- Какой же ты у меня ещё маленький, - слабо скулила бездомная старая сука своему последнему щенку, тыкающемуся, чтобы согреться, в её худое ослабевшее тело. – Как жить будешь без меня? – и она облизала его глупую очаровательную мордочку.
Она чувствовала, что умрёт этой ночью, не доживёт до лета. Разбитые, незажившие лапы не давали ей охотиться, как раньше. И всё, что она с большим трудом добывала в мусорных баках, она скармливала своему последышу.
Щенок был на редкость симпатичный. Особенно красива была его длинная шерсть, шелковистая, дымчатого цвета с крупными белыми пятнами. Сука любовалась и гордилась красотой своего щенка (сама она была простой дворнягой), но в последнее время всё чаще затаённая тревога и боль сквозили в её глазах. И сейчас, глядя на его щенячьи нехитрые шалости и радостно-глупые неопределенного цвета глаза, она тосковала.… Одно ухо у него торчало вбок: при помете она, не помня себя от боли, ухватилась за него. Потом она привыкла облизывать это отвисшее ухо, как бы коря себя за давнюю оплошность. И она снова потянулась и лизнула его в мордочку, а затем, по привычке, в отвисшее ухо и закрыла глаза... В эту тревожную холодную весеннюю ночь лопоухий щенок остался один.
- Папа! Смотри, какая красивая собачка! – закричала девочка, увидев подбежавшего к ней щенка.
Забавно виляя хвостом, он ластился у её ног и преданно смотрел в глаза.
–А худенькая какая! Кушать хочет! Папочка, давай возьмём её домой – мне жалко её!
- Ну-ка, дружочек, иди сюда, - похлопывая себя по ноге, позвал щенка папа. –Это щенок из породы спаниелей, Настюша. Видно, беспризорный: голодный и немытый. А если отмыть - действительно будет красивым!
Голос был густой и добрый, и щенок ещё сильнее завилял хвостом…
Всё понравилось ему в новом доме, показавшемся сказочным после полуразрушенного холодного сарая. Все радовались ему, баловали, особенно Настенька. Щенок был весёлый, забавный и очень милый. Только бабушка принюхивалась, приглядывалась, неодобрительно покачивала головой и постоянно ворчала:
- Ишь, как растолстел, окаянный! Нашли забаву! Убирай тут за тобой... На хозяина намедни лаял. Кто ж на своего хозяина лает? Ему и так без хозяйки, доченьки моей, тяжело, царствие ей небесное… Глупая собака - глупыш! –заключила она.
Так с её слов все стали звать его Глупыш.
Жизнь пошла своим чередом, бабушка тоже постепенно привыкла к нему и полюбила…
Однажды Глупыш серьёзно заболел. Никакие лекарства не помогали. Настенька плакала: по совету доктора ей не позволяли даже гладить его. В последний визит тот ещё что-то вкрадчивым и тихим голосом говорил папе, но папа в ответ покачал головой: «Нет! Нет! Что вы?» - и поспешно проводил его до двери. Взглянув хозяину в лицо, Глупыш успокоился и задремал. А вскоре и вовсе выздоровел.
Шло время, Глупыш становился красивой, изящной собакой. С возрастом он поумнел, перестал лаять без причины. Настенька с гордостью гуляла с ним в парке.
- Настуся! У меня хорошая новость, - как-то вечером сказал папа. – Мы поедем с тобой отдыхать в Болгарию. Там хорошо: море, солнце, горячий песок! Ты научишься плавать!
- И Глупыш с нами?
- Нет, Глупыш останется с бабушкой.
- А я хочу, хочу с ним! Мне будет скучно без него.
- Нельзя, дочка.
- Папа, он здесь не сможет без нас: бабушка не любит его! Почему она ругает его все время?
- Понимаешь, раньше ты всегда с бабушкой гуляла, играла, а теперь всё с Глупышом… Меньше стала её любить.
- Да нет, папа, я бабушку и Глупыша люблю, а она меня любит, а его нет.
- Что ты такое городишь, внученька? - вмешалась бабушка. – Я тоже к собачке привыкла. На самолет его не возьмут. Пускай остаётся со мной, веселее вдвоем, и охранять меня будет.
- Ну, вот и договорились, - подытожил папа. –Давайте собираться в дорогу.
Сборы прошли быстро, и на следующий день папа с дочкой улетели в Болгарию.
2
- Ой! Куда же он запропастился? – забеспокоилась бабушка.
За вязаньем в парке незаметно прошло время, наступили сумерки. Пора было возвращаться домой.
- Глупыш! Глупыш! – позвала бабушка.
Собаки не было.
– Собачка моя милая, где ты?! –запричитала она и, быстро собрав своё вязанье, пошла по дорожке, всё время её окликая .
- Собаку, бабуля, ищешь? – спросил седой мужчина.
- Да, такую красавицу… в белых пятнах. Всё время была на глазах. Вот беда! Не видели?
- Видел, видел! – сказал мужчина. - Красивая, точно… Лопоухая такая. Парень её на ремне вёл, а я обратил внимание: упиралась она, не хотела идти, так он ей конфеты…
- Господи! Да что же это такое… Как же я теперь? Не уберегла, скажут. Где, где вы видели её?
Мужчина с бабушкой прошли по всему парку – собаки нигде не было. Только поздно вечером измученная бабушка вернулась домой.
3
- Ну что, мой маленький, попался?! Шоколадку любишь, да? – смеясь, спрашивал Глупыша похититель, внушающий ему страх. Человек был невысокого роста, крепкого сложения. Тренированное его тело было сгорблено, как у боксера, крупное губастое лицо со сломанным широким носом обрамляли кудрявые жёсткие чёрные волосы. Но особенно пугали собаку глаза этого человека: мерцающие, как антрацит, и вдруг сужающиеся в чёрные щелки. Человек говорил вкрадчивым весёлым голосом, но Глупыш нутром чувствовал его жестокость - и невольно содрогался и съёживался.
- Ничего, мышка, будешь жить со мной… Я люблю собачек… Ха-ха! Только, маленький мой, слушаться надо дядю. А не будешь… я тебя! - и он выразительно сжал свои толстые пальцы.
Утром новый хозяин насыпал ему куриных костей, оставшихся после завтрака, приговаривая:
- Курочку будешь у меня, малышка, кушать… если хорошо будешь себя вести. Я на службу, а ты сиди, охраняй, жди меня, никого не пускай – я никому не верю!..
Хозяин и впрямь никому не верил: окна были плотно завешены занавесками, двери закрыты на хитрые замки. Да и всё остальное давило в этой комнате: приторный запах одеколона, которым хозяин тщательно растирал своё тело, полумрак и многочисленные порнографические картинки на стенах. Собака забилась под кровать и, поскулив от тоски, спустя некоторое время наконец уснула.
- Что, мышка, дождалась меня? - услышал Глупыш весёлый голос своего нового хозяина, вернувшегося с работы. - А это что за запах?! – принюхавшись и сразу переменив тон, угрожающе протянул он. – Э-э! А ну, иди сюда. Я буду тебя воспитывать…
Глупыш не двигался, весь похолодев и трясясь от страха.
– Что, испугалась? – и он грубо сгреб собаку, ткнул её несколько раз носом в лужицу мочи в углу комнаты, а потом вдруг сильно пнул в живот. Всё поплыло и завертелось перед глазами собаки, и она потеряла сознание.
Когда Глупыш пришёл в себя, чему помог ночной холод, сковавший его тело, он почувствовал тошнотворный запах, стоящий вокруг. С трудом открыв глаза, он увидел, что лежит в мусорном ящике. Вокруг валялись грязные пакеты, бутылки, разорванные бумаги. Неожиданно сверкнули горящие кошачьи глаза и тут же исчезли. Собрав последние силы – страшно болел левый бок и левая задняя лапа,- собака выбралась из-под коробки, лежащей на ней, и, припадая, удалилась подальше от этого внушающей ей омерзение места.
4
В этот раз Глупыш лечил себя сам. Стояло лето. Теплые лучи солнца, которым он подставлял свое избитое тело, и целебные травинки, которые он инстинктивно отыскивал в сквере, возвращали ему силы. Дня через два он, наконец, почувствовал приступы голода и, дождавшись темноты, пробрался к мусорным бакам. Но здесь уже хозяйничали такие же, как он, отверженные собаки и кошки. Одна из собак, увидев Глупыша, сначала грозно заворчала, но, принюхавшись, снисходительно посторонилась…
Прошло несколько недель. Глупыш поправлялся очень медленно. Его некогда красивая шерсть свалялась в грязные клубки, глаза потускнели, словно выцвели. Его мучил голод. На помойке другие собаки грубо отталкивали его и рычали, презирая его изнеженную, тонкую натуру. В этом жестоком мире он был одинок. Тёмными ночами, лежа на рваном куске поролона, на пустыре, он всё чаще вспоминал прежнее житьё, девочку Настю, её папу и бабушку. И от дикой тоски и беспросветности, глядя пустыми глазами на мерцающие над тёмными крышами громадных домов звёзды, тихо скулил...
Люди, особенно дети, относились к нему лучше, чем собаки. Поэтому он целыми днями тёрся среди них. Любимым его местом стал переулок возле школы, где всегда толпились дети. Они угощали его конфетами, играли с ним и жалели его. Раз незнакомый маленький шустрый мальчик бросился к нему, стал его гладить и обнимать, приговаривая:
- Ух! Какой ты хороший!.. Пойдем со мной, я дам тебе покушать, помою тебя, станем играть… Но тут же налетела его испуганная мама, расфуфыренная дамочка, и, схватив его, поспешно оттащила в сторону. Мальчик вырывался, плакал, но ничего не мог сделать. Глупыш понял, почему испугалась мама этого мальчика, и, потупив глаза, в которых появилась было надежда, не побежал за ними.
… Так бы и текла его бродячая и бездомная жизнь, к которой он уже стал привыкать, если бы не произошел новый случай.
В один из погожих осенних дней бабьего лета возле него, лежащего на уже пожухлой траве, остановилась девушка. На ней, по последней в то время моде, была красная куртка на молнии, короткая тёмного цвета юбка на пуговичках и новые синие туфли на платформе. Ноги у девушки были красивые - и туфли это наглядно демонстрировали. Глядя на эти ноги, слегка загорелые и изящные, со свежими мозолями от новых туфель, Глупыш вдруг изогнулся всем телом, поднял голову и заглянул в глаза девушки. Их взгляды встретились. Девушка ахнула, залилась румянцем во всю щеку, наклонилась к собаке - и её нежные тонкие пальцы коснулись мордочки собаки. Она что-то говорила при этом, но Глупыш ничего не слышал: на него нашло сладостное оцепенение. Её рука трепала, ласкала его уши, и у него перед глазами от этой ласки поплыли оранжевые пятна, в которых проступали солнечные блики в заброшенном сарае и его мать, теребящая языком его ухо.
- На, на шоколадку! – донеслось наконец до его собачьего сознания. - Я тебе ещё куплю… Потом отвезу к себе домой - и мы будем жить вместе… Я тебя помою, подстригу и будем гулять в парке. Хорошо? Маленькая моя, умная, пойдем со мной!
От этих слов, добрых и искренних, Глупышу стало так хорошо, что он сразу встал и пошёл за ней. По дороге Таня (так она ему представилась) купила ещё две шоколадки, и, хотя ему уже не хотелось, чтобы угодить ей, он всё же их съел. Пробегавшие мимо школьники, узнав Глупыша, позвали его. Раньше он бы охотно побежал к ним, но сегодня он только помахал им хвостом и продолжал преданно идти рядом с Таней.
Вдруг впереди показался огромный чёрный бульдог, который (Глупыш знал это по собственному опыту) славился коварным нравом. Хозяин водил его гулять на поводке, но он всегда ухитрялся укусить встретившуюся ему собаку. Девушка не успела ничего сообразить, как Глупыш вдруг перебежал на другую сторону улицы, продолжая дальше спокойно идти в одном с ней направлении. Кода же огромный пёс прошел мимо, он, пропустив машину, снова перешёл дорогу и, радостно виляя хвостом, подбежал и заглянул ей в глаза.
- Ах ты моя умница! – восклицала, восхищенная его сообразительностью, Таня. – Чудеса! Вы послушайте, послушайте! – не удержавшись, обращалась она к прохожим.
Люди, слушая её, тоже восхищались, качали головами, но, приглядевшись к собаке, вдруг замолкали, как-то странно смотрели на девушку и отходили.
Неожиданно её сильно толкнула спешившая куда-то неряшливо одетая женщина:
- Что встала на дороге!? Ишь, собаку завела, а сама её не кормишь, бессовестная! – закричала она. – Смотрите, женщины, какая собака худая! И не лечит её – собака-то больная!..
- А себе вон, губы-то накрасила, - осуждающе поддержала её одетая во всё чёрное старушка. - Собачка-то вон какая грязная… и больная, видно.
Таня покраснела, ничего не ответив, и со страхом посмотрела на Глупыша. С этой минуты он почувствовал, как связывающая до этого момента его и эту девушку живая, основанная на внутреннем доверии нить, вдруг, будто на неё плеснули кислотой, ослабела и стала расползаться. Он заглянул ей в глаза, - она пугливо их отвела, но он все же успел увидеть мелькнувшие в них страх, брезгливость и отчужденность. И сразу лапы у собаки стали ватными, хотя она, скорее по инерции, продолжала идти рядом. Вдруг девушка встрепенулась и побежала. Глупыш остановился, поднял голову. Он увидел, как она торопливо вскочила в подъехавший трамвай. Трамвай постоял немного и поехал.
5
Глупыш не мог вспомнить потом, как он оказался на окраине города, на дороге, по которой нескончаемым потоком неслись воняющие бензином и горелой резиной машины. Правда, раньше он не раз переходил здесь шоссе, смутно, с надеждой, всматриваясь в стоящий на другой его стороне одинокий дом, к которому его странно притягивало. Но в этот раз он ничего не видел. Не видел, как рядом с ним промчалась одна машина, потом другая, толкнувшая его сжатым воздухом на бровку асфальта. От удара он машинально вскочил, сел на край тротуара и тупо уставился на мчавшийся мимо него гремящий металлом поток. Он, как загипнотизированный, не трогался с места, но потом всё же поднялся и, широко расставив лапы, немного подался вперёд, чтобы перейти шоссе. Всё его тело раскачивалось из стороны в сторону... Вдруг, как во сне, Глупыш почувствовал, как кто-то, пахнущий так знакомо, приподнял его и понес. В сплошном шуме, стоявшем у него в ушах, он ясно различил тонкий голос, который он мгновенно узнал.
- Папа! Папа! Это наш Глупыш?! Он шёл к нам!..
Он с трудом открыл свои собачьи глаза и увидел бежавшую к ним навстречу Настеньку. А спустя какую-то минуту, смеясь и плача, она уже сжимала его мордочку руками. Собака облизала её руки и, вырываясь из рук её папы, залаяла от счастья.