После расставания с Алексом я трачу еще час на то, чтобы добраться до своего дома. Пешком, конечно. Спешить мне некуда, по крайней мере, сегодня. Да и приятно вновь вернуться в Дефолт-Сити, который стал для меня если не родным местом, то хотя бы тем, куда хочется возвращаться. И дело вовсе не в красоте, а, скорее, в том, что он пострадал еще больше, чем мы все. Он впитал нашу боль, впитал боль погибших, потерял большую часть своего тела, но все же выжил и снова дал нам кров. Десять лет назад я его не любила. Сейчас я тоже не имею причин его любить, но все же каждый раз с нетерпением жду встречи. Просто потому, что ни в каком другом городе меня не ждут.
Прошел месяц, а кажется, будто гораздо больше. Я снова иду по тротуару, на плече у меня увесистая сумка, а в животе начинает урчать. Захожу в единственный в округе магазин, где долго и бессмысленно брожу среди полупустых прилавков. Закидываю в корзину для покупок пачки макарон, риса, гречки, беру пару банок рыбных консервов, пару куриных тушек, пельмени. Прохожу мимо стеллажей с молоком. Хуже не будет – кладу в корзину пакет молока. Беру нарезной батон и отправляюсь на кассу, где флегматичный кассир пробивает мои покупки, складывает их в пакет и списывает восемь сотен орлов с моей карточки.
Когда я выхожу из магазина, начинает капать мелкий неприятный дождь. Поднимаю глаза к небу: оно серое, однотонное и противно истекает влагой. Накидываю капюшон и ускоряю шаг.
С непривычки роняю ключи от входной двери. Чертыхаюсь, поднимаю их и снова вставляю в замок. Открываю дверь. Квартира встречает меня приятной темнотой и запахом пыли. Конечно, меня так долго не было. Пальцы рефлекторно ощупывают стену, отодвигают заслонку щитка и включают предохранитель. Загорается свет, однако лампочки рассчитаны на несколько большую мощность, поэтому проходит еще минуты две, прежде чем они начинают светить в полную силу. За это время я успеваю разуться и отнести пакет на кухню. Провожу пальцем по кухонному столу: на нем слой пыли миллиметра в два, как будто меня не было не месяц, а пять лет, поэтому вместо заслуженного отдыха я вооружаюсь пылесосом и тряпкой и привожу квартиру в жилой вид. Открываю форточку, и по кухне начинает приятно тянуть прохладой. За окном шелестит дождь, и я решаю не портить природную музыку аудиозаписями.
Я живу одна. Возможно, что одна во всем доме – я ни разу не видела и не слышала своих соседей, если они есть. Но меня это ни капли не смущает. Я достаточно насмотрелась на людей за шесть лет в убежище, поэтому сейчас мне вполне хватает компании Алекса, моего брата и редких встреч со знакомыми. Да и жить, по сути, особо некому: если в некогда многомиллионном городе наберется тысяч тридцать человек – уже хорошо. Поэтому, как сказали бы раньше аналитики, предложение на недвижимость в разы превышает спрос.
Кстати о брате… Я подхожу к столу, снимаю трубку допотопного дискового аппарата с рычага, набираю номер. Слушаю длинные гудки, но кроме них больше ничего нет. Никто не отвечает, и я кладу трубку. Занят, наверное. Ну и ладно.
Столько еще всего нужно сделать, а настроя нет совсем. Веки слипаются, стоит мне только присесть в кресло или на диван. Дает о себе знать усталость, которую я тридцать дней держала в узде. Было не до отдыха, а сейчас все тело протестует против какой-либо активности, и даже разум будто бы говорит: «Эй, детка, зачем оно тебе? Погляди на этот шикарный диван, ложись на него, и я доставлю тебе удовольствие, какого у тебя давно не было». Дух крепок, плоть слаба, и я сдаюсь. Я падаю на мягкое сиденье и проваливаюсь в сон.
…Удар в грудь, и я валюсь на землю. Встать не могу – что-то мешает. Пытаюсь пошевелиться, но вскоре оставляю бесполезные попытки. Кто-то рычит рядом, но я не могу разглядеть: весь мир окрашен в бордовый цвет. Нечаянно кидаю взгляд на свою грудь, и меня запоздало одолевает страх: я вижу, как в клетке моих ребер трепещет красный комок мышц. Тот комок, который перекачивает кровь по моим сосудам. Внезапно мне становится ужасно больно, и…
Я просыпаюсь. На часах восемь утра. Подушка влажная: я машинально провожу по лбу и стираю холодный пот. Ну и гадость. Раньше мне такое не снилось. Да и вообще что это такое? Неужели это и вправду со мной происходило?
По пути в ванную комнату снимаю одежду. Прикрываю дверь, включаю воду. Пока она набирается, встаю перед зеркалом, осматриваю ложбинку между грудей. Если бы мне действительно так разодрали грудину, остался бы шрам, и я бы о нем знала. Но ничего нет, кожа гладкая и чистая. Я взъерошиваю волосы и подхожу к ванне. Собравшись с духом, становлюсь в неё и медленно опускаю тело в горячую воду.
Вода обжигает огнем, но затем принимает меня в себя, и я с наслаждением опускаю голову под воду, а затем выныриваю. В городке-спутнике мне приходилось довольствоваться ледяным душем, а теперь я наконец-то могу позволить себе расслабиться. Тепло обволакивает, и я прикрываю глаза.
Святое блаженство длится ровно до тех пор, пока я не слышу щелчок входной двери. Привитые инстинкты срабатывают мгновенно, и мне хватает мгновений, чтобы замотаться в полотенце и выбраться, оставляя за собой мокрые следы, в коридор. Там все еще стоит моя сумка, так и не разобранная, по счастью. Открываю боковой карман, вытаскиваю оттуда нож, тихо снимаю с лезвия чехол. Прокрадываюсь на кухню, держа оружие наготове.
-Алекс, мать твою!!!
Он поворачивается ко мне с глуповатой ухмылкой на лице.
-И тебе доброго утра, - говорит он, дожевывая бутерброд. – Чай, кофе, потанцуем?
-Пошел ты! – вспыхиваю я, поправляю полотенце и ухожу одеваться.
-Значит все-таки чай, - бубнит он себе под нос и, судя по звуку, ставит чайник на плиту.
Я влезаю в нижнее белье, накидываю на себя футболку и натягиваю шорты, иду в ванную и спускаю воду. Когда я возвращаюсь на кухню, на столе уже стоит тарелка с сэндвичами и две чашки чая. Я подхожу к Алексу, приподнимаюсь, будто бы собираясь его обнять, но вместо этого двигаю ему кулаком в плечо.
-Эй, ты чего? – он делает вид, что обижается, потирает место удара. Я сажусь за стол напротив него.
-В дверь постучать не судьба была? Или позвонить, сказать: «Талис, я к тебе прибегу, постарайся не плавать голой в ванне в это время»? – на самом деле я возмущаюсь скорее для галочки. У Алекса есть ключи от моей квартиры, и он может заходить, когда пожелает.
-Неужели я такое пропустил? – хохочет он, за что я угрожающе целюсь в него чайной ложкой. Алекс затыкается, берет послужившую снарядом ложку и размешивает сахар в чашке, - Почему нож?
Я сначала не понимаю вопроса, поэтому переспрашиваю.
-Почему нож? – повторяет вопрос Алекс, и тут же уточняет: -Я имею в виду, почему нож, а не…когти.
Я откидываюсь на спинку стула с сэндвичем в руке.
-Если бы я пользовалась когтями, мне пришлось бы убить того, кто вломился в мою квартиру, чтобы он никому не рассказал об увиденном. А я не люблю убивать без нужды.
-Скажи честно, ты просто не сообразила сразу.
-Неправда, - отмахиваюсь я, но на самом деле Алекс прав. Мне достаточно было выпустить когти и полоснуть по незваному гостю, чтобы…
…в клетке моих ребер бьется красный комок мышц…
Я закрываю глаза ладонью и пытаюсь прогнать из разума эту картину. Когда я убираю ладонь, то вижу, что напускная придурь Алекса уже сошла, и он взволнованно смотрит на меня.
-Ты в порядке?
-Да, в полном. Просто… кошмар приснился сегодня.
Алекс молчит, ждет объяснений. Я тоже молчу – не дождется. Не хочу, чтобы перед глазами вновь встала эта жуткая картина.
-Наверное, это остаточный эффект после наше й поездки. Мне тоже всю ночь снился какой-то бред. Азиатки какие-то в костюмах горничных…
-АЛЕКС!
-Ладно, ладно, молчу, - смеется он. – У меня для тебя сюрприз.
Я скептически хмыкаю.
-Показывай.
И тут, словно кролика из волшебной шляпы, он достает из рюкзака мои любимые пирожные.
-Птичье молоко! – ахаю я. Цены на продукты сейчас не самые низкие, а кондитерские изделия некоторые могут позволить себе не чаще раза в два-три месяца. А тут целых четыре штуки…
Запихиваю в себя остатки бутерброда и беру в руки пирожное. Шоколадная глазурь немножко подтаивает, оставляя липкие сладкие следы на пальцах. Я с наслаждением откусываю и с прищуром гляжу на Алекса:
-Мфять у мфня фмду фрить фнешь?
-Чего-чего, прости?
Я прожевываю сладкое суфле и уже членораздельно повторяю:
-Я говорю, опять у меня еду тырить будешь?
-А что поделать? Моей стряпней только тварей отпугивать.
-Могу тебе пачку пельменей подарить, вчера купила.
Он машет рукой:
-В прошлый раз, когда я попытался сварить пельмени, они сгорели.
Закатываю глаза и отвечаю:
-Даже не хочу знать, что ты с ними делал.
-Вот лучше тебе и не знать, сестренка, - отвечает Алекс и убирает три оставшихся пирожных в холодильник.
Сестренка… Тут я вспоминаю о вчерашнем дне:
-Слушай, а ты не знаешь, где Безумный Химик?
Он поворачивается ко мне и удивленно спрашивает:
-Нет, а что?
-Я звонила ему вчера, но никто не взял трубку.
-Наверняка нашел себе очередную девушку и живет у нее. Ты его лучше знаешь, чем я, - напарник пожимает плечами, и я успокаиваюсь. Это вполне похоже на моего брата. Ничего, ему наверняка скажут о том, что я снова в Дефолт-Сити, и он со мной свяжется.
Я убираю со стола. Алекс предлагает пойти прогуляться. Я от нечего делать соглашаюсь, и мы отправляемся в парк.
Парк – чудесное место. Единственное почти ничем не тронутое место, где можно погулять меж деревьев и посидеть на лавочках. Газон там, правда, стригут очень редко, поэтому он выглядит не так аккуратно, как мог бы. Зато в парке растут дубы и березы, и их рост не сдерживают ежегодные опиливания. Это очень здорово, вот так ходить среди деревьев и не опасаться того, что с их крон что-то может спрыгнуть и напасть на тебя. Да и просто в парке очень красиво.
-А что все-таки случилось с тем парнем?
-С каким? А… - Алекс садится на скамейку, я сажусь рядом с ним. – Мутная история. Искатель, одно слово.
Стоит сказать, что поиск – это экстремальная игра, целью которой является нахождение шифрованных координат. Играют несколько команд, а организаторы, как правило, кто-то из матерых рейдеров-мародеров, располагают шифры в различных труднодоступных или незаметных местах. Та команда, которая собирает всю цепочку координат, получает что-то из добытого в Лепрозории хабара, что можно продать за приличную цену или оставить себе как трофей. Игра эта не то, чтобы незаконна, но и не сильно поощряется.
-И все же.
-Ну что… шифр был расположен на стене одного из коллекторов около Лепрозория. Оговоренные сто пятьдесят метров, не дальше. Мальчишка поскользнулся и сломал ногу, ударился головой, не сильно, но ощутимо. Выбраться сам не смог, и как назло, он был в команде-аутсайдере, все остальные этот шифр уже нашли. Остальные ждали его три часа, а потом уехали – решили, что он стал «крысой» и сбежал в другую команду. И остался он там, в коллекторе, один. Пока был день, ему угрожали только таящиеся-на-пороге, но сама знаешь, на них посветишь фонариком, и они убегут. Что он собственно и делал, сообразительный парень. А потом наступила ночь, и батарейки в фонарике сели…
Дальше можно было не продолжать. Исход понятен и без лишних слов.
-От него хоть что-то осталось?
-Ага, осталось. Две фаланги указательного пальца и обломок тазовой кости.
-А родственники?
-Им выдали поддельное тело, которое они и похоронили.
Я киваю. Это стандартная процедура. Нельзя, чтобы люди знали, что тварей на самом деле нельзя истребить, поэтому каждый подобный инцидент маскируется под нападение или несчастный случай. Никаких утечек информации не допускается, а к тем, кто стремится донести правду до жителей Дефолт-Сити, применяются кодовые санкции.
Так мы проводим время до обеда, потом снова направляемся в сторону моего дома. На выходе из парка я замечаю валяющийся на земле желудь. Он немного треснул, но выглядит лучше, чем остальные, и, следуя какому-то наитию, я беру его и кладу в карман. Едва ли в этом есть какой-то толк: я никогда не любила заботиться о растениях, поэтому в квартире у меня – только пара алоэ и кактус, которые я поливаю раз в месяц. Если не забуду, конечно. Но люди, занимающиеся такой специфической деятельностью, как моя, привыкают действовать по велению шестого чувства в тех местах и ситуациях, где логика и разум теряют силу, поэтому я не задаюсь вопросом, что буду с ним делать.
Перекусив еще оставшимися с утра сэндвичами, мы берем сумки и отправляемся в Центр. Уточнение: я не имею в виду центр Дефолт-Сити. Я имею в виду штаб-квартиру, откуда нам раздают команды и контролируют передвижения, когда это нужно.
Мы проходим мимо забора с колючей проволокой, который закрывает от глаз посторонних главный технологический район города – район с непритязательным названием Осколок. Когда-то здесь находился то ли крупный НИИ, то ли заводы электроники, не знаю, но сам факт, что когда этот район нашли, то обнаружили несколько абсолютно не тронутых дата-центров, заставленных серверами, а так же множество лабораторий и цехов. За несколько лет технологические адепты, которых в простонародье зовут красноглазыми, смогли восстановить производство, не потоковое, но и его оказалось достаточно, чтобы в Осколок приходили заказы на электронику на очень большие суммы.
Мне, впрочем, за технику не приходится платить. Её по необходимости заказывает Центр в обмен на какие-нибудь детали, добытые в Лепрозории. Ну а мой mp3-плеер…
-Привет, Талис, - навстречу нам идет парень в очках. У него крупные зубы с щербинкой, и когда он улыбается, то похож на бурундука.
-Э…здравствуй, Чип, - немного теряюсь я.
-Хорошо, что ты приехала домой, - шипящие в его речи звучат с неприятным присвистом. – Тебе понравился мой подарок?
-Да, спасибо большое. Плеер просто замечательный.
У Чипа улыбка до ушей. Алексу откровенно смешно. Он не улыбается, но по его глазам все можно прочесть, как по детской книжке с картинками.
-Я очень рад. Слушай, если у тебя на сегодня планов нет, может, поужинаем вместе, а?
От стеснения он краснеет, а я не могу не думать о том, как меня раздражает этот присвист в его речи.
-Нет, Чип, прости, сегодня никак не могу. Сам знаешь, из огня да в полымя, с места в карьер…
Он заметно расстраивается, но снова расцветает.
-Ну, ничего страшного! Созвонимся тогда! Пока!
«Пока, да…» - бормочу я. Он проходит мимо, и я, вполголоса, не обращаясь ни к кому, говорю: «Созвонимся, ага. Надо выпросить себе определитель номера».
Минуем Осколок. В Центр есть много ходов, о которых знают только те, кто должен. Мы сворачиваем в переулок. Алекс пальцами прощупывает стену дома, затем вдавливает кирпич, и имитирующая кладку заслонка сдвигается, являя металлическую дверь с кодовым замком. Я зажимаю четыре кнопки одновременно, и дверь открывается.
Я прикрываю один глаз ладонью. Алекс уходит во тьму проема, и, судя по звуку, обо что-то спотыкается. Я вхожу за ним, закрываю дверь и убираю ладонь. Так легче привыкнуть к темноте, и я скоро начинаю видеть очертания предметов. На полу виден тусклый отблеск света. Я включаю фонарик, и мы ищем источник освещения. Луч фонаря выхватывает ступеньки, и Алекс вперед меня поднимается наверх, а я подсвечиваю ему путь.
-Ну, бродяги, с возвращением! – Приветствует нас Каин, близкий друг Алекса и один из координаторов. Мы отдаем ему сумки, после чего Алекс рассказывает о выполнении задания. Каин кивает и задает уточняющие вопросы в нужных местах. Отвечаю на них я, пока мой напарник переводит дух.
-Так значит, джанки?
-Ага, - киваю я. – Целая стая в одном из торговых центров.
Джанки – это люди. Физически. К сожалению, только физически.
-Местные не возмущались?
-Нет, - отвечаю я. – На глазах у одного из них разорвали его дочь, поэтому он нам еще и приплатил за нашу работу.
-А основная цель?
-Выполнена. – Алекс дает мне знак, и я вытаскиваю из сумки замотанный в три слоя толстой ткани и поролона жесткий диск. Каин берет его, разворачивает и осматривает на наличие повреждений.
-Вот тут царапина, - констатирует он.
-Уже была, - выпаливаю я.
-Не наша вина, - почти одновременно со мной отвечает Алекс, и мы переглядываемся. Каин смотрит на нас обоих, потом кладет жесткий диск в контейнер.
-Да что вы так перепугались? – тепло улыбается координатор. – Главное, чтобы Осколки данные смогли считать, а внешние дефекты – это так, мелочи.
-Будут для нас задания? – спрашиваю я, разминая затекшую шею. Каин, бегло глянув в монитор, отрицательно качает головой.
-Сейчас только Негоцианты заняты. Ну и Безумный Химик с Пересмешником в Лепрозорий ушли.
Сердце в груди предательски замирает.
-Давно ушли? – не показывая волнения, спрашиваю я.
-Вчера, за час до вашего приезда. Мы следим за передвижениями, в стандартное время они уложатся.
Стандартное время – трое суток. Добраться, разделаться, вернуться. Ответ Каина меня успокаивает.
Пришла пора, похоже, снова пускаться в объяснения. Кто такие Негоцианты и почему они заняты, а я нет?
Начнем с того, что сам по себе Лепрозорий раньше был районом Университета. Но там не только учились студенты: проводилось огромное количество экспериментов в подземных бункерах с надежной системой безопасности, работающей, как часы. Создание новых вирусов, генетические модификации, сверхпроизводительные микрочипы, укрепленная сталь… огромный список. Понятное дело, эксперименты такого плана не проводятся только в пробирках. Их ставили на животных и на волонтерах из числа научных сотрудников. Зачастую эксперименты заканчивались неудачей, но если испорченный живой материал не погибал, от него не избавлялись, а держали под наблюдением и делали записи. А потом, в один прекрасный миг, насколько я знаю, произошел сбой в цепи электропитания, и система безопасности отключилась. Клетки и камеры оказались распахнуты настежь, вентиляция выключилась, и хватило получаса, чтобы в районе Университета начался хаос. Жертвы экспериментов вырвались на свободу, спасшиеся лаборанты унесли с собой штаммы вирусов, и тогда правительство обратилось к другим странам за помощью. Те и ответили помощью в виде ядерных боеголовок и напалма. Однако тем самым они запустили защитный механизм, который не отключили еще с прошлого века после войны: сейсмочувствительную систему с введенными координатами потенциальных обидчиков, и когда первая бомба разорвалась рядом с нынешним поселком Воронка, ответные ракеты автоматически разлетелись по миру. Что было дальше, я не знаю: в тот момент дверь убежища закрылась за моей спиной.
Разумеется, эта техногенная катастрофа, - а по масштабам это именно она, - не прошла бесследно. Многие из нас, получив или дозу радиации, или переняв какой-либо вирусный штамм, или сразу и то, и другое, изменились. По-разному. Тех, кого это не убило или не покалечило, тех сделало сильнее. Опять-таки по-разному.
Выходцы из первого убежища (первого не по номеру, а по времени возвращения на поверхность) смогли оттеснить тварей обратно к Университету, возвели вокруг него первую стену и нарекли его Лепрозорием. Тогда же появился Центр, и прошло еще какое-то время, прежде чем механизм работы отладился и занял свое место в жизни Дефолт-Сити. Результат впечатляющий. Центр ищет и находит тех, в ком есть задатки мутаций, вызванных перечисленными выше факторами, и затем делит их на две группы: Меченые и Негоцианты. Меченые – это те, у кого проявились признаки, подходящие для боевых действий. Их дело – совершать рейды в Лепрозорий, в другие города, если приходят запросы, и уничтожать тварей или, как в нашем с Алексом случае, отыскивать какие-либо предметы. Негоцианты – те, у кого способности либо небоевые, либо еще не проявились, но предпосылки к этому есть. Их дело – ликвидировать утечки информации и искоренять слухи, которые бывают самого разного характера: от болтовни о сверхлюдях до утверждений о том, что Лепрозорий безопасен, и правительство просто пугает горожан. Если понадобится, Негоциант и сам пускает сплетни, тем самым направляя общественное мнение в нужное русло, и этим выторговывает нам спокойную работу без лишнего внимания со стороны обывателей. И Координаторы, наконец, - это выходцы из первого убежища, те, кто дает задания и ведет группу по Лепрозорию, отслеживая её передвижение и предупреждая об опасностях. Самые опытные ходоки, которые знают закрытую зону как свои пять пальцев, чувствуют тварей и могут предугадать их действия. Очевидно, все это из-за того, что первое убежище как раз в университетском районе и находилось.
Сама я провела в Негоциантах около полутора лет, и то меня не хотели брать. Люди Центра не выявили у меня никаких отличительных особенностей, и поэтому меня взяли только по настоянию Безумного Химика. Однако, несмотря на отсутствие предпосылок, однажды я проснулась, и мои глаза были металлически-серебристыми, а тело по желанию принимало звериные черты, и это подтвердило, что даже умы Центра иногда ошибаются. Тогда я перешла в разряд Меченых и распрощалась с мирной жизнью городской болтушки.
-Кто их ведет? – спрашиваю я.
-Георг, - отвечает Каин. Я недовольно сжимаю губы: Георг мне не нравится. Заносчивый и высокомерный тип. Но, стоит отдать ему должное, один из лучших координаторов. Оставляю парней одних, иду искать Георга. Долго брожу по этажам, почти забыв, зачем я пришла. Затем останавливаюсь напротив двери на пятом этаже. Подхожу к ней, нерешительно кладу ладонь на ручку. Собираюсь с духом, нажимаю и вхожу внутрь.
-Здравствуй, Талис, - Он даже не смотрит на меня. Я приветствую его в ответ и спрашиваю, как дела. - Пока что все в порядке. Им пришлось укрыться в здании до завтрашнего дня, поэтому в стандартное время не уложатся. Но будь спокойна.
Дальнейший разговор не имеет смысла. Занятых координаторов нельзя отвлекать, от этого зависит жизнь отряда. Прощаюсь, закрываю дверь и направляюсь к лестнице.
Остаток дня провожу на полигоне, стреляя по мишеням из винтовок и пистолетов. Когда темнеет, отправляюсь домой. Алекс уже ушел, поэтому компанию мне составить некому, и я ухожу одна. Если честно, я не люблю пешие прогулки вечером. Несмотря на то, что работают фонари на улице, полумрак вызывает у меня воспоминания об убежище, где каждый день, утром ли, вечером, единственный свет – это тусклые старые лампы накаливания. Ты почти что забываешь, как выглядело солнце, и невольно задумываешься: а было ли солнце вообще? Или вся жизнь, что была до этих бетонных стен и неярких ламп, на самом деле не существовала, и ты в этой пещере родился и умрешь?
Наконец я добираюсь до дома, разуваюсь и прохожу в квартиру. Включаю свет. Нет, улыбаюсь я, все-таки за стенами убежища есть жизнь, и жизнь эта прекрасна. Все, что создано человеком – тлен. Дворцы возводятся и рушатся, картины выцветают, статуи разбиваются. А вот естественную красоту порушить не может ничто. Солнце восходит над землей уже многие тысячи лет, и каждый рассвет так же прекрасен, как и предыдущий. Далекое ночное небо манит холодными звездами, скрывая под своими покровами шелестящие музыкой ветра поля. Это та красота, которую человек никогда не сможет погубить. Она вечна, и когда человечество исчезнет, она будет восхищать тех, кто придет нам на смену.
Кстати о естественной красоте… Я сую руку в карман и вытаскиваю оттуда желудь. Беру его двумя пальцами и рассматриваю. Он крупный, уже без шляпки, которая держала его на материнском дереве, и, похоже, проклюнувшийся. Я несу его на кухню и кладу на стол. Сажусь и долго смотрю на него. Интересно, он вырастет? Тут я ловлю себя на том, что улыбаюсь, улыбаюсь тому, что теперь у меня есть частичка, моя, личная частичка нетронутой природы. И от этой мысли мне становится тепло.
-Спи, малыш, - говорю я скорее не желудю, а самой себе. – Завтра у нас большой день.
Наутро я вскакиваю с постели свежая и отдохнувшая. Довольно потягиваюсь, разминаюсь и приступаю к исполнению вызвавшей у меня неожиданный энтузиазм идеи. Залезаю в кладовку, закапываюсь с головой в разный хлам. Наконец нащупываю искомый предмет и вытаскиваю его. Что-то с грохотом падает с полки, но я захлопываю кладовку и через минуту забываю об этом. Рассматриваю найденный мною цветочный горшок: круглый, широкий, но не глубокий. Думаю, он подойдет. Я закрываю квартиру, выхожу с горшком во двор и насыпаю в него небольшой слой песка, кладу мелких камушков и сверху насыпаю землю. Получается дренажный слой, который будет удерживать лишнюю влагу и отдавать её по мере высыхания земли. Возвращаюсь в свою обитель, ставлю горшок на кухонный стол, делаю в земле ямку и закапываю туда желудь. Когда я поливаю его, в голове из ниоткуда всплывает фраза: «Кто жизнь забирает, жизнью платит». Где я могла её слышать?
Я наливаю в кружку кофе, разбавляю молоком, и глоток за глотком пытаюсь вспомнить, откуда это высказывание мне знакомо. «Тот, кто берет жизнь, расплачивается жизнью»… На ум абсолютно ничего не приходит. Может, слышала её от Безумного Химика…
Эх, братишка… И где же ты сейчас? Угораздило же тебя, застрять в самом центре растревоженного улья… Хотя такие задержки – далеко не редкость. Мне, правда, так застревать не доводилось, а вот Алекс как-то раз тоже задержался, почти на три дня. Ох, как мы все волновались! Но я уверена, Химик выбер…
Плавное течение утра прерывается звоном старого дискового телефона. Я сначала теряюсь, а потом подхожу и снимаю трубку с рычага:
-Слушаю.
-Талис, - я сразу узнаю голос Каина. – Возникли проблемы.
-Какие? – голос спокоен, но я чувствую, как внутри что-то рушится.
-Сигнал пропал.
;