Боря Файн работал на христианском кладбище. Такая уж была его удача. Вообще-то, после переезда в Штаты, удача от Бори отвернулась, если вообще когда-нибудь обращала на него внимание. Английский решительно не поддавался, а «немецкий со словарем», ученный в средней школе под руководством строжайшей Ольги Никитичны, оказался не востребован. Равно как и приносившая в Советском Союзе невысокий, но стабильный доход профессия бухгалтера — во всяком случае, в том ее виде, какой мог продемонстрировать Боря. И в целом со стабильностью было плоховато. Полуподпольная «русская» фирмочка по ремонту электробытовой техники, где в течение года подвизался Боря, вдруг окончательно ушла в глухое подполье, оставив на поверхности незадачливого бывшего бухгалтера с неоплаченной трудовой неделей, китайской крестовой отверткой и парой древних микроволновок. От непривычной американской пищи, постоянных стрессов или просто в силу накапливающегося возраста Боря начал полнеть, а предмет его гордости — густая черная шевелюра — осыпалась, как осенний лес…
Последний удар по бориным представлениям о стабильности нанесла жена Ленка. При помощи очкастого прощелыги-адвоката она чрезвычайно быстро и ловко развелась с Борей — благо делить за неимением нажитого было нечего — и уехала к какому-то внезапно образовавшемуся троюродному брату в Цинциннати…
Сосед-кубинец, видевший как Ленка запихивает в машину коробки и трехлетнего Илюшку, а Боря стоит у подъезда, потерянно опустив руки, зашел проявить мужскую солидарность. Когда ящик с пивом почти опустел, кубинец поднялся и начал рассматривать расставленные повсюду смешные фигурки животных и человечков, вырезанные из кусочков песчаника и обломков пенополиуретана.
Скульптура, как, не осмеливаясь произнести это вслух, называл Боря свое увлечение, занимала все свободное время бывшего советского бухгалтера. А, здесь, в свободной Америке, свободного времени у него образовалось предостаточно.
Когда-то Боря сделал, пожалуй, единственный в своей жизни решительный шаг и попытался поступить в художественное училище, несмотря на слезные протесты мамы («Твой дед Борух Файн был бухгалтер. И кормил семью! Твой папа Абрам Файн бухгалтер. И кормит семью! И тебе, Боря, Боря-а-а, — кормить семью!») и ехидное неодобрение отца («Ну еще одного тунеядца я, благодаря счетам, прокормлю. Но стройматериалы твои, Вучетич, имей в виду, оплачивать не стану!»).
Его работы даже не приняли на конкурс. К радости и гордости предков он, пристукнутый позором, пошел учиться на бухгалтера.
— Ты режешь по камню? — кубинский английский оказался куда понятнее общеамериканского, а может, дело было в количестве выпитого пива…
— Ну, типа того…
И тут борина удача послала ему первую робкую улыбку. Из того, что кричал, хлопая его по плечам и радостно гогоча, кубинец, Боря понял, что тот приглашает его поучаствовать в халтуре. Подменяя заболевшего соседского напарника, он должен был заняться ремонтом тротуаров, а именно — пилить бетонную плитку…
Халтура подходила к концу, но удача продолжала издали помахивать Боре ручкой. Бригадир-китаец, неизменно хваливший борино качество резьбы по плитке, обещал похлопотать перед своим родственником, работавшим в кладбищенской каменотесной мастерской, и обещание выполнил. Так Боря начал работать на христианском кладбище.
Привезенная из Союза отцовская кепка, которой Боря прикрывал лысину во время работы, пропиталась мраморной пылью, а после стирки села и теперь, распустившись, больше напоминала картуз. Вкупе с разросшейся бородой, отпущенной, чтобы отвлечь постороннее внимание от исчезающей шевелюры, кепка придавала Боре узнаваемо ортодоксальный вид. Это создавало некую ироническую двусмысленность, если учесть, что основным бориным занятием было изготовление надмогильных крестов. И коллеги, впрочем, вполне добродушно, подшучивали над бородатым евреем, старательно украшающим захоронения христиан…
Выпиливать из белых мраморных плит однотипные кресты — занятие не самое интересное, но все-таки дело, почти сродни любимому, плюс какие-никакие деньги. Было и еще одно. Мелкие обрезки мрамора дробились и высыпались на кладбищенские дорожки, а более крупные куски Боря с разрешения мастера забирал домой. Таким образом, у него всегда был материал для изготовления смешных фигурок, которые он потом с удовольствием раздаривал товарищам по цеху.
Как-то раз Боря так аккуратно вырезал из плиты требуемое, что она не раскололась, и, упав на траву, образовала широкий белый контур вокруг зеленого креста. Дробить было жалко. Боря решил забрать плиту домой и уже там распилить на нужного размера кусочки. Он оттащил плиту поближе к выходу, положил на землю и присел на корточки, чтобы перевести дух.
— Tiptop! — раздалось из-за спины.
— Ну, типа того, — отозвался Боря, поворачиваясь.
— Wow! Так ты типа русский? — перед ним, белозубо улыбаясь, стоял подтянутый пожилой джентльмен в элегантном темно-синем костюме.
— Ну, типа того…
— Nuts! И где я могу заказать такой… how it’ll be… а! Цветник? Стоит крест, цветник, как его тень. Белый крест — зеленый крест. Смерть — возрождение. Гениальный ход. Где купить?
— Типа?..
— Типа то, что ты тащишь! Купить где? Хочу такой теще на grave.
И тогда изумленный Боря объяснил, что тащит он никакой не цветник, и не находку, а отходы производства. Белозубый цепко посмотрел на него и внезапно задал серию быстрых и точных, как боксерские удары, вопросов. И Боря, совершенно неожиданно для самого себя, почему-то коротко, но проникновенно расписал совершенно незнакомому человеку всю свою непутевую жизнь.
— Так, — собеседник подтянул свои безупречно отглаженные брюки и присел на корточки рядом. — Let’s talk.
Оказалось, что зовут его Аркадий, что попал он в Америку через Польшу и Израиль еще мальчишкой, благодаря отцу, родившемуся до войны в Белостоке, что дома по настоянию матери-киевлянки, говорили по-русски, и, наконец, что работает он адвокатом.
— Не люблю адвокатов, — выдавил Боря, вспомнив очкастого прощелыгу.
— А кто ж нас любит, — усмехнулся Аркадий. — Никто не любит. И правильно. Но сегодня я могу делать доброе дело. Тебе. Совсем бесплатно. То есть, absolutely. Всего десять процентов. Agree? По рукам?
— А делать-то что? — спросил ошарашенный Боря.
— Я сам все сделаю. Ты когда заканчиваешь running?
— Ну, типа… через час.
—Ok. Значит, через час. Здесь. Ты станешь миллионером! Like a million!
Стараниями Аркадия борино случайное ноу-хау было запатентовано и вскоре приобрело немалую популярность на городских кладбищах. Миллионером Боря Файн не стал, но его небольшая фирма процветает — не в последнюю очередь, благодаря бориным бухгалтерским навыкам — и приносит стабильный доход. Боря снова женился, купил дом, растит дочку и оплачивает илюшкину учебу. И его больше не беспокоят ни упорствующий английский, ни растущие вес и лысина — по мнению его семейного адвоката Аркадия, только придающие ему солидности.