Несколько лет назад мне довелось редактировать сборник творений разноплеменных молодых драматургов. Помимо общего юмористического удовольствия, в историко-героической фантазии одного среднеазиатского самородка почерпнул две фразы, которыми, как было доказано опытом (именно опытом, поэтому — однодневным) моего близкого друга, мужчина вполне может обходиться в общении со своей дражайшей половиной. Вот они: «Смерть тебе женщина!» и «Прекрати верещать, рабыня!». Универсальные такие реакции на любые женские проявления. С позиции мужского шовинизма, наверное, это и органично, и гармонично. Но происходящее, как водится, оказывается существенно сложнее…
Честное слово, никакой идеологии с моей стороны в этом нет, но понимаю, что во мнении современной западно-мыслящей дамы я неизбежно попадаю в категорию «мужского шовиниста». Оговорюсь: это не извинение, а предупреждение. Вообще-то я женщин люблю. Но не могу себя заставить не пропускать их в дверях, как-то по инерции, если вовремя не спохвачусь, подаю пальто и временами даже целую ручки. При этом, хотя и не демонстративно, отказываюсь слушать долгие женские монологи. Но это уже на физическом уровне: автоматически отключаюсь с внимательно-задумчивым видом.
Чтобы не быть голословным, пример из жизни. Секретарша зашла в кабинет, когда я общался по скайпу с другом, отдыхавшим за границей. Я был в наушниках, поэтому, во-первых, слышны были только мои реплики, во-вторых, сам я не слышал, что там звучит вокруг. Мы обсуждали реакцию на отдых его восьмимесячного отпрыска, а секретарша решила, что мой текст адресован ей и касается нашего начальника. По свидетельству моего коллеги, она довольно долго и живо поддерживала беседу...
…и женскую литературу не люблю. Короче, male chauvinist pig, животное совершенно некошерное. Из этого и буду исходить в своей реплике о мужчине, женщине и делимом ими пространстве. Мамы, особенно, еврейские, и тещи, занимающие огромную часть реального и мифологического пространства мужчин, в счет не идут. Речь о тех, кому Высшим решением суждено делить пространство. И рассматривать стану исключительно позицию пострадавшей стороны.
Почему пострадавшей? Поясню на примере подслушанной застольной пикировки знакомой семейной пары. Он (в ответ на ее претензию):
— И стоило ради этого вам ребро жертвовать?
Она (выигрывая в одно касание и сознавая это):
— Можно подумать, вас кто-то спрашивал!
И, действительно, не спрашивал. А решил, изъял, сотворил и поселил совместно. Правда, в раю. Историю с яблоком опустим.
Дальнейшее совместное проживание было неизбежным. И, по мнению мужчин, женщины постепенно начали занимать все большую часть общего пространства — не жилого, а жизненного. И тут пошли жалобы в рамках пола (а мужчины любят пожаловаться друг другу) и обвинения, брошенные в лицо полу противоположному, вроде бабелевского «Дай дыхать, Нехама!» и зощенковского «Не тронь мое самосознание!» Кстати, один мой давний знакомый, серьезно занимающийся биологической наукой, считает, что уникальность человека в сравнении с другими животными заключается в том, что у нас продолжение рода обеспечивается взаимодействием двух не просто разных, но конкурирующих и порой даже враждебных видов.
Отступлю с позиции мужского шовинизма, чтобы оговориться: удивительно ли после этого, что женщины начали маскироваться, одеваясь в мужскую одежду и демонстрируя поведение и качества, которые неизменно считались чисто мужскими.
И что, помогло им это? Ничуть не бывало. Мы их решительно не поняли и обвинили в том, что они захватывают изначально отведенное нам пространство…
При всем том, за долгие тысячелетия два этих самых конкурирующих вида как-то умудрились избежать взаимного истребления и научились, говоря на разных языках, понимать друг друга. Более того, многие из пострадавших, несмотря ни на что, признают, что женщина порой — друг человека. И вряд ли признают, хотя и прекрасно это сознают, что без женщин жить нерадостно.
И мы подвигаемся, освобождая им пространство, и стараемся сделать это пространство уютным для них. И вовсе не из-за продления рода, готовки и стирки. Просто… мы любим их. Но в мужском обществе об этом — ни слова!