Серый. Цвет вечера, когда солнце надежно спрятано за непроницаемой пеленой туч, и между небом и асфальтом висит такой же серый воздух. И цвет ее брюк. Подчеркивающих стройные бедра и соблазнительную аккуратную попу.
Белый. Цвет розы в ее руках. Красивой, недолговечной, но выполнившей свою миссию, раз она ей улыбнулась и уткнула нос в лепестки.
Черный. Цвет ее новых сапог, словно шпорами, позвякивающих застежками на ходу. Цвет драпировок сцены и тьмы зрительного зала на вечере фламенко. Вечере музыки, захватившей нас с первых аккордов, с первых ударов пальцами по струнам. Всегда приятно наблюдать за ее сияющими глазами и счастливой улыбкой, когда она живет происходящим на сцене.
Сизый. Цвет осенних сумерек, которых так ждешь после длинных, нескончаемых белых ночей. Теплой пеленой окутывающих город и одиноких прохожих. В том числе и нас, оставивших машину и знакомыми переулками направившихся в сторону вывески, приветливо освещающей кованые ступеньки, ведущие к входной двери.
Сине-серый. Интерьер магазина, над которым расположилось то самое кафе, с которого все началось. Всегда практически пустое, а сегодня мы в нем были и вовсе вдвоем. За тем же самым столиком, на уютном диване, в обнимку с подушками.
Синий с золотом. Или серо-голубой. Цвет ее глаз. Она пыталась спорить со мной об их цвете. Я не стал возражать. Зачем? До чего бы мы ни доспорили, ее глаза оставались бы самыми красивыми на свете. Проникновенными. Но и способными одарить редкостно тяжелым взглядом, словно пытающимся впечатать в стену. Впрочем, я уже научился просто улыбаться в ответ. «Афигенная». Именно это слово пришло мне в голову, глядя на нее в нашу первую встречу в этом же месте. Забавно. При всем многообразии комплиментов, которые я ей говорил после, это слово осталось самым емким. Именно «афигенная». Через «А». С первой буквы алфавита, с самой значимой буквы.
Желтый. Свет уличных фонарей. Не разгоняющий сумрак, а смешивающийся с ним, как два густых напитка в прозрачном бокале. Свет, падая на нее, придает загадочное свечение уже слегка растрепанным волосам, тонко вычерчивает черты ее лица и словно раскаленным штампом впечатывающий ее образ в память, куда-то в самую глубину души. А она продолжает увлеченно рассказывать про танцы. Станцевать бы с ней. Взять ее за трепетные и теплые ладони и провести сквозь связки и хитросплетения танца, то держа дистанцию, то сливаясь практически воедино. Надо просто взять ее за руки.
Синий. Цвет подсветки магнитолы. Нежно освещающей ее лицо, тонкую улыбку, едва тронувшую розовые губы. Смешной ворот куртки полностью прячет красивую точеную шею и элегантно завязанный на ней шарф. Заменить бы ее на другую. О чем она думает в этот момент, погрузившись в нежный и трогательный мотив песни о принцессе ночи? Жаль, что она не понимает слов. Машина уже давно заглохла, но она не заметила этого и зачарованно слушает музыку. В первый раз я услышал эту песню 16 лет назад. Есть много песен о любви, но именно эту я назвал гимном. Гимном любви нежной и чувственной. Также наполненной страстью и огнем, но они не были в ней доминантами. И 16 лет спустя, когда многое уже разрушено, она вдруг появляется здесь, в моей машине, и завороженно слушает песню. Песню о самой себе. Принцесса ночи. Штамп снова пришел в движение.