Сейчас ребята следующего набора сдают экзамены. Не мало надо узнать и многому научиться, чтобы быть в бою, если случится, надежной опорой для подчиненных тебе парней. В тяжелые минуты боя нужно не только выстоять самому, но и показать пример мужества и находчивости. Чтобы твои птенцы не спасения искали за твоей спиной, а единым натиском опрокидывали варваров. И умели бы это делать без шпаргалки.
Воинская наука сложна и сурова. Даже беспощадна. В каком бы роде войск ни служил боец. И овладевать ею нужно в совершенстве, особенно младшему командиру, на плечах которого лежит вся рутинная работа по обучению и воспитанию солдат. И это, к сожалению, были не капризы чьего-то воображения.
От мастерства и морального духа войска на поле боя зависит многое. История великих и малых сражений хранит массу примеров, когда одинаковое числом войско в одних и тех же условиях одерживало победу а другое терпело сокрушительное поражение.
До боя не научишь – в бою не успеешь. Убьют первыми. Чем утешишь матерей и невест? Кто заменит им этих веселых пацанов? А Вьетнамская война еще только разгорается…
Курсант Гаджи Гаджиев, улыбающийся и разгоряченный испытанием, первым примчался в класс и плюхнулся на соседнюю скамейку.
– Все, товарищ сержант. Сдал… – Радостно улыбался он и несколько раз хлопал себя ладонью по коленке. Потом замер, посидел несколько секунд неподвижно, словно прислушиваясь к самому себе и вскинувшись снова и еще раз сверкнув на сержанта, агатовыми глазами таким же возбужденным голосом проговорил:
– На пятерку сдал, товарищ сержант! –
– Молодец Гаджи! Поздравляю! Сильно терзали? – Похвалив парня, сочувственно спросил Семен.
– О-о-о… – закатив глаза и взметнув раскосые черкесские брови, выдохнул Гаджи. – К полковнику Колконидзе попал!... Он от пулемета – до атомной бомбы всё спросыт…! – От волнения путая армейское и черкесское произношение и снова хлопая себя по колену, зашелся снова Гаджи.
– Не полковник он, а подполковник, – поправил Семен.
– Вот я и говорю, товарищ сержант, зачем он так над нами издевается?! Мы уже почти совсем командиры, а он: « Какой калибр у ротного миномета?» – Снова пустился на большие обороты Гаджи. – Любой новобранец такой секрет знает! Зачем зря слова тратишь? А еще полковник… Вах-вах. Нэ красиво… – Снова сокрушается Гаджи.
В классе собрался уже почти весь взвод. Ребята сидели вольно. Занимались кто чем хотел. Отдыхали. У кого-то были расстегнуты воротнички зимних гимнастерок.
Семен не придирался. Экзамен у этих парней сегодня позади и они заслуживали послабления в армейской строгости. Это было своего рода поощрением за их нелегкий солдатский труд. И если подчиненные относятся к этому отступлению с пониманием, некоторая вольность делу не вредит.
Движение и суету на стрельбище они заметили почти сразу. Наблюдая за полигоном с самого далекого угла они видели как офицеры стали небольшими кучками сходиться и поговорив о чем-то своем спешить по своим местам.
Над центральным пультом стрельбища, над его трехэтажной вышкой взметнулся в небо черный воздушный шар – знак боевой работы на полигоне. В небо устремилось разом несколько сигнальных ракет, которые раньше только иногда вспыхивали над стрельбищем одинокими светлячками.
Слаженнее зарокотали пулеметы на правом фланге огневых рубежей.
Скоро солдатская почта донесла: « Командующий!... »
А спустя несколько минут Семен с ребятами увидели в стороне Тбилиси, на широком просторе плоскогорья, довольно большую колонну машин. Пыль застилала половину и хвост колонны. Передние машины, не скрытые облаком, виделись отчетливо. Передняя машина блестела полировкой.
– «Волга.» – Первым проговорил курсант Колеганов, наблюдая машины с высоты своего почти двухметрового роста. – Правда, командующий… –
Сдача экзаменов продолжалась своим чередом. В сотне метров от запасного класса командир взвода, лейтенант Степановский и замкомвзвод, Федор Луцик отправляли к комиссии очередного курсанта и напряженно ждали итогов экзамена. Заносили результаты в журнал успеваемости взвода. Семен с остальными курсантами поздравив «отстрелявшихся», беззаботно травили анекдоты.
Во всех армиях мира большие генералы страшны офицерам, а бойцам срочной службы они – отцы родные. Это офицеру надо за свою звездочку переживать, а солдату за свое положение трястись нет смысла. Дальше передовой – не пошлют, ниже рядового – не разжалуют.
Суета на стрельбище оживилась с новой силой и замерла. Стрельбище словно обезлюдело. Но боевая учеба продолжалась с возросшей энергией. Офицеры батальона еще крепче ухватили в свои руки дело боевой подготовки и еще энергичнее командовали подчиненными.
Экзаменаторы еще беспристрастнее требовали четких ответов на свои каверзные вопросы. Пристальнее следили за выполнением боевых приемов. Оглядывались на дорогу.
А колонна приближалась. Уже не напрягаясь можно было пересчитать машины, их было больше десятка. «Волга» еще ярче сияла в лучах полуденного солнца.
Вот машины подъехали к центральной вышке стрельбища, но не остановились. Обогнув его, двинулись по тыловой дороге в сторону левого фланга. В сторону крайнего класса.
Семен, на всякий случай, велел курсантам заправиться и достать из полевых сумок уставы, вдруг нелегкая к ним занесет.
Нелегкая услышала. Решила отыграться на них. Занесла.
Передняя машина, мягко покачиваясь на рессорах катила по тыловой дороге полигона. Не доезжая класса, где сидели уже знакомые нам ратоборцы, плавно повернула на право и мягко качнувшись на неглубокой выемке обочины, двинулась прямо к навесу. Серебряные зайчики отражаясь от ее облицовки заплясали на лицах удивленных курсантов.
Семен оглянулся на лейтенанта Степановского и онемел:
« Не успеет!!».
Полы шинели командира роты из-за щита, как ни молил их Семен, не появлялись… Под правыми ребрами Семен ощутил тянущее напряжение.
И тогда он, сгорая от безысходности, встал и скомандовал то, что сам теперь не помнит и двинулся навстречу командующему. А доложив, ждал своего приговора…
Приняв рапорт от «курсанта» генерал армии Стученко поздоровался со взводом, на что ребята в этот раз особенно удачно прорычали: «Здра-ви-я же-ла-ем, то-ва-рищ ге-не-рал!»
Уселся за столик, на котором лежал раскрытый устав караульной службы, беспорядочно перелистывал его и с интересом рассматривал Семена. У Семена захватило дух. На последней странице устава были наскоро накиданы его недавние стихи…
– А что, хорошо. – Наконец сдержанно в абсолютной тишине дряблым старческим голосом промолвил командующий. – Хороший командир выйдет. – Добавил он, обращаясь к обступившим генералам. – Не растерялся, командующему доложил и все правильно. –
Генералы, согласно закивали. Семен увидел улыбающееся лицо командира дивизии, генерал-майора Шахновича. Ему хорошо. Про его учебную дивизию командующий округом говорит хорошие слова. Может быть, хороший приказ подпишет?..
Рядом впечатывалось в панораму портретов лицо командира полка, полковника Китиченко. Оно то светилось, то хмурилось. И Семен понимал почему. Полковник Китиченко знал сержанта Ясенева в лицо. Он не мог понять: « Чего ради затеян этот маскарад. И где затеян – на выпускных экзаменах. И перед кем ?!
– Страшно подумать, перед командующим округом. Чем закончится похвала генерала – новым для него, полковника, поощрением или дисбатом /дисциплинарным батальоном/ для этого дуралея?!
А как командующий захочет посмотреть исполнение какого-либо ружейного приема, да велит скинуть шинель… А там на плечах пристрочены погоны сержанта. Ладно бы губа. А то и дисбата – не миновать… Жаль… Сломают хорошего сержанта… »
Так думал командир полка.
Прочитав на лице старшего командира и угадав половину этих мыслей, сержант Ясенев еще отчетливее понял безвыходность своего положения. От подобных мыслей Семену становилось не по себе.
Встретиться глазами с комбатом Семен не успел. Майор Беньяш топтался где-то в задних рядах свиты командующего. Топтался потому, что чувствовал, что сапоги его полны горячих углей. Честил себя за то, что не отправил тогда того настырного курсанта в Джульфу или Ахалкалаки.
« Да, к черту бы на кулички надо было отправить! Не висел бы теперь над пропастью скандала! Каков пассаж?! Дослужить осталось меньше, чем немного. А теперь что? А на дембель обещали подполковника присвоить…»
А лейтенант Степановский уже стоял рядом с Семеном. Незаметно ткнул его в бок. Глянув на него, пока генерал обернулся в сторону взвода, Семен прочитал в глазах командира:
« Спокойно. Я здесь. Прикрою! »
Эти глаза он запомнит на всю жизнь. Глаза правильного офицера и Человека.
Но, как это бывает не часто – все закончилось для всех благополучно. Генерал встал и попрощался со взводом. Взвод опять старательно проорал в ответ все как надо. Генералы полезли в машины.
Закрывая дверцу своего УАЗика, командир полка еще раз взглянул на Семена. В его взгляде сержант ни одобрения, ни угрозы не заметил. Машины, в строгом армейском порядке, одна за другой отъезжали от класса.
И тут к нему подскочил ротный командир. Южный темперамент бил из него горячим фонтаном, ошпаривал:
– Как смел командующего обмануть?! – Кричал он, петухом и как-то боком наскакивая на Семена, вскидывая руки и потрясая разжатыми кулаками.
– Я приказал. – С ледяным спокойствием в голосе отсек выпад командир взвода и добавил, – сержант Нечай у него погоны спёр. Я приказал ему одеть рядовые. –
– Вот как! – Зашелся в холерическом возбуждении, ротный. – Ну, хорошо. Хорошо! Слава Богу, обошлось… Я чуть не поседел…– Зачастил ротный и внезапно вспомнив что-то очень срочное, заспешил в сторону командного пункта стрельбища.
А командир взвода в отличие от ротного, не суетился. Он поручил старшему сержанту Луцику заняться взводом, а потом пригласил Семена пройтись.
На этот раз они до конца договорили начатый при первой встрече разговор.