Каждый год случается, что со Мги до дачи добираешься пешком: то ремонт, то расписание не подходит, то просто так хочется. И тогда проходишь мимо этой развилки; а иногда и доехать удается.
Узнать это место несложно, и не только по расходящимся путям. Слева за кадром, где кончается бетонная дорожка через рельсы, стоит клен, который ранней осенью принимает темно-пурпурный цвет и долго-долго держит его. А на самой дорожке, между двумя параллельными путями, начертаны стрелка – вдаль и надпись «В РАЙ». (Кто сейчас захочет проверить – захватите лопатку.)
Волей-неволей на этом месте приходят отвлеченные мысли на ум. И это место начинает казаться центром, перекрестком расходящихся времен и судеб.
Самый правый путь уходит на Кириши. Когда мы, будучи студентами, приехали (на паровике) туда, женщина-прораб привела нас на крышу новой пятиэтажки. Рядом была еще одна, а кругом – сгоревшие остовы старых домов. «Здесь будет город», - почти по-пушкински сказала она, указывая на руины и болота. И город вырос; город красивый, хотя, говорят, не без экологических проблем.
Я там начинал строительство первой школы (работает сейчас) и сейчас) и кинотеатра (закрыт). Моим прорабом был высокий латыш средних лет. Он мне говорил, что не может жить на одном месте. Приехал сюда, закончив большую стройку в Сибири, - кажется, гидростанцию. Как только город начнет оформляться, уедет и отсюда.
Той же осенью мы снова ехали работать туда же. Мы с одним еще сокурсником решили, не дожидаясь поезда, идти пешком – больше ста километров. Помню, как раз справа от платформы стоял домик железнодорожника, где мы просили пить и спросили о расстоянии… Смотрел он на нас выразительно. Когда наступила глухая ночь, мы все же решили дождаться поезда, где ехали все наши. Тогда на каждой, даже маленькой станции, кассир-дежурный находился круглосуточно. И все просто. Кассирша пустила нас к себе в каморку погреться. Они с одним еще мужиком обсуждали, как можно собрать много-много ивовых прутьев, продать их куда-то и разбогатеть – конечно, в их масштабах…Поезд пришел, и даже наши вещи на нем приехали.
Ну, один-то перегон пройти по этой дороге несложно. И попадете вы в деревеньку с очень симпатичной, почти достроенной церковью. Большая часть паствы приезжает к своему батюшке из Питера… После воскресной службы всех поят чаем и кормят…
Тут только важно не ошибиться. Этот храм слева по ходу. Дело в том, что справа – правда, гораздо дальше, есть еще поселение с таким же названием, и там тоже… Впрочем, об этом - в конце.
А главный, двухколейный путь уходит на Волхов и дальше на восток и север России. Это – последняя связь с Большой землей, перерезанная немцами.
Да, сейчас эти края – словно рай для моих детей, куда они рвутся почти круглый год. Самые яркие впечатления, формирование навыков, характеров, интересов, а может, и профессии… Конечно, и под влиянием войны, самые разные следы которой неразделимы со здешними местами… Тогда тут был ад, а не рай
Пройдем одну станцию, другую… Вскоре дорогу пересечет ручей, а за ним – второй, с широкой заболоченной долиной. Это – Черная речка, которую искали на карте и наш Верховный, и его главный противник. Около нее три года проходила линия фронта. Здесь предпринимались отчаянные попытки прорыва блокады.
Чуть дальше – большой указатель со стрелками в разные стороны. Странное чувство вневременности возникает при чтении. Там и названия деревень, уничтоженных немцами, и «хозяйства таких-то» - по фамилиям командиров поисковых отрядов, и реальные фамилии времен войны ( в другом месте – хозяйство генерала Гагена, например).
Запутанной лесной дорожкой дочка приводит меня к бывшему Тортолову. В каждой такой деревне – своя, особенная тишина. В этой – довольно много памятников, и капитальных, и самодельных, и просто крестов над могилами. Железное знамя на одном из них какие-то бездельники изрешетили пулями. Но, странное дело, здесь и это хулиганство обернулось бОльшей достоверностью…
На земле можно найти следы погубленной мирной жизни – черепки, какие-то инструменты, осколки тарелок, даже известных петербургских фирм – Кузнецова, например.
На одном кресте – табличка с именами всех членов расстрелянной семьи Дергачевых, даже совсем малых младенцев. У другого креста – завернутая в полиэтилен записка с просьбой позвонить, если придут родные здесь похороненных…
Вернемся, однако, к развилке – все равно не исчерпать ни одно из здешних мест. Если идти в обратную сторону – к зрителю, вскоре над железной дорогой пройдет автомобильная А-120. По этой военной дороге привозили мы жутко холодной зимой первые стройматериалы. Легковушек не было на ней, но грузовики с правильными документами патрули пропускали.
Похоже называлась и Дорога жизни: А-101( после частичного раздвоения еще А-102). На ней служили мои родители: отец – механиком, мать – просто рабочей.
Ну, а дальше – Мга. Много я о ней писал, и еще, наверное, напишу. Напомню только, что Мга – единственный поселок, в честь освобождения которого был произведен салют в Москве. Проходя мимо Депо, вспоминаю: там работала предательница, сдавшая немало наших в гестапо…
Мой школьный товарищ, помнится, буквально с первого класса приезжал во Мгу за военными трофеями. Таких любителей, да еще маленьких, нередко задерживала милиция. Интересно, что травму от контакта с ВОПами (взрывоопасными предметами) он получил много позже, в институте, где учился по любимой специальности.
После Дороги жизни Военно-восстановительное строительство приводило в порядок технику железнодорожных станций – во многих местах. Во Мге родители занимали купе в вагоне. Похожие старые, узкие зеленые вагоны с жильцами, конечно, другими, я здесь еще застал. Мои соседи говорили, что проходить мимо со шкаликом за пазухой было небезопасно – могли и реквизировать.
Дальше на пути в сторону Петроград станции Саперная и Понтонная. Перед Первой мировой там размещался саперный батальон, в котором служил отец. Помню его рассказы, как приходилось по ночам ползать на спине с большими саперными ножницами, проделывая для будущих атак проходы в заграждениях.
Однако мы задержались во времени и пространстве. Пора возвращаться на дачу. Пройду мимо того дома, хозяйка которого рассказывала дочери, что туманными ночами видит на своем участке солдата в плащ-палатке с автоматом… И не боится – знает, что свой. Художественное воображение несвойственно здешним жителям, - надо бы познакомиться с ней…
А справа от дороги на Кириши - благоустроенное фашистское кладбище. Говорят, есть там и церковь, деньги на ремонт которой пожертвовали приезжающие немцы, и крест, освященный православным архиереем… Проверить нам не удастся: никто из нашей семьи туда не придет.