История на 1 доллар 87 центов

Каллистова
 
    Жили на чердаке нашего дома двое ненормальных. И, поверьте, они стоили друг друга. Она была  тоненькая такая, тростиночка. Личико бледное с голубыми прожилками на висках. Глаза темные, большие, испуганные. Зимой и летом ходила в одних и тех же джинсах, да кроссовках на босу ногу. Ну, и он, ей под стать. Нечесаный. Как заплел свои лохмы в косы лет пять назад, так и носил их гнездом на голове.  Поначалу-то все считали их наркоманами, и  ждали повода выгнать с чердака. Да так и не дождались. За чердак они платили, не шумели, гостей не водили. И всегда держались вместе, как два запаршивевших голубка. Одним словом, привыкли мы к ним. «Здрасьте» - «Здрасьте».

    Любопытная наша бабская братия все на чердак пробраться пыталась, высмотреть, как живут,  чем. Но он дверь откроет, загородит проем своим телом, и она рядом оставшийся просвет заслонит. «Ну, здрасьте» - «Здрастье».

      Потом дворник Али изловчился, изготовил ключ. И только эти двое за порог,  бабы шасть на чердак. А там... Голо-при-голо! Даже занавесок на окнах нет. Надувной матрас, торшер без абажура, и хрень какая-то, карандаши, краски, во всех углах рамы, груды картона, бумаги намалеванной.  В общем, бабы молодежь пожалели. Кто старый табурет им притащил, кто посуду.  Михалыч, под стать бабам, отдал полку с книгами, что у него в туалете сто лет висела и в новый год обвалилась под тяжестью евойного зятя.   

        С тех пор голубки нам «спасибо» стали говорить. Марья Васильна, святая женщина, принесет им колбаски, а они ей «спасибо», «спасибо».

     Да! вот ведь из головы вылетело. Было у них два богатства. Ну, у нее, понятно какое. Ведьмовское. А у него богатство, так богатство.

       Михалычу как-то клей понадобился. Он и решил, что где краски, там и клей может найтись. Постучал. Они-то ему обрадовались, верно думали еще книг принесет. Впустили. То да се, клея ему отлили в баночку. А потом, лохматый, возьми, да и вытащи из кармана жилета часы... Михалыч чуть в баночку не написал. Глаз у него наметанных. Оценил в девяносто тысяч.

      Нам-то он ничего тогда не сказал. Это после рассказывал, что две ночи заснуть не мог, пока не придумал. Взял у Соньки томик... не помню кого, и на чердак. Пока девчонка страницы слюнявила, отвел лохматого в сторону и говорит: «Ну, что твоя девка, в тряпье ходит! Ведь она молодая, красивая. А молодость знаешь, как быстро... Тю-тю, и все. И толстая, и дряблая, и тройной подбородок. И никакой наряд не красит. Посмотри на нашу банкиршу. Что на ее тумбу не одень, все дрянь выходит.  Купи ты своей девке шубу...» Парень смеется: «Норковую?» «А почему бы и нет? Скоро их женский праздник. Будут скидки в бутиках...»

      Михалыч, отдать ему должное, как очки нацепит на нос, истинный профессор. Лохматый стал мяться. А Михалыч его быстро в рог скрутил: «Продай мне свои часы за десятку, еще пару тысяч добавишь и купишь ей хорошую, длинную. Мерзнуть зимой не будет. А то отморозит себе все и не родит...» Профессор!    

      За неделю до мартовского безумия, скребется в Михалычеву дверь парень.

     «И говорит мне эта лохматая шельма, будто часы - подарок покойного отца, и только за двадцать пять тыщ он с ними расстанется». «Как так?» - говорю. «А вот так. Мол,  надо бы девке еще сапоги купить и гребень для ее волос. Мол, видел он в антикварном магазине гребень из черепашьего панциря. Хорошо, я — мужественный человек, другой на моем месте давно бы без чувств грохнулся».

     Сговорились на пятнадцати. Весь подъезд потом потешался, потолки ходуном ходили от хохота. «Черепаший гребень! А?!» 

      Тут Сонькина мамаша, Татьяна, уставшая от тщетных поисков мужика,  вспомнила, что где-то в какой-то книжке или в фильме уже было что-то про гребень. 

         И эта злючка притащилась на чердак, поманила девчонку и говорит: «Одна моя клиентка заболела раком. Ей назначили химию. А после химии знаете, что бывает? Облысение! Да, вот так бывает! И она плачет, просит меня  парик ей скроить. А на парик волосы нужны. Помогите вы ей, ради Бога. Она вам заплатит». Чувствует, девчонка поддается и шепчет ей: «Я вас очень хорошо подстригу. У меня рука легкая, волосы за год отрастут. Соглашайтесь, помогите хорошему человеку!»

      Уговорила. Остригла девку как могла, постаралась, стерва. Девка стала, не девка, а щенок-подросток.  Совсем замухрышка! И как раз накануне 8 марта.

     После того 8-го марта все у них и разладилось. Он стал часто выходить из дома один. Возвращался поздно, с пивом. Хлопнет среди ночи дверь в подъезде, он пришел. Но жили они по-прежнему тихо,  без скандалов. Только как-то ближе к зиме выпорхнула она из подъезда в подаренной шубейке и пропала.

     Лохматый дотянул до февраля. Заплатил за чердак и испарился. И мы уже повесили на сайте объявление «сдается мансарда» и собрались было снести их хлам на помойку, как вдруг, в последнее воскресенье марта...   

      А надо сказать, что в тот год  весна выдалась затяжная, снег долго не таял. Вроде бы днем тепло, а к вечеру такой дубак, собаки из дома выбегали только лапу задрать.

    И, манна небесная, первое весеннее воскресенье. Птицы галдят, солнце сверкает, и в наш двор въезжает мерседес. Мы все, кто не спал, у окна стояли, видели, как из мерса вышел мужик, высокий,  в дорогом пальто,  в темных очках. Обошел машину, открыл дверцу, и явно женщине руку подал. Как ее было не узнать? Тонкая, легкая, выпрыгнула из машины в норковой шубе. Искрится. Снег блестит, шуба переливается, глаза сияют. И волосы заколоты на макушке черепаховым гребнем. И каждый из нас слышал, как мужчина говорил водителю мерса: «Андрей Викторович, сделай милость, поднимись с Аней на чердак, забрать ее этюды». 

     Никто в тот день ни проронил ни слова. Какая метаморфоза! Лишь Софья нарушила наше молчание, вбежав в подъезд  в конце апреля с криками, что из Москвы-реки достали утопленника — точь-в-точь  лохматый.

      И всем нам почему-то стало не по себе, хотя все взрослые люди. Сто пятьдесят раз обсудили мы Сонькину новость, сто пятьдесят раз кости перемыли, да тут пришла с рынка Марья Васильна и говорит: «Слепые вы, изверги, он и приезжал с Аней за картонками. Просто лохмы свои подрезал, наконец-то».

         Мы и успокоились. Марья Васильна - святая женщина, а святая женщина неправду не скажет...