Тихий Дом

Владимир Горовой
                Тихий Дом


                Репутация   

   Под внимательным руководством своей бабушки, я рос не просто хорошим малышом, а образцовым ребенком. «Спасибо» и «пожалуйста», слетали с моих уст при каждом удобном случае и меня всегда ставили в пример другим детям.  Опрятность во всех делах были моим коньком, и я всегда умел правильно вести себя за столом. Должность старосты или председателя отряда я рассматривал как норму моего признания.

В те далекие времена я не имел настоящих друзей, так как сверстники были сплошь и рядом разгильдяи и балбесы. Товарищей себе я находил только в книгах. Рыцари и благородные аристократы служили мне ориентиром. А сорванцы вроде Тома Сойера или Незнайки меня просто раздражали. В институте и армии я был комсоргом, и моя будущая карьера выглядела очень многообещающе.
 
Но случилось непредвиденное. Произошел серьезный перекос в мировосприятии во время службы в армии. Дело в том, что мое безупречное социальное поведение не являлось маской, а это был плод, заложенных тщательным воспитанием, принципов. Однако, от жесткого быта воинской службы, бабушкины розовые очки получили ряд основательных трещин. Будучи человеком искренним, я не преминул об этом сделать несколько нелицеприятных  заявлений, чем вызвал огромное неудовольствие замполита: «Ты, - говорит, - воспользовался нашим абсолютным доверием, чтобы воткнуть нож в спину нашей идеологии». Детали неважны, а вот результатом стало преследование со стороны шестого отдела по борьбе с идеологическими диверсиями. Осознание себя как врага, усвоенных с детства идейных постулатов  надолго лишило меня равновесия. Я потерял веру в социальную справедливость страны Советов. Но нет худа без добра, я наконец-то обрел настоящих друзей.

 Собственно, еще долго я пытался поддерживать имидж безупречного джентльмена, как вдруг, в моей жизни случилась новая сложная ситуация. Семейная пара, мой лучший приятель  Саша и его жена Маша,  собирались  на два месяца в кругосветный круиз. Они решили, что для присмотра за  домом и несовершеннолетней дочерью Дашей моя кандидатура подходит лучше всего.

Так уж получилось, что, после развода со своей первой женой, я пару месяцев прожил с забавной молодой девушкой. Однако, мои дурацкие привычки быть вовремя накормленным и наглаженным, не дали мне возможности жить в мире полуфабрикатов и иных житейских суррогатов. Было принято новое решение: наладить жизнь холостяка.  Предложение друзей оказалось очень кстати, так как оно давало мне передышку и время обдумать, какой быт для меня будет наиболее приемлем.

 Кроме Даши, в большом двухэтажном доме жил  отец моего друга: Иван Степанович. Это был замечательный старик,  крепкого, я бы сказал атлетического телосложения, с хорошим чувством юмора. Правда, он обладал одной характерной особенностью -  был крайне нелюдим. Его собственный сын жаловался, что отец, бывало, неделями не выходил из своей комнаты на верхнем этаже. Наверное, стоит пояснить, что этот  старый дом был еще царской застройки. со стенами метровой толщины и весь увитый диким виноградом.

 Когда-то в нем находился небольшой винный заводик, построенный итальянцами. Они, в свою очередь, от батюшки царя получили в безвозмездное пользование несколько гектаров земли на южном склоне горы и выращивали неплохой виноград и, соответственно, делали хорошее вино. Впрочем, это все предания старины глубокой. Советская власть так сильно переехала через эти места, что и традиции и специалисты исчезли бесследно, а вот здание осталось.

 В начале девяностых, отец Александра на каких – то операциях сколотил себе небольшой капиталец. Выкупил себе остатки заброшенного виноградника с домом и отошел от всех дел. Вкус денег так вскружил голову жене Ивана Степановича, что она наотрез отказалась оставаться жить в провинции и умотала жить в столицу, где удачно  себя нашла. Прислав копию свидетельства о разводе, она совершенно исчезла из поля зрения своих  бывших родственников. По каким – то внутренним причинам семьи, никто не печалился по этому поводу, да и бог с ней.

Дом был сложен из желтого кирпича, который со временем приобрел коричневатый оттенок и выглядел как дом средневекового аристократа. Качественный ремонт с большим количеством деревянных деталей и высоченные потолки придавали непередаваемый шарм интерьерам помещений. Для ухода за тысячей квадратов этого поместья, была нанята только одна домработница, которая поддерживала порядок лишь в жилых покоях, а это полтора десятка комнат, вместе со всеми подсобками набиралось метров  четыреста - пятьсот.

Служанка Екатерина жила в этом же доме вместе с мужем, занимая две небольших комнатки  в дальнем крыле строения. Это была русская пара. Обоим слегка за пятьдесят. Беженцы из южных республик. Они не любили говорить о деталях беды, постигшей их на прежнем месте жительства, и были очень благодарны за предоставленные им условия: бесплатное жилье и еда, плюс какие-то деньги на расходы. В общем, все были довольны друг другом. Муж поддерживал приемлемый порядок на территории. Стриг траву, красил, ремонтировал, одним словом, дому не давали умереть, но и не двигали к процветанию.

 Иван Степанович, будучи еще женатым, в дальней угловой комнате оборудовал себе автономную, благоустроенную обитель. Поначалу, сын с невесткой переживали, когда он три – четыре дня, а то и неделю  не появлялся за обеденным столом, но потом привыкли. Только, бывало,  среди глубокой ночи, в абсолютной тишине их тревожил далекий звук колокольчика  и какой-то дудки с необычным саундом. Но странный дед никого не допускал в эту  сторону своей жизни. Город со всеми социальными институтами находится в двадцати километрах от данного места и моим друзьям приходилось ежедневно совершать сложные маршруты. Работа, школа, магазины, музыкальная школа и обратно. Но как говорится все дело привычки.
Когда сбылась многолетняя мечта Александра отправиться в кругосветку, встала проблема: кто будет присматривать за взрослеющей дочерью, возить ее в школу и вести общее руководство хозяйством?

Моя репутация не дала мне возможности отказать друзьям в их просьбе. Собственно, пожить в хорошем доме за городом не самое худшее, о чем просят друзья, и я, немного поколебавшись, согласился. Как бонус, на время пребывания в данной резиденции, я получил возможность пересесть со своей новенькой «Хонды» на пятилетний «Ягуар XJ». Получил эстетическое удовольствие. Могу сказать: есть машины перевозящие нас из точки А в точку В, а есть «ХJ». Уж простите за невольное восхваление железа, но это часть эмоциональных воспоминаний в череде тех любопытных событий.
 
Жизнь в загородном доме мне очень понравилась. Каждый вдох чистого осеннего воздуха врывался холодными струями в самый мозг и высвобождал, накопленные годами, залежалые мысли о бренности всего сущего. Как приятно сидеть на веранде и, глядя на уходящее солнце, греть руки чашкой доброго глинтвейна.

 После докучливых городских шумов и бесконечных раутов, местный покой, укутанных в синий бархат ночей, переносил меня в мир сказочных свершений. Порой, я не мог понять: я засыпаю в явь или просыпаюсь в сон.  Тишина стояла такая, что удары сердца и далекий вой собак были единственными нарушителями покоя. Иногда, словно из потустороннего мира приходили неясные звуки загадочных инструментов. Колокольчик пробегал морозом по коже, а тоскливые звуки дудочки отзывались в спинном мозге, проходя от низа живота до самого темечка и такой вселенский покой раздвигал сознание, что я выходил за пределы оценок хорошо мне или плохо. Я сам становился этим стоном вселенной.

Уже через две недели, ежедневные обязанности - отвозить Дашу в школу и забирать ее назад, начали меня напрягать. Это шестнадцатилетнее существо совсем не имело представлений об уважении к старшим. Ее пренебрежительное отношение к родителям поначалу меня слегка возмущало, но я быстро перестал обращать на это внимание. Деда она уважала и, видимо, боялась. Только, к сожалению, он совершенно не интересовался ее воспитанием. Напряжения начались после того, как я почувствовал, что юная леди относится ко мне как к нанятому водителю. Отвези туда, отвези сюда.

 В общем, деточка борзела день ото дня все больше и больше. На свою беду я не имел никакого представления о воспитании детей, тем более таких взрослых и отвязанных, да еще и чужих.  Но, как говорится: «не было бы счастья, да несчастье помогло». Застал я девочку за употреблением марихуаны. Вдобавок к этому,  немалое количество зелья было изъято на месте преступления. Надо отдать должное моему старанию, я разыграл эту козырную карту как профессиональный игрок в покер. Угрозы, шантаж и увещевания, поданные в нужных пропорциях, изменили текущую ситуацию коренным образом. Ребенок весь преобразился. Напоказ демонстрировал учтивость и сговорчивость. Уроки и домашние занятия музыкой делались без напоминаний, а мне большего и не надо было. Никаких идей по поводу привития ей фундаментальных ценностей у меня даже не возникало.

Как всегда, беда пришла  оттуда, откуда ее не ждешь. Юная чертовка спланировала коварнейший план и успешно внедрила его в наше замкнутое пространство.
Я не знаю, в каком возрасте у женщин проявляются знания и навыки как манипулировать мужчинами, но я попал под раздачу к школьнице как безмозглый юнец.

Даша - обычная современная старшеклассница. Словом «обычная» так же можно определить и ее внешность. Среднего роста, среднего телосложения, ничего примечательного в чертах лица.  Вот только, никак данное описание не применимо к созданиям, едва пробужденным гормональными изменениями. Юность – лучшее украшение. Пусть немало найдется почитателей достоинств состоявшихся женщин (в этот термин хочу поместить любые  качества и возрасты), но привлекательность молодого тела неоспорима.

Я совершенно не задавался подобными вопросами, пока не стал замечать кокетливую игру фигурантки этого дела.  В первый раз это произошло как бы случайно. Поздним вечером, я, как обычно, шел  из душа к себе в комнату. Дверь в ее спальню была закрыта лишь наполовину. Яркий свет желтой полосой делил длинный коридор на две равные части. Шагая по слабоосвещенному пространству невозможно не взглянуть в сторону более яркого источника света.
 В языках некоторых народов Азии есть специальный термин, определяющий состояние человека, который попал в неожиданную, ошеломляющую и обескураживающую  ситуацию одновременно. Суть термина определяет пребывание ума вне концепций, вне мыслей и за пределом суждений, это когда человек попадает в необычное положение, к которому совершенно, то есть абсолютно не готов. Не имея такого точного термина в родном лексиконе, я бы определил его как нечто похожее на состояние аффекта.

 Я стоял как вкопанный, открыв рот. Я понимал, что мне надо уйти, но не мог. В комнате, декорированной с особым изяществом тканевыми портьерами теплых тонов, среди многочисленных девичьих безделушек, находился центр мироздания. Словно драгоценный камень в незатейливом обрамлении, обнаженная фигурка Даши стояла у огромного зеркала.  Подняв руки, она расчесывала волосы. Безмолвный восторг сменился  на страх позора, когда я услышал приближающиеся шаги. По коридору шла Екатерина с подносом еды для Ивана Степановича. Я засуетился как пойманный с поличным нашкодивший кот. Метнулся  в сторону и, споткнувшись на ровном месте, схватился за стену, чтобы просто устоять на ногах. Спрашивается: куда подевался стыд у современной молодежи?  Шестнадцатилетняя девочка, без признаков стеснения, подошла к двери, не пытаясь прикрыться, спокойно спросила:

- Вы не ушиблись?
- М-м-м, нет-нет, а-а-а, все в порядке, кхе-кхе, извините, я спешу, - примерно таков был мой ответ.

Наклонив голову, чтобы не встретиться взглядом с Екатериной, я быстро удалился в свою комнату. Этот случай положил начало моему перерождению в иной,  безжалостный мир порочных мыслей и  всепоглощающих желаний. Очевидно, не последнюю роль в этом процессе сыграло мое вынужденное воздержание. К тому моменту, уже около месяца у меня не было приватных встреч со слабым полом.

Следующий случай не заставил себя долго ждать. После предыдущего конфуза я был крайне напряжен при общении с Дарьей и нарочитый официоз стал моим защитным щитом. Но, черт возьми, я не Ахиллес. При обычной бытовой ситуации, стоя в магазине у  прилавка с товарами, я почувствовал как, сзади, к моему плечу прижалась упругая Дашина грудь, как камень брошенный в стоячую воду, вызывает круги на поверхности, так истома и желание разлились по моему телу, и, добравшись до кончиков волос на голове, унесли остатки моего благоразумия. Обращаясь к продавцу, она подалась вперед и, опершись на меня, спросила:

-  Мне бы, сладенького чего-нибудь.

Двусмысленность ее слов, в один миг, пробила мою продуманную броню. Я как  безуспешный первобытный дикарь, был сражен  хорошо вооруженным завоевателем.
А когда во время вечерней трапезы,  Дарья, сидевшая почти напротив, уткнулась в мою ногу своей коленкой, последняя капля упала в переполненный бокал моего вожделения. Все смешалось. Презрение, почти отвращение к собственной постыдной похоти беззащитно заблеяло пред Огромным Серым Волком страсти.

 Я отдавал себе отчет, что вполне вероятно, девочка просто забавляется, и это ее форма реванша за мой бытовой диктат. Но я уже не подчинялся разуму и я уже набрал в легкие воздух, чтобы обозначить свое восторженное отношение к Дашиной исключительности, как в комнату вошел Иван Степанович. Широко улыбаясь, он поздоровался и, усаживаясь за стол, спросил:

- Надеюсь, что этот десерт стоит последствий, которые бывают от сладкого?
Иван Степанович положил себе на тарелку большую порцию тирамису, налил чая и принялся есть все это, с таким удовольствием, словно малыш, получивший любимую сладость.
Игривое лицо Даши вмиг окаменело. Было видно, что она растеряна и чувствует себя, как минимум, некомфортно.

- Как тут удержаться, когда перед тобой такая вкуснятина, - я хотел было похвалить торт, но поперхнулся чаем и закашлялся. Даша покраснела, пожелала нам приятного аппетита и, извинившись, ушла спать. Тут до меня стала доходить двусмысленность этой короткой беседы. Я вспомнил, как Даша неоднократно пыталась мне втолковать, что ее дед читает мысли, и в этот момент мой прежний скепсис куда-то подевался. Желая переместить акцент разговора, я задал вопрос:
- Иван Степанович, ваш стиль жизни мне кажется чрезвычайно необычным. Такое впечатление, как будто в собственном доме вы живете словно монах. Видимо на то есть какие-то причины? Простите конечно, если я сую нос не в свое дело.

Иван Степанович ловко подхватил  вилкой последний кусочек десерта, тщательно, с нескрываемым  удовольствием, его прожевал, глотнул чаю и ответил:
-   Монах в одежде мирянина - означает мирянина, который покончил с сумасшествием толпы.

Самоуверенно решив, что я прекрасно понял, о чем говорит собеседник, я взял чашку с чаем и пересел от стола на край большого дивана,  как бы приглашая поудобнее устроиться для длительной беседы. Иван Степанович предпочел остаться за столом, он сидел  несколько странным образом,  не касаясь спинки стула. Идеально прямая спина и взгляд, словно смотрящий сквозь предметы, делали его похожим на скульптуру древнеримского бога. Только неизменная, приветливая улыбка снимала напряжение от его всеформатного присутствия. Решив повыпендриваться, я предположил:

- У меня когда-то была идея уйти в монастырь. Я, конечно, понимаю, что я не оригинален в подобных рассуждениях, но мне думается, что я мог бы быть продвинутым священнослужителем.
 
- Ты не можешь быть даже тем, чем ты не можешь не быть, - все также, глядя сквозь меня и еще шире улыбаясь, выдал следующую странную формулу этот добрый любитель тирамису. Начиная понимать, что перевести беседу в легкую вечернюю болтовню у меня не выйдет, я решил попробовать понять, что известно Ивану Степановичу о моей внутренней борьбе.

- Иван Степанович, как вы считаете, насколько важно современному человеку иметь жизненные принципы? И почему библейские заповеди в наше время  потеряли прежнее значение? Такое впечатление, что люди перестали бояться бога.

- Заповеди  это не метод устрашения, а инструмент чтобы ты мог увидеть-понять, что в тебе полно чепухи. Если ты сможешь это увидеть,  любому твоему страданию  придет конец, - ни один мускул не дрогнул в каменном изваянии моего оппонента. Он говорил очень тихо, совершенно безэмоционально, едва заметно шевеля губами. Возможно из-за  этого, его слова вошли в мои уши как ёршик в кефирную бутылку. Показалось даже, что я услышал какой-то новый для меня, глубокий, низкий звук. Словно все здание или может вся вселенная резонировали, как эхо огромного колокола. Слегка тряхнув головой, я захотел внести ясность в услышанные мной слова.

- Мне кажется, что я не совсем понял общий смыл  вашей речи, и я буду весьма признателен, если вы прокомментируете сказанное.

- Истинное понимание – это не просто понимание понимания, но и понимание непонимания, - пояснил Иван Степанович, - у тебя возрастной кризис и далеко не всякий человек выходит из него с должным пониманием.

Слегка смутившись под взором Степаныча, я сдался:

- Так может у вас есть какой - нибудь совет для моего  положения?

- Коль скоро, ты просишь совета, то я могу лишь, направить тебя к моему давнему знакомому, который большой специалист в данной области.

- Буду премного благодарен, - без особого энтузиазма, как человек, идущий к зубному врачу, пробормотал я.
Иван Степанович встал, подошел к книжному шкафу, вытащил из него огромный географический атлас и, открыв на нужной странице, пальцем прорисовал весь неблизкий путь.  Объяснив, что в тех местах  бортовой навигатор ничем не поможет, а скорее запутает.

- Сейчас уже за полночь, а вот утром, на рассвете и поедешь. Молодая луна обещает хорошее начало. Ягуар оставишь во дворе бывшего сельсовета, так как асфальта дальше нет. Дай сторожу сотню, он с машины глаз не спустит. У него же узнаешь, как найти Никифора. Тебе нужен именно он. Остаток пути пройдешь пешком, в это время года не всякий трактор там проедет, поэтому прихвати резиновые сапоги.


                Колдун

Лучше бы я не спрашивал о Никифоре у односельчан. Чего только я не услышал о нем. Ведьмак, наркоман, развратник, сумасшедший, нехристь проклятый и другие замысловатые эпитеты, которыми добросердечные хуторяне пытались меня напугать и, честно скажу, я уже подумывал, а не развернуть ли оглобли, пока не поздно. Но проделанный дальний путь и отсутствие четких предубеждений уже вели мои ноги по проселочной дороге.

Прав был Иван Степанович, резиновые сапоги оказались как нельзя кстати. Только вот незадача, размер обуви на два номера был больше моей ноги и липкая, глубокая грязь пыталась отнять у меня мои скороходы. Каждые десять- пятнадцать шагов моя нога выскакивала из голенища и я, наклонившись, хватал руками края чудо обмундирования и вытаскивал его из липкого капкана. Вначале это меня даже забавляло, но уже метров через триста я вспомнил о пораженческих компаниях  Наполеона и Гитлера. Наши дороги – наша национальная гордость и защита.

 В общем – то недалекий путь, превратился в жесточайшее испытание. Я, привыкший много ходить пешком, был просто растерзан этим испытанием на участке чуть более двух километров. Не знаю, сколько времени я так мучился, но уже начинало темнеть. Так как дорога шла по низине, вокруг не было видно никаких строений и к своему ужасу, я понял, что если я не доберусь  до темноты, то могу напрочь заблудиться в двух шагах от цивилизации. Подобная мысль смешила и пугала одновременно, но точно придала мне скорости.
 
Как и положено по статусу, изба  чародея стояла на краю хутора. Точнее, не совсем с краю, а скорее сбоку. Там же, в неглубокой балочке, под плакучей ивой невероятных размеров, проходила заброшенная дорога и  стояла такая сырость, что тяжелый воздух почти не двигался даже в ветреную погоду. Хотя дорога эта была самой короткой по пути к сельскому центру, но место считалось настолько гиблым, что хуторяне предпочитали сделать крюк, но без необходимости не ходить здесь. Мне успели рассказать, что бывали случаи, когда в темное время суток, здесь исчезали люди, а появлялись лишь через несколько дней и  никто не помнил, где они были. А один мужик вообще безвозвратно сгинул.

-  Так, то шальные мужики. Загуляют было, а что скажешь жене? Вот и валят все на меня, - быстро внес ясность в мои мысли проницательный знахарь. Я стоял на пороге открытой настежь двери и никак не ожидал такого приветствия. Не отрываясь от  процесса приготовления пищи,  он через плечо задал вопрос:

- Почто пришел, мил человек?

- Здравствуйте, - робко поздоровался я, - направил меня отец моего лучшего друга. Он рекомендовал вас как выдающегося мастера по решению сложных морально-нравственных задач.

- Эко завернул, - позабавился Никифор, - Так это совсем просто. Жизнь как уникальная возможность освободиться от всякой чепухи. Только надо быть готовым расстаться с собственным я.
Мороз по коже пробежал от такого ответа. Я уже сильно пожалел, что не послушал добрых людей и, проделав  немалый путь, приперся к человеку с такой сомнительной репутацией.

- Ну да ладно, не дрейфь, из любого безвыходного положения есть минимум два выхода.
 
Никифор взял с печки небольшую дымящуюся кастрюльку и, разливая содержимое по  эмалированным кружкам, предложил:

 - Вот, угощайся, чрезвычайно полезный ужин. Чуток поостынь с дороги, а там и поговорим.
Пока я пил какую-то обжигающую бурду с горьковатым вкусом, хозяин неторопливо заканчивал свою работу. То ли супчик был настолько хорош, то ли обстановка располагала, но постепенно я расслабился и почувствовал себя очень даже комфортно. Наконец все дела были закончены, посуда вымыта и Никифор с бормотанием: «надо бы немного прибраться», взял веник на длинном древке и начал подметать пол. От его «танца» с веником, повеяло каким – то холодом, затем наоборот,  обдало теплом, потом жаром как от горячей печки.
 
Неожиданно, то  ли я стал больше, то ли он меньше, только он взлетел, словно бестелесный эфир, и, продолжая размахивать веником, вместе с воздухом влетел ко мне в левую ноздрю. Интенсивность переживаний, возникших в моем уме, смела понимание: где я. Не осталось ни верха, ни низа, ни избы,  ни самого Никифора.

Только в тот же миг из правой ноздри моего носа,  вместе с выдыхаемым воздухом пошел черный дым, будто внутри меня загорелся склад забытых кем-то вещей. Затем из обеих ноздрей и изо рта побежали какие-то смешные маленькие насекомые. Издаваемый ими шум походил на топот миниатюрных ножек и стрекот полевых козявок. Страха не было. Только чувство освобождения от неясного бремени и бесконечное блаженство накрыло всё мое сознание. Полнота и радость переполняли мое сердце и оттуда, как из переполненной чаши, волнами, разбегались во все стороны.

Долго ли коротко ли длилась сия процедура – не знаю. Помню только, как Никифор собрал в совок какой-то черный мусор из под ног и вынес его за порог. Затем вернулся, веник оставил у двери и, тщательно вымыв руки, сел подле меня, вытирая руки льняным полотенцем с невероятной красоты ручной вышивкой. Его выцветшие глаза смотрели на меня участливо и успокаивающе. Крючковатый нос нависал над тонкими, четко очерченными губами. В мочках больших ушей висело по кольцу из непонятного металла, а верхняя часть имела такую растительность, что придавала им сходство с кошачьими кисточками.

- Так от чего  там пострадала твоя мораль? – было такое впечатление, будто вопрос был адресован не мне, а кому-то другому. Потому что меня уже совершенно не беспокоили вопросы морали или страдания. У меня вообще не было никаких вопросов. Я просто сидел и наслаждался тем, что я сижу в теплом помещении, рядом сидит человек, которого я вижу в первый раз, но ощущаю такое доверие к нему, будто это мой лучший друг или вовсе отец. Когда молчание стало слишком многозначительным, я откликнулся:

- Мне кажется, что я теперь вижу свои чувства и мысли.
- Сначала ты веришь в мысли, и они используют тебя. После ты используешь мысли, но больше не веришь в них.
- Не все мысли одинаково полезны,- решил я немного поумничать, - глупые мысли годятся лишь для создания проблем.
Никифор покивал головой в знак согласия и добавил:
- Глупое на поверку оказывается мудрым, мудрое глупым. Мудрец разочарован в знании, глупец к нему и не стремился.

Мне очень хотелось выглядеть поумневшим и я, в поиске нужных слов, как рыба то открывал рот, то закрывал его, но не мог ничего добавить.

- Откроешь рот — и ты в заблуждении, - рассмеялся Никифор.

Я оставил попытки показаться умнее, чем есть на самом деле и от этого получил большее удовлетворение, чем от любой беседы.

Наутро, в процессе прощания я спросил:

- Никифор, скажите, а для чего вы поддерживаете такой негативный имидж у односельчан?

- А для того, - говорит, - чтобы мне не поручали присматривать за молоденькими девушками!