Карина, Саша и экзекуция

Ренат Алферов
     Теплый весенний воздух наполнял номер пятизвездочного отеля. В раскрытые балконные двери врывались звуки шумной улицы. В номере было полутемно. Карина лежала, раскинувшись на постели, и курила. Она наслаждалась отдыхом. Именно в Европе она почему-то чувствовала себя по-настоящему хорошо. Европейское турне было той целью, ради которой она работала весь прошлый год. Сейчас Карине не хотелось ни о чем вспоминать и даже думать не хотелось. Рядом на постели в беспорядке лежали глянцевые журналы, ветерок перелистывал страницы, это слегка раздражало Карину, но она не желала пошевелиться, чтобы прекратить этот шелест.
     Саша стоял голый посреди комнаты на коленях, уткнувшись лбом в ковер. В эту унизительную позу Карина ставила его всякий раз, когда сомневалась в его покорности, но еще чаще просто так, без всякого повода. Он давно привык и не испытывал особого напряжения, когда приходилось стоять таким образом изрядное время. Обычно Карина ставила его на выстойку примерно на час. Бывало, впрочем, что она оставляла его так стоять и два, и три часа – по неизвестному капризу, а то и просто забывала. Но Саше эта поза особенно нравилась тем, что в ней он ощущал себя максимально униженным. А поскольку унижаться перед Госпожой – это было то, чего он больше всего на свете желал, выстойка в такой позе приносила ему неподдельное удовольствие.
     Часто Госпожа приказывала Саше становиться в такую позу после порки, чтобы полюбоваться свежими красными полосками на его ягодицах. Иногда Карина, потешаясь над его послушанием, ставила на его поднятый зад свою туфельку. Каблучок при этом упирался в ложбинку между ягодицами. Держать туфлю в такой позе было очень трудно. Чаще всего при этом Карина засекала время. Если Саша, пошевелившись, ронял туфельку на пол, ему полагалось столько плетей, сколько минут он не достоял до окончания часа. И Карина, конечно, никогда его не щадила.
     Но сегодня она поставила Сашу в эту позу просто в воспитательных целях. Карина понимала, что даже самый покорный раб должен время от времени подвергаться наказанию. Тем более, что Саша за последние месяцы занял в ее жизни чуть больше места, чем она всегда позволяла занимать мужчинам. И вот это Карину слегка раздражало. У нее и раньше были рабы, но только Саша сумел вытерпеть все унижения и доказать делом, что хранить верность он умеет в любых обстоятельствах. И Карина волей-неволей была вынуждена признать, что ценит его больше остальных. Именно это ей и не нравилось, потому что Сашу она больше всех других своих мужчин презирала. И, конечно, привязаться к нему ни в коем случае не хотела.
     Однако обстоятельства вынуждали. Одиночество, поглощавшее её после вынужденного расставания с Леной (за несколько месяцев разлуки с подругой Лена встретила мужчину) мало-помалу привязало Карину к Саше. Участившиеся попойки побудили Карину не так строго контролировать раба, отдавая себя в его полное распоряжение на период невменяемости. Раб, конечно, ничего такого себе не позволял, в этом Карина была уверена, но всё же… А Карине всё больше нравилось проводить вечера с фужером в руке, и с этим она ничего не могла поделать.
     На Новый Год Карина поручила Саше приготовить ей ванну с шампанским. Саше сразу понравилась эта идея, и он выполнил приказание Госпожи с особым старанием. На всякий случай пришлось купить полторы сотни бутылок. Вся квартира была украшена переливающимися огнями, звучала музыка, которую перебивали оглушительные звуки откупоренного шампанского. Карина приказала Саше поливать её импровизированным душем из тех бутылок, которые окажутся лишними. Это зрелище – поддатая Карина, лежащая в ванне шампанского – вызвало у Саши восторг, граничащий с трепетом. Карина, понятное дело, не позволила рабу сесть в ту же самую ванну, но разрешила ему зачерпывать и пить шампанское, в котором купалась, что Саша и делал с наслаждением. Сама Карина пила из серебряного бокала, куда раб подливал шампанское из отдельной бутылки. Когда Саша наконец вытащил Карину из ванны (против ее воли, поскольку боялся, что она отключится и захлебнется), оба почти не могли стоять на ногах. Саша не помнил, как они утром оказались лежащими в голом виде поперек постели, но за время сна оба успели простудиться. Причем Карина, как всегда, еще и не удержалась от рвотных позывов (убирать за ней пришлось, конечно, Саше).
     Зато после этой пьянки Карина позволила своему рабу заниматься с ней сексом. И даже отвечала на его поцелуи. Раньше такое тоже случалось, но теперь он получил постоянный доступ к телу. Понятно, за это Саше пришлось расплатиться. Карина всегда хорошо помнила, что любое проявление привязанности, любая попытка выйти за рамки обычных отношений Госпожи с рабом неизбежно приведет к тому, что мужчина начнет наглеть. Если хочешь без опасений заниматься сексом с рабом, необходимо соблюдать некоторые правила. Прежде всего, в постели с ним всегда занимать верхнюю позицию и задавать ритм движениям (это не так маловажно, как может показаться). Не давать ему расслабиться, пощечиной или плевком в лицо напоминать о его статусе, не отказывать себе в удовольствии унизить раба словесно; но главное – сделать так, чтобы каждое совокупление с Госпожой обходилось ему дорого. И на Сашу посыпались наказания и унижения, которых он не получал даже в период усиленной дрессировки, когда Карина не прощала ему даже самой ничтожной оплошности, а сам вид скамьи с розгами вызывал у Саши страх.
     Прежде всего она установила для раба регулярную экзекуцию, вне зависимости от его поведения. Раз в месяц Саша должен был получать сто плетей. Раз в неделю – еще сорок ударов. Саша мог заслужить отмену еженедельного наказания, хотя для этого ему приходилось по полчаса, а то и больше, лежать ничком на ковре у ног Карины, время от времени снова и снова повторяя умоляющим тоном просьбы о пощаде. Как правило, Карина соглашалась помиловать Сашу. Но вот ежемесячную порку она осуществляла неуклонно и беспощадно, и страдания, которые Саша переносил, были не в силах смягчить ее каменное сердце.
     Но Саша после каждой порки чувствовал лишь, что еще сильнее влюбляется в Карину. Ее красота как раз достигла наивысшего расцвета, а в домашней обстановке, ленивая и томная, Карина была неотразима. А Саша знал её так близко, как только возможно. Карина не стеснялась при нем отправлять естественные потребности, брить лобок, подмываться; Саша научился вставлять и вынимать ей тампоны во время менструации. Он чувствовал себя классическим доверенным рабом, описание которых изредка встречается в литературе, и безумно радовался этому. В дни, когда Карина была простужена, он готовил и носил ей чай и еду в постель, переодевал ее, потную, готовил лекарства… Госпожа, выздоровев, не проронила и слова благодарности, но Саша чувствовал, что разрешение на секс он получил не случайно.
     И теперь, когда они летели в Европу, все попутчики принимали их за влюбленную пару. И даже обращали на них особое внимание. Саше было приятно. А Карине – безразлично.
     В первый же день в номере отеля Саша получил от Госпожи приказ одеться по-женски и накраситься. И впервые в жизни он вышел на улицу в женском обличье. Карина знала, что в стране, которую она выбрала для отдыха, либерально относятся к лесбиянкам, геям, транссексуалам и трансвеститам. А стало быть, если кто-нибудь и поймет, что Саша – парень в женской одежде, то не станет придираться. Чтобы чересчур не смущать раба, она выбрала для первой прогулки вечернее время. Уже стемнело, и хотя улицы были ярко освещены, Саша чувствовал себя более спокойно и уверенно держался на высоких каблуках, изящно переступая ногами в черных чулках. Их с Кариной юбки были одинаковой длины, и даже сумочку ему она купила похожую на свою. Так что со стороны Саша и Карина выглядели как две подруги, неспешно прогуливающиеся по оживленной улице. Саша чувствовал себя необычно. Густая толпа, непонятная речь, огни реклам и витрин, запах его собственных духов и несравненно более сладостных духов Карины – все это придавало ночной прогулке очарование, ранее им не испытанное. И уже через полчаса он, освоившись со своей новой ролью, горячо просил у судьбы, чтобы Госпожа сделала их вечерние выходы ежедневными.
     И судьба не поскупилась: Карина отправлялась на прогулку, и каждый раз ее сопровождал Саша – в мини-платье с открытой спиной, в короткой юбке, накрашенными губками и глазами, румянами на щеках, золотым браслетиком на руке и ожерельем на шее. Саше нравилось, что он уверенно идет на шпильках и смело отвечает на любопытные взгляды. На него смотрели в основном мужчины, их он старался не замечать, но не раз ловил на себе и заинтересованные женские взгляды. Кажется, мало кто догадывался, что Саша – переодетый парень, во всяком случае, мало кто был в этом уверен до конца. Правда, голос его слегка выдавал, когда они обедали в ресторане или когда ему приходилось отвечать Карине на какой-нибудь вопрос. Но в целом все шло хорошо, и Саша был невероятно доволен тем, как они проводили время: в роли девушки он испытывал постоянное возбуждение, и от совместных прогулок получал гораздо большее удовольствие, чем Карина. Дни шли за днями, Карина не собиралась уезжать – она любила одиночество и не нуждалась в общении, ей было хорошо в чужой стране, где ее никто не узнавал и даже обрывки чужих разговоров не лезли надоедливо в уши. Ну, а бессловесный раб как нельзя больше походил на роль спутника (или спутницы – на то время, которое они уходили из отеля). Карина была даже слегка разочарована тем, что Саша так быстро освоился в новой обстановке. Было бы намного интересней, если бы Саша смущался, краснел и делал ошибки. Но это можно было считать досадной мелочью.
     Зато порка, ожидавшая Сашу послезавтра, наполняла Карину сладостным предвкушением. Это была долгая, ежемесячная порка, для нее Карина специально купила в местном секс-шопе новую плеть. За все время, проведенное в отеле, она только один раз высекла раба: две еженедельные экзекуции Карина отменила. Насладившись унижением Саши, подержав ногу на его лице и заставив облизать каблучок своей туфли, Карина оба раза удовлетворилась этим действом и даровала рабу прощение. Один раз она выпорола Сашу после возвращения с прогулки – прямо в женской одежде и макияже, положив его на ручку кресла и задрав ему юбку. Саша с честью выдержал порку, не издав ни звука. Но сегодня Карина, поглядывая на стоящего в покорной позе парня, думала, что напрасно лишила себя возможности его помучить, и про себя твердо решила, что на этот раз Саша получит «горячих» без всякого снисхождения.
     Саша тоже думал о предстоящей порке. Для него именно эти дни и часы – предвкушение наказания – были самым прекрасным моментом за все время служения Госпоже. Нет, конечно, он с удовольствием вылизывал Карине, делал ей массаж и глотал оскорбления, все это приносило ему вполне ощутимое удовольствие. Но настоящее, ни с чем не сравнимое возбуждение он испытывал именно в те часы, когда думал о порке – не воображаемой, теоретической, о которой неопытные мазохисты мечтают так же, как о первом сексуальном опыте, а о предназначенной ему в ближайшее время, неотвратимой и жестокой.
     Экзекуция! Что еще может быть прекрасней, когда на глазах Госпожи, уже стоящей с плеткой в руке, ты раздеваешься догола и, стараясь спрятать невольный стыд, ждешь ее приказа лечь в ту позу, которую она посчитает подходящей. Что может больше взволновать – так, что колотится сердце, так, что перехватывает дыхание, – чем эти последние минуты перед телесным наказанием, когда Госпожа привязывает твои руки, потом твои ноги, и ты остаешься беспомощный, растянутый, в ее полной власти! Ты не можешь встать, ты не можешь вырваться – твои путы крепко держат тебя. Нет, это не веревки, это не кандалы – это узы любви. Нет, это не рабство – ты даришь свое страдание Той, которой нравятся твои муки. Последнее, что уместно прошептать перед тем, как кляп закроет твой рот на все время порки – «Я люблю тебя!» И вдвойне прекрасна та Госпожа, которая позволяет рабу во время сечения видеть себя с плеткой в руке. Ты не просто даришь ему боль, ты и есть сама Боль в этот момент – пусть же она будет красивой!
     Когда плеть впервые опускается на твои ягодицы – каждый раз ты понимаешь, что не рассчитал. Ты уже пришел в себя после прошлой экзекуции, и тебе казалось, что ты выдержишь истязание без труда. Боль забывается, остается лишь воспоминание, что это не особенно приятно, но вполне можно терпеть. И когда плеть ложится на твое тело, Ее Величество Боль вступает в свои права. После порки слишком больно не будет, даже если тебя отстегали до крови. После порки раны могут саднить и утомлять тебя долгое время, и все-таки ничего не сравнится с ощущениями первых нескольких секунд после каждого укуса плети. Этот ужасный и прекрасный миг, когда плеть касается твоей кожи, и первые несколько секунд после него... Именно тогда боль захлестывает тебя. Ты готов вырываться, но руки и ноги зафиксированы; ты готов умолять о пощаде, но Госпожа заткнула твой рот кляпом; ты пытаешься извиваться, чтобы хоть немного уклониться от следующего удара, но умелая женская рука снова кладет плеть на твое тело так, как ей захочется. Ты уже просто не можешь больше терпеть, когда получил всего десять плетей – но впереди еще девяносто! А если ты получил семьдесят, а впереди еще тридцать, разве легче? Надежда только одна – что твоя Госпожа не забудет о правиле, согласно которому при сечении следует делать паузы хотя бы в несколько секунд. И если она об этом помнит, ей бесконечное спасибо!
     Обо всем этом думал Саша, стоя на коленях и рассматривая красивый узор на ковре. Он наслаждался каждым часом предвкушения боли. Потом – он хорошо это знал – наступят сладкие часы уже после порки, когда тело заполнит необыкновенная легкость, а весь мир будет казаться более разумным, доброжелательным и веселым. И Карина, подарив ему так много блаженства, будет, конечно, заслуживать благодарности.
     А Карина, встав на ноги, окинула взглядом Сашу и направилась в туалет. Вернувшись, она от нечего делать взяла со столика сашин планшет, чтобы просмотреть его электронную почту. Само собой, Саша не имел права на какие-либо тайны, и его Госпожа давным-давно получила доступ в его почтовый ящик. Ему этот контроль был скорее приятен, тем более что переписка его была довольно скудной. Правда, позавчера он получил какой-то странный запрос от некой адвокатской конторы, но до сих пор не разобрался, что имелось в виду. Он решил воспользоваться бесплатным переводчиком в интернете, но попозже, когда Карина ляжет спать.
     – Саша! – позвала его Карина.
     Обнаженный раб невольно поднял голову, хотя вообще-то ему запрещалось это делать: отвечать на вопросы полагалось, не отрывая лба от пола. Но он очень удивился, что его Повелительница назвала его по имени. Ни разу, с самой первой встречи, она этого не делала.
     – Госпожа?
     – Ты читал это письмо у тебя в ящике?
     – Я еще не перевел, Госпожа Карина, – виноватым тоном поспешил ответить Саша.
     – Я сама перевела, – Карина встала и приблизилась к Саше. – Встань. Знаешь, что написано в этом письме?
     – Нет, Госпожа…
     – Здесь написано, что ты богатый наследник.
     Саша поднялся на ноги и неуверенно посмотрел на свою Госпожу. Его смутило то, что Карина смотрела на него по-новому, без обычной непреклонной надменности, и тон ее неуловимо поменялся.
     – Не может быть! – вырвалось у него.
     – Ты должен получить четыре миллиона долларов. Наследство от одного твоего родственника, уехавшего в Америку пятнадцать лет назад. Поздравляю!
     Оба стояли немного растерянные, затем Карина вспомнила, что по ее же правилам без нового приказа раб не имеет права ничего делать после того, как поднимется с пола. Карина молча и повелительно указала Саше на его одежду, которую он разложил на столике в углу. Пока он одевался, Карина взяла сигарету и, затянувшись, положила планшет на столик, закрыв сашину почту.
     – Жаль, ты был хорошим рабом, – улыбнулась она своим мыслям.
     Саша медленно приблизился к ней. Он опустился на колени и посмотрел ей в глаза преданным взглядом.
     – Почему «был», Госпожа Карина? Я и сейчас Ваш раб!
     – Нет, мальчик, – засмеялась Карина. – У тебя теперь будет другая жизнь. Все девушки к твоим услугам. В том числе и такие, которые с удовольствием возьмут тебя в рабство. А я не люблю быть платной Госпожой. Я владела тобой по-настоящему. Это было очень хорошо. Ты служил мне очень верно. Но теперь придется расстаться. Я надеюсь, мы останемся друзьями. И сохраним обо всем хорошие воспоминания.
     Саша отрицательно покачал головой, потом склонился и припал губами к ножке Карины у самой щиколотки. Она убрала ногу. Саша склонился еще ниже и повторил свой поцелуй.
     – Госпожа Карина, я принадлежу Вам и только Вам! То, что у меня теперь есть деньги, это ничего не значит. Я хочу подчиняться моей Госпоже! Я хочу быть Вашим слугой. Я буду делать массаж! Порите меня так часто, как захотите! Если надо, сажайте на цепь! Я никогда не буду ревновать! Можете меня страпонить, как всегда! Делайте со мной что угодно! Используйте меня, как захотите, прошу Вас! Все, что у меня есть, принадлежит Вам, Госпожа! Мы будем вместе тратить мои миллионы. Если хотите, решайте сами, как их потратить. Если пожелаете, у нас не будет секса! Мне ничего не нужно, кроме возможности лизать Вашу киску!
     Карина усмехнулась, обнажив зубы, потом понимающе засмеялась:
     – Ты еще ничего не видел в жизни. Свои деньги ты потратишь на красивых девушек, наберешь себе целый гарем. Со мной тебе станет скучно. Я же никогда не буду делать то, что тебе хочется. Нам придется расстаться. Тем более, у тебя сейчас до фига юридических процедур, а я еще не отдохнула. Так что…
     И опять Саша был в отчаянии. Хотя уже не в таком, как всего год назад, когда он умолял Госпожу не сдавать его напрокат. Хотя он стал богатым наследником всего несколько минут назад, он уже ощутил – по поведению Карины, – что большие деньги делают его гораздо более привлекательным для женщин. В том числе и в качестве раба.
     Все-таки он никогда не знал покоя с Кариной! Он всегда боялся потерять ее, никогда не мог быть уверенным в том, останется ли под ее каблучком, а теперь, когда окончательно убедил себя в том, что Карине без него не обойтись, свалившееся на него состояние грозило опять оторвать его от Госпожи. И Саше пришлось в который уже раз пустить в ход свое красноречие – с теми же интонациями, которые были так знакомы Карине.
     – О Госпожа! – закончил он свою пятиминутную речь, в ходе которой и молил о пощаде, и обещал верность, и убеждал, хотя иносказательно, что никогда не позволит Карине хоть чем-то почувствовать финансовую зависимость от него. – Я только Ваш раб, и я буду Вам подчиняться всегда! Будьте моей Госпожой, прошу Вас! Не прогоняйте меня! Вы же помните, через два дня мне полагается экзекуция! Выпорите меня прямо сейчас! Прибавьте мне плетей, сколько захотите! Позвольте мне остаться в рабстве!
     Карина глубоко вздохнула. Она понимала, что если сейчас возьмет в руки плеть, то её надоедливый раб уже точно ни за что не отвяжется. А управлять им – Карина нисколько не сомневалась – будет намного сложнее, чем раньше. Но ей так хотелось взять в руку плеть, увидеть, как прибавляются розовые полосу на белой попке Саши, как он бьется, привязанный, услышать стоны его боли… Этот кайф она заслужила! К тому же она понимала, что обижать такого исполнительного и послушного мальчика все-таки не следует. А если его обещания – правда, хотя бы на одну десятую? Карина сдалась.
     – Хорошо, – проговорила она нехотя. – Мы вернемся домой завтра. Занимайся юридическими вопросами. А когда ты станешь миллионером, – Карина улыбнулась, – мы отпразднуем это событие по-настоящему. Где-нибудь на далеких островах.
     Благодарный Саша распростерся у ее ног…
     Немного позже, погасив свет в номере, Карина молча сидела на постели и смотрела в открытое окно, на ночной город. Саша, совершенно измученный после целого часа непрерывных страданий, лежал у ее ног с холодным компрессом на ягодицах. Он был – впервые за много лет – совершенно спокоен за свой завтрашний день.