выше и на самом верху упиралась в городище капища. Пред его величием и красотой округлили глаза даже бывавшие на Руяне  Пояса. Что еще не могло не броситься в глаза, так это то, что не было в селе ни единой не расчищенной от снега тропки. Куда ни падал взор, все ненужное было прибрано с пути и аккуратно сложено вдоль дворов и улиц.
У ворот городища гости и вовсе опешили. Слыша до того, что встречать их выйдет сам дїй, они и подумать не могли, что увидят меж вратными Чурами капищного ограждения седовласого и зеленоглазого великана, коему и не мелкий Триян был только по пояс.
Пропуская вперед Светозара, витязи Ордена расступились. Чародей сделал пару шагов и тут же решительно остановился, оглянувшись на жену и детей. Добромила от неожиданности замешкалась, но дети дружно бросились к отцу и только памятуя его строгое наставление о Посохе, остановились чуть позади него. Подошла и Добромила, сдерживая слезы.
Дїй сердито сдвинул мохнатые белые брови и вдруг, в три шага преодолев расстояние до Светозара, протянул к нему огромную руку и выхватил у чародея его Посох. Витязи Ордена мигом посуровели. Никто из них не рискнул бы противостоять Верховному жрецу капища, однако они должны были охранять Посох.
– Измотал Он тебя, – низким, мягким голосом произнес дїй и смерил взглядом Посох, казавшийся смешным в его руках. – Поношу его пока, а вы, чада Светозаровы, Авеги и витязи, все входите в городище, передохнуть вам надобно.
За воротами стоял мост. Гости только изумлялись глубине и ладности окольного рва. Снежный покров на охранном льду местами был мокрым, и это в нынешние морозы! Было понятно, что лед специально держат тонким, чтобы ни пеший, ни конный не мог на него ступить.
Очищенные от снега перила моста, и степи, ведущие к Храму, как и все вокруг, были украшены резьбой. Сходни к Дунии , тропки и прихрамовые скаты тоже были очищены и блистали красками на фоне скупого зимнего убранства.
– Слава Свентовиту! – стали выкрикивать витязи, и тут же тишина капищного городища отозвалась дружными голосами. – Слава Свентовиту! Слава богам и предкам нашим! Слава, слава, слава!
Потом гости прошли в слободу Ордена, где после бани и трапезы велением дїя Светокола оставлены были отдыхать до утра. По окончанию восходней трапезы Верховный жрец позвал к себе Светозара. Великан ждал не один: у посады дїя стояла Йогиня. Чародей поприветствовал их. Молодая, светлоликая жрица Храма богини Дживы снисходительным взглядом смерила вошедшего, словно удивившись тому, что он может быть носителем древа Времени.
Светокол перехватил ее взгляд и только строго сдвинул брови. Йогиня нехотя смирилась и стала ждать, когда придет время ее речам.
– Надо бы, – пробасил дїй, – нам многое сейчас обсудить, Лихослав.
Верховный жрец продолжал говорить, а Светозара будто Перун поразил. Впервые за многие годы он услышал свое тайное имя, данное ему по рождению вместе с мирским именем Яр.
– …Да слышишь ли ты, о чем спрашиваю? – донеслось до него издалека, и молодой кудесник встрепенулся:
– Нет, отче, …с чего-то увело в сторону.
– Не оттого ль, что услышал свое имя – тайное, ключевое?
– Правда твоя. Думал, оно никому неведомо…
– Предки твои знали, кто и откуда придет в этот мир, потому и дали тебе имя Лихослав, «славящий лихо» – земной источник познания Добра и Зла.
А вот пред тобой Йогиня Любояра. Она пришла из светилища Дживы, что на Земле Югорской . Хранят Йогини знания обо всех родах наших и помнят предков наших лучше нас самих. Ей дано вести вас через межу Югоры. Коли пробьетесь за нее, останетесь в привходе Недры, а коли нет… то сбудется предначертанное, и Посох… окажется у Гарынычей. Хотя, как говорит Небесная река, он окажется у них в любом случае. – Вижу я, – продолжал Светокол, внимательно вглядываясь в гостя, – извелся ты весь, кудесник? И отдых тебе не впрок. Может, спросить о чем-то желаешь?
– Даже не знаю с чего начать, – с опаской произнес Светозар, поглядывая в сторону Йогини. – Я о себе хотел спросить…
Жрица мягко улыбнулась, дїй же, напротив, глубоко вздохнул.
– Отче, я пришел в этот явный мир из миров Темной Нави, был до того даже не бесом, а демоном…
– И что ж с того?
– Очутился я здесь якобы в награду за то, что сотворил Великое и Светлое в своем Темном мире. Но почему я попал сюда таким немощным и вечно ведомым? На что мне были Знания Вед? Куда бы ни шел, не я иду – меня ведут, оберегают, а сам-то я что? Я ведь чародей, воин. Отчего не дали мне умения справиться с ануннаками? Отчего не снабдили силой, чтобы сам мог сберечь Посох?
Дали познать мне любовь, провели в явь детишек. Так за что лада моя и чада мои страдают? Они ведь зрят все. Отец силен, могуч, а его стерегут, будто красну девицу, кровь за него проливают. Прав ты, дїй, извелся я, слабею. Отчего так?
– Отчего? Что ж, поведаю, только недолгой речь моя будет…
Много тайн у Числобога, и время – одна из самых неизведанных. Время… Оно течет плавно, будто река, но никто не в силах повернуть против его течения. Оно открывает твой исток в мире яви, и начинает отсчет шагов твоих до смерти.
С тобой, кудесник, все непросто. Мир твой, из которого ты воплотился, мрачен, а посланники его – извечные враги наши. И все они по рождению безвольны. Проявившись, ступают, делая прописанные до мелочей шаги. Уходят они из этого мира и снова возвращаются. Но коли послушное ты дитя, в другой приход тебе уже дают свободы больше.
Ежели дерзким ты был и, толкаемый гордыней, воплотясь из Темного мира, принялся блуждать и удалился от намеченного пути – вернешься назад, к истоку. Только тогда уж и вовсе пойдешь по веревочке, чтобы не натворил бед себе и другим.
Не пойдет тебе впрок воспитание – возвращайся в миры Темные, где самое место таким, кто знаний неймет, пресыщаясь гордыней. Коли разумен и идешь к свету познания, иди и далее до тех пор, пока – даже будучи вольным, как ветер, и даже с очами закрытыми – не ступишь в сторону Света Прави Великой, где обитель богов наших и сила рода нашего.
Связь былая с миром Тьмы тяготит тебя, а от нее никуда не деться. Все волокут за собой – кто нить, а кто и канат из мрачных миров.
Светозар кивнул, и старец продолжил:
– И Посох, друже, не безвреден для тебя. Хоть ты и посланник из мира, где Времени Яви нет, однако же раз ты воплощен здесь, то Посох будет красть твою силу. Так что быть долго с Посохом ты не сможешь. Он выпьет все твои жизненные соки до того, как превратится в простое древо и иструхлявеет. Но твой урок – быть с ним до конца, а до конца осталось уж недолго.
– Но кто? – не выдержал Светозар. – Кто определил мне судьбу такую? Этот долг, как веревка, скоро удавит меня.
Великан вскинул брови и ответил:
– Каждый определяет это сам – пред тем, как явиться под свет Ярилы в этот мир. Лишь попадая сюда, мы понимаем, что и близко не догадывались о том, что нас ждет. Оттого так горько плачем, рождаясь.
Клубок пятый
 – Так что же, ас, – глухо спросил чародей, – как теперь поступить? Раз обо мне все известно, то что – следует пойти и отдать Посох ануннакам?
Великан вперил в него гневный взор. Светозару на мгновение показалось, что сейчас дїй поднимется во весь свой огромный рост да огреет его по башке этим Посохом – в наущение.
– Что за слова ты молвил! – громыхнул Светокол, и даже смешливая Йогиня опустила взор. – Пойти и отдать Посох может только тот, кто, придя сюда, так и остался Темным, неведающим. Наша жизнь в любом мире – это опыт. Пойти и отдать Посох Времени – это опыт Темного мира, коего у тебя и без того в достатке. Опыт этого мира, мира Яви, нужен даже богам нашим, а уж нам этот опыт нужен как вода, как воздух. Уж многие из наших собратьев, ведая, какие страдания принесет этот Перст небес родам нашим, сложили головы, оберегая тебя в пути урочном!
Ты не меньше моего мудрость предков ведаешь, однако малодушием отгораживаешься! Отец твой видел, какой силе противостоит, знал, что погибнет, но ведь не дрогнул. Что бы говорили о нем ныне, ежели бы он впустил ворога в капище? А так – слава ему в веках и почет его роду.
Посох, будто червь, ужо выпил из тебя почти всю силу, но ты стой до конца, ежели не хочешь, чтобы детям твоим слушать пришлось о трусости и малодушии отца их.
Неразумный! Посох он решил ануннакам отдать. Да ты и видел-то их только издали. За Древом больше Наги, творения их бездушные, по пещерам да норам шныряют. Эти меньше настоящих Чужаков, хотя и гадостливее.
Эх, – тяжко вздохнул ас, – вам бы только до Югорской Земли добраться. Времена идут – темные, темнее некуда. Понимаешь, на что пошли Хранители? Держать Посох до срока в Привходе Недры! К Недре ни вода, ни камень, ни ветер не двинутся без дозволу. Даже мысли и те летят мимо, ибо не ведают, что такое Недра, а тебя ждут в Привходе. Одно осталось – дойти туда.
В массивную дверь постучали. Лязгнула клямка, и створка распахнулась. На пороге стоял кто-то из Поясов капища – Светозар не знал его в лицо.
– Отче, – запыхавшись, выпалил он, – там, на реке… навки бьются в лед до крови. Бабы расчистили полынью, что у родника над речкой, так они то почуяли, продавили лед, выползают на свет божий и тут же дохнут.
– Что за чудеса! – вырвалось у Любояры. – Они же спят, когда власть Морены. Что-то же подняло их из нор?
– Наги! – сдвинул брови Светокол и гулко ударил Посохом в землю. Темное древко выгнулось и чуть не выпрыгнуло из его рук.
– Что ты, – удивилась Йогиня, – так ведь и они с холодами не в ладу?
– Как видно, ежели им надо… держи! – протянул дїй Светозару его тяжкий урок. – Крепко держи, да слова мои о малодушии помни. Случись бой принять, мы все как один здесь ляжем, но и Нагов положим. У них жизнь одна, хоть и долгая, потому они и дорожат своей вонючей шкурой, а мы… Уйдем и придем еще сюда в обучение, и не раз.
– Так ведь предсказано мне… – пробормотал чародей.
– Нам, асам, тоже предсказано, что за безчинства великанов-ануннаков и нас вскоре изведут до самого корня и дела наши в Наследии очернят: «И будет на тех великанов охота. Велики те люди… и никого из них не останется». Так что ж, и нам поддаться малодушию?! Нет! Бейся, где стоишь, кудесник, бейся, где стоишь!..      
Две закоченевшие на морозе, израненные, с разбитыми головами навки лежали у полыньи. Крови на снегу было немного, да и та, что была, смешалась с водой и замерзла. Похоже, они, не замечая ран своих, старались отползти как можно дальше от проруби, а истратив на то все силы, замерзли возле выймовых камней.
Вот уж диво так диво. Доселе только по слухам и ведали о них. А тут – на тебе, сразу две! Люди не люди, рыба не рыба. Не ноги – хвосты рыбьи, не кожа – шкура щучья, руки – синие. Голова что у девицы, да рот – не рот, вместо носа – два отверстия, вместо волос – будто плавники из головы растут. Вежды сомкнуты. Померли, небось. Да и как иначе-то? Голышом да на эдакий холод.
Народ из села гурьбой повалил на навок поглядеть. Пока ждали дїя, трое Поясов старались людей со льда у родникового выйма согнать: вода там на быстром ходу, лед тонкий.
Светокол оставил чародея в капище, поднял всех витязей Ордена и сам поспешил к воде. За ним бегом едва поспевали Авеги да Йогиня Любояра, которая, чуя неладное, будто на охоту подпоясалась да вбросила в петли два длинных поясных ножа.
Не зря спешил дїй на позор, ой, не зря. Будто ведал, что беда случится. Ему еще шагов с полтораста было идти, а уж увидел: как камень кто-то швырнул в толпу. Люди, будто брызги, бросились врассыпную, лишь эхо донесло до него истошный вопль.
Заметались у воды оранжевые подбои витязей. Вот один пропал в полынье. Похолодело дїево сердце – ни меча с собой, ни ножа…
Прыгнул великан, да так и заскользил к выйму, по пути обдирая себе бока торчащими поверх замерзшей глади камнями. Долетев до полыньи, Светокол тут же сунул огромную руку под лед и выхватил из пучины разорванное тело одного из витязей. Он потянулся за вторым, но тут же его так ухнуло о лед, что показалось, будто его косматая, огромная голова просто расколется надвое.
Но жрец капища Свентовита лишь перевалился на живот да, морщась от усилия и боли, стал что-то тянуть из полыньи. Вздулись от неимоверного усилия жилы на его бордовой шее. Дїй подтянул под себя ноги и повалился на другой бок. Лед у полыньи вздыбился, но не пустил того, кого прятал от глаз людских. Не сдавался и Светокол. Вода вокруг была уже красной от крови. Вот и черные доспехи уж показались, и юродливая голова с кишками вместо уст захрюкала, будто раненный в горло вепрь…
Светокол не считал до трех. Отгрузил с размаху кулаком – у чужака голову мотнуло, и он сразу же обмяк. Вытянул жрец душегуба на лед, да по скользоте, на коленях поволок в сторону. Трудно было встать на ноги. От холода даже пальцы в кулак не сжимались. Вот же диво дивное, да как же тогда этот юродливый смог под водой усидеть?   
И снова ахнул народ. На лед выскочил еще один чужак. В руках не то коряга, не то топор. Дїй враз уразумел, что медлить нельзя. Прыгнул в сторону да покатился бревном. А юродец, что из воды выпрыгнул, ка-а-а-а-ак ухнет по камням своим топором – только щебень полетел в стороны! Лед трещинами не то что у родника, а и по реке пошел до самого дальнего берега.
Схватил чужак своего, того, что Дїй десницей успокоил, да в воду поволок. Шлеп оба в полынью – волна на лед плеснула. Все!
Снова тишь да покой вокруг, и не было бы вроде ничего, если бы не двое Поясов да двое сельчан, что отправились к праотцам. Окоченевших навок уж и не вспоминал никто.
Пока родичи и жрецы тризнавали, прочие воины и все селяне стали готовиться встретить недруга. Теперь Наги могли напасть, откуда им вздумается.
К вечеру запылали на левом берегу Кроды. Дїй был там и вернулся когда уж темнеть стало. Велел собрать всех витязей Ордена, свободных от службы, и старших родов.
Посадный зал капища гудел, будто улей. Все глядели на ратную косоворотку Верховного жреца да доспехи его огромные, что лежали у самой посады. Нездоровилось Светоколу. То ли не давали покоя ободранные камнями бока, то ли пристыл, барахтаясь в ледяной воде, а может и чужак как-то зацепил…
Были в посадной и Авеги с Матушкой-Йогиней. Сидели молча, со стороны на людей смотрели. Любояра так и не сняла с пояса ножи-скрамы.
Вскоре к собранию под охраной двух витязей Ордена вышел Светозар.
Появления гостя никто будто вначале и не заметил. Лишь когда к нему на скамью перебралась Йогиня, селяне стали коситься и на гостя, и на Посох его, о котором уж слыхивали. Гул нарастал.
Верховный жрец начал посадское собрание, возславляя богов и предков. Хмурились главы родов, славили Чуров, призывая их к домам своим. Один только Бакуня, пришлый со Столового Камня, подселенец, сидел у самых дверей да все шикал, будто собачился. Вскоре стали и дела вершить.
Непросто было дїю. На сходе сем он только старший среди равных, несмотря на то, что ас. Бродя в речах своих «рядом» да «около», он думал о том, как объяснить посланцам родов, почему после появления молодого кудесника и его спутников доселе мирное житье прихожан-общинников вдруг должно прекратиться.
Слово великана Светокола всегда было весомо, как камень. Ежели говорил чего, слушали его молча, а тут… Дїй никак не мог понять, откуда взялся в его посадной этот ползучий гад незримого шушуканья.
Вскакивали да махали руками даже те, от кого дїй, кроме мудрой подсказки, никогда ничего другого и ждать не мог. И будто чужими словами говорят и вроде как… вполоборота назад, словно советуясь с кем-то.
Понял Светокол, что кто-то из общинников намеренно мутит воду и отнюдь не для того, чтобы на самом деле в чем-то разобраться, нет.
Стал тогда дїй всматриваться да вслушиваться. Глядел прямо в очи говорившим. Кто-то, чувствуя подмену мыслей своих, отворачивался, не в силах устоять пред взором Светокола.
– …нашими родами, – говорил тем временем старейшина клана ковалей нижнего села, Вятко. – Облежались мы, будто в молоке, оттого и коробит. Давненько ни желтяки, ни напасти хворобные не донимали нас. А ныне ратный час пришел, потому и шумят люди. Однако, други, в достатке и мире жить тож неплохо. Что ж искать себе иного? Понять не могу, с чего это чужакам переть на нас?
– Чужак чужаку рознь, – тихо вставил слово Бакуня, – один придет, поселится да только лад с людьми, и соседу, глядишь, подсобит, а другой только сунется – враз мирное житье других людей рассыпается в прах…
Говорил он и что-то еще, но Светокол уж боле не вслушивался. Понял, кто тут баламутит собрание. И давненько, видать, к тому готовился, стервец-переселенец. Одному словечко скажет, через день – другому, третьему. И манера, говорят, у него такая… будто припечатывает, всегда переспрашивая: «Так ведь?» И вроде все как надо говорит-то, по уму. Но было сейчас в словах пришлого что-то лисье, неправильное, безверное.
Не стал ас пока хватать шкодника за хвост. Так, для себя, будто угольком пометил и начал к собранию присматриваться. Все косятся на Бакуню, значит, точно он мутит воду.
Меж тем стали уж и впрямую спрашивать, что, мол, за гости и на что им такая охрана? Более выжидать не следовало. Верховный жрец встал с посады, и собрание притихло:
– Наговорились? – строго спросил он. – Что? Не все еще? Теперь молчите да внимайте. Не найдет тот благости роду, кто вместо трудов для рук своих, языку лишь занятия ищет. Беда идет, тут воеводить надобно, а вы все шкурничаете, мыслите, как бы это отвильнуть да добро свое сберечь.
Верно говорил Вятко, пригрелись мы, обмякли под защитой богов, чуть в боку кольнуло – выть начинаем да помирать ложимся. – И вдруг великан бросил суровый взгляд на переселенца. – Любо мне пытать, а с чего это ты, Бакуня, на гостей наших взъелся? Али не расичи они?
– Так ведь, – залопотал тот…
– И не выворачивай словеса по-лисьему, ибо расичи они и есть! А коли просят расичи помощи и защиты, что нам Кон родовой велит? Принять и защитить, ибо и к нам худые времена могут прийти, и тогда по Кону и они нам помогут.
– Но мы же знать не знаем, ведать не ведаем, что они натворили такого, что Гарыни на них охотятся? Мы тут с какой стороны?
– Мы? – вознегодовал Светокол. – Да ты, Бакуня, сам только три лета, как в селе обосновался. Мы ведь не спрашивали тебя, с чего это дарослый муж с домочадцами по миру болтается, откуда сбежал, почему… Надо было прилюдно порасспросить, не довелось бы нынче дрязговать.
Ни в один клан ты не вошел, нигде себя не показал, живешь себе возле оратых, они тебя уж и старшим выставили, видать, за язык длинный, боле ничего у тебя видного нет. Краснеешь? Горчит правда? А ты живи по совести, и она тебе слаще меда станет.      
Бакуня только зыркал по сторонам, набычившись.
– Я тож расич, – вдруг как-то неуверенно тявкнул он. – Раз выставили орачи меня старшим на совет, знать, и меня слушать должны, как и всех. Имею спросить – спрашиваю, а нет – буду молчать.
– Добро, – не стал спорить ас, – имеешь, так спрашивай.
– Говоришь, – судорожно начал Бакуня цеплять слова, – э-э, что это Посох молодого чародея Пояса охраняют. А не умыкнул ли он тот Посох у ящеров? Погодите шуметь! Разобраться надо. Ежели за своей вещью Гарыни пришли, то надобно просто отдать ее, они и пойдут себе обратно в норы.
Ухмыльнулись многие, почуяв негодные речи. Заерзал Бакуня, вскочил, заходил по палате.
– А смешного тут ничего нет, – он приблизился к гостям, зыркая на суровых витязей, охраняющих их. – Сами же говорите, – став перед Светозаром, рассуждал он вслух, – надобно правду людям…
И вдруг со словами «может, он златой, Наги до злата охочи», – Бакуня выбросил вперед руку и схватился за Посох.
Клубок шестой
Светозар урока из рук не выпустил, поднялся, сверкнув очами.  Миг – и двинулись на Бакуню охраняющие Древо Пояса. Тот, струсив, сразу поднял руки да отступил назад, дескать, шутка была. Витязи тут же грозно выстроились пред молодым кудесником в охранную линию.
Хотел было Бакуня сказать слово, да не успел: общинники и витязи вдруг ахнули. Жиденькая черная бороденка переселенца, что всегда едва дорастала до груди, вдруг поползла вниз, белея и теряя и без того не густые волоски, которые стали сыпаться долу.
Бакуня обернулся, а общинники от вида его все назад отпрянули.
– Что вы? – спросил он и не узнал своего голоса. Шевельнул языком, тут и зуб вывалился. А за ним и второй. Глянул на руки свои, а они рябыми стали, будто у старика замшелого. – Я же, – блеял со страхом, исходя слезами, Бакуня, – я не желал посоха этого, шутя ведь…
Вдруг задрожали колени его, а силы будто и вовсе меж половицами утекли. Упал на пол и дух испустил. Весь его век пролетел пред очами прихожан-общинников – от зрелости до глубокой старости – словно ворон над Долиной Мертвых.
– Вот вам и ответ на вопросы многия, – глядя на бездыханное тело старца, глухо произнес дїй. – Такой Посох и урок такой несет сей молодой кудесник. Часть Древа Времени в руках его, и, ежели она к чужакам попадет, несдобровать потомкам нашим, поелику задумали Гарынычи, с Темными Силами сговорившись, извести народы Раса, оставив токмо самых слабых из нас, малодушных, дабы служили молча да Мидгард цветущий для потребы чужаков разоряли.
Скажу одно. Каждый волен, но все мы вместе для блага родов одно – расичи. Мое слово твердо: Станицу  нашу и Посоха Нагам не отдадим, будем стоять до конца. Все помнят кон воев расских? Что он гласит?
– Бейся, где стоишь! 

По утру разведные Свентовитовы витязи увидели вдалеке отряды аримов. Поднялось село. У тына островерхого снег вытоптан, а где и отброшен подале, чтобы в случае чего гасить им горящие смоляные горшки. Разбойные желтые люди часто таким прикормом приваживали к домам расичей бродячих, голодных Жыжек .
Дїй даже и спал в доспехах, боялся: налетят Наги да Гарыни, а он на лавке лежит, нежится. Эдак и другие ждали. Так прошли первая ночь, вторая, третья…
Вот вступило в свои права утро семнадцатого дня месяца березня, лета 6499 от Сотворения Мира в Звездном Храме. Поднимался Ярило, да так сыпал огненными стрелами по слежавшимся снегам, что у дозорных общинников, кои стояли на древних каменных столбах вдоль реки, слезились глаза. Неспроста о таком времени говорили: «нос горит, да спина мерзнет».
– Вот ужо жарит, так жарит, – щурясь на свет, бурчал старший из них, – чего-то Золотые Пояса своего сменщика пока не прислали. Ярило вон, уж от леса оторвался, а никого из Ордена нет.
– Батя, – спросил младший, – а чего их называют оберучами?
– То от умения их обходиться с мечом что шуйцей, что десницей. Могут и обеими сразу орудовать. Они ведь боле витязи, а не жрецы. И куда как спокойнее было бы, когда б хоть и один, а сидел в сей час с нами.
Определил же дїй, что с двумя общинниками непременно должон быть один оберуч из Ордена. Ну вот где его носит?
– А вон, – указал Вышата на вдруг появившегося у подножия их каменной башни витязя. – Вишь? Ничего не боится, только дразнит стрелы аримов своим оранжевым брюхом.
Меж тем тот так лихо начал карабкаться по каменным уступам башни, что общинники разом притихли, вспоминая, как сами сопели да кряхтели, когда взбирались сюда. Вскоре Пояс, едва коснувшись края верхней площадки, взлетел и опустился прямо меж отцом и сыном.
– Здорово живете? – весело осведомился он. – Прилягте, – добавил как-то развязно, и сам повалился на спину, прямо на утоптанный снег.
И отец, и сын недоуменно переглянулись.
 – Прилягте, говорю, – вдруг жестко бросил витязь и ловким приемом безцеремонно опрокинул Дарьяна и Вышату на спину. Старший из селян только ёкнул, шлепнувшись лопатками о жесткую поверхность, а Пояс, лежа на снегу, выбросил руку вверх и, будто муху на лету, словил длинную аримскую стрелу.
Больно было Дарьяну и обидно, а сказать ничего не посмел. Дыхание от удара сбилось и никак не могло вернуться на место, да и что тут скажешь? А лихой молодец в черном плаще с оранжевым подбоем поймал и вторую стрелу. Тут заняло дыхание и у молодого.
– Хм, – с досадой вздохнул оберуч, – догнали-таки желтопузые.
– Аримы? – в страхе дернулся Дарьян.
– Ку-у-уда-а-а-а! – с силой ткнул его в грудь Пояс, и тот снова шмякнулся спиной о камень. – Лежи пока. В троих стрелять будут больше, я всего не переловлю.
– Скажи: желтые? – врастая спиной в заледенелый снег, прошептал Вышата.
– Они. А иначе с чего бы я сигал к вам наверх, как белка? Руки вон все еще ноют.
Дарьян сосредоточенно поджал губы и все норовил встать: сигналить надобно, чтобы следующая вышка тоже скорее подняла тревогу.
– Лежи, – настаивал оберуч, – пока не дергайся. Тут надо без горячки. Подождем, пока мои руки отойдут и голова малость охолонет.
– Да как же? Ведь натворят бед выродки эти! Сам подумай… как там звать-то тебя?
– Любояр.
– Негоже валяться, Любояр, коли беда у ворот!
– Да ведь беда эта у ваших ворот уж день или два, – спокойно ответил витязь.
– Как так? – округлил глаза общинник.
– Когда вы сюда поднялись, что ж не спросили тех, кого меняли, где их штурмвой из Ордена?
– Так не было его.
– То-то и оно, что не было. А все потому, что я сюда пришел раньше вас, и пока вы сменялись, побродили мы с Гоенегом по лесам, горам да расщелинам. Не зря ходили. Все подступы к селу, особо со стороны капища, обтоптаны аримами. Близко они не подходили, все издали высматривали, по уму. Но самонадеянные больно: лежа в засаде, за спину себе не смотрели. Гоенег троих уложил, и я двоих. Но тихо этого сделать не вышло. Вот и пришлось нам разделиться. Гоенегушко сейчас на пути к капищу, а я этих, что на шум поднялись, за собой увел. Вот они теперь и стреляют.
Вишь, не особо часто сыплют стрелами, верно, вас двоих и не углядели.
– Обходят они, стало быть, вышки, – задумался Дарьян. – Это что ж значит?
– Видно, в этот раз не войском пойдут, а по-медвежьи. Хотят вломиться, как бер на пасеку, свое взять и ходу… Так ли? – спросил Вышата.
– Верно. Смышленый ты малый, – с одобрением сказал Любояр и продолжил: – Желтые, зная, что загнали меня на высокий камень, вот-вот начнут карабкаться сюда, чтоб прикончить. Понимают: ежели я дам знак в село – их дело плохо.
– Постой, – нервно заговорил Дарьян, – а если они Гоенега догнали? Кто ж нашим сообщит?
– Не тревожься, Гоенег легко глаза отведет и мышью прошмыгнет меж аримами. Как, говоришь, звать твоего сына?
– Вышата, – с готовностью ответил Дарьян, – он у меня второй, старший мой. Обряд имянаречения уже прошел.
– Ты как с мечом-то управляешься, молодец, сносно?
– Да он… – начал было Дарьян, но штурмвой капища с угрозой шикнул.
– Сказано же было – шепотом! И я не сват, чтобы через отца разговаривать. У него спрашиваю, ты-то чего лезешь? Мне нужно ведать, кто в худой час станет рядом. Хочу знать, помощи от вас ждать или, напротив, оберегать.
Покраснел Вышата и проговорил тихо:
– Я, ежели по чести, больше с молотом. Ковали мы, не можем, как витязи Ордена.
– Я уж понял, – улыбнулся Любояр, – а ты, Дарьян? Ходил ли на кого?
Дарьян выглядел оскорбленным, ответил сквозь зубы:
– Ты уж совсем нас, витязь, за смердов держишь. За свои без малого шесть десятков годов я только тут, в облоге, отбивался от желтых с полтора десятка раз!
– О! – привычно ухмыльнулся храмовник да по камню прихлопнул. И вдруг… оказался за спиной Дарьяна. Ведь даже не поднимался! Все трое лежали бревнами да перебрехивались, а тут… пропал храмовник, а через миг его голос очутился сзади.
Дарьян повернулся на звук, а витязь стукнул их головами с сыном и враз снова на старом месте очутился. Секунда – и снова Пояс пропал, а через миг уже за Вышатой нарисовался.
– Не пугайтесь, – улыбнулся Любояр. – Надобно было посмотреть, сработает ли морок. Да и малый это морок, снял я его уже. Эх, – вздохнул он тихо, – други мои, видел я: лезут уж аримы на вышку. Семеро их. Вы пока не высовывайтесь. Как станет совсем худо, тогда пособите, а пока лежите плашмя и головы не поднимайте. Так будет лучше. Будете лежать – не зацеплю.
Троих обморочу, как только к верху доберутся, а четверых так порешу. Как свалятся те, что с заходней стены, как раз доползут те, что полуночной лезут. Снизу еще с десяток с каждой стороны дожидается. А уж как эти поднимутся…
Говорю вам как родным, братцы, коли жизнь вам дорога, лежите, как и прежде, на камне. Кто поднимется – порешу сам. Лежащих я вас не трону в боевой пляске. Ежели какой желтый падет недобитым, того дорезайте смело, но не поднимаясь. Вот этим вы мне и подсобите.
– Это и все? А мы-то когда? – развел руками Дарьян.
– Вы? – зачерпнув ладонью снег и омыв им лицо, задумчиво ответил Любояр. – Может так статься, что только сегодня к вечеру.
…Ну, я пополз морочить. А, да, – вспомнил храмовник, – слушайте, что будет дале. Скоро я буду биться с желтыми здесь, страшно буду биться, а как только я увижу, что дело совсем плохо, – прыгну вниз…
– Расшибешься ведь, – не удержался Дарьян.
– Ты слушай! – посмотрел на него с укоризной Пояс. – Прыгну я и тем уведу за собой выродков этих. А после того и вы – погодите малек и потом полуночным склоном спускайтесь. Идите вдоль реки, берегом, под обрыв, и к селу. Желтые туда не сунутся. Обзор от капища больно хороший, там наши их сразу заметят. Глядишь, свидимся еще. Ну, все!
Храмовник одним движением слился с краем площадки и затих. Рубец вышки вдруг «ожил», зашевелился. Из-за него, будто вглядываясь в туман, поочередно встали три арима. В меховых, грубо сшитых накидках, мехом наружу, с обнаженными мечами.
Вышата и Дарьян вжались в камень, но желтые, глядя прямо на общинников, но не видя их, прошли мимо и, зачарованные, поочередно шагнули за край. Шагали уверенно, будто там мост или уступ. Шагали и –молча, каменными идолами, падали вниз.
Дивно было смотреть на такое. Лезущие следом аримы тоже не поняли, отчего их сородичи добровольно шагнули в бездну. Каждый из четверых оставшихся тут же выглянул поверх края, и каждый получил короткий укол малого меча Любояра прямо в кадык.
Витязь тем временем выбрался в центр обзорной площадки, вытащил из ножен большой меч и, присев на корточки прямо между отцом и сыном, весело подмигнул им и принялся дожидаться следующих «гостей». Дарьян только открыл рот, чтобы спросить что-то, как храмовник вдруг взмахнул руками, и прямо перед общинниками упали две разрубленные стрелы.
– Надо ж, – горько улыбнулся Любояр, – чего они так разозлились? Ну это нам на пользу. В злобе очи не зрят. Сейчас они попрут. Делайте, чего говорено, – лежите и добивайте.
В тот же миг на площадку выскочили сразу двое. Как видно, и эти были спутаны мороком – не видели, куда шли. Витязь повернул их лицом друг к другу и стал промеж ними. Аримы только коротко ыкнули, а уж из спин их торчали стрелы, выпущенные их собатьями.
Вот еще трое выбрались наверх и тут же сами ушли за край, в пропасть. Какое-то время было тихо, а потом с разных сторон полезли на площадку пятеро желтых и начался бой.
Аримы прут, а Пояс по кругу от них уходит, только мечи его сверкают молниями. Желтые толкутся, стараясь уязвить его, мешают друг другу да валятся по одному с вышки.
Второй, третий круг, четвертый, пятый. На шестом прямо на Вышату свалился какой-то малорослый желтяк. Дарьян замахнулся, да ворог уж мертвый был. А Любояр все рубился.
Вышата лежал на камне, как и было приказано, а вот Дарьян не выдержал, приподнялся. И в тот миг, когда витязь сбрасывал очередного арима в пропасть, Дарьяну и ударило в голову чем-то невидимым… Он упал обратно, да только запричитал:
– Ведь сколько себе говорил, не любопытствуй чрезмерно, ведь в который раз попадает за сие… – В голове его звенела целая колокольня.
– Ух, братцы! – вскрикнул храмовник. – Пришло время, я пошел. Ну что, помните? Отлежитесь, и домой! До встречи!
Он глянул вниз, где у подножия вышки валялись тела поверженных аримов. Теперь его видели все и видели – он здесь один. На уступах замерли семеро желтых, и они в ужасе смотрели на него. Никто не хотел оказаться в той куче, что чернела внизу. А Пояс прицелился и, сшибая их всех до единого на лету, словно сухие суки с дерева, полетел вниз.
Клубок седьмой
Клубок седьмой
Гоенег бежал через лес. Спешил, потому и нарушил главное правило разведки – двигаться безшумно – и едва не поплатился за это – дважды. В первый раз он налетел на сидящих в засаде аримов, а во второй – едва не словил в брюхо пару стрел от своих.
Незадолго близ села Гоенег наткнулся на желтых, и пока те хватались за ножи да мечи, он как шел, так и стал крушить и шуйцей, и десницей. Троих убрал тихим боем, а вот четвертый, песья подхвостица, сидел в это время на дереве. Как увидел он, что снизу творится, заорал, будто умалишенный. Витязя снял его метательным, засопожным ножом, но поднятую тревогу уже было не остановить. Вот на весь этот шум и прилетели в лес стрелы сидящих в обороне общинников.
Гоенег, осторожно подобравшись к частоколу, для того, чтобы селяне быстрее признали его за своего, прячась за дерево и выглядывая в сторону тына стал кричать да материться, весьма хулительно отзываясь о родственниках стрелявших из луков караульных. Те, услышав эдакое, струхнули, а потому сами даже не рискнули выходить за малые ворота, послали за храмовниками.
Пояса, еще не дойдя до тына, как-то по-звериному окликнули матерящегося и тут же, по отзыву, признали его своим. Вот так с приключениями Гоенега и долетели тревожные новости к дїю.
Светозара тому приходилось держать при себе да раз за разом пытаться образумить. То чародей порывался сжечь Посох, то вдруг стал просить отослать своих домочадцев в пещеры над Недрой. До того уж, пожалуй, и дошло бы, да сам же кудесник вдруг и передумал. «Как же я без них? – говорит. – Не смогу»!
То еще хужей, – надумал в одиночку воевать аримов. Какие, де, попадутся на встречу – Посохом охорашивать стану, пускай от волшбы Времени дохнут, как старые псы.
Все разумел ас. Сила Посоха, будто ложкой, все явнее выскребала измученное нутро чародея.
Даже Жрецы Числобога, бога Времени, взрастив до конца душу свою  в Правде и Коне, живя по совести, и то не могут сказать точно, познали ли хоть сотую часть всех доступных для людей тайн стихии Времени.
Светозару же, чтобы совладать с силой его Посоха, должно было стать горой, камнем неприступным, а он напротив – всё хирел и чаще грешил малодушием.   
Что и говорить, в недобрый час прибыл в дїеву посадную Гоенег с докладом о том, что видел на подступах к селу.
Будто камень пал на широкие плечи великана. Очи его сурово спрятались под густыми бровями. Лишь широкая шуйца, сжавшись в пудовый кулак, говорила о том, что ас по-прежнему полон решимости и сейчас, поглощенный думами, медленно кует в горне своего здравомыслия какие-то трудные решения.
– Как мыслишь, – после долгого раздумья спросил великан у притихшего возле стены храмовника, – что у аримов на уме?
– Ты – дїй, – отмахнулся Гоенег, – тебе и вглубь заглядывать. Это удел асов – видеть каким древом станет брошенная в землю семечка.
– Давят меня чем-то из-за тына, – понуро признался Светокол. – Чую, будто щитами все вокруг села обставили. Ни взор, ни мысль за наш частокол не летит.
Ты, Гоенег, был за оградой, потому и спрашиваю. Мыслю же так: сами желтые такого не осилили бы, знать, здесь и ануннаки. Раз «загородили» нас, будто щитом от мира, понятно, что не с голыми руками пришли Гарыни – вскрыли Залу Спящих и хотят все сравнять тут с землей. Кто знает, – тяжко вздохнул дїй, – чего они там, под скалами, набрались?
Раз мыслями не пробиться через их загорожу – помощи ждать не приходится. Остается надеяться на крепкие руки да точность каленых мечей, коими намашемся сегодня, гой, – будь здоров. Оно погубить и одного безоружного ануннака – великое дело, а уж чтобы ратиться с вооруженным, да еще и не одним…! Вон Светозар и вовсе хотел пойти Посохом ворогов увещевать.
Чародей, слушая дїя, только насупился и отвел глаза к окну.
– Пустое, – хохотнул Гоенег. – Аримы же по крови сами почти ящеры. Не возьмешь их твоим Посохом.
В этот момент что-то негромко стукнуло у печи. Дїй и чародей обернулись и замерли. Глядя на них, медленно повернулся в тот угол и Гоенег.
Возле кованого ухвата стоял Домовой – небольшой мохнатый дядюшка, ростом с двухгодовалого мальчишку! Власы бурые, до пят, как у медвежонка. Очи будто окошки в мир Нави – ни звериные, ни человечьи.
Любой знает, что увидеть хозяина жилища в яви – к вестям недобрым.
– Здравия всем, – послышался тихий голос Домового. Гоенег услышал в нем легкий бархатный оттенок, ас – медный и властный, а Светозар и вовсе подумал, что говорит дитя. Меж тем уста Хозяина были сомкнуты, и его густая борода даже не шевелилась. И уразумели мужи, что рек он молвью древнею, и комару, и птахе, и асу понятною.
– Беда у вас, беда у нас, беда и им, недругам нашим будет. Закрыли от нас чужаки миры Нави, и теперь ни мы, ни вы не в силах воззвать о помощи. Не с пустыми руками они пришли, с ними жезло из Камня Забвения. Оно, как полог, скрывает во всех мирах то, что в указанном месте деется. Даже ежели Боги и зрят в явь, то пред их очами токмо лад и покой видны будут. Вот и выходит, что в беде неминучей только вы да мы против ворогов остаемся...
Светокол, слыша это, оживился и осторожно разомкнул уста:
– Чудно и видеть-то тебя, а уж слышать...! Неужто станете рядом? На волшбу ужо и не надеемся, обложили нас, сам же сказал, а рубить да крушить? Можете ли?
Домовой повернулся к печи:
– Даже великие горы и те не сами по себе высятся, а имеют опору на землю, на которой стоят. И мы, ас, можем упереться только от земли. Придет час – подсобим, чем сможем.
Домовой пропал, но едва дїй повернулся к своей посаде, как под ним вдруг лопнула половая доска. Нога великана по колено рухнула в подполье. Вытягивая ее из дыры, Светокол только причмокнул, да тихо прогудел себе под нос:
– Помощь, конечно, не помешает, но зачем так-то? Мог ведь и ногу подломить. Теперь что ж, еще и пол латать? Вот же…, тоже мне – помощник. Лучше бы выискал, какая у печи половица скрипит. Слышь, Хозяин? Ее бы присмирил!
Ничего не ответил пропавший Домовой, но в тот же миг дрогнула вдруг земля, да криком наполнилось все село. Заскрипел и рухнул тын позади капища, а из-за него, будто из-под земли, выросли три фигуры ануннаков. В железных доспехах, с кишками вокруг вый, с мечами страшными. Общинники, кто жив остался у ограды, отпрянули, а храмовые витязи тут же бросились в бой.
– Гоенеже! – хватая меч и наскоро набрасывая на себя обережный металл, выкрикнул дїй. – Уразумел! Уразумел я, на что Домовой доску подломил!!! Хватайте со Светозаром всех его домочадцев да полезайте в подпол. Это же знак нам был! Там ход. Ползите под капище.
Золотые Пояса, будут стоять насмерть. Последнее, куда пустят чужаков, так это к Храму. Там сейчас самое безопасное место, а оттуда можно и дальше ходами идти в случае чего! Знаешь, где под Храмом Место Мысли? В самой глуби. Знаешь же? Ну вот. Там и сидите, пока. А коли судьба нам сгинуть – уходите ходами в горы.
Дверь в посадную распахнулась. В проеме стоял крепко потрепанный в схватке с аримами Любояр.
– Гарыни, – утираясь от розового, кровавого пота, выдохнул он, – трое уж тут, и с исхода еще двое маячат.
Ас, застегивая кожаные лямки на доспехах, отстранил его и двинулся к выходу. Задержавшись на пороге, он, глядя на разворачивающуюся перед ним картину боя, бросил через плечо:
– Любояр! Оставайся с Гоенегом, слышишь? Он знает, что делать. Берегите чародея и Посох, а тако же чада его и Добромилу! Остальное – наша забота!..
Щедрое весеннее солнце слепило глаза, отражаясь от огрубевшего наста. Светокол нахлобучил на голову свой четырехведерный шлем с кольчужными опалами до рамен, обнажил меч и двинулся к Капищу.
В этот же момент, у самого моста, отмахиваясь от жалящих его, будто шершни, Поясов, пал на колена первый из ануннаков. Отмахиваясь от многочисленных смертельных жал, он запоздало увидел приближающегося к нему аса. Раненый Гарыня попытался встать, но тут же был сокрушен и обезглавлен. Из перерубленных кишок, что были обмотаны возле его головы, забрезжила черная, горячая кровь, а из само;й змеиной выи почему-то другая – серо-бурая. Закованная в железо голова покатилась под мост и, проломив лед, тут же утонула.
«Береги-и-и-ись!!!» – закричали витязи, быстро рассыпаясь в широкую оборонительную цепь. Едва не срубив один из столбов у привхода капища, прямо на дїя вывалился еще один ануннак.
Будучи ростом в полголовы ниже Светокола, он ничуть не уступал асу в умении владеть мечом. Этого Гарыныча Пояса потрепать еще не успели. Он был свеж и полон сил, а тяжелый, окованный железом щит Светокола, брошенный второпях, остался где-то у стены, в оружейной…
Чужак рубился самозабвенно и отчего-то старался увести дїя в сторону от капища. Скоро стало ясно – почему. Через пролом, возле которого Пояса и дїй трепали и изматывали третьего ануннака, вдруг ввалился еще один! Огромный, словно окованная железом гора, со страшным черным топором…
С первого же взмаха он ударил в землю так, что вышиб опору из-под ног витязей. Не на шутку качнуло и даже Светокола.
Черный ящер проворно изогнулся и, пока Пояса не опомнились, изловчился проткнуть двоих их них шипом, венчающим его топорище. Были ли эти жертвы первыми? Кто знает? Бой шел по всему селу.
Черный ануннак явно намеревался двинуться к капищу. Ас, видя это, резко бросился к бьющемуся с ним ящеру и мощно ударил того в грудь. Ануннак выдержал удар, но, отступая назад, вдруг поскользнулся на обледеневшем берегу и съехал в ров. Светокол, тут же подскочив к нему, страшным ударом оглушил Гарыню, а потом, с высокого замаха, разрубил ему голову пополам.
Вырвать меч из недосеченного самую малость железного шелома ящера оказалось непросто. Клинок застрял! Дїй, вытягивая его, терял драгоценное время, но Черный ануннак почему-то не торопился нападать – ждал, дергаясь на месте, словно увяз в болоте.
Светокол с благодарностью принял эту заминку, выбрался из рва и ринулся на него. Ануннак, замечая это, по-прежнему тщетно силясь сделать хоть шаг, вдруг опустил нижнюю часть забрала шлема, и изрыгнул в сторону надвигающегося на него соперника длинный огненный шлейф!
Дїя обдало страшным жаром. Воздух наполнился запахом гари. Этот ануннак, стоящий возле привхода капища Свентовита с волшебным топором в руках, да еще и изрыгая пламя, представлял собой серьезную опасность для деревянного Храма. Нужен был щит!
Ас, понимая, что заминка застывшего на месте Гарыни дает ему шанс успеть, метнулся к теремам. Место великана тут же заняли подоспевшие Пояса. Черного обложили плотно. Отчего-то он не мог часто пользовать свое страшное оружие, а потому пока только неуклюже отгребался. И топору требовалось время, чтобы снова набрать силу, и огонь ануннака тоже не мог частить. Это не позволяло витязям жалить чужака как следует. Понимая, что он может поджечь капище, они лишь дразнили его, то и дело заставляя тратить весь созревающий огонь.
Странно, но даже когда спустя мгновение, уже со щитом, между Поясами и ящером вырос дїй, витязи стали кричать ему, чтобы он не ввязывался в бой. Скоро ас понял почему. От дальнего края села, без плаща, весь в копоти и крови, тяжело дыша, к ним бежал Огнедар.      
– Дарушко! – раздались крики со всех сторон цепи. – Дарушко! Остуди печку и этой ящерке! Заткни ему поддувало! Чуть не изжарил всех, пёсья морда.
– Ужо, – поднял руку Огнедар, – токмо отдышусь малость. Только-только у главных ворот еще одного такого свалили. Там еще двое, но без огня. Наши с ними бьются. О! Гляньте-ка, – приближаясь к разъяренному ануннаку, стал потешаться витязь, – у этого еще и топор!
Пояса тут же переглянулись и подхватили веселый говор побратима, де, точно, и они такого раньше не видывали. Словно подтаявшая на солнце снежная шапка, напрочь свалилась с воев сковывающая их до того тяжесть.
– Не робей, парни, – медленно подступал к Гарынычу Огнедар, – и ты, ас, тоже гляди за ним. Ишь, озирается! Что ж его так приморозило к одному месту? Шагу ступить не может! Как бы только не пальнул в Храм Свентовита.  Двигай за мной, дїй, чуть поодаль. Я с братом-Огнем на «ты». Уж как я хайло Гарыне заткну, ты не дай ему даже шанса топором размахнуться…
Черный ануннак перестал бесноваться и замер. Уж больно безстрашно шел на него этот веселый витязь. Светокол, прикрываясь щитом, шаг за шагом, подступал к врагу все ближе. Его удерживали на месте лишь слова Огнедара. Нужно было ждать удобного момента для броска.
Ануннак вдруг резко вытянул вперед выю и дохнул в Огнедара огнем. Огненное облако целиком пожрало витязя. Даже стоящий невдалеке Светокол сел и схоронился за щит, ибо такое пламя несет гибель любому…
Клубок восьмой
…Но только не тому, кого за способности и родство с огненными богами волхвы нарекли Огнедаром.
Погас ослепительный огненный шар, окутывавший витязя, рассеялся смрадный дым, а Огнедар так и стоял на месте… невредим, сверкая белозубой улыбкой с темного от копоти лица. И дрогнул, видя это, ануннак. Глянул сквозь забрало на свой Топор.
– Что, топорик не добирает силушки? Врежь ему, Светокол! – крикнул через плечо храмовник.
В четыре огромных шага подскочил ас к ануннаку и со страшным замахом нанес удар. Тот, защищаясь, подставил топорище.
Силы этого замаха хватило бы и на семерых ящеров, но вместо этого… воздух взорвался тупым звоном, и гордость ковалей, меч аса тройной закалки, рассыпался в щебень. Не растерявшись, дїй бросил под ноги уцелевшую рукоять и перехватил лапу чужака с топором.
Пояса, мелькая, будто огненные стрелы, оранжевыми подбоями своих плащей, бросились на помощь Светоколу.
Ас и ануннак сцепились намертво и упали на ступени привхода в капище. Застонали балки, затрещали доски, приподнялись бревна над тесаной аркой – в них уперлась спина ящера.
Стали Пояса подныривать под свод да оттуда жалить Черного, а тот все Топор не бросает. Дїй, как молотом, раз за разом бухает в его закованную в железо голову, сбил до крови кулаки, кажется, вот-вот порешит ануннака, но вдруг…! Ас вскрикнул от боли, выгнулся дугой и, обронив на землю шлем, вскинул к небесам синие, как озера, очи.
Не отпуская ворога, он простонал-прохрипел:
– Не, не отпущу. Вместе в Навь пойдем, каждый своей дорогой…
И снова он послал удар голову оглушенному чужаку, и второй раз, и еще напоследок! Так ухнул, что шлем твари отлетел в сторону. Зашипели, словно гады, черные кишки, что были обмотаны у того вокруг выи, засвистала темная кровь. Открывшаяся нечеловечья образина закатила угольные очи и, вывалив длинный раздвоенный язык, испустила последнее дыхание.
И снова взвыл от боли Светокол. Словно кто-то невидимый вгонял ему под кольчугу копье за копьем и проворачивал меж ребрами широкие кованые наконечники.
Вдруг кто-то указал на дальний край села, где полыхали сполохи огня и упирались в небеса два черных столба дыма. Над крышами дальних строений то тут, то там мелькали черные железные головы Гарынычей. Они изрыгали огонь, громили избы, но никто из них не смотрел в сторону капища.
На тропе, пересекающей холм посреди села, появился хромающий, черный от копоти воин. Он поднял голову и, остановившись, клинком указал в сторону далекого провала в ограде. Пояса посмотрели в том направлении.
– Вот же! – выкрикнул кто-то. – Гляньте, у завалившейся избы, прямо у тына…
И сразу трое из девятерых выхватили луки. Из пролома, сливаясь с разбросанными остроконечными бревнами, торчала, будто обугленная ветка, рука чужака. А в ней – то ли жезл, то ли труба.
Тонкие, почти невидимые лучи, то и дело выстреливали из нее и били нещадно в спину уже упавшего на колени Аса. Чекнула первая тетива, сразу за ней застрекотали и другие, но стрелы безпомощно отлетали от железной лапы, ломая древка, раскалывая закаленные наконечники.
Двое витязей, не сговариваясь, бросились к дальнему пролому. У самой ограды луч чужака дрогнул и зацепил одного из них. Пояс выгнулся и упал, другой, уходя от угрозы, спешно нырнул за угол терема.
– И я пойду, – вызвался Олегсей, единственный пришлый из оставшихся у капища Поясов. – Где все мои? Полегли? Вот и мне неча тут маячить…
С этими словами он качнул тело в одну сторону, в другую и вдруг сиганул , в один миг очутившись рядом с злополучным проломом.
Храмовники затаили дыхание. Не все они такое могли, но знали, что подобное перемещение отнимает много силы. Как он теперь будет там биться? Справятся ли они вдвоем?..
Из частокольного завала живым выбрался лишь Олегсей. Раненый ануннак, что метал из засады разящие лучи, навечно опустил свою закованную в железо лапу, но забрал с собой жизнь еще одного Пояса. 
Тот, кто указал собратьям на жалящего Светокола ануннака был Триян. Без кольчуги, без плаща, в рваной, обожженной одежде. Голенище одного из его сапог было разорвано до щиколотки. Набившийся под отвороты снег был красным от крови. В спине и над ключицей витязя, почерневшие от огня, торчали обломки двух стрел.
– Джунгары, – подойдя к побратимам хрипло выдохнул он, и упал в снег.
Его подхватили под руки и занесли в привход капища.
– Бросьте, – стал отталкивать он от себя воев, – бросьте, говорю. Олегсей, где ты? Вернулся?
– Здесь я, – просипел запыхавшийся вой, утираясь от черного пота. – Счастье, что ты заметил этого …с трубой.
– Быстрее, – всполошился Триян, – не теряйте времени. Олегсей! Меня оставьте здесь. Коли прорвется кто, тут и останется. Наши кто есть еще? Кто знает наш бой? Нам долго не продержаться…
– Тут только я и Огнедар, – выдохнул, восстанавливая дыхание Олегсей. – Остальные, видать, все полегли.
– А где их старшина, эй, братцы?
– У тына остался, – угрюмо ответил витязь, имени которого Триян не знал. – Старшина первым кинулся в бой, первым и… Будешь теперь ты у нас за него. Что скажешь, будем биться тут, у капища? Нам, Поясам, Храм важней села. Там уж и беречь нечего.
Триян окинул воев тяжелым взглядом:
– Что с дїем? – озадачился он.
– Чужаки крепко пришибли нашего аса, – ответил Огнедар.
– А узнали, что это за труба стреляла? Можно ее от руки ящера оторвать, да самим пользовать?
Огнедар недовольно сплюнул сгусток крови с сажей:
– Эта зараза с рукой у них склепана намертво, – ответил он. – Трубка, а из нее – тонкие, почти незримые перуницы. Одного из наших, что побежал к городищу, сразу прошило насмерть. А ведь даже и ковылять не мог, ящерка раненая! Лежал себе, гад, да из-за тына постреливал…
– Ас пошевелиться пока не может, – добавил местный вой. – Говорит, что все вроде целое, но каждая косточка болит так, будто переломали все до единой…
Светоколу на самом деле было сейчас тяжко. Он с трудом поднялся, окидывая взором дымящееся и горящее село, усеянное людскими и Гарыниными трупами.
С холма медленно, с явным чувством превосходства, словно желая раздавить одним только страхом, к нему навстречу шли трое ануннаков. Все в мощных доспехах, а один – спина, нёс ту самую трубу, лучи которой размололи асу все нутро.
Светокола передернуло, едва он только представил себе, что ему снова придется это пережить. У двоих других Гарынь руки тоже не были пустыми. Крайний опирался на длинный черный посох, а третий зажимал в кованой рукавице какой-то прут с проволочным кольцом.
На аса надвигалось неотвратимое. Из привхода Храма вышел кто-то из Поясов.
– Стой, – тихо приказал Светокол штурмвою, и тот замер. – И ребят придержи там. Не надобно им знать, что у нас еще и нож в рукаве имеется. Эти Гарыни, видать, вначале поговорить желают, иначе уж пронизали бы лучами.
Витязи, как и просил их ас, притаились за кованной дверью. Чужаки в самом деле не торопились. С чего бы это?
Светокол глубоко вздохнул и расправил могучие плечи. Не имея меча, обронив где-то щит, он мог уповать сейчас только на сбитые в кровь кулаки да силу духа. Не удержавшись, вышли из Храма и стали рядом с ним и уцелевшие Пояса.
Ануннаки прошли через мост и только тут завертели по сторонам своими юродливыми головами. Можно было не сомневаться: они считали своих остывающих собратьев. «Эх, – подумалось асу, – кабы можно было сейчас поднять тех из Поясов, кого уж нет в живых. С этой малой кучкой Гарынь управились бы легко…»
Дїя заметно качнуло. Опершись спиной на стену Свентовитова Храма, он, вместо того, чтобы вернуть свое былое положение, шагнул назад. «Даже ежели все разом на меня кинутся, – прикидывал он в уме, – свалюсь у привхода. Отрубят руки, зубами буду грызть их железные сапоги, а все одно не пущу».         
Но Гарынычи, дойдя до привхода, остановились. Тот, что был с посохом, поднял руку к голове и стал стаскивать с нее свой тяжелый шлем с «кишками». Железяка слезала неохотно, шипела и издавала множество других, непривычных человеческому уху звуков. Когда из-под шелома появилась мерзкая голова, на штурмвоев дохнуло холодом страха. Теперь они могли рассмотреть ануннака как следует.
Огромные, змеиные глаза ануннака были полны злобы. Кожа на морде была обезображена струпьями.
Пояса дернулись от неожиданности, когда ануннак заговорил по-человечьи. Молвил он говором древним, о коем многие только слышали:
– Обмельчали… В прежние времена воины Ордена были мощнее. Они понимают? – спросил он аса.
– Да, – ответил дїй, – витязи знают древний язык.
– Витязи, – зло хмыкнул ящер. – Раньше все люди разумели. Обмельчали, – повторился он и продолжил. – Я могу сгубить вас всех и без оружия, только послав вам в головы образы моего мира, так что внимайте моим словам и не противьтесь воле.
– Ну-ну, – ухмыльнулся ас, – будь ты таким могучим, еще с холма уложил бы нас. А раз выстроились тут, как пни на просеке, знать, и мы чего-то стоим. Говори, чего пришли.
Ануннак недобро набычился и крепко сжал в руках свой шлем. Что-то заставляло его сдерживаться.
– Мы, – наконец, разомкнул уста ануннак, – сровняли с землей ваше село, и все для того, чтобы вы…
– И мы в шапку не спали, – снова прервал его шипение Светокол. – Больше полудюжины ваших молодцов в снегу валяются.
– Молодцов там было всего трое, остальные так… Подмастерье. Этих не жалко. А молодцы вскоре снова будут с нами – ты же знаешь. На Земле всегда будет столько ануннаков, сколько здесь было вначале.
– Не поверю, – с болью ухмыльнулся ас. – Сам видел сколько костей ваших рассеяно над Недрой!
– Мы давно восполнили эти потери, – спокойно ответил ануннак. –В те далекие времена их сокрушали иные асы, иные люди – не вам чета. Мы вымыли из вас густую кровь богов. Изрыгающего пламя Сехона вы смогли победить только потому, что из-под земли его держали за ноги древние домовые Духи. Если бы они перед этим не отобрали силу его Топора, никого бы их вас уже не было бы в живых.
В скором времени на Мидгарде не останется и следа от прошлого потомков светлых богов. Тех же асов-великанов в своих сказках и былинах люди будут вспоминать вас как страшных и злобных. Уж об этом мы позаботимся. Так же и народы Чуди Белоглазой. Руками людей мы сведем на нет воспоминания о них. Судьба этой Земли, как и судьба других до нее, – быть опустошенной и уснуть навсегда. Мы вывезем отсюда все, что нам надо, и найдем себе другое плодородное поле среди звезд.
Ас, отдай нам Посох Времени, и нам не придется обрывать нити ваших жизней. У нас достаточно огня, чтобы изжарить вас и спалить дотла Храм. Мы дали вам время, чтобы вы могли одуматься и уцелеть. Не вздумайте противиться: повторяю, вы уже не те.
– А мы? – властно и гордо прозвучал позади ануннаков женский голос.
Чужаки от неожиданности загремели латами, подняли оружие и расступились. У моста стояли Йогини Любояра и Радмила.
Защемило сердце у защитников Капища: как же так? Ведь ушли Йогини! У них свой урок. …Хотя чему дивиться? Всегда защищать свою землю во всех родах Расов вместе с мужьями, отцами и братьями поднимались и бабы, и даже дети.
– Что ж это, Любояра? – сверкнула улыбкой Радмила. – И витязи им не те, и асы не таковы. А мы? Что молчишь, а, жаба смердящая?
Ануннак, замешкавшись от того, что женщинам удалось незаметно зайти к ним в тыл, с трудом взял себя в руки и хрипло произнес:
– Дайте срок, Йогини, и вы будете не те.
– Это как же? – хохотнула Радмила. – Уж не подсватать ли кого-то из своих царей или кролей ты нам хочешь, а, Гарыня? Не трудись, знаешь ведь, что брезгуют жрицы вашим змеиным родом.
– Я не Гарыня, – слабо возмутился ануннак. – И сватать тебя никому не желаю, но, когда на Мидгарде не останется никого с чистой кровью расов, кого вы, девы, пьющие силу Небес, станете рожать? Только тёмных, курчавых и грязноволосых? Других уж тут и не будет. Люди вскоре забудут, что такое чистая кровь, оставив эту Землю выродкам и нам!
– Вот оно что? – блеснула очами Радмила и выхватила из-за спины два коротких меча. – Давай, Любояра, попотчуем их по-нашему, чтобы не грозили мужиков наших портить!
Йогини метнулись под ноги чужакам. Первый попытался ударить в них молниями из трубы, но смертельные лучи только опоясали женщин, не причинив им вреда, и ударили назад, в хозяина. Тот дернулся и выронил оружие. Миг – и в обводной канал скатилась его тяжелая голова, за которой, будто на санях, съехало и бездыханное тело. Тут же лопнул весенний лед, и обжигающая вода целиком поглотила Гарыныча.
В это время ас и главный ящер резко схватились за боевой посох ануннака. Оставшиеся в живых несколько Поясов сорвались с места и бросились в драку. В привходе остался лишь раненый Триян.
Дїй вцепился в черный посох мертвой хваткой. Нужно было не дать ящеру использовать оружие. Вдруг, вырвавшись из схватки с Йогинями и Поясами, оставшийся ануннак выхватил и навел на женщин невзрачный пруток с проволочным кольцом, который он все это время не выпускал из рук.
Всех ослепило яркой вспышкой. Когда же свет ослабел, оставшиеся в живых из Поясов Огнеяр и Триян увидели, что вокруг Любояры, Радмилы и троих воев Ордена блестели золотой паутиной пять светящихся яйцеобразных коконов. Расы были пленены. Будто из мести за временное безсилие, ануннак взмахнул рукой с прутом, и коконы Любояры вместе с тремя витязями засиял, как само солнце. Женщина и трое из Ордена в один миг сгорели.
Клубок девятый
Из остывающих коконов на землю просыпался лишь пепел. Радмила, глядя на это через прозрачные стенки своего плена, молча опустила голову.
Чужак навел свое невзрачное оружие в сторону Огнедара, но, помешкав, неожиданно повернулся и направил страшный прут с кольцом на замершего в схватке за посох аса.
Слабая вспышка – и вокруг Светокола, так же, как ранее вокруг погибших Поясов, засияла яйцеобразная паутина. Вторая вспышка нестерпимо ударила в глаза светом и заставила людей зажмуриться.
Серый пепел на истоптанном снегу – это всё, что осталось от аса Светокола.
К широкому проему кованных дверей капища подошел Огнедар. Сзади, у него за спиной, обнажив меч, замер в боевой стойке Триян.
– Вот и мой час, Огнедар, – прошипел старшина штурмвоев, – только ты да я остались?
– Так уж выходит, – начал было тот, но командир его остановил:
– Он видел, что огнем тебя не взять, – с жаром выдохнул старшина. – Потому и сжег Светокола. Могли бы прорваться, но у них Йогиня в горящем куполе! Мы по рукам связаны. Пришел наш час, друже. Кто ж мог знать, что они столько принесут из Залов Спящих?
– Старшина, – заговорщицки прошептал Огнедар, – Как мыслишь, чего они ждут? Понимают же, что кто бы тут из наших ни был, мы все одно сговоримся?
– Выходит, – догадался Огнедар, – им сейчас важнее Йогиня?
– Выходит, – согласился Триян. – Двум смертям не бывать, что стоишь? Сигай! Я в подмогу...
Только тень, будто морок, мелькнула на пороге Храма, а в то место, где она пронеслась, тут же ударили две перуницы. Ящеры били, из посоха. Стреляли наспех и не расчетливо. И в цель не попали, и посоху надо было время, чтобы «вздохнуть».
Триян прекрасно это понимал, поэтому рискнул и бросился к ануннакам, но его заметили. Огненный шар охватил раненого Трияна. Вспышка, и его жизнь оборвалась.
Главный ящер развернулся и двинулся в сторону джунгар. За ним, едва касаясь земли, поплыл и пылающий кокон, в котором замерла Йогиня. Огнедар сорвался с места и догнал ануннаков. Радмила плыла перед ним. Она выглядела смирной и покорной. Было заметно, что Йогиня опасается коснуться горящей паутины кокона.
Ящер остановился. Его раздражала настырность последнего из Поясов. В левой руке у чужака был прут, управляющий коконом, а в правой – боевой посох.
– Ну что, чистокровка, один остался? – пренебрежительным тоном спросил ануннак. – Что тебе надо, вой? Ты уже боле в этом поле не воин, за мной стоит тьма .
– Зачем тебе Йогиня, – стараясь держаться на расстоянии, спросил Пояс. – Пусть тьма останется тьмой, отпусти женщину.
Слова прозвучали как угроза, это рассмешило великана:
– На что она тебе? Берегиня? – продолжая медленно шагать к горам, спросил он.
– Мне или кому другому, али пока не выбрала достойного, какая тебе разница? Вам-то она вообще ни к чему?         
– Отдам ее джунгарам, – довольно ухмыльнулся Гарыня, – пусть им нарожает правителей. Хоть немного отодвинет разум этих полоумных от звериного. Не худший исход, скажешь нет? Она после еще станет гордиться своими полукровками-детьми. Многие народы они на колени поставят.   
– Отдай, Гарыныч. Никто вам путей к подземным галереям над Недрой не укажет. Посох Времени от вас ушел.
– А мне в ваши галереи и не надо, – отмахнулся ануннак. – Вещают из-под земли, что ошибаешься ты, Временной Посох у нас. Кончилось ваше Время, витязь. Как вы там говорите? «Пришла Сварожья Ночь».   

Семовит все оглядывался назад. За ним шли детишки и Добромила. Авега шел первым – обводил опасные места. Чада понимали, каково сейчас их отцу, были послушными и молчаливыми, а Светозар был совсем плох. Шел, опираясь на Посох, часто останавливался отдохнуть, спотыкался, а то и вовсе садился на камень, как древний старец.
С ним рядом был Новолод, помогал, сторонясь коварного Древа, давал испить укрепляющего отвара, вовремя поддерживал под руку. Ни прячущая слезы Добромила, ни замыкающие их вереницу Любояр и Гоенег не подходили к ним. Так было заранее оговорено. Когда Древо Времени «просып;лось» от прикосновения к человеку, оно, изменяя, а, правильнее сказать, убивая его, еще и подавало «голос», который непременно слышали те, от кого надобно было это Древо укрыть.   
Подземные путники шли долго. Сырость пронизывала насквозь, холод пробирал до костей. Каменная дорога, перестав спускаться вниз, пошла плоскими уступами, вдоль которых сверху и снизу торчали «подсвечники» капельника. Шагов через пятьдесят из-за выступающей скалы появился узкий свод, из которого вылетали облака водяной пыли.
Семовит остановился, отстранил детишек, чтобы не вымокли, и подозвал Добромилу. Та, пряча заплаканные очи, подошла. Авега по-отечески прижал ее к груди, помог расправить на плечах платок и, перекрывая грохот воды, сказал:
– Трудное место. Водопад. Пойдем под ним. Камень под ногами будет скользкий. Надо детишек аккуратно провести. Я перед собой поведу старшего, ты перенесешь Миладу, и Новолод с Поясами остальных. После вернемся и поможем Светозару…
– Нет, – бросив украдкой взгляд в сторону далеко бредущего в полумраке супруга, перебила Авегу Добромила, – его надо меж нами, в середке.
Семовит кивнул. Едва обезсиленный чародей добрался до гремящего свода, стали меж собой распределять детишек. Первым пошел Семовит, держа за плечи старшего, Велимудра, за ним остальные.
Вдоль зыбкой стены грохочущего водопада ступали осторожно. Каменная дорожка была скользкой от тонкого слоя то ли водорослей, то ли слизи. Дети часто спотыкались, останавливались, жались к скале, оттого простой путь в полторы сотни шагов растянулся надолго.
Когда первые вышли на площадку за водопадом, под водой оставались только Гоенег с Олегсеем, Светозар и Любояр с Войтиславом.
Чародей был совсем плох. Он остановился передохнуть, опершись спиной о скалу, и вдруг, поскользнувшись, съехал прямо под водопад. Еще миг, и он улетел бы вниз вместе с холодными потоками воды. То, что он повис, схватившись рукой за зуб капельника у самой бровки, иначе, как чудом и не назовешь. Другой рукой он не мог себе помочь, ибо удерживал ей Посох.
– Отец!!! – крикнул маленький Войтислав и потянул руки.
– Нет! Сынок, нет! – выдохнул чародей, убирая подальше руку с с Посохом.
Силы оставляли Светозара, долго ему было так не провисеть и это понимали все. Стоящий позади Любояр пытался шагнуть вперед, но на узкой тропке место было только для одного. Перед ним, грозя сорваться вниз, яростно брыкался и рвался к отцу ребенок. Дотянуться через него? Никак.
Сие понимал и Гоенег, глядя назад через плечо и прижав к скале шестилетнего Олегсея. Этот малыш вел себя спокойно, хотя и смотрел с ужасом на близкого к гибели отца.
– Постой тут, – спокойно сказал ему штурмвой. – Ты же разумеешь, что кричать и дергаться, как твой брат Войтислав, негоже? Вот, – погладив по головке малыша, продолжил он, – а я помогу твоему тяте. Погоди…
С этими словами Гоенег сделал три шага назад и резко, чтобы чародей не успел убрать руку в сторону, схватился за Посох. В тот же час будто дохнула скала, и Пояс потянул Светозара наверх.
– Что ты натворил? Что? Неразумный! – выкрикивал тот, выкатившись на каменную тропку. То ли обжигающе холодная вода перехватывала его дыхание, то ли горькие слезы. – Неразумный, – все повторял он, пока Гоенег, держа его Посох, помогал ему подняться.
Маленький Олегсей взял отца за руку и вдвоем они потихоньку дошли до площадки за водопадом. За ними туда вышли и Гоенег с Любояром, несшим на руках плачущего Войтислава.      
Мокрое, холодное тело Посоха вновь оказалось в руках чародея. Все молчали. Казалось, даже вода стала шуметь тише. Гоенег, поразмыслив, сделал шаг назад.
– Посох услышан, – сказал он. – Скажи, Авега, до Недры далеко еще?
Семовит смотрел на штурмвоя, не отрываясь.
 – До привхода, – ответил он, – три-четыре таких меры, что мы уже прошли. А на что ты спрашиваешь?
– Уходить вам надо.
– Нам?
– Не тяни время, Авега. Оно и ваше уж быстро теперь уходит, а мое и вовсе несется, как вода с того водопада. И охота вам глядеть, как у меня зубы выпадут и власы сивыми станут? Тоже мне чудо.
Идите скорее, а я тут останусь. Мало ли кто крадется по вашему следу или просто первым на голос Посоха прибежит. На этой тонкой тропке не особо разминешься даже со стареющим на глазах воином. Ежели что, я даже костями на этом уступе заставлю врагов потратить на меня время. Пок-а-а переступят! Слышишь, Авега? Время! Ну же, идите!
Его жесткий приказ заставил всех двинуться в путь. Вереница шаг за шагом поползла вдоль скалы к узкому ходу. Едва последний светоч добрался до него, Любояр короткой перебежкой вернулся назад и крепко обнял боевого друга.
– Великая душа, друже, – горько сказал он, – всегда такая была. Взял на себя часть чужого, страшного урока. Чую, Гоенег, скоро свидимся: и с предками, и друг с другом. Прощай, побратим. Слава богам!
Словно тень проскользнул он к ходу и вскоре в нем исчез.
Гоенег повернулся и побрел обратно на узкую тропку под сводом водопада. Дойдя до того места, где недавно поскользнулся Светозар, штурмвой решил поднять повыше светящийся шар Вечного Огня и закрепить его на уступе. Он сделал, как задумал, хоть и узкое пространство мешало движениям. Непривычно щекотали достающие до рук длинные волосы бороды. Он с молодых лет стриг ее коротко, по-военному, а тут… Посох неотступно отнимал его жизнь.
Чуткое сердце воина дрогнуло. Он ясно почуял присутствие врага. Оледеневшие пальцы привычно ощупали мокрые рукояти мечей. Гоенег собрался было потянуть их из ножен, но вдруг задержался на миг, бросил прощальный взгляд на светоч и сбил его в гремящий поток.
 
 Шум водопада был уже слышен далеко позади, когда его перекрыл чудовищный нечеловеческий крик. Добромила начала торопливо подталкивать детишек, после чего спросила, отыскивая в полумраке кого-либо из авег:
– Далеко еще, старче? …Отчего молчите?
Авеги переглянулись. В их движениях уже не было спешки. Новолод передал малышку Миладу побледневшей матери.
– Бери детей, – сказал он. – Посох послал «голос». Сейчас все Пекло поднялось, рыщут вокруг. Коли дети попадут к ним, Светозар сам отдаст Древо Времени, а так – Семовит уведет, спрячет вас, убережет. Мы же исполним свой урок!
Добромила бросилась к Светозару и упала перед ним на колени.
– Дорогой мой, любимый! – кричала убитая горем женщина. – Зачем мне путь без тебя?
– Лада моя, – холодно ответил измученный чародей, отводя в сторону свой ненавистный урок. – Лишь твоя любовь дала мне сил дойти сюда. Она сильна, но и ей не под силу сберечь всех нас сейчас. Надо спасать детей. Если ты будешь медлить, от нас с тобой не останется и их! Ради нас всех, – уходите!
Убитая горем женщина была не в силах подняться с колен и лишь отчаянно мотала головой. Тем временем авеги, освобождая руки для оружия, бросили к ногам вечные светочи. Страшные пещерные тени, до того беззвучно окружившие их, стали прибижаться…   
 
Автор книги от лица своего рода высказывает глубокую признательность тем, кто имеет в себе силы разбудить уснувших от морока и восхищается теми, кто даже в это время не дал себе «уснуть».
Книги из этой серии:
«Чабор», «Посох Времени», «Верю Огню», «Дай мне руку, брат».
 Версия от 08.11.2023 г.
Отзывы о книге высылайте на электронный адрес:
skarabey1971@yandex.by или
skarabey@tut.by
Дорогие читатели. Вы вызываете у меня уважение тем, что потратили свое время на хорошее дело — прочтение книги. Думаю, вы прекрасно понимаете, что и само написание книг, это тоже труд. Если вам НЕ понравились плоды моего труда или вы просто склонны писать всем гадости, можете отправлять их на мой имейл skarabey@tut.by. Мне, признаться, все равно, а вам станет легче. Но ежели вы не жалеете потраченого времени и уважаете труд писателя, можете добровольно донатировать ему любую сумму в АСБ «Беларусбанк» на счет: BY33AKBB30140002274610070000.