Это случилось где-то на пресловутом Диком Западе в середине девятнадцатого века. Это случилось в маленьком городе, затерянном среди пыльных, выжженных солнцем равнин. Однажды на закате туда пришёл сорокалетний священник по имени Джок. Он был мрачным и сгорбленным. Его длинные седые волосы космами разметались по сутане. Мутно-серые глаза постоянно щурились. На груди висел внушительный стальной крест, равноконечный да с гравировкой в виде человеческого черепа, заключённого в круг. Руки священника сжимали короткую шестихвостую плеть и толстую книгу в тёмном кожаном переплёте. На корешке алело название: Вопль Грешников.
В городе ещё не было церкви, но строительство ратуши уже началось. Отец Джок опустился подле неё на колени, посыпал голову дорожным прахом и принялся хлестать себя по спине плетью. И он укорял горожан, сбежавшихся посмотреть на него. Он плакал и кричал им:
- Вы построили себе дома, но забыли о храме! Вы построили салун, однако пренебрегли домом молитвы! Теперь строите ратушу, заботясь о земной власти, но не помышляете о власти запредельной! И это грех! Грех, глупость и тьма!
Горожане почувствовали себя виноватыми. Они стали успокаивать священника. Они поклялись ему, что завтра же возьмутся за строительство храма. И они сдержали клятву. А спустя полгода церковь была завершена. Её возвели напротив незаконченной ратуши.
По замыслу отца Джока храм представлял собой серокаменное прямоугольное здание с восемнадцатью стрельчатыми окнами и чрезмерно высокой колокольней. Вход в неё замуровали, так что колокол звонил лишь во время бурь, когда его раскачивал могучий ветер. А после появления священника бури участились…
* * *
Днём отец Джок занимался исключительно церковными делами, а по вечерам и даже по ночам сколачивал гробы и копал могилы. Люди в городе умирали редко, но священник утверждал, что к погребению следует готовиться заранее. Только такая предусмотрительность мало кому нравилась. Многие ощущали уныние, видя возле дома, где поселился отец Джок, маленькие детские гробы, которые вместе с большими стояли, прислонённые к стенам. Создавалось впечатление, будто гробы, выстроившись в очередь, с нетерпением ждут похорон…
* * *
Между ратушей и храмом в кругу валунов рос огромный древний дуб. До прихода колонизаторов индейцы совершали под ним ритуальные пляски и приносили жертвы духам-покровителям. Коренные жители считали его священным и украшали скальпами врагов.
Строя церковь, горожане хотели спилить дуб, чтобы на площади стало просторней, но отец Джок убедил их не делать этого.
- Пусть растёт, - сказал он. – Пусть напоминает о нашей победе над мерзкими язычниками…
* * *
В бурю колокольный звон раздавался невероятно громко. Тогда люди, невзирая на плохую погоду, шли в церковь. Такова была воля священника.
- Не ветер качает колокол, а небесные ангелы! – уверял отец Джок. – И каждый, кто услышит звон, должен поспешить к алтарю! Каждый, кто хочет, чтобы его душа была спасена от когтей Сатаны! Каждый, кто желает блага себе и ближнему! А тот, кто не откликнется на ангельский зов, будет неминуемо наказан!
И через три месяца после возведения храма получилось так, что в пору ночного ненастья молодой горожанин по имени Герберт не смог придти на мессу. Он заболел и лежал в горячке. Его отсутствие не осталось незамеченным, но отец Джок не заговорил об этом в ту ночь. Однако страшным было потемневшее, исказившееся лицо священника.
Утром откуда-то с юга в город прибыли восемнадцать вооружённых всадников разбойной наружности. Один из них принял от священника звезду шерифа, гордо нацепил её себе на грудь и повёл товарищей к жилищу Герберта. Вломившись внутрь, они выволокли больного из дома и привязали к индейскому дубу, рядом с которым собрались все горожане.
- Нельзя пренебрегать зовом ангелов! – сказал священник. – Нельзя помиловать того, кто пренебрёг!
Естественно, Герберт попытался объясниться, но отец Джок был глух к оправданиям. Он лично нанёс больному сорок ударов своей плетью. По спине и рукам.
Обиженный и разгневанный Герберт прокричал:
- Не ангелы бьют в колокол твоей церкви! А если ангелы, то их крылья опалены адским пламенем!
- Святотатец! – прорычал отец Джок, вновь начал бить Герберта и не остановился, пока тот не потерял сознание.
Потом священник отбросил плеть, взял свою книгу и записал в неё оскорбительные слова больного.
Впредь Герберт не пропустил ни одной мессы…
* * *
Следующим человеком, не пришедшим на зов, была юная Сантана. В день, когда ей исполнилось восемнадцать лет, разразилась гроза. Девушка отправилась в церковь позже других и лишилась чувств, так как увидела, что колокол раскачивают не ветер и не ангелы, а два гигантских ворона с пылающими алыми глазами…
Очнувшись, Сантана обнаружила себя привязанной к индейскому дубу.
Её бесполезные мольбы о пощаде тоже попали в книгу «Вопль Грешников»…
* * *
Далее шериф и его помощники стали раз в месяц привозить в город пленённых индейцев. Обычно не меньше дюжины. И по благословению отца Джока они предавались казни через повешение на узловатых ветвях древнего дуба.
Однако смерть краснокожих отнюдь не была быстрой. Их вешали так, что пальцы ног доставали до земли. Индейцы подолгу стояли на цыпочках, прежде чем сдавались и умирали от удушения.
Почти всегда казни сопутствовал ветер. Не настолько сильный, чтобы зазвенел церковный колокол, но ветви дуба и повешенные раскачивались. Дерево как бы превращалось в кукловода, а висельники – в марионеток. И когда это произошло впервые, священник сказал горожанам:
- Смотрите, избранные! Смотрите! Нечестивцы продолжают свои отвратительные пляски! Приплясывая, они сойдут в адскую бездну, где их ожидает вечное страдание!
Иногда отец Джок обливал верёвки некой зловонной тёмной жидкостью и поджигал. Они часами горели, испуская едкий чёрный дым, но не сгорали.
Последние слова смертников священник непременно записывал в книгу.
Старый дуб горожане прозвали Деревом Танцующих Индейцев. Казнённых не снимали с него до тех пор, пока не надо было вешать новых. Так что стервятники охотно слетались на площадь.
Отец Джок собственноручно хоронил краснокожих, не ставя над ними ни крестов, ни камней…
* * *
Сделавшись виселицей, дуб начал засыхать. После каждой казни у него отмирала пара ветвей. И они громко скрипели. Особенно по ночам.
Опавшие дубовые листья слипались в шуршащие комья, которые потом катались по городу и вокруг него, покуда не рассыпались в прах.
А когда дерево засохло целиком, Сантана обезумела. Всё это время она пребывала в беспрестанном страхе. Она боялась священника и тех сил, коим он служил. Она не сомневалась, что рано или поздно отец Джок повесит и её.
Да, однажды ночью рассудок Сантаны помутился. Взяв кирку, она покинула свой дом, пришла в церковь и пробила дыру в замурованной двери колокольни. Поднялась по пыльной лестнице и принялась неистово колотить в колокол.
Разбуженные горожане вышли на улицы и направились к церкви. Они были весьма удивлены спокойствием погоды. Царило безветрие.
Внезапно, перекрывая звон, раздался крик, в котором слились изумление, гнев и ужас.
- Кощунство! – кричал священник. – Кощунство! КОЩУНСТВО!
Вытянув перед собой руки, он шёл по улице и шатался, будто пьяный. Его зелёные зрачки светились как у зверя. От ударов колокола он вздрагивал, брызгая изо рта и носа кровью.
- КОЩУНСТВО! КОЩУНСТВО! КОЩУНСТВО!
Горожане расступились, и отец Джок вошёл в церковь. Тотчас над городом громыхнул гром, и в мёртвый дуб вонзилась алая молния. Дерево вспыхнуло и затрещало.
Сантана не обратила на это внимания. Ослеплённая безумием и оглушённая звоном, она продолжала бить киркой в колокол. И она заливалась хохотом, пока священник не вцепился руками ей в горло.
- КОЩУНСТВО! – снова и снова повторял он. – КОЩУНСТВО!
Девушка не попыталась освободиться. Выронив кирку, она обняла отца Джока, словно возлюбленного. Оба не устояли на ногах и вывалились из колокольни. Но до земли не долетели, упав на дуб. Горящие ветви пронзили их.
Сантана умерла сразу, а священник ещё долго вопил, поджариваясь, как свинья на вертеле. И никто не отважился помочь ему…
Едва он затих, гром грянул во второй раз и вокруг полыхающего дерева появились полупрозрачные фигуры, алые да светящиеся. Их было десятка два. И они танцевали, высоко вскидывая руки.
Из-под земли донёсся глухой барабанный бой. Земля содрогнулась.
Люди с криками бросились прочь. Забыв об имуществе, они выбежали из города и… оказалось, что он со всех сторон окружён сотнями глубоких пустых могил. Часть из них вырыл отец Джок, остальные возникли от землетрясения. В темноте охваченные паникой люди не замечали ям, пока не падали в них, а тогда было уже поздно. Тогда могилы захлопывались, будто жадные рты…
Спастись не удалось никому…
* * *
Всю ночь обезлюдевший город оглашался рокотом барабанов. Он прекратился, когда Дерево, священник и Сантана полностью сгорели. Призраки индейцев тоже исчезли.
Однако зло не покинуло город, и поэтому никто в нём больше не поселился.
В час ненастья церковный колокол по-прежнему зовёт прихожан. И по-прежнему возле дома священника стоят гробы. На зов они откликаются протяжными скрипами. Откликается и книга «Вопль Грешников», которая лежит на столе отца Джока. Она шелестит листами. Их шестьсот шестьдесят шесть, но исписаны только сто восемьдесят…