Дверь приоткрылась сама собой.
-Сквозняк, - мелькнула мысль и прыгнула в кастрюлю с тушёной капустой.
-Мишаня, - раздалось из капустного омута.
-Ай, чёрт! – хрюкнул Мишка. – Маманя! Только её и не хватало.
-Пойдёшь к своим писакам, забеги в магазин. Хлеба в доме нет.
-Мам, я нескоро ещё... стих не дописал.
-Вот и давай – лети в магазин.
Мишка сгрёб кошелёк с тумбочки, затолкал в карман вместе с видавшим виды полиэтиленовым пакетом и сунулся в сквознячную щель. Катился вниз по лестнице и с ненавистью шипел, передразнивая интонацию: «хлеба ф доме...ф доме хлеба...»
-Нет-нет-нет, - стучали каблуки.
-Нет-нет-нет...ф доме...ф доме, - бормотал и кривлялся бегунок.
И вдруг замер на выходе из подъезда. Стих был почти готов.
-Чёрт с ним, с хлебом!
Жизнь Мишкина начиналась каждое утро и заканчивалась каждый вечер. Сначала был кофе. Потом стих. Потом офис. А в конце – изба-читальня. Там местные богемные творцы выставляли на суд друг другу живорождённых детишек: кто – стишок, кто – рассказ. Иногда дитя получалось на славу большим. «Роман» - так именовал творец своего младенчика.
Нынче вечером разговор был долгим. Как всегда всё затмевала тема врагов литературы. Мишка читал с выражением:
Всех муз, знакомых нежных муз, зажал в углу СП – союз.
Мы не сдадимся, нет-нет-нет! Тебя прогоним, злобный дед.
Не дуешь в ус? Заставим дуть!
Врага сразит не пистолет. О, нет-нет-нет!
Куда страшней союзный дух! Дедам на кладбище пора!
Свободу дайте молодым
друзьям пера!
-Ура! – рявкнула свободная муза и устроилась на коленях Мишки.
-Тяжеловато будет, - отметил пиит, но промолчал. Выпили на брудершафт. Пришлось сопровождать музу до самого подъезда. Мать музы долго не открывала дверь.
-Вот су...а! – вопила муза. – Опять любовника привела. На свалку пора, а ты всё...
Наконец, дверь открылась.
-Ну-ка, с дороги, жертвы аборта! – рявкнул мамкин протеже.
-Пошёл вон, совковый .....й, - ловко парировал муза.
Дома, в тепле, Мишка поужинал, чем бог послал, и принялся стучать по клавишам, вбивая стих в живой журнал.