С того дня, когда Феликс нашел Викторию в тайге, прошло три месяца. Кажется, их разделял шаг; она ждала, что Феликс сделает его, но надежда не сбылась: гроссмейстер остался глух к ее безмолвным призывам. Что же делать? Не на шею же ему бросаться? Признаться в чувствах, значит унизить себя и притом безрезультатно: гросс просто посмеется. Вика вздохнула - ждать от него активных действий можно до мирового коллапса, но вот парадокс: чем равнодушнее гроссмейстер, тем больше она влюбляется! Неприятная истина пронзила сознание - она зависима, полностью зависима от своих чувств: Феликс безраздельно владеет ее мыслями и мечтами, всем ее существом, – значит она рабыня.
Хорошо бы заснуть и проснуться свободной, раз и навсегда освободившись от душевных терзаний. Только как разлюбить того, кого она видит в ореоле сияния чувств, почти с нимбом на голове?
Виктория вздрогнула от внезапной догадки. Разрушить наваждение можно единственным способом. Уехать! Пропустив любовь через плавильный тигель воли, она каленым железом выжжет ее из сердца и вернется обновленным, свободным человеком!
В Краснодаре живет ее родной дедушка, капитан голландского судна. Недавно он написал ей письмо, в котором приглашал переехать к нему. Решено. Дедушка ждет, бабушка не возражает. Феликсу все равно. Она уедет.
- Что ты такое говоришь? Уехать из родного города? – ужаснулась университетская подружка Виктории, рыжеволосая Анна.
Вика кивнула.
- Это из-за шахматиста тебе так крышу сорвало?! – глаза Ани стали совсем круглыми. – Трындец! Не общайся с ним, вот и все.
- Невозможно. Я играю в шахматы, так или иначе, мы с ним будем видеться: на соревнованиях, на шахматных сборах.
- Подобное лечат подобным. Макс запал на тебя, - с легкой запинкой произнесла Аня, - я, правда и сама на него глаз положила, но чем не пожертвуешь ради дружбы.
- Не знала, что тебя прикалывают нарики! – возмутилась Вика.
- Быть может, Эдик? – невозмутимо продолжила Аня, - не пьет, не курит и на семинарах лучше всех отвечает.
- Ну ты даешь, подруга! Маленький, сутулый, почти горбатый! А умение складно говорить еще не признак ума – мне с ним будет скучно.
- Шахматисты рулят - подвела итог Аня, - ненавижу шахматы, и найти достойную замену Феликсу для меня дело принципа... Постой, я знаю, кто тебе понравится. Через пятнадцать минут начинается лекция приглашенного профессора. Натуральный ботан, но ведь ты балдеешь от зануд. Пошли! – она потянула Викторию за руку.
- Позвольте представить нашего гостя - декан придал голосу значительность. - Евгений Григорьевич Странггер, профессор, лауреат Премии CERN, ученый – исследователь в области ядерной физики.
Рассеянно кивнув, Профессор подошел к окну, и, обращаясь к растущей в университетском дворике березе, забормотал что-то нечленораздельное. Студенты переглянулись, по аудитории волной прошли улыбки. Декан приложил указательный палец ко рту и, показав глазами в сторону Странггера, стал напряженно вслушиваться в невнятные фразы. Студенты затаили дыхание; в звенящей тишине голос профессора зазвучал громче.
- Я пытаюсь понять многомерный мир, несмотря на то, что его невозможно представить, - доверительно рассказывал профессор березе, - пытаюсь осмыслить и осознать место человечества во Вселенной. Наша исследовательская группа ставит эксперименты на коллайдере: наблюдая результаты взаимодействия частиц и вакуума при сверхвысоких энергиях, мы пытаемся выяснить, какую из своих возможностей Вселенная превращает в реальность. Полученные результаты станут не только подтверждением или отрицанием научных гипотез, они лягут в основание новой мировоззренческой модели мира.
Профессор повернулся лицом к аудитории, его водянисто-голубые глаза не видели студентов - он все еще витал в эмпириях ядерных взаимодействий. Бросив невнимательный взгляд в сторону декана, он возвратился на кафедру и продолжил:
- Современные исследования в области ядерной физики не что иное, как начало нового диалога с природой, в котором человек, пытающийся понять сложнейшее устройство мира, в действительности познает самого себя, именно поэтому для меня фундаментальная физика не профессия, а образ жизни.
Девушки тихонько засмеялись. Об этом Евгений Странггер мог не говорить. Всклокоченные волосы, которые он не потрудился причесать, странное сочетание жилетки причудливого фасона, старомодных брюк (не иначе, чем из бабушкиного сундука достал) и смешных тупоносых туфель красноречиво подтверждали последнюю фразу. Декан бросил на нарушительниц тишины гневный взгляд и девушки приумолкли.
Виктория решила внимательнее рассмотреть странного лектора. Странггер принадлежал к типу людей, чей возраст определить сложно; он казался мальчиком: благообразное лицо обрамляли светлые локоны, а чистой и нежной коже позавидовала бы и девушка. Лицо его, определенно, было приятным.
- Поразительно тонкая подстройка параметров ядерного мира обеспечивает балансировку вселенной на грани между неограниченным разлетом и катастрофическим коллапсом, - продолжал Евгений. Только благодаря этому феномену возможно возникновение галактик, звезд, планет и познающего разума, -
Евгений говорил не выразительным, ровным - академическим тоном.
Все равно, что радио слушать – подумала Вика. Очевидно, профессор привык к разнице своих способностей формулировать сложные идеи и «среднестатистических» возможностей их восприятия и все: выражение лица, темп речи, ее четкость и артикуляционную ограниченность привычно подчинял главной цели – создать слушателю оптимальные условия для понимания запредельно сложной информации. Так или иначе, его объяснения оставались непосильно сложными.
- Ну как тебе? – шепнула Аня.
- Колоссально! – ответила Вика, - только я ничего не поняла.
- Нехило мозг пудрит. Да я не о лекции - профессор произвел впечатление?
- Прикид странный, да и сам несуразный - длиннорукий и длинноногий: на кузнечика похож.
- Знаешь, сколько у этого насекомого бабла – на коллайдере работает! – не унималась Аня, - с таким не соскучишься, смелее подруга!
После лекции, набравшись смелости, Виктория подошла к странному профессору:
- Могу я задать вам вопросы по дополнительным измерениям мира?
Профессор потер виски кончиками пальцев:
- Голова разболелась, - произнес он с виноватой улыбкой, - здесь душно. Мы сможем продолжить беседу на улице?