Идёшь по улице, и при выдохе ощущаешь холодок у себя под носом. Воздух, который ты выдыхаешь, холоднее, чем тот, что снаружи. И кажется, будто движешься внутри чьего-то более горячего тела.
Тело августовского города проглатывает тебя, когда позади захлопывается пластиковая дверь, за которой остаётся том числе и твоё маленькое пространство, прохладное как улитка (потому что первый этаж). В этой комнате почти не бывает Солнца. То Солнце, что одно для всех, иногда кладёт жёлтый луч по диагонали на паркетный пол или на стену над кроватью, на несколько минут, перед тем, как закатиться за шиферную крышу. Изредка днём или утром соседние дома могут передать тебе от него зайца. Зато здесь живёт твоё личное Солнце, которое греет ночью и раскладывает на тебя во сне свои ноги.
Соскакивая с порога, ныряешь в этот странный организм, наполненный движением, звуками и горячим воздухом.
Течёшь по улице, как по вене.
И тут, среди этого потока, попадается нечто настолько необычное, что заставляет тебя остановиться. Наверное, это какие-то музыканты вышли на площадь возле метро "Бекетова", чтобы сыграть что-то ультрасовременное, не сразу вмещающееся в понимание?
Густые, протяжно-энергичные звуки виолончели, нарисовав четырёх частную фигуру в нижнем регистре, въезжают в надрывные голоса скрипок, осыпающихся стаккато обратно, к началу этого повторяющегося музыкального круга. Сопровождают это раскаты большого барабана, то вплетаясь в скрипичный мотив, то вываливаясь из него. Это скопище звуков – то вторящих друг другу, сливаясь в один мощный рокот, то распадающихся на отдельные, несогласованные партии, – попеременно гармоничных и диссонансных, но при этом связанных в одно целое, выносит мозг непосредственнее и свежее многих треков, специально предназначенных для этого.
И как неожиданно, что автором такой потрясающей музыки оказывается экскаватор, срывающий тротуарную плитку возле метро! Тут же увиденное и услышанное сростается в ассоциации, и теперь экскаватор видится как огромный металлический бражник, как и ты проглоченный городом, но лежащий на боку, примятый, бьющийся и кричащий. Просто оттого, что он очень большой, а время медленное и густое, как желе, его мотыльковый скрипучий писк – как рёв со множеством оттенков…
Удивляешься, обнаруживая, что ум то убегает вперёд, схватывая что-то новое, то возвращается назад, делая «возвратно поступательные» стежки, которыми он сшивает разрозненные обрывки мыслей и впечатлений в одеяло реальности.
(З.Ы.: Acherontia atropos («Мёртвая голова») – сама крупная бабочка в семействе бражников, она умеет «кричать», издавая пронзительные скрипучие звуки, благодаря выросту на верхней губе).