Приехала к Мане родственница на лето, та, у которой ровная передняя возвышенность,что выше талии находится, отдыхать. Городская. А чего, пускай отдыхает, я не против.
На дворе август. Грибов и ягод уродило на славу.
Наладились они вдвоем по грибы. И я с ними подвязался. А чего не сходить? Лес большой, всем грибов хватит. А без мужика бабам в лес никак нельзя. Мало ли что? Баб защищать надо. От нас, мужиков, в первую очередь. Сами знаете. Мужик всегда бабу хочет. Женат он или не женат. Мужику налево сходить, как песню спеть.
Зашли в лес. Маня с родственницей вперед подалась. А я сзади, чтобы бабы у меня на виду были.
Я вот вчера по малину ходил, так половину бидона набрал. А более нету. Обобрали. Когда успевают, ночью, что ли? Я, вот, к примеру, ночью и перепутать могу ту же малину с носом медведя. Так он меня не перепутает. Найдет по запаху и сожрет.
А что? Медведем быть и я не прочь. Весь лес твой. Спать под любым кустом можно. Белья там всякого - нижнего и верхнего не требуется. Простыней, наволочек, одеял тоже. В чем одет, в том и ложится, тем же и укрывается. Нет, чтоб медведем, так угораздило меня человеком родиться. И голым при этом. На всю жизнь теперь одни расходы.
Пока я о хорошей жизни мечтал, родственница Манина вперед подалась. Грибы собирает. Маня сбоку, недалеко от меня, ковыряется. А я под юбки елок заглядываю. Подолы ихние палкой своей поднимаю. Высматриваю, что там есть. Под одной рыжики обнаружил. Повезло. Стал срезать, а они червивые. Не повезло. Выкинул. Обабки под березами обнаружил. В наших краях подберезовики так называются. И эти червивые оказались. Тоже выкинул. Я так думаю - не умеют люди правильно заглядывать. Вовремя бы их обнаружили, срезали бы не испорченными. А то бедные не дождались. Червями изошли.
Хотел было дальше в лес податься, поближе к родственнице Маниной. Вижу, Маня на меня так ядовито уставилась и при этом сказать что-то пытается. Берет рыжики червивые, которые я выкинул, а после и обабки такие же и в лукошко свое кладет. Потом подходит ко мне и злобно выкрикивает:
- Ты по что грибы выкинул? Сдурел, что ли? Не жалко?
И сует свое лицо прямо в мое лукошко. А у меня там пусто пока. Тут Маня с гордостью мне и говорит:
- Глико, а у меня лукошко,не ровен час, полнехоньким будет.
Заглянул я в Манино лукошко, так и обомлел. Мухомор там на мухоморе лежит, а на тех мухоморах, сверху, рыжики червивые с двумя обабками, те, что Маня подобрала, валяются. Что-то сразу мне так плохо стало. Думал инфаркт. Попустило.
Тут я Мане и говорю:
- Захворали, видать, твои грибочки в лукошке. И температура у них, ежики колючие, по грибным головам вместе с неведомой заразой пошла. Вон какие красные лежат и белыми пятнами покрылись.
А она мне злобно, прямо в правое ухо, как заорет:
- За своими грибами приглядывай, опенок заморышный!
Ну, думаю, поцелуй ее крот, с Маней потом разберусь. А пока пойду грибы собирать. Не зря же я в лес пришел.
Минут сорок грибы собирал. Набрал полное лукошко. Гляжу, родственница Манина недалеко от меня отдохнуть присела. Подхожу к ней и спрашиваю:
- Как дела грибные, милая?
Заглядываю в ее лукошко. Ничего у нее там грибы лежат. Хорошие. Опята, смотрю, натуральные. Не ложные. Целая большая семейка. Подосиновички - красавцы. Обабки - не червивые. Один белый гриб - большой, знатный. Много лисичек. И маслята сочные, аж слюньки текут.
- Да ты, я вижу, грибница та еще, -похвалил ее. У нее лицо желтое. А тут, гляжу, щеки розовые стали. Застеснялась, видать. Молчит себе, улыбается. А я что? Я тоже улыбаюсь. У меня тоже грибы хорошие. Я еще черных груздей побольше набрал. Люблю их солеными. Ох и вкусные получаются. Хрустят под картошечку в мундирах, да и под водочку тоже. Соленый огурец по сравнению с соленым груздем и рядом не валялся.
А тут и Маня увидела нас, подошла. И тоже улыбочка у нее довольная. Будто слиток золота под елкой нашла. Я то знаю, что за золото у нее там, в лукошке. А вот родственница пока не знает. И тоже ей улыбается.
Ну, думаю, как бы родственнице Маниной плохо не стало, ежели в лукошко ее заглянет. И увидит там грибной шабаш. Стал я ее словами подготавливать. Мол, ежели сейчас что-то в Манином лукошке увидит, чтоб не пугалась. А она как глянула туда, так глаза у нее и округлились. А потом на Маню уставилась.
Тут я Мане и говорю:
- Давай, Манюша, лукошко твое вытряхнем и переберем грибочки твои. А ядовитые тут в лесу оставим.
А Маня как затрясется вся, будто током ее шваркануло.
И как завопит:
- Ты по что, лешак, меня грибов лишить собрался?! Да я настойку из мухоморов делать буду, здоровью помогает!
Лукошко к себе прижала. А нам кукиш с траурной каймой под ногтем показывает:
- Вот вам обабки! Видали?!
Тут мне Маню так жалко стало, соседка, как никак. А что, думаю, ежели желудок Манин осечку даст и помрет она? Решил я у нее лукошко все-таки отобрать и грибы ядовитые выкинуть. А Маню, ежики колючие, как железом к лукошку приварило. Не отдерешь. И давай меня словесным ядом поливать. Аж взмокла. Родственница, вижу, выжидает, что дальше будет.
Я слушаю и только посмеиваюсь. У другого бы уши завяли, а у меня, как у овчарки стоят. У меня скорее грибы завянут.
А Маня знай себе орет:
- Грабить надумал?! Отвяжись, хряк!
Тут мне, почему-то, себя так жалко стало. Что я, дурак какой-то, что ли? Стою и выслушиваю про себя дрянь всякую. Пошел себе, молча, к опушке, а там по тропинке к избе своей. А мимо поля шел, так мяты полевой к чаю нарвал.
А Маня что? А Маня ничего. До сих пор жива. Ходить даже шипче стала. И помолодела даже. До чего, думаю, баба крепкая. Инопланетянка натуральная. А может и мне себя настойкой из мухоморов поподчевать? Глядишь, лысина заростет. Тоже помолодею. Шипче Мани побегу.