Смерть во Сне

От автора

В формате Проза.ру драматургию читать неудобно, поскольку, как известно большинству пользователей Прозы, при переносе произведения из Ворда на Прозу форматирование попросту не сохраняется, то есть нет ни выделенных италиком действий, ни обозначенных жирным шрифтом имен действующих лиц. Читать пьесу в подобном виде крайне некомфортно, поэтому я предлагаю читателям следующее: если вы заинтересованы в пьесе, напишите мне на почту, и я с удовольствием вышлю вам текст пьесы Ворд-файлом. Приятного чтения!

Смерть во "Сне" (пьеса)

Аннотация

В пансионате «Сон», заведении, специализирующемся на лечении бессонницы, готовятся встречать День Благодарения. Большинство пациентов и персонала разъехались на праздники, в пансионате остались только хозяин клиники, доктор Ройлстон, его секретарь и старшая медсестра, мисс Монтроуз, а также те пациенты, которые или не захотели поехать домой, или не получили разрешения на визит от доктора Ройлстона.
Пансионат «Сон» расположен на небольшом острове в штате Мэриленд. Накануне Дня Благодарения было объявлено предупреждение о надвигающемся урагане. Так как пансионат заслонен от берега стеной леса, власти разрешили его обитателям не эвакуироваться.
За день до праздника, за несколько часов до начала шторма в пансионат прибывает новая гостья – мисс Люси Чэпелл, или «Пинки», как она просит себя называть. Ночью этого же дня в пансионате происходит убийство…



Пьеса в двух действиях, трех картинах

Действующие лица
(в порядке появления на сцене)

Пинки, мисс Люси Чэпелл
Мисс Марта Монтроуз
Доктор Ройлстон
Эдуарда Родригез
Шарлотта Гейбл
Ахмед
Джонатан Ди
Мистер По
Майкл Ньюман
Инспектор Доуз

Действие первое

Картина первая

Большой зал в пансионате «Сон», служащий посетителям одновременно комнатой для отдыха и столовой. Справа лестница, ведущая наверх к спальням. На лестничной площадке несколько дверей: дверь посередине ведет в кабинет доктора Ройлстона, слева комнаты: мисс Монтроуз, Эдуарды, Ахмеда и Джонатана, справа спальни Шарлотты, Пинки, Майкла Ньюмана и мистера По. Над каждой дверью висит неоновая табличка с именами пансионеров. Зал обставлен весьма комфортно, но безлично. Мягкий широкий диван из светлой кожи и три кресла, расставленные полукругом. Между ними маленькие тумбочки. На них небрежно лежат книги, очевидно, брошенные кем-то из гостей. Слева за диваном расположены холодильник с зеленым магнитом и холодильник с красным магнитом. Перед диваном и креслами низкий кофейный столик, на котором аккуратно разложены журналы и газеты, пара красивых безделушек. Позади дивана, у стены небольшая этажерка, на ней старомодный телефонный аппарат. На стенах висят репродукции знаменитых картин импрессионистов. В глубине сцены камин, сбоку от него стоят в ряд несколько стульев. Справа и слева от камина высокие викторианские окна. За окном видны голые ветки дерева – видно, как они раскачиваются от сильного ветра и мокнут под дождем. Занавески дорогие, из плотной материи. Освещается зал большой центральной люстрой, очень старомодной. Между диваном и креслами стоит большой торшер – для чтения на диване. На стенах небольшие бра. Справа и слева три двери: правая ведет в холл и тренажерный зал, первая дверь слева ведет в туалет, вторая – в коридор с кухней и служебными помещениями.

Перед открытием занавеса слышны завывания ветра, стук веток и капель дождя об оконное стекло. Ветер усиливается, стук капель учащается, ветки бьются о стекло – шумы эти нарастают до грохота. Внезапно все замолкает, быстро поднимается занавес, сцена заливается ослепительно ярким светом. Постепенно яркость света уменьшается, на сцене становится видна мебель. Раздаются негромкие шаги.

Через правую дверь входят мисс Монтроуз и Пинки. Мисс Монтроуз одета в темное форменное платье и белый передник. Это высокая, красивая, но слишком серьезная женщина лет 40-45. Пинки мала ростом, вертлява. Лицо некрасивое, но обаятельное и запоминающееся. На Пинки очень модный плащ и нарядные веллингтоны. За собой она катит большой чемодан от Луи Виттон. Мисс Монтроуз включает свет – в люстре загораются лампочки. Пинки отряхивается с дороги – она вся промокла. Мисс Монтроуз берет из рук Пинки зонт. С зонта капают крупные капли воды на пол.

Мисс Монтроуз. Мисс Чэпелл, позвольте, я отнесу ваш зонт в холл.
Пинки. Ой, спасибо. Я тут у вас уже все замочила. (Оглядывает зал внимательно, но с иронией.) Так вот как он выглядит, это ваш санаторий для ненормальных.
Мисс Монтроуз. Вы ошибаетесь, мисс Чэпелл. «Сон» заведение не для душевнобольных, а для тех, кому всего-навсего нужна пара недель, чтобы подправить качество сна.
Пинки. Ну ладно, как скажете. Кстати, мисс Монтроуз, зовите меня, пожалуйста, Пинки.
Мисс Монтроуз. Как?
Пинки. Пинки. Это прозвище мое. Я с детства люблю розовый цвет и обожаю грызть ноготь на мизинце.*
Мисс Монтроуз. А, понятно. Мисс Чэ… простите, Пинки, когда вы хотите ознакомиться с помещением – прямо сейчас, или после того, как распакуете багаж?
Пинки (c сожалением глядя на огромный чемодан.) Да что там распаковывать! Так, ерунда одна. И почему это мне не разрешили привезти с собой больше вещей?
Мисс Монтроуз. Об этом вы можете поговорить с доктором Ройлстоном. Он мечтает с вами познакомиться. А вот, кстати, и он.
Из центральной двери на лестничной площадке выходит доктор Ройлстон. Это высокий худой мужчина лет пятидесяти с приятным лицом и привычкой потирать руки. Говорит с британским акцентом. При виде мисс Монтроуз и Пинки он широко улыбается и спускается вниз по лестнице.
Доктор Ройлстон. Мисс Чэпелл! Добро пожаловать! А мы вас уже заждались.
Пинки. Дождь жуткий, везде пробки. Говорить о погоде в наше время верх неприличия, но я не могу удержаться… Мне кажется, будет небывалый ураган.
Доктор Ройлстон. Ну, нас-то он, смею надеяться, не коснется. Ураганы проходят каждый год и обычно всегда без последствий, ведь мы, мисс Чэпелл, отгорожены от воды стеной леса и поэтому ветер нам сильно повредить не может. Послушайте, почему вы до сих пор в плаще? Он же насквозь мокрый! Мисс Монтроуз, куда вы смотрите? Как вы могли дать промочиться этому произведению искусства от самого Ямамото?
Мисс Монтроуз (краснея). Простите, доктор. Пинки, позвольте принять у вас ваш плащ.
Пинки. Ой, спасибо, но я и сама могла бы плащ повесить.
Доктор Ройлстон. Нет, нет и нет. Вы наша гостья, мы должны ухаживать за вами. Не желаете ли снять веллингтоны? Мисс Монтроуз сейчас принесет тапочки, правда, мисс Монтроуз? Да, кстати, Мисс Монтроуз, отнесите, пожалуйста, багаж мисс Чэпелл наверх и приготовьте нам чаю и шерри. Пинки, присаживайтесь, пожалуйста.
Мисс Монтроуз. Хорошо, доктор Ройлстон. (Берет чемодан за ручку, с видимым усилием тащит его вверх по лестнице.)
Пинки (усаживаясь в кресло). Чай! Вот оно что! Теперь все понятно.
Доктор Ройлстон (садясь на диван). Что вам понятно, мисс Чэпелл?
Пинки. Во-первых, не мисс Чэпелл, а Пинки – меня все так зовут. А во-вторых, я не сразу распознала в вас британца – акцент, конечно, есть, но далеко не такой сильный, как обычно в кино показывают, да и вообще – кто еще, кроме англичан, чай пьет?
Доктор Ройлстон. Хм, точно… Знаете, я уже пятнадцать лет здесь, до этого долго жил в Южной Америке, а от акцента и некоторых привычек до сих пор не могу избавиться.
Пинки. У вас же не постыдные привычки – чего их стесняться.
Доктор Ройлстон. Ммм… Пинки, вам моя помощница уже рассказала, как работает наш пансионат? (Бросает выразительный взгляд на мисс Монтроуз, спускающуюся по лестнице с тапочками. Та молча кладет тапочки рядом с Пинки, проходит мимо доктора, выходит в левую дверь.)
Пинки. Нет, но в общих чертах мне все известно. Я читала ваш каталог.
Доктор Ройлстон. Ах, каталог... Хм. Понимаете, Пинки, боюсь, в данный момент реальность несколько далека от того, что вы прочитали в каталоге. Вы попали к нам в необычное время – завтра День Благодарения, бОльшая половина моего штата разъехалась, гостей разобрали родственники.
Пинки. Ох, только не говорите мне, что я здесь буду единственная больная!
Доктор Ройлстон. Нет-нет, что вы. Народу у нас, думаю, достаточно для того, чтобы вам не было скучно. Просто из прислуги только мисс Монтроуз (в этот момент из левой двери выходит мисс Монтроуз, перед собой она катит сервировочный столик с чаем и сладостями), и некоторые наши сервисы в течение недели будут недоступны.
Пинки. Какие?
Доктор Ройлстон. Спа. Массаж. Теннис.
Мисс Монтроуз ставит столик перед Пинки и доктором Ройлстоном, садится на краешек дивана.
Пинки. Играть в такую погоду в теннис и при наличии королевской прислуги не всякий отважится.
Доктор Ройлстон (слегка засмеявшись). А вы забавны, моя дорогая. Угощайтесь (кивает на столик с чаем).
Пинки. Неужели это пончики? О, как я люблю пончики! (Берет один, откусывает большой кусок.) Ммм… Божественно! Спасибо, мисс Монтроуз! Послушайте, а где все остальные?
Доктор Ройлстон. Они наверху, смотрят телевизор. Скоро спустятся к чаю. Пинки, после чая я хотел бы поговорить с вами о курсе вашего лечения. Он совершенно индивидуален, разработан был исключительно для вас.
Пинки. Даже так? Сколько же мой папаша заплатил вам?
Доктор Ройлстон (морщась). Вы несправедливы к своему отцу. Он желает вам только лучшего.
Пинки. Ага, поэтому упек меня сюда. (Оглядывается.) Ладно, переживу как-нибудь, по крайней мере, судя по пончикам, меня здесь будут хорошо кормить. Мисс Монтроуз, а что же вы никуда не поехали?
Мисс Монтроуз (краснея). Доктору Ройлстону тяжело было бы без меня управиться.
Пинки. То есть вы вообще всегда тут работаете, без выходных?
Мисс Монтроуз. Как сказать, конечно, я отдыхаю, просто…
Доктор Ройлстон (иронично). У Мисс Монтроуз здесь дом. Своей семьи у нее нет, поэтому она очень привязана к нам и пациентам. Она настоящее сокровище. Не правда ли, дорогая Марта?
Мисс Монтроуз (не заметив иронии). Да, я очень люблю это место. Я работаю с доктором Ройлстоном с самого открытия пансионата.
В этот момент слышится шум: где-то открывается дверь, громкие голоса, смех. На лестничную площадку справа выходят Эдуарда, Шарлотта, Ахмед, Джонатан, Мистер По и Майкл. Переговариваясь и жестикулируя, они спускаются по лестнице. Эдуарда -- невысокая коренастая женщина тридцати семи лет латиноамериканского происхождения. Любит поговорить, хоть и говорит по-английски неграмотно и с сильнейшим акцентом. Из-за этого бОльшую часть времени никто ее не понимает.  Шарлотта -- красивая увядающая блондинка слегка за сорок. Очень ухожена. Нервна и порывиста. Ахмед – худой мужчина практически без зубов. По-английски говорит с сильным акцентом, но очень грамотно. Руки трясутся. Джонатан – крепкий мужчина сорока пяти лет. На лице – печать многих лет физического труда. Мистер По – маленький и юркий, выбрит до синевы, волосы до плеч. Нервный. Майкл – холеный молодой человек тридцати лет. Очень умен и крайне молчалив. При виде пациентов мисс Монтроуз поднимается с дивана и уходит в левую дверь. Сервировочный столик забирает с собой.
Пинки. Куда пошла мисс Монтроуз?
Доктор Ройлстон (думая о своем). Что? Кто? Ах, она пошла делать для гостей вечерний чай.
Эдуарда (смотря на Пинки). Хэлло, хэлло. Ты кто?
Доктор Ройлстон (поднимаясь с дивана). Дорогие мои, позвольте представить вам мисс Чэпелл, или, как она просит себя называть, Пинки. Пинки наша новая гостья.
Эдуарда. Приятно встретить тебя.
Пинки. Здравствуйте, мне тоже приятно с вами познакомиться. А как вас зовут?
Эдуарда. Эдуарда.
Мистер По. А я Чарли По. Будем знакомы (протягивает Пинки руку).
Пинки (не подавая руки). Будем. Простите, я не могу вас касаться. У меня обсессивно-компульсивное расстройство. Не обижайтесь.
Мистер По. Да что вы, какие обиды, у нас тут у всех какое-нибудь расстройство.
Доктор Ройлстон (с мягким укором). Ну зачем вы так, Чарльз?..
Майкл. Будет вам, доктор Ройлстон, зачем изображать из себя невесть что? Хозяина, друга, кого вы там разыгрываете? Прекратите делать вид, что вы не доктор, а мы не пациенты. Мы пациенты. Особенно тяжелые и потому никому не нужные пациенты, которые сидят здесь все вместе круглый год и притворяются, что не хотят уезжать, а на самом деле их просто не хотят ни родственники, ни друзья. По разным причинам, не только психологическим. Нелады со сном в большинстве случаев лишь предлог, не правда ли, доктор? Основная причина – желание отделаться от нас, и вы это знаете, как никто другой и потому держите нас здесь, как рабов.
Доктор Ройлстон. Майкл, завтра днем зайдите ко мне, пожалуйста.
Майкл (подмигивая Пинки). Это он к тому, что вновь моя паранойя разыгралась.
Доктор Ройлстон. Пинки, мне пора идти работать. Не забудьте, пожалуйста, что мы с вами встречаемся в моем кабинете после чая. (Уходит вверх по лестнице, проходит в кабинет.)
Джонатан. Мисс Пинки, я Джонатан. Я тоже здесь живу.
Пинки. Мистер Ди, мне ужасно приятно.
Шарлотта Гейбл (садясь в кресло рядом с Пинки). А я Шарлотта, мисс Чэпелл.
Пинки. Зовите меня Пинки.
Все пансионеры, кроме Ахмеда садятся на диван и стулья. Наступает неловкий момент. Ахмед стоит поодаль и смотрит в пол.
Майкл (слегка замешкавшись). А это… это наш Ахмед, еще один пансионер. Правда, Ахмед -- его ненастоящее имя. Это мы придумали, чтобы как-то его называть. По аналогии с Ахмедом-террористом. Пошло, конечно, но фантазия наша слабовата. Понимаете, Ахмед не желает, чтобы люди знали его имя. Он боится, что его настигнут секретные службы страны, из которой он когда-то сбежал. Там его всячески притесняли.
Пинки. Здравствуйте, Ахмед.
Ахмед. Здравствуйте, мисс. Надеюсь, что вы в порядке, что вы ни от кого не убегаете. А то, знаете ли, это так страшно, так ужасно. Я совсем не сплю из-за этого – все кажется, придут сейчас за мной, придут!
Пинки. Ахмед, откуда вы сбежали?
Ахмед. Я не могу этого сказать – вдруг вы тоже из спецслужб? (Внимательно смотрит на Пинки.) Понимаете, я хочу выжить, а для этого мне очень важно, чтобы никто не знал, кто я такой.
Пинки. Да, понимаю…
Шарлотта. Ах, куда запропастилась мисс Монтроуз? Я страшно хочу пить. Вроде бы серьезная женщина, настоящая старая дева, а даже чай вовремя приготовить не может.
В этот момент из левой двери выходит мисс Монтроуз со сервировочным столиком. Непонятно, слышала она слова Шарлотты или нет. На столике два чайника – один из дорогого фарфора, другой попроще, чайные чашки и два подноса со сладостями. На одном подносе замысловатые пирожные, на другом – овсяное печенье.
Мистер По. А вот и наша любезная мисс Монтроуз. Дорогая, вы наша спасительница. Еще минута, и мы бы все умерли от жажды.
Мисс Монтроуз (подкатывая тележку к дивану и креслам). Угощайтесь, господа.
Майкл. Пинки, вы кто у нас, буржуа или пролетарий?
Пинки. В смысле?
Майкл. Платный вы пациент или нет?
Пинки. Платный, конечно. А что, есть бесплатные?
Майкл. Конечно. Вот, например, Эдуарда или Ахмед.
Пинки. Понятно. Это какая-то государственная программа?
Майкл. Бог с вами, какая программа. Это все доктор Ройлстон. Он у нас душка, всей душой любит науку, поэтому согласен лечить людей с особенно интересными патологиями бесплатно или, вернее, за наш с вами счет. Идея благородная, хоть и создает некоторые неудобства.
Пинки. Это какие же?
Джонатан. Например, разные холодильники. Посмотрите, видите (кивает головой в сторону холодильников), вот этот, с красным магнитом, для неимущих – там продукты попроще, в основном различные полуфабрикаты, с кукурузным сиропом и пустыми калориями. А вот второй, с зеленым магнитом – для богатых. В нем органические овощи и фрукты, итальянские колбасы и салями, и даже вино есть белое с французским сыром. Типа крутым самым.
Майкл. Крутой, как вы выразились, сыр может быть не только французский, но и английский. Или шотландский. Или даже, представляете, австралийский.
Шарлотта. Майкл, зачем ты опять? Джонатан, зачем вы говорите о нашем холодильнике с такой злобой? Я ведь всегда с вами делюсь.
Джонатан. А теперь упрекаете меня этим?
Шарлотта. Ох, ну что вы! Вы же меня обижаете такими словами.
Эдуарда. Мне можно овес печенье, да?
Мисс Монтроуз. Да, Эдуарда, возьмите, пожалуйста.
Джонатан. Овес – правильное слово вы выбрали, Эдуарда. Овес для лошадей в человечьем обличье.
Мистер По. Ваши шутки неуместны, мистер Ди. Зачем вы заставляете нас чувствовать себя неловко? Мы же не виноваты в странных поступках доктора Ройлстона. Мы никогда не настаивали на раздельном питании. Это унизительно для вас и, не побоюсь этого слова, стыдно для нас.
Майкл. Очень стыдно, ужасно просто. Вы от стыда, дражайший мистер По, съедаете весь прошутто по ночам?
Мистер По. Я… я ничего не…
Майкл. Не подавитесь как-нибудь в темноте, мой дорогой.
Мистер По. Майкл, как будто вы не в курсе, что мои перекусы по ночам -- следствие бессонницы. И не надо над этим издеваться. А то я припомню вам игру на кларнете в шесть утра – самое время, когда я только-только ухитряюсь уснуть. И о чем думал Ройлстон, когда покупал здание с папиросными стенами!
Майкл. Ой, если вы не можете уснуть, почему я тогда слышу ваш храп полночи?
Пинки. Погодите, погодите. Потом разберетесь, кто храпит, а кто музыку играет. Проясните мне ситуацию с едой. Я правильно поняла, что платные пациенты едят свою пищу, а бюджетные – свою?
Эдуарда (жуя печенье). Очень, очень хорошо. Это есть вкус.
Мистер По. Эдуарда, не вкус, а вкусно. Пинки, все, конечно, не так контрастно, но примерный смысл вы уловили. Дело в том, что так называемые бюджетные пациенты питаются за счет заведения, за счет нас с вами, поэтому их диета на порядок скромнее нашей. Мы-то платим, получается, и за себя, и за них.
Пинки. А если я хочу поделиться своим пирожным – можно мне это сделать?
Мисс Монтроуз. Мисс Пинки, я попросила бы вас этого не делать. Таково указание доктора Ройлстона.
Пинки. Мне это не нравится. Бред какой-то. Идиотизм. Знала бы, выбрала бы другой пансион.
Майкл (вкрадчиво). Неужели вы сами решились сюда приехать?
Пинки (смешавшись). Конечно, сама. А на что вы намекаете?
Майкл. Получается, вы счастливица – сами принимаете решения, сами оплачиваете воплощение их в жизнь. Подумать только – добровольно приехать в пансион для душевнобольных на самый День Благодарения! Удивительно!
Джонатан. Отстаньте от нее, Майкл. Людям не нравятся ваши мерзкие намеки.
Майкл. Почему же мерзкие?
Шарлотта. Да, Майкл, Джонатан прав, хоть и… неделикатно выразился. Пинки, не обижайтесь на Майкла. Он просто обижен. На весь мир. Как и все мы, впрочем, в какой-то степени. Мы… что-то вроде сирот в детском доме – все ждем, ждем, когда нас заберут, но нас никто не хочет. Кто-то может сказать, что мы вольны уйти отсюда, но как, куда?.. А главное, зачем?
Пинки (опустив голову). Я такая же. Меня сюда родители отправили. Я долго не хотела, но мне не оставили выбора. Сказали: или на улицу, или сюда. На улицу я не захотела, там холодно, есть нечего. Друзей, к которым я могла бы обратиться, у меня нет. Ну, и вот… пришлось согласиться.
Эдуарда. Плохие родители. Плохо.
Пинки. Хм, нет, родители мои – если смотреть на них глазами общества -- как раз самые что ни на есть идеальные. Разумные, прагматичные. Денег на это дорогущее место не пожалели.
Эдуарда. Нет, плохие. У меня тоже плохие. Такие плохие (подбородок дрожит, начинает плакать).
Пинки. Господи, что с вами?
Эдуарда. Ничего, ничего. Глупости, ерунда.
Майкл. Эдуарду все детство насиловал отец. Она была старшей из восьмерых детей в дружной гватемальской семье.
Пинки. О господи.
Мисс Монтроуз. Майкл, замолчите, пожалуйста. Эдуарда, не хотите пойти в свою комнату? Умыться?
Эдуарда (мотая головой). Нет! Нет! Оставь меня, мисс Монтроуз, оставь.
Мисс Монтроуз. Но Эдуарда… Вам необходимо успокоиться. Пойдемте со мной. Пойдемте к доктору Ройлстону.
Эдуарда. Нет! Не хочу, только не доктор!
Майкл. Вы можете убраться отсюда, Монтроуз? Неужели вы не видите, что она не желает вашей «профессиональной» помощи?
Мисс Монтроуз. Только доктор Ройлстон здесь может решать, кто нуждается в моей помощи, а кто нет, и я уверена, что в данном случае он бы меня поддержал. Эдуарде сейчас нужна помощь доктора Ройлстона.
Майкл. Да плевать мне на Ройлстона и на то, что он решает. Я плачу вам жалованье, поэтому требую – уйдите.
Мистер По. Я согласен с Майклом, мисс Монтроуз. Мне кажется, мы можем сами разобраться. Тем более, что доктор Ройлстон настаивал на том, чтобы мы формировали дружеские отношения. Ну вот, мы их формируем, а вы нам мешаете.
Мисс Монтроуз. Все остальные согласны с мистером По?
Пансионеры кивают, что-то бормочут в знак согласия. Мисс Монтроуз гордо поднимается, поджав губы, молча уходит наверх по лестнице, заходит в свой кабинет.
Шарлотта (глядя мисс Монтроуз вслед, шепотом). Знаете, Пинки, она нам всем не очень нравится. Вроде бы деловая, спокойная, но какая-то… ненастоящая.
Мистер По. Она просто влюблена в доктора Ройлстона, вот и все!
Пинки. Ну что ж, это как раз неудивительно. Секретарша влюбилась в хозяина – что может быть банальнее?
Шарлотта. Не знаю, что-то в ней есть подозрительное.
Майкл. Шарлотта, тебе все секретарши кажутся подозрительными.
Пинки. Почему же?
Шарлотта. Ох, Майкл, надо тебе обо всем проболтаться!
Пинки. Шарлотта, простите меня, я не должна была об этом спрашивать. Это, вероятно, что-то личное?
Шарлотта. На самом деле, Пинки, будет легче, если вы будете все знать. Вы ведь теперь одна из нас. А мы друг от друга ничего не скрываем. Ни к чему это.
Мистер По. Полная откровенность помогает нам жить дружно, эффективнее проходить групповую терапию. Да и стресса меньше.
Шарлотта. Пинки, моя проблема с секретаршами… Это из-за того, что мой муж изменял мне со своей… помощницей шесть лет подряд, а я ничего не знала. Ничего, представляете? После того как обман раскрылся, я хотела развестись, но муж настоял на том, чтобы мы попробовали начать все сначала. У нас ведь дети. Трое. Я согласилась, я все еще любила мужа, и потом, как бы мы жили без него – я домохозяйка, дети несовершеннолетние. Так вот, мы, так сказать, начали все сначала. Муж играл свою роль хорошо, а я… я заболела – типичный невроз. Мне начало казаться все время, что Стивен пахнет ЕЕ духами, что на рубашке следы ЕЕ помады, что… ой, тяжело выговорить… что рот его пахнет ЕЕ вагиной. Эти мысли стали преследовать меня днем и ночью, я не могла больше спать с мужем в одной постели. Я вообще не могла больше уснуть – лежу, бывало, в постели и думаю до утра, как он с ней сексом занимался, представляю это все в таких ярких красках, с ума схожу. О господи (закрывает лицо руками)!
Пинки (подходя к ней). Шарлотта, мне так жаль. Не беспокойтесь, скоро все образуется.
Шарлотта. Как? Он упрятал меня сюда полгода назад. Детей отправил в частную школу-интернат. Я выздоравливаю очень медленно, доктор Ройлстон недоволен, муж меня даже на праздники не забирает – ему удобно, чтобы я была здесь, а он мог делать все, что пожелает.
Пинки. Но почему вы не можете развестись?
Шарлотта. Муж не хочет, тогда же придется имущество делить. Еще переживает, что развод травмирует детей. А обо мне никто не переживает. Никому я не нужна (начинает плакать).
Майкл. Не глупи, Лотти. Нам ты нужна. Мы тебя любим.
Джонатан. Да, я согласен с Майклом. Мы же здесь все друзья. Лотти, успокойтесь (с неожиданной теплотой в голосе).
Шарлотта (глядя в сторону Джонатана и Майкла). Да… да… вы друзья. Все и вправду не так плохо. Все иногда… даже хорошо. И пока еще у меня есть собственные деньги. Немного, но есть… Пока хватит. Простите меня, Пинки, что-то я расхныкалась.
Пинки. Ничего страшного, Шарлотта. Я очень вас понимаю. 
Мистер По. А почему у вас бессонница, Пинки?
Пинки. Я не уверена. Меня должен еще раз диагностировать доктор Ройлстон. Наверное, из-за моего обсессивно-компульсивного. И еще наверное из-за шопоголизма.
Мистер По. Вы шопоголик?
Пинки. О да, причем запущенный. Я уже пять лет как состою в обществе анонимных шопоголиков.
Майкл. И как, помогает?
Пинки. Нет, совсем не помогает. Бессонница замучила. Потрачу несколько сотен в день, а потом не сплю: все думаю, может, еще надо было что купить, а потом тут же переживаю – может быть, вообще ничего не надо было покупать. И вот мучаюсь так всю ночь. А чем вы больны, Майкл?
Майкл. О, у меня случай стандартный (морщится). Я гей. Открытый. Мне положено иметь психологические проблемы. Ха-ха (нарочито искусственно).
Пинки. Знаете, это звучит как-то гомофобски. Почему гомосексуализм и проблемы с психикой непременно должны идти рука об руку?
Майкл. Теоретически не должны, но практически… Мы же до сих пор живем в обществе, где на геев смотрят, как на «иных». А когда на тебя вечно так смотрят, и сам начинаешь так думать, и начинаешь рассматривать себя с разных углов… Искать изъяны.
Пинки. Как грустно… Я никогда не думала об этом с такой точки зрения. Может, в этих сомнениях виноваты ваши родители? Ой, простите, это бестактно с моей стороны, я не должна была даже упоминать вашу семью…
Майкл. Нестрашно, Пинки. Ничего особенно бестактного вы не сказали. Дело, конечно, без родителей не обошлось и это при том, что я из тех, кому более или менее с окружением повезло – в школе меня, конечно, презирали, но не били, в унитаз не окунали. После моего признания отец с матерью избегали моих поцелуев и объятий – как ни крути, я порождение дьявола – но публично не отказались и даже оплатили мне университет. И не где-нибудь, а в Англии. По принципу с глаз долой… Но мне-то что, казалось бы, живи и радуйся, ан нет – мне чудилось, что я заслуживаю большего, что я достоин любви, а не жалости или презрения. И когда я начал так думать, эти пресловутые жалость и презрение начали мерещиться мне во всех и во всем – когда я шел куда-то с бойфрендом, я нервозно оглядывался в поисках косых взглядов, когда мы занимались сексом, я думал, а верит ли мой партнер в свою нормальность – вдруг он видит свою сексуальность исключительно как похоть, как порождение нечто животного? Когда я примерял в магазине одежду, я стеснялся продавцов, в офисе остерегался коллег. Я ведь очень гордый. Мне не хотелось снисхождения, симпатии или доброты – каждое из этих чувств было для меня унизительным. Я не верил людям, которые хотели со мной дружить, проводить вместе время – думал, они все, все притворяются! На самом деле они все считают меня убогим, ущербным, больным. Вы не представляете, не можете представить, до чего такие мысли могут довести человека.
Джонатан. До типичной паранойи, вот до чего, Майкл.
Майкл (как будто очнувшись). Да, ты прав, Джонатан. Я, вероятно, и вправду смешон со своими излияниями. Вы все надо мной смеетесь, все, даже доктор Ройлстон! Особенно доктор Ройлстон… Но с ним хотя бы все понятно…
Пинки. Что понятно?
Майкл. Он не может кое-что мне простить. Так, мелочь одну. Вы знаете, он ведь очень мстителен. Вот и гнобит меня.
Мистер По. Ну вот, началось. Бред сивой кобылы, нет, извиняюсь, сивого параноика! Майкл, помните, на групповой терапии вы же обещали работать над собой и не видеть в нас врагов. В нас всех, включая доктора Ройлстона.
Майкл. Да-да, помню, я очень стараюсь. А знаете что, мистер По (улыбаясь), теперь ваша очередь поведать вашу историю.
Мистер По (замешкавшись). Я бы предпочел… в другой раз.
Пинки. Конечно, мистер По, это не к спеху. Я думаю, у нас у всех будет много возможностей узнать все друг о друге – это ведь неизбежно, когда живешь коммуной.
Майкл. Знаете, что я сейчас подумал, Пинки?
Пинки. Откуда же мне знать ваши мысли, Майкл?
Майкл. Пф, это был риторический вопрос. Так вот, я подумал сейчас, что наша, как вы изволили выразиться, коммуна есть идеальный срез общества. Подумайте сами, у нас есть типичные представители так называемого обеспеченного класса: невротичная домохозяйка, дамочка-шопоголик, безумный гей, и репрезентанты класса рабочего: работяга-слесарь с вьетнамским или, вернее, иракским синдромом, бомж-иностранец – очевидно, в прошлом интеллигент, и прислуга, жертва сексуального насилия. Хм, может быть, Ройлстон нарочно создал из нас такую впечатляющую композицию?
Пинки. Джонатан, вы были на войне?
Джонатан. Да, был.
Пинки. Сочувствую.
Джонатан. Не сочувствуйте, я не люблю жалости. Кроме меня на войне еще столько парней было, многим из них пришлось куда хуже, чем мне. У меня, по крайней мере, есть еда и крыша над головой. А еще ноги и руки целы.
Пинки. Но…
Шарлотта. Не заставляйте Джонатана говорить о войне. Ему от воспоминаний становится очень плохо.
Пинки (смутившись). Хорошо, простите. Майкл, вернемся к вашему списку. Почему в нем нет мистера По? К какому классу он относится?
Майкл. О, мистер По олицетворяет собой закон, не так ли, уважаемый?
Мистер По. Ну-с, в некотором роде.
Пинки. В смысле?
Мистер По. Я профессиональный детектив. Сейчас на пенсии.
Пинки. Как интересно!
Майкл. Вы знаете, Пинки, если по секрету, то у мистера По диагноз, ну, помимо невроза и прочей мелкоты – мания величия. Ни больше ни меньше.
Мистер По. У меня нет мании величия!
Шарлотта. Мистер По, не обижайтесь, но ведь это и вправду ваш диагноз.
Мистер По. Я давно уже излечился.
Джонатан. Тогда почему вы все еще здесь?
Мистер По. Что вы все на меня нападаете?
Шарлотта. Мы не нападаем, мы всего лишь хотим, чтобы вы признали свой диагноз. Свои проблемы. Мы же признаем.
Эдуарда. Конечно, мистер По, признайся. Мне тяжело говорить об отце тоже, много стесняюсь, стыда много, но я же говорю.
Мистер По. Да нет у меня больше никакой мании. Я давно уже признал себя неудачником. И держат меня здесь именно из-за этого!
Пинки. В смысле?
Мистер По. Я не могу понять, как так вышло, что я стал неудачником? Я же был одним из лучших детективов Америки. Возможно, лучшим! А что теперь? Что случилось с моей головой? Мозги мои морщатся, куксятся, но ничего не могут – я не способен ни одну идею довести до конца, я больше никогда не догадываюсь, кто убийца в детективе, даже если это банальный дворецкий! Господи! Как мне жить с этим? Конечно, я не могу из-за этого спать. А кто бы смог?
Майкл. Спите вы, может, и плохо, зато храпите замечательно. Эти два часа на рассвете, когда я только-только падаю в сон, а вы принимаетесь храпеть, как ненормальный, о, эти часы ужасны!
Шарлотта. Майкл, будьте уважительны к мистеру По. Он ведь старожил.
Майкл. Старожил в дурдоме (тихо смеется). Это настоящее достижение.
Пинки (прыская). А ведь и правда, забавно звучит. Ой, мистер По, извините меня, пожалуйста,  я не хотела вас обидеть!
Джонатан (резко). Прекратите издеваться надо человеком.
Эдуарда. Да, я согласная с Джонатаном. Зачем издеваться? Кому польза?
Ахмед. Люди любят над кем-нибудь поиздеваться. Помню, когда я был еще там, на родине, меня схватили и бросили в страшную тюрьму – там были крысы, много, много крыс, а еще там были пытки. (Задумывается.) Да, меня долго пытали. А потом я бежал, но и здесь за мною гонятся, да, они снова хотят пытать меня, они скоро настигнут меня! О, не зря меня здесь держат! Не зря! Я думаю, кое-кто в этом замешан (подозрительно оглядывает всех присутствующих), они хотят меня перехитрить, но ничего у них не выйдет! Не получится! Я один раз сбежал, и еще раз сбегу! Или нет, спрячусь и буду сидеть тихо-тихо, зажав в ладони нож – вот такой, например! (Хватает со столика десертный нож.) Ой, какой он… тяжелый, холодный. Боже мой, мне пл-плохо… голова болит, не надо… только бить не надо! Я не буду трогать нож, не буду! (Роняет нож, садится на пол, закрывает голову руками, будто защищаясь.)
Шарлотта. Успокойтесь,  дорогой. (Встает, подходит к стене, нажимает на звонок.) Сейчас все будет хорошо, сейчас все образуется.
Пинки. А что это за звонок?
Шарлотта. Этим звонком мы вызываем мисс Монтроуз. Она сейчас придет и уведет с собой Ахмеда (кивает в сторону Ахмеда).
Пинки. Куда?
Майкл. Пинки, неужели вы не читали «Полет над гнездом кукушки»?
Пинки (в ужасе). Читала, конечно, неужели мисс Монтроуз… О боже!
Джонатан. Мисс Пинки, кого вы слушаете! Он же разводит вас! Да, Ахмеда уведут в отдельную комнату, но мучить его там не будут. Просто дадут успокоительное, в постель уложат.
Пинки. А, понятно. Майкл, ваши шутки бессовестны и гнусны!
Майкл. Что ж поделаешь, у других и таких нет.
Из своей комнаты выходит мисс Монтроуз, торопливо спускается вниз.
Мисс Монтроуз. Что такое? Что случилось?
Шарлотта. Ахмеду плохо. Что вас задержало, мисс Монтроуз? Я позвонила добрых полминуты назад.
Мисс Монтроуз. Простите, миссис Гейбл, я была несколько занята.
Шарлотта. И поэтому у вас верхняя пуговка расстегнута?
Мисс Монтроуз (судорожно застегивая пуговицу). Это? Это… жарко просто в комнате. Это центральное отопление, сладу с ним нет!
Мистер По (невинно). Странно, а вот мне прохладно все время. Термометр показывает всего 68 градусов. (Обращается к Пинки громким шепотом.) Наверное, теплый воздух из кабинета доктора Ройлстона проник к мисс Монтроуз через дверь, объединяющую их комнаты.
Мисс Монтроуз (делая вид, что не слышала мистера По, опускается рядом с Ахмедом). Что с вами? Вы опять расстроились? Вам кажется, что за вами придут?
Ахмед мотает головой и всхлипывает.
Шарлотта. Он сегодня совсем не в себе. Схватил со стола десертный нож. Вон, видите, валяется.
Мисс Монтроуз. Так, поднимайтесь, не волнуйтесь, я не буду наказывать вас за нож. Давайте (помогает Ахмеду подняться), обопритесь о мое плечо, пойдемте.
Мисс Монтроуз и Ахмед начинают подниматься по лестнице.
Мисс Монтроуз (оборачиваясь). Господа, вам не кажется, что вам пора подняться к себе и переодеться к ужину? Доктор Ройлстон спустится через сорок минут, а мне еще нужно время привести в порядок комнату после чая.
Мистер По. Хорошо, мисс Монтроуз, мы сейчас разойдемся. А что на ужин? Есть хочется до смерти.
Мисс Монтроуз. Узнаете за столом, мистер По. Вы же видите, я занята сейчас больным.
(Мисс Монтроуз вводит больного в свою комнату, дверь затворяется.)
Пинки. Послушайте, про пытки… это правда или он сошел с ума?
Майкл. Мы не уверены, может быть, правда, может быть, мания преследования, а может быть, и то и другое, и мания преследования является лишь следствием этой правды.
Пинки. Как это все странно. А он не опасен?
Майкл. Чем же?
Пинки. Ну не знаю… например, решит, что я из спецслужб и приехала, чтобы устранить его.
Майкл. А вы и вправду из спецслужб?
Шарлотта. Какую чепуху вы несете, Майкл!
Мистер По. Шарлотта, милая, Майкл, конечно, болтун, но поверьте моему опыту, никогда не знаешь, что за человек стоит перед тобой. Может, наша дорогая гостья и вправду из каких-нибудь служб, иммиграционных, например?
Пинки. Да с чего вы так решили?
Мистер По. Взгляд у вас очень оценивающий, мисс. И вопросов много.
Пинки. Бред. Полнейший бред. Вы сами не знаете, что несете.
Майкл. Что вы так завелись тогда? Разве не понятно, что мистер По шутит?
Пинки. Мне так не показалось.
Мистер По (пристально глядя на Пинки). Я не шутил. Кстати, я только что понял, что мне знакомо ваше лицо. Весь вечер не покидает ощущение, что я вас уже видел.
Пинки. Нет, я уверена, что мы не встречались. Я бы вас запомнила.
Мистер По. Это комплимент?
Пинки. Отнюдь.
Шарлотта. Мне кажется, мисс Монтроуз нас сейчас убьет. Мы же обещали ей убраться отсюда.
Эдуарда. Я уже ухожу, мне вообще не нравится.
Майкл. Что вам не нравится?
Эдуарда. Воздух плохой.
Майкл (принюхиваясь). Да вроде ничем не воняет!
Эдуарда. Нет, не то. Воздух по-другому плохой. Злой.
Майкл. В смысле, атмосфера отрицательная?
Эдуарда. Да, да. Атмосфера дурной, нехороший. И мне нехорошо. Я пойду. (Уходит вверх по лестнице к себе в комнату.)
Шарлотта. Как странно, что Эдуарда так сказала…
Джонатан. Почему?
Шарлотта. Потому что у меня тоже есть такое чувство. Необъяснимое. Какого-то надвигающегося зла.
Майкл. Неужели из-за нашей очаровательной Пинки?
Шарлотта. Нет-нет, вернее, я так не думаю… Просто веет чем-то таким… Даже не знаю, почему мне так кажется.
Джонатан. Успокойтесь, Лотти. Наверное, погода на вас влияет – посмотрите, ветер за окном разбушевался, дождь проливной. (Наступает короткое молчание, слышно, как ветки бьются о стекла с силой, слышен шум дождя, чувствуется некая напряженность среди пансионеров.)
Пинки. Действительно, погодка та еще. Ну ладно, я все-таки пойду хотя бы переоденусь к ужину.
Шарлотта. Да, пора.
Майкл. Пора.
Занавес опускается, слышен топот ног по лестнице, хлопанье дверей, затем наступает тишина, которую внезапно разрезает нарастающий грохот шторма.

Картина вторая

Место действия то же. В тот же день, глубокой ночью. Занавес опущен, сквозь него виден свет зажженных бра на первом этаже. Лестничная площадка погружена в глубокий мрак. Слышны будто бы в отдалении звуки шторма: дождь, буйный ветер. Часы громко бьют четыре раза. В этот момент раздаются тихие шаги, где-то открывается дверь. Через пару секунд раздается очень тихий сдавленный полукрик, полувздох. Затем слышен звук еще одной открывающейся двери и голос шепотом: «Все, пора!» Другой голос отвечает: «Нет, еще не время». Непонятно, мужские это голоса или женские. Снова торопливые шаги и звук то ли открывающейся, то ли закрывающейся двери. Снова два голоса, сдавленным шепотом: «Ну, теперь точно все!» -- «Да». После этого сцена за занавесом светлеет, часы бьют семь раз, ветра больше нет, слышны лишь звуки проливного дождя. Занавес поднимается. На сцену из левой двери выходит Пинки, перед собой она катит сервировочный столик. На нем френч-пресс, чашка и тарелка с печеньем. Дверь наверху открывается, из нее выходит Майкл, спускается вниз, он сонный и недовольный, в халате поверх пижамы.

Майкл. А вы, оказывается, ранняя пташка, Пинки.
Пинки. Да, я жаворонок. К тому же доктор Ройлстон дал мне вчера лошадиную дозу снотворного – перед приездом сюда я несколько недель спала не больше двух-трех часов в сутки.
Майкл. Я проспал полтора часа. А все из-за этого проклятого По – этот старый козел уснул в четыре утра – как раз, когда я собирался ложиться – и так принялся храпеть! Просто с ума сойти можно!
Пинки. Неужели стены такие тонкие?
Майкл. Да, эти комнаты же недавно сделали, поэтому все из картона. Я не понимаю, что случилось с По. Раньше такого не было, он всего лишь сопел. А последние два месяца храпит как паровоз. Может, курит тайком? Ой, господи, как плохо мне (с томным видом откидывается в кресле).
Пинки. Да уж, выглядите вы, скажу честно, неважно. А почему доктор Ройлстон не даст вам успокоительного?
Майкл. О, у меня жуткая реакция на девяносто девять процентов лекарств.
Пинки. Как не повезло. Хотите кофе?
Майкл. Да, не отказался бы.
Пинки. Тогда сходите за второй чашкой.
Майкл выходит во вторую левую дверь, спустя полминуты возвращается с чашкой. Пинки уже пьет свой кофе, есть печенье. Наливает Майклу кофе.
Майкл. М-м-м, кофе! Как давно я тебя не пил, родненький! Вку-усно. Послушайте, Пинки, вы же не расскажете Ройлстону о моей проделке?
Пинки. О какой проделке?
Майкл. Как о какой, о кофе, конечно же!
Пинки. А что, кофе нельзя?
Майкл. Вы что, шутите? Конечно, нет, можно только персоналу. Пациентам строго запрещено, мы же здесь как бы лечимся об бессонницы, или вы уже забыли? И вообще, разве мисс Монтроуз не провела инструктаж?
Пинки. Нет. Мисс Монтроуз вчера странная была, как будто ей не до меня было, когда она делала тур по дому, да и Ройлстон выглядел очень озабоченным. Вы не знаете, может, у них проблемы какие?
Майкл. Не имею ни малейшего понятия. Хотя… мисс Монтроуз и вправду стала какой-то загадочной, очень нервной.
Пинки. Да, странно. Кстати, а во сколько она обычно встает? Мне думалось, что медсестра должна быть на ногах спозаранку.
Майкл. Хм, обычно она встает часов в пять. А вы ее нигде не видели?
Пинки. Нет. На кухне ее точно нет. И в тренажерном зале тоже.
Майкл. Может, пошла белье стирать? Да нет, стирка у нас по субботам…
Пинки. Я бы пошла постучала, но неловко как-то… Как будто намекаю ей на ее обязанности.
Майкл. Давайте подождем еще минут пятнадцать, а потом вместе поднимемся проверим.
Из своей комнаты выбегает Ахмед. Он взъерошен и взбешен. Выглядит так, будто наконец решился на что-то. Он подбегает к двери доктора Ройлстона с криками.
Ахмед. Я выведу тебя на чистую воду! Я т-тебе покажу! Свинья ты этакая! Я все, все-е-е видел! (Дергает дверь на себя, продолжает кричать, дверь не поддается.) Я видел, как ты их грязные деньги пересчитывал! (Толкает дверь, сообразив, что она открывается вовнутрь кабинета, делает шаг вперед.) Ройлстон, ну, как вы от такого обвинения отмаже… Аааа! Аааааа! (Отступает назад в ужасе, прислоняется к перилам.)
Майкл. Ахмед, что случилось? Ахмед! (Бежит вверх по лестнице.)
Пинки. Я с вами, подождите меня!
Ахмед. О господи-и-и-и-и! Они убили его! Они убили! Теперь я… Теперь очередь за мной! За мно-о-ой!!!
Майкл. Пинки, заберите Ахмеда вниз, он в истерике, я посмотрю, что с Ройлстоном.
Майкл входит в кабинет доктора Ройлстона, прикрывает за собой дверь. Пинки опускается рядом с Ахмедом, пытается поднять его. Из своих комнат выбегают Шарлотта, Эдуарда, Джонатан и мистер По. Все выглядят сонными и напуганными.
Мистер По. Что случилось? Кто кричал?
Пинки. Ахмед, он вошел к доктору Ройлстону, а тот…
Майкл выходит из кабинета доктора Ройлстона.
Майкл. А тот мертв.
Шарлотта. Что? Не может быть!
Эдуарда. Не может быть! Ужас!
Джонатан. Майкл, вы уверены?
Майкл. Джонатан, я же врач. Пускай и ныне непрактикующий, но все же… Да и к тому же, когда у человека из яремной вены торчит пинцет, сомнений в его смерти не может быть даже у обывателя. Вон, наш Ахмед и то с первого взгляда понял, что Ройлстон мертв.
Пинки. Да помогите же мне кто-нибудь оттащить Ахмеда от перил и спустить его вниз!
Мистер По. Конечно, мисс Пинки (помогает Пинки поднять Ахмеда, все трое медленно спускаются вниз).
Джонатан. Я думаю, надо позвонить в полицию.
Майкл. Да, надо. Правда, я не уверен, как они сюда доберутся – погода ужасная, вода поднялась, повсюду поваленные деревья. Шарлотта, Эдуарда, я думаю, вам следует спуститься вниз и сделать всем нам кофе.
Шарлотта. Но нам нельзя кофе!
Майкл. Я думаю, сегодня можно сделать исключение.
Эдуарда. Хорошо, я пойти.
Эдуарда спускается вниз, уходит в кухню. 
Шарлотта. А вы что, Майкл, здесь останетесь?
Майкл. Всего лишь на пять минут. Я хочу найти ключ, чтобы запереть кабинет. Понимаете, это же место преступления.
Джонатан (подозрительно). Майкл, вы ничего не трогали?
Майкл. Да вы что! Я всего лишь удостоверился, что он и вправду мертв. Но я не менял ни положения тела, ни всего остального.
Джонатан. А зачем вы тогда закрыли за собою дверь?
Майкл. Не закрыл, а прикрыл. Я не хотел, чтобы дамы увидели труп.
Джонатан (насмешливо). Как по-джентльменски. Гей, переживающий о дамах, – это очень трогательно.
Шарлотта. Джонатан, извинитесь сию секунду.
Майкл. Не надо мне извинений этой жертвы гетто – белая рвань она и в Африке рвань.
Джонатан (бросаясь на Майкла). Что?!
Шарлотта (вставая между ним и Майклом). Джонатан, не надо! Майкл сейчас побьет тебя, ты же знаешь, что он боксом профессионально занимался.
Джонатан. Ну и что! Ну и пусть!
Шарлотта. Джонатан, лучше пойди позвони, прошу тебя.
Джонатан. Ну ладно, так и быть. Но я тебе, выродок, еще отомщу.
Джонатан со свирепым лицом спускается по лестнице.
Майкл. Зассал.
Шарлотта. Майкл, ты же умный мужчина, зачем обращаешь на Джонатана внимание и нарочно оскорбляешь его? Он же слабее тебя. И вообще, не такой уж он и плохой.
Майкл. Лотти, я что, не человек? Мне не бывает обидно? Я же вправду только вас уберечь хотел, а меня и в убийстве обвинили, и с гомофобскими ремарками наехали. И все-таки, где ключи? Идем, Лотти, поможешь мне поискать. (Заходит в кабинет, Шарлотта за ним, закрывают дверь.)
Джонатан (подойдя к телефону и подняв трубку). Хм, странно, а телефон-то не работает.
Пинки. Как не работает?
Джонатан. Гудков нет.
Пинки. Ну, попробуйте мобильник.
Джонатан. У меня нет.
Пинки. А, точно, здесь же нельзя пользоваться мобильниками. Вот, возьмите мой, я еще не успела сдать его мисс Монтроуз. (Кидает телефон Джонатану.)
Джонатан. Тоже не работает. Не ловит. Видимо, башню накрыло. Или перегрузка. Пойду проверю, что с телефонными проводами, может, что-то сделать можно.
Мистер По. А это не опасно? Ведь на улице ветер, дождь.
Джонатан. Не думаю. (Уходит в правую дверь.)
Ахмед. Вот, теперь они еще и провода перерезали! Они придут убивать меня, а вы даже сделать ничего не сможете!
Пинки. Какой бред, Ахмед, просто шторм всю ночь буянил, вот провода и оборвались.
Входит Эдуарда с подносом – на нем кофейник, чашки.
Пинки. Эдуарда, спасибо вам огромное!
Эдуарда. Пожальста. Я только сахар не найти, хотел просить мисс Мундросс, но она нигде нет.
Пинки. А правда, где мисс Монтроуз?
Мистер По. Боже, мы совсем про нее забыли!
Ахмед. Я же говорю вам, они пришли за нами. Доктора убили – но его за дело, я сам видел, все видел, а теперь секретарша, а потом я! Господи, что же делать мне!
Мистер По. Знаете, Пинки, я пойду поищу мисс Монтроуз. Очень надеюсь, что с ней ничего не случилось. (Идет к лестнице, начинает подниматься наверх.)
Пинки. Боже мой, что же здесь творится… Ахмед, а что вы имели в виду, говоря, что доктора убили за дело?
В этот момент открывается дверь слева от кабинета доктора Ройлстона, из нее выходит мисс Монтроуз. Мисс Монтроуз закутана в халат, очень бледна и часто, сорванно дышит.
Мистер По. Мисс Монтроуз! Слава богу!
Пинки. Она нашлась?
Мистер По. Да вроде жива-здорова.
Мисс Монтроуз. Что случилось? Почему вы так странно разговариваете?
Мистер По. Неужели вы ничего не слышали?
Мисс Монтроуз. Я… это, спала, вернее, музыку слушала.
Мистер По. Мисс Монтроуз, я думаю, вам лучше спуститься и присесть.
Мисс Монтроуз. Так что же произошло?
Мистер По. Спуститесь, пожалуйста. Мы нальем вам кофе и все объясним.
Мисс Монтроуз спускается по лестнице, она немного пошатывается, как будто от недосыпа или потрясения, и мистеру По приходится ее поддерживать. Он же усаживает ее в кресло и наливает кофе.
Эдуарда. Кушай печенье, мисс Мундросс, пожальста.
Пинки. Мисс Монтроуз, мы знаем, как вы были… привязаны к доктору Ройлстону.
Мисс Монтроуз (взвизгивает). На что вы намекаете? Как так привязана? Я отношусь к доктору Ройлстону, как преданный помощник – к своему мастеру!
Майкл и Шарлотта выходят из кабинета доктора Ройлстона. Спускаются по лестнице.
Пинки. Послушайте, мисс Монтроуз, я ничего дурного не имела в виду, успокойтесь, прошу вас. Я хотела сказать, что… в общем, кажется, доктор Ройлстон умер сегодня ночью.
Майкл. Не умер, а был убит. Кто-то пробрался к нему и воткнул пинцет в горло.
Мисс Монтроуз обводит медленным, стеклянным взглядом всех присутствующих, сжимает ручки кресла так, что белеют костяшки, как будто пытается приподняться, но не может найти сил.
Шарлотта (бросаясь к ней). Мисс Монтроуз, вам плохо?
Мисс Монтроуз (хриплым, надтреснутым голосом). Это н-неправда. Это н-не может быть… правдой. Нет! Нет! Вы врете! Вы все врете! (Начинает трястись, захлебываясь в рыданиях, выглядит это немного театрально.)
Пинки. Шарлотта, где здесь аптечка? Ей срочно нужно успокоительное!
Мисс Монтроуз. Нет, я не хочу успокоительное. Я хочу к Арону, к нему! (Пытается встать из кресла, но ее удерживает Шарлотта, к ней на помощь идет Майкл, оба держат мисс Монтроуз.) Арон, родной мой, миленький!
Эдуарда. Кто есть Арон?
Мистер По. Доктор Ройлстон.
Ахмед. Да, это он! Злой, жестокий человек. Совсем не такой, какой был в Библии.
Мистер По (глядя с интересом на Ахмеда). Вы читали Библию?
Шарлотта. Успокойтесь, мисс Монтроуз, успокойтесь! Майкл, где аптечка?
Ахмед. Конечно, читал. Что я, неуч какой!
Майкл. Общая в кухне. Но там вряд ли будет сильное успокоительное. Может, в комнате вот этой безумной? (Кивает головой на мисс Монтроуз, которая бьется в его руках.)
Пинки (поднимаясь и направляясь к лестнице). Точно! Наверняка у нее все есть. Я сейчас, мигом! (Убегает вверх по лестнице, заходит в комнату мисс Монтроуз.)
Майкл. Мистер По, дайте-ка стакан воды. Надо хоть лицо ей обрызгать.
Мистер По. Конечно. (Подбегает к холодильнику с зеленым магнитом, достает оттуда бутылку с водой, наливает воду в стакан на сервировочном столике.)
Майкл. Господи, да что это с ней!
Шарлотта. Может, шок?
Ахмед. Она тоже боится тех, кто придет за всеми нами!
Эдуарда. Ахмед, ты глупый.
Майкл (задумчиво). Хм, Лотти, я, если честно, не совсем понимаю… Надо над этим подумать.
Мистер По. Вот вода!
Майкл берет у мистера По стакан, дает мисс Монтроуз.
Майкл. Мисс Монтроуз, выпейте, пожалуйста. (Мисс Монтроуз судорожно отхлебывает немного воды.)
Шарлотта. Может, ей бренди дать?
Эдуарда. Я мочь принести!
Майкл. Вот как раз бренди ей сейчас пить не следует.
Шарлотта. Почему?
Майкл пожимает плечами. Пинки выходит из комнаты мисс Монтроуз, в руках у нее коробочка с лекарством. Сбегает по лестнице.
Пинки (открывая коробку). Мне кажется, это должно подойти. Майкл, взгляните.
Майкл. Да, сработает. Дайте две.
Мисс Монтроуз. Я не хочу успокоительное. Я… мне необходимо увидеть доктора. Вдруг он… вдруг он еще жив? Я же медсестра, я могу его спасти. Я просто… поверить не могу… что мой лю… что уважаемый всеми нами доктор… о господи!
Майкл. Мисс Монтроуз, уверяю вас, доктору Ройлстону уже ничем помочь нельзя. Примите-ка таблеточки. Ну прошу вас!
Мисс Монтроуз. Зачем это мне валиум?
Майкл. Доверьтесь мне, мисс Монтроуз. Вам сейчас надо успокоиться, придти в себя.
Шарлотта. Мисс Монтроуз, Майкл же врач, хоть и бывший. Положитесь на него.
Мисс Монтроуз. Но мне… а, ладно, что уж там! (Глотает таблетки.)
Майкл. Что вы хотели этим сказать?
Мисс Монтроуз (бормочет). Ничего, ничего… Совершенно ничего.
Шарлотта. Может, теперь вы приляжете на диван? Вам там будет хорошо, удобно.
Мисс Монтроуз. Да, пожалуй, а то я слабая такая. (Встает, с помощью Шарлотты ложится на диван, сворачивается клубком, Шарлотта садится рядом с ней.)
Майкл. Так, а теперь нам всем надо подумать, что делать дальше. Давайте-ка все сядем.
Мистер По. Давайте, я сейчас принесу стулья. Сколько надо?
Майкл. Пинки – раз, я – два, Эдуарда, вы, Ахмед… Получается, еще два, нет, три стула – я опять забыл про Джонатана. Кстати, где он?
Мистер По. Ахмед, не поможете мне?
Ахмед. А, да, конечно.
Пинки. Джонатан пошел проверять телефонные провода.
Мистер По и Ахмед приносят из глубины сцены три стула. Два стула ставят сбоку от дивана, один – сбоку от кресел. Майкл садится в центральное кресло, рядом с ним Пинки, потом Эдуарда. Мистер По и Ахмед садятся на стулья.
Через правую дверь входит Джонатан.
Джонатан. Провода порваны.
Пинки. Что?
Майкл. Не может быть! (Одновременно с Пинки.)
Джонатан. Да, ветер был очень сильный.
Мистер По. А нарочно их не могли перерезать?
Джонатан. Нет, я внимательно осмотрел концы и могу поручиться, что нож их не касался.
Шарлотта. Ну, и на том спасибо. А то все это и так слишком напоминает классический детектив, не хватает еще проводов, перерезанных рукой таинственного злодея. Просто мелодрама.
Майкл. К сожалению, хоть это и прозвучит для ваших ушей мелодраматически, Лотти, таинственный злодей и в самом деле существует.
Мисс Монтроуз (с искусственным, истерическим смехом). Как забавно, все как в кино! Отрезаны от мира, заперты в доме, где произошло убийство!
Майкл. Мисс Монтроуз, прошу вас, успокойтесь.
Мисс Монтроуз. Да-да, все хорошо. А можно укрыть меня чем-нибудь (зевает), а то зябко.
Шарлотта. Я сейчас принесу вам свое одеяло. (Встает, поднимается по лестнице.)
Пинки. Джонатан, не хотите кофе?
Джонатан. Да, не отказался бы. (Наливает себе кофе.) Так что нам теперь делать?
Майкл. Я думаю, что до приезда полиции нам следует держаться вместе – на всякий случай. Чтобы не было еще одного убийства.
Ахмед. А оно все равно будет, второе убийство. Я все понял, они просто перепутали доктора Ройлстона со мной.
Пинки. Вы меня извините, Ахмед, но вы такую чепуху несете. Майкл, я согласна с вами. Все факты говорят в пользу того, что убийца, как ни странно это выговорить, один из нас.
Эдуарда. Почему? Я думал, это вор, грабитель!
Майкл. Я согласен с Пинки. Объясню почему. Во-первых, нет следов взлома. Я внимательно осмотрел кабинет – окна заперты на шпингалеты, следов воды, какие обязательно должны были быть, если б убийца вошел через окно – ни на полу, ни на подоконнике нет.
Джонатан. А входная дверь, когда я выходил на улицу, была заперта на засов. Я также осмотрел остальные двери: черный вход, дверь на чердак – все накрепко заперты изнутри. Так что проникновение таинственного незнакомца исключено.
Майкл. К тому же, пытаться пробраться сюда в штормовую ночь – это значит быть самоубийцей. Если человек этот был не с острова, а с большой земли, как бы он провел лодку по разбушевавшейся реке? А если он местный, почему не выждать любую другую, более спокойную ночь для своего нападения, когда не надо пробираться в санаторий через упавшие деревья и шквальный ветер? И вообще, разве большинство населения не уехало отсюда из-за штормового предупреждения?
Мистер По. Вы забыли еще об одной причине, почему нет практически никакой вероятности, что убийца – чужой, но с острова. (Делает паузу.)
Майкл. Ну, не тяните, о чем мы забыли?
Мистер По. О празднике. Сегодня же День Благодарения – большинства людей здесь вообще нет, разъехались по родственникам на праздники, а те, что остались – принимают родственников у себя, все вместе готовят индейку.
Пинки. Это, конечно, неплохой аргумент, но уж очень неубедительный, мистер По, ведь везде найдутся люди одинокие, которым некуда ехать и некого приглашать. Вот как мы с вами.
Майкл. Да, я согласен. Но давайте продолжим наши рассуждения. Мы выяснили, что никто извне это быть не мог. Стало быть, это некто изнутри. А поскольку, кроме нас и мисс Монтроуз, никого здесь нет – это или она, или один из нас.
Возвращается Шарлотта с одеялом в руках. Подходит к мисс Монтроуз, склоняется над ней.
Шарлотта. Ой, да она уснула!
Майкл. Да, на это я и рассчитывал. Она совсем была не в себе.
Шарлотта. Неужели она так сильно влюблена была в доктора Ройлстона?
Мистер По. Мне кажется, любовь была довольно-таки безответной. Доктор Ройлстон очень несерьезно, можно даже сказать, пренебрежительно относился к чувству мисс Монтроуз.
Пинки. Почему у вас такое мнение?
Мистер По. Ну, я услышал как-то… случайно, естественно… ссору между ними.
Майкл. Да? Это становится интересно!
Пинки (косясь на похрапывающую мисс Монтроуз). А она не услышит нас?
Майкл. Нет, я дал ей очень сильную дозу.
Пинки. Зачем? Неужели недостаточно было просто ее успокоить?
Майкл. Нет, недостаточно. Ее нервы находились в таком состоянии, что никакая умеренная доза успокоительного не была бы эффективной. Судя по всему, она эту ночь вообще не спала.
Мистер По. Вы уверены?
Майкл. Не на сто процентов, конечно, но на девяносто пять. У нее были все признаки перевозбуждения и недосыпа – эйфория, истеричность, а потом резкая усталость и отрешенность. Глаза покрасневшие.
Пинки. Это мог быть не только недосып.
Майкл. Хм, вам это тоже пришло в голову?
Мистер По. Что именно?
Пинки. Да так, мыслишка одна, ничего стоящего внимания.
Ахмед. А я думаю, что мисс Монтроуз ни при чем. Я ей доверяю. Она не из убийц.
Мистер По. Кто убийца, а кто нет, мы можем решить позже, а пока я предлагаю…
Эдуарда. Я тоже считать так, как Ахмед. Она странный, но добрый. (Берет чашку с кофе, но роняет ее, чашка разбивается.) Ой, сорри! Счас вытеру… (Наклоняется, начинает вытирать кофе бумажным полотенцем, вскрикивает от боли.) А! А! Палец!
Шарлотта. Что случилось?
Эдуарда. Палец… резать…
Шарлотта. Я сейчас бинт принесу!
Эдуарда. Нет, все порядка. Счас… ничего.
Майкл. Вы сильно поранены? Посмотреть?
Эдуарда. Нет. Чуть. Один палец. Сейчас бумага, салфетка зажму. (Обворачивает палец кусочком бумажного полотенца, заканчивает подтирать кофейную лужицу, садится обратно.)
Мистер По. Ну, раз ничего страшного не произошло, я продолжу свою мысль… Пока мы ждем прибытия спасателей – а они обязательно должны скоро прибыть, надо же им проверить, как островитяне пережили шторм – я предлагаю по мере сил разобраться, кто мог совершить это ужасное преступление.
Шарлотта. Мистер По, вы совершенно уверены, что это не было самоубийство?
Майкл. Лотти, дорогая моя, помимо того, что с психологической точки зрения втыкать себе в горло пинцет для выщипывания волосков – более чем нетипично, это также очень тяжело сделать самому человеку – я, конечно, не специалист, но чисто логически такое предположение мне кажется невероятным.
Мистер По. До прибытия полиции мы будем считать, что смерть доктора Ройлстона – результат убийства. И поэтому расследовать это дело я буду как убийство.
Пинки. Расследовать?
Мистер По. Конечно, а как же вы думали? Я все-таки профессиональная ищейка. Признаю, я был много лет болен, но навыков-то, смею верить, основных не утратил.
Майкл. Вы уверены, что хотите взять на себя такую ответственность, мистер По? Ваши нервы не отличаются крепкостью.
Мистер По (заносчиво). Что вы подразумеваете под этим предположением, Майкл?
Майкл. Лишь то, что вы можете не выдержать напряженного расследования.
Мистер По. Пока у меня нет нового врача, предоставьте принимать решения касательно моего здоровья мне самому. А сейчас, если никто не имеет возражений, я хотел бы опросить всех присутствующих об их передвижениях на ночь убийства. Скажите мне, господа, вы предпочитаете отвечать на вопросы, так сказать, тет-а-тет или в присутствии остальных? Я замечу, что второй вариант был бы предпочтительнее, так как он позволил бы нам оставаться всем вместе, на виду друг у друга и конкретно передо мной.
Пинки. Мне скрывать нечего. Я ничего не имею против публичного допроса.
Ахмед. Я тоже. Когда мы все вместе, мне не так страшно.
Майкл. Я тоже не против, но у меня есть вопрос: когда одному из нас понадобится идти в туалет, мы тоже все вместе потащимся?
Мистер По. Нет, но и один никто не пойдет. Будем ходить группами по три. Сторожить друг друга у туалета, чтобы не произошло второго несчастья. Это необходимая мера безопасности. Так, Эдуарда, вы согласны на публичный допрос?
Эдуарда. Да, если надо, но я считать, это неполезно. Убийца влезли через дверь. Зачем нам убить Ройлстон? Мы любила его. Сильно-сильно.
Шарлотта. Эдуарда, милая, я, конечно, понимаю ваше желание не говорить дурно о мертвых, но ведь вы всегда Ройлстона недолюбливали, и было за что – он ужасно относился к вам. Я помню, сколько раз он вас обижал и дискриминировал.
Майкл. Да, точно. Шарлотта права, Эдуарда. Не стоит кривить душой ради мертвого гондона.
Шарлотта. Майкл!
Майкл. Что Майкл? Разве это неправда? Он же даже над ее родной страной посмеивался, над ее акцентом, постоянно вспоминал, как сам там когда-то жил.
Эдуарда (торопливо). Окей, окей, я не буду больше. Я не нравился Ройлстон, но я его не бил. Не убивал. И не знать, кто сделал.
Мистер По (нетерпеливо). Эдуарда, именно в этом мы пытаемся разобраться, так что позвольте мне пока начать допрос, а метафизические вопросы можно оставить на потом. Так-с (встает, начинает расхаживать, потирая руки), кто желает первым рассказать, что он делал в эту ночь.
Пинки. Или она.
Мистер По. Да, простите, или она. Ну-с, кто первый?
Молчание в несколько секунд.
Пинки. Окей, я буду первой. Всю ночь я проспала как убитая – доктор Ройлстон дал мне очень сильное снотворное. Ничего не слышала. Ничего не видела. Проверить правдивость моих слов невозможно, поскольку с десяти вечера до семи утра никто меня не видел. В десять вечера я вышла из кабинета Ройлстона с расписанием процедур и приема таблеток на следующие две недели.
Мистер По. Кто-нибудь видел, как вы выходили?
Пинки. Да, мисс Монтроуз. Она оставалась в кабинете Ройлстона, когда я уходила.
Мистер По. Майкл, у меня вопрос к вам: во сколько примерно наступила смерть Ройлстона?
Майкл. С момента его смерти прошло около трех часов. Максимум три с половиной. Не больше. Повторюсь, я не судебный врач, но, думаю, в этом случае я не ошибаюсь. Тут гением быть не надо.
Мистер По. Хорошо, значит, допустим, что интересующий нас отрезок времени – это с трех тридцати до четырех тридцати утра. Такое предположение не будет грубкой ошибкой, Майкл?
Майкл. Думаю, нет.
Мистер По. Замечательно. Получается, вы, Пинки, утверждаете, что ночью вы спали, но подвердить показания ваши никто не может?
Пинки. Да. Мистер По, было бы странно, если бы кто-то мог подтвердить мои показания, вы не находите?
Мистер По. Мисс Пинки, милая, не обижайтесь! Я не пытаюсь вас оскорбить. Я просто хочу установить факты. Последний вопрос к вам: вы ничего не слышали? Никаких криков или хотя бы шорохов?
Пинки. Вы знаете, сейчас, когда вы упомянули это, мне показалось, что я и вправду что-то слышала. Едва слышный вскрик и… шорох, что ли. Но я бы не поручилась за это. Весьма возможно, что мне приснилось. Я ведь не спала столько дней, очень была нервная. Но если кто-то и вправду кричал, и я это услышала, наверняка то же самое услышала и Шарлотта. Ведь моя комната только вторая по счету от кабинета Ройлстона, а комната Шарлотты имеет с кабинетом общую стенку.
Мистер По. Шарлотта, вы слышали что-нибудь?
Шарлотта (сделав паузу). Нет, я абсолютно ничего не слышала.
Мистер По. Вы уверены?
Шарлотта. Да, уверена.
Мистер По. Шарлотта, расскажите нам, пожалуйста, о своих передвижениях этой ночью?
Шарлотта. Не было никаких передвижений. Я пошла спать в одиннадцать вечера, проспала до семи с чем-то утра. Проснулась от воплей Ахмеда.
Мистер По. И у вас не было вашей обычной бессонницы? Вы же обычно постоянно жалуетесь на то, что до рассвета не можете уснуть.
Шарлотта (холодно). Сегодня ночью бушевал шторм. Я с детства боюсь такой погоды, поэтому приняла на ночь более сильную дозу успокоительного, чем обычно.
Мистер По. И поэтому совершенно ничего не слышали?
Шарлотта. Я не знаю, поэтому или нет, и меня это не касается. Я повторяю, что я ничего не слышала.
Майкл. Мистер По, не забывайте, что ночью стихия, можно сказать, разошлась вовсю – деревья ломались, ветер свистел – Пинки вполне могла услышать звук бьющихся о стекло веток или плач птицы и принять эти звуки за человеческий крик. Пинки, что вы скажете на это?
Пинки (задумавшись). Да, вполне может быть. Но все-таки мне кажется, что я слышала голос именно человека. Понимаете, я очень чутко сплю и хорошо различаю звуки, которые слышу сквозь сон. У меня был случай, который объяснит вам, что я имею в виду. Как-то ночью я проснулась от ощущения, что где-то что-то капает – помню, я лежала и кожей слышала этот настойчивый, раздражающий звук. Разбудила бойфренда тогдашнего – он прислушался и заявил, что мне померещилось. Еще смеялся надо мной. А я все-таки решила проверить, права я или нет. На втором этаже все было в порядке, на первом – тоже, спускаюсь в подвал, а там тонюсенькая струйка из крана на пол тихонько так: кап, кап, кап… Уже пол-подвала залито было. Что-то там прорвало.
Мистер По. Мисс Пинки, я очень уважаю вас и принимаю во внимание ваше заявление, но придавать ему исключительную важность в целях сохранения объективности расследования пока не буду.
Эдуарда. Я ничего не поняла.
Майкл. Не переживайте, Эдуарда, я тоже ничего не понял. По-моему, даже сам мистер По не понял, что сказал.
Пинки. Он собирается не обращать внимания на мои показания. Непонятно, зачем тогда было спрашивать, слышала ли я что-то.
Мистер По. Мисс Пинки, Майкл, все, я прошу вас относиться к расследованию и ко мне серьезно. Мы здесь не в бирюльки играем.
Ахмед. Бирюльки не бирюльки, а пока вы здесь расследуете, секретные службы готовятся нанести второй удар.
Пинки. По кому?
Ахмед. Как по кому – по мисс Монтроуз! Она же подельница доктора!
Пинки. Подельница – в чем?
Ахмед. Они работают вместе с секретными службами, я видел, как доктор Ройлстон пересчитывал полученные от них деньги!
Джонатан. Ахмед, а ну перестаньте клеветать на доктора Ройлстона! Вы только еще больше запутываете следствие.
Пинки. То есть вы видели доктора, принимающего от них деньги? И мисс Монтроуз была при этом?
Ахмед. Нет, он был один – они уже, видимо, ушли через окно. Он сидел за столом и со злобным лицом пересчитывал деньги в большой пачке.
Пинки. Вы что же, в замочную скважину подсматривали?
Ахмед. Ну да, а что мне было делать?
Майкл. Разве Ройлстон не мог считать свои собственные деньги?
Шарлотта. Вот именно!
Ахмед. Такую пачку никто с собой не носит. Обычно сколько налички – ну две, ну три, ну пять сотен, но несколько-то тысяч ему зачем!
Майкл. Хорошо, пусть это будут не его деньги. Но мисс Монтроуз здесь причем?
Ахмед. А при том! В другой день я видел, как она говорила у черного входа с каким-то мужчиной!
Пинки. И что? Это мог быть кто угодно.
Ахмед. А вот и нет. Я знаю, как выглядят наши поставщики – я же постоянно за ними слежу, это был не поставщик. Молодой парень, похожий на араба, наглый такой – вот точно из спецслужб моей родины!
Майкл. Ой, поменьше пафоса-то! Нет у тебя родины, Ахмед. Если б была, ты бы не стал сюда сбегать.
Ахмед. Не прав ты, Майкл. Я люблю свою родину, я не люблю разрушителей ее, с ними я борюсь.
Мистер По. Так, прекратите этот бардак. Не допрос, а беспредел.
Пинки. Почему же беспредел. На мой взгляд, мы выяснили много полезной информации.
Мистер По. Вы всерьез воспринимаете слова Ахмеда?
Пинки. Конечно, его слова имеют такой же вес, как мои или ваши.
Мистер По. Вот в этом позвольте с вами не согласиться. Например, мои показания…
Майкл. Мистер По, продолжайте, пожалуйста, свой так называемый «допрос». Мне неохота сидеть здесь весь день и внимать вам.
Шарлотта. Я согласна с Майклом.
Мистер По (с достоинством). Хорошо, тогда, Шарлотта, ваша очередь. Что вы делали этой ночью?
Шарлотта. Я? Гм… я спала, что же еще я могла делать?
Мистер По. Крепко спали?
Шарлотта. Вроде бы… я не знаю.
Мистер По. Среди ночи не просыпались, звуков подозрительных не слышали?
Шарлотта.  Я же сказала вам, что нет.
Мистер По. Простите, но вы сказали, что не слышали вскрика, обо всем остальном мною упомянуто не было, поэтому я спрашиваю сейчас: вы точно не слышали никаких звуков? Например, топота ног, скрипа открывающихся дверей или окон?
Шарлотта. Нет! Я же вам говорю!
Мистер По. Успокойтесь, дорогая Шарлотта. Я всего лишь переспросил.
Шарлотта. Я не понимаю, вы что, не доверяете мне? Подозреваете меня?
Мистер По (важно). Я подозреваю всех! Каждый из вас будет тщательно рассмотрен мною, как под лупой.
Майкл. Ой-ой-ой, как мы все испугались. Лотти, что с вами, неужели вам тоже нужен валиум?
Шарлотта. Нет… нет… я уже в порядке. Просто… нервное утро выдалось.
Джонатан. Шарлотта, вы хотите ромашкового чаю, вашего любимого?
Шарлотта. Да, Джонатан, я бы не отказалась.
Джонатан. Я сейчас вам его принесу (встает).
Мистер По. Никуда вы не пойдете. Мы договорились держаться вместе.
Джонатан. Но ведь ей нужен чай!
Мистер По. А мне нужно, чтобы вы остались в живых!
Майкл. Джонатан, не думал, что я когда-нибудь это произнесу, но я согласен с мистером По – ходить поодиночке сейчас неразумно.
Пинки. А я согласна с Майклом и мистером По.
Джонатан. Черт бы побрал вас всех! Напридумывали несуществующих опасностей! И долго мы так единым собранием будем сидеть?
Мистер По. Пока не приедет полиция или спасатели хотя бы.
Джонатан. Они еще долго не приедут, господа. Река вышла из берегов, электричества нет, телефонной связи нет – да никто и не узнает, что у нас проблемы, пока не додумается просто так к нам заглянуть. А заглянут сюда нескоро. Я уверен, спасатели сначала займутся проблемами на большой земле, просто потому что там людей больше, а уж потом соизволят проверить, если мы еще живы.
Майкл. Джонатан, не истерите. Мы надеемся, что скоро заработает мобильник Пинки, и мы сможем вызвать полицию. Пока этого не случилось, будьте добры оставаться с нами.
Джонатан. Как вы достали меня все!
Мистер По. Господи, как тяжело работать в такой обстановке. Шарлотта, последний вопрос: когда вы легли и когда встали?
Шарлотта. Легла около двенадцати и, предвосхищая ваш следующий вопрос, меня в этот момент никто не видел. Понимаете, у людей обычно нет манеры наблюдать, как другие ложатся спать.
Майкл. Смотря кто эти другие… Вот Генриху Валуа целая толпа спокойной ночи желала.
Шарлотта. Но я же не Валуа. Так вот, никто не видел, как я ложилась спать. Проспала я до того момента, когда начал кричать Ахмед. Ночью вставала один раз, по-моему, было около двух утра, в туалет. Этих сведений достаточно?
Мистер По (вздыхая). Пока достаточно. Теперь вы, Эдуарда. Что вы делали этой ночью?
Эдуарда. Я спала. Совсем чего не слышала.
Мистер По. Так слышали или не слышали? Говорите яснее.
Эдуарда. Твердить же, совсем чего не слышала.
Мистер По. Что за бред!
Майкл. Совсем ничего не слышала. Мистер По, разве вы не знаете, что Эдуарде тяжело даются двойные отрицания? Ай-яй-яй, какая невнимательность, а еще прославленный детектив!
Пинки хихикает.
Мистер По. Прекратите издеваться надо мной! Что за безобразие!
Джонатан. Ладно, ладно, успокойтесь, он же пошутил. Но если честно, вы что, в самом деле никогда не прислушиваетесь к тому, как разговаривает Эдуарда?
Мистер По. Давайте не будем отвлекаться. Это все и так очень утомительно.
Майкл. Что ж вы тогда напрягаетесь?
Мистер По. Из чувства долга. Эдуарда, когда вы легли спать?
Эдуарда. Не знать. Может, в одиннадцать, может, поздно немного.
Мистер По. Кто-нибудь видел, как вы уходили к себе?
Эдуарда. Мисс Мундроз. Она дал какау мне, я нести и ложиться спать.
Мистер По. Погодите, что еще за какао? Разве вам можно?
Эдуарда. Не мне какау, а Руйлстону.
Мистер По. Разве это не обязанность мисс Монтроуз?
Эдуарда. Мисс Мундроз был усталая, она пойти лечь в кровать, сказать мне, чтобы я отнесли какау. Он готовая был в кухня, на плитка, только греть надо. Она идти спать, а я приносить какау Руйлстону из кухня. Я относить Руйлстону, он даже спасибо не могет сказать, а я спать.
Ахмед. Да, это правда. Я видел, как Эдуарда зашла с подносом в кабинет, а секунд через десять вышла.
Мистер По. Хм, странно… Мисс Монтроуз обычно никогда не перекладывает свои обязанности на плечи других, особенно пансионеров.
Пинки. А мне это кажется очень даже естественным.
Мистер По. Почему?
Пинки. Я потом объясню, не хочу мешать вашему допросу.
Мистер По. О, вы начинаете ценить меня и мое время? Как приятно! Майкл, теперь ваша очередь.
Майкл. Я пошел спать около часу ночи. До четырех не мог уснуть, затем вы начали храпеть, и мои надежды на сон пропали окончательно. Так вот, вы храпели – заметьте, я обеспечиваю вам алиби на время убийства, – а я ворочался и считал овец. Около семи встал и спустился вниз, где застал бодрую и свежую мадемуазель Пинки. Вот и все.
Мистер По. Спасибо за четкий ответ, Майкл. Признаться, от вас подобной адекватности даже не ожидал.
Майкл. Я вообще полон неожиданностей, мой друг.
Мистер По. Ахмед, вы у нас последний. Что делали вы?
Ахмед. Я страдал.
Мистер По. В смысле?
Ахмед. В прямом смысле. Мне же постоянно снятся кошмары, вчера доктор Ройлстон дал мне двойную дозу снотворного, потому что я уже несколько дней практически не спал. Ну, снотворное плюс обычный антидепрессант, и я наконец уснул, но сон мой был ужасен – меня надвое раздирали крики и стоны, доносившиеся как будто извне меня, я хотел пробудиться не мог, я вздыхал и обливался потом, а стоны все продолжались и продолжались.
Мистер По. Что же вас разбудило и заставило побежать в кабинет Ройлстона?
Пинки. Секунду, мистер По, у меня есть вопрос к Эдуарде. Скажите, дорогая, а вы никаких криков и стонов не слышали?
Эдуарда. Нет, не слышала. Я крепко спал.
Пинки. Интересно…
Мистер По. Мисс Пинки, вы тоже задались целью мешать мне вести допрос?
Пинки. Нет-нет, простите. Это я так, задумалась…
Мистер По. Ахмед, повторю свой вопрос: от чего вы проснулись?
Ахмед. Во сне я понял, что единственный для меня выход – это убить Ройлстона.
Мистер По. Что?
Ахмед. Что слышали. Я проснулся с намерением убить Ройлстона, но я его не убивал. На меня во сне снизошло озарение: голос сказал мне, что если я убью Ройлстона, я убью главаря секретных служб моей страны в Америке. Еще голос сказал мне, что врач -- доктор ненастоящий. Иначе он не брал бы денег от спецслужб за выдачу пациента.
Мистер По. Но вы все-таки не убивали Ройлстона?
Ахмед. Нет! Когда я открыл дверь кабинета и увидел Ройлстона, он был уже мертв – я страшно его испугался – он был в такой… неестественной позе, что я сразу понял – это труп, и меня охватили страх и ужас.
Мистер По. Вы точно не заходили в кабинет?
Ахмед. Нет.
Майкл. Мистер По, если вы подразумеваете, что Ахмед убил Ройлстона в семь утра, когда, по его словам, его обнаружил, вы глубоко ошибаетесь. Я осмотрел Ройлстона спустя две-три минуты после того, как Ахмед развопился и могу заверить вас – труп Ройлстона к тому моменту был холодный, а это значит, что он был мертв как минимум два часа.
Мистер По. Я пока ничего не подразумеваю, я всего лишь собираю пазл из имеющихся у нас фактов. Кстати, говоря о фактах, Майкл, что вы можете сказать об орудии убийства?
Майкл. По понятным причинам я не стал вынимать пинцет из раны, поэтому могу сообщить лишь общую информацию. Пинцет фирменный, Tweezerman, я разглядел последние три буквы, других пинцетов с тем же набором последних букв  в названии в продаже не имеется, по крайней мере, в Америке. Инструмент желтый, с острыми концами. Такие пинцеты используются для вытаскивания вросших волос.
Джонатан. Откуда вы знаете? Вы же говорите, что не трогали его?
Пинки. У Tweezerman не бывает обыкновенных пинцетов желтого цвета. Это любая женщина знает.
Майкл. И любой гей.
Мистер По. Так, у кого из присутствующих есть Tweezerman желтого цвета с острыми концами?
Шарлотта. У… у меня. Но только… я его потеряла недавно.
Мистер По. Значит, потеряли? А когда вы его видели в последний раз?
Шарлотта. Я… не помню. Дня три назад, наверное (хмурится, пытаясь вспомнить), мы еще тогда сидели все вместе.
Мистер По. Кто именно?
Шарлотта. Ну, я, Майкл, Джонатан и Эдуарда – мы с Эдуардой красили себе ногти, а Майкл и Джонатан требовали, чтобы им сделали педикюр. В шутку, конечно. А потом еще пришла мисс Монтроуз и сказали, что мы развели жуткую вонь. И еще она заметила, что пинцет мой выглядит очень опасным. Таким, мол, и убить можно, сказала она… Ой! Я не хотела, ну, то есть я не имела в виду, что… Черт!
Мистер По. Понятно. Очень, очень интересно. То есть вы именно тогда потеряли пинцет? 
Шарлотта. Нет! Я говорю, что тогда я видела его в последний раз. Я могла потерять пинцет и позже, когда отнесла его в сумке с принадлежностями для маникюра к себе в комнату.
Мистер По. Вы закрываете свою комнату на ключ?
Шарлотта. Что вы, нет, конечно!
Мистер По. То есть, получается…
Майкл. Получается, что любой из нас за эти три дня мог выкрасть пинцет.
Мистер По. Не любой, а тот, кто намеревался убить доктора Ройлстона. Или та.
Шарлотта. Вы что же, подозреваете меня?
Мистер По. Пока я предпочитаю не раскрывать свои карты.
Мисс Монтроуз просыпается, она оглядывается вокруг с непонимающим взглядом.
Мисс Монтроуз. Что происходит? Почему я здесь лежу?
Шарлотта. Мисс Монтроуз, милая, вам стало нехорошо, и вы решили поспать. Вот и все.
Мисс Монтроуз. Да? Неужели… то все… тот кошмар… это все мне приснилось?
Майкл.  О каком именно кошмаре вы говорите, мисс Монтроуз?
Мисс Монтроуз. О… о смерти доктора. Мне приснился дикий сон, что его убили. Но ведь его не убили, правда? Он же где-то здесь, живой и невредимый?
Пинки. К сожалению, мисс Монтроуз, вам не приснилось. Доктор Ройлстон действительно мертв.
Майкл. А точнее, убит.
Шарлотта. Майкл!
Мисс Монтроуз. Как? Нет… (поднимается, ставит ноги на пол)… не может быть! Просто не может быть!
Майкл. Мисс Монтроуз, вы же в глубине души сами понимаете, что это правда. Только не волнуйтесь сейчас, не усложняйте и дальше обстановку.
Мисс Монтроуз (закрыв лицо руками). Он был мертв, он холодел, а я в это время… я… о господи! (Начинает громко, навзрыд плакать.)
Шарлотта. Успокойтесь, прошу вас. Джонатан, дай воды, ну быстрее же! (Джонатан подает Шарлотте стакан с водой, та подносит его ко рту мисс Монтроуз. Мисс Монтроуз судорожно пьет.)
Мистер По (строго). Что вы, мисс Монтроуз?
Мисс Монтроуз. Я-я… я н-ничего такого не хотела…
Мистер По. Так что же вы делали в то время, когда убивали доктора Ройлстона?
Мисс Монтроуз. Я… Это не ваше дело, что я делала! Вы что, допрашиваете меня?!
Шарлотта (мягко). Нас всех допросили, мисс Монтроуз. Поймите, произошло убийство. Пока не прибыла полиция, мы должны попытаться понять, кто это сделал. Для нашего же спокойствия.
Мисс Монтроуз. Но я-то здесь причем? Как будто вы не знаете, как я была предана доктору Ройлстону, как боготворила его…
Мистер По. Да. И именно поэтому вы его и убили, не так ли, мисс Монтроуз?
Гробовая тишина. Занавес опускается.

Действие второе

Место действия то же. Тридцать минут спустя. Все, кроме мисс Монтроуз, сидят. Мистер По, как бы председательствуя, стоит. За окном льет проливной дождь, по--зимнему темно.

Пинки. Ну, вы нас, мистер По, конечно, ошарашили.
Мистер По (самодовольно). Нет, я всего лишь выполнил свой гражданский долг.
Майкл. Как же вы, уважаемый, пришли к выводу, что убийца именно мисс Монтроуз?
Шарлотта. Послушайте, может, мне пойти посидеть с мисс Монтроуз? А то я переживаю, как она – у нее такая истерика только что случилась, ее же, наверное, нельзя сейчас одну оставлять.
Мистер По. Ничего с ней не будет. Эта истерика – для отвода глаз.
Майкл. Я в этом не уверен, мистер По.
Мистер По. Почему же?
Майкл. Я вам чуть позже объясню. А пока расскажите нам, как вы пришли к выводу, что Ройлстона убила мисс Монтроуз. 
Мистер По. Терпение, терпение, я все расскажу. Но начну я с самого начала, с завязки, так сказать.
Майкл (шепотом). Ну все, началась шарманка.
Мистер По (делая вид, что не слышал Майкла). Как мы знаем, мисс Монтроуз работала с доктором Ройлстоном со дня основания санатория «Сон». То есть пять лет. За все эти пять лет у мисс Монтроуз никогда не было ни свиданий, ни посетителей. Но ведь это странно, не правда ли? Взрослая женщина… Симпатичная, умная – и без мужчины.
Майкл. Мистер По, да мы без ваших прелюдий прекрасно знаем, что у мисс Монтроуз не было личной жизни из-за Ройлстона, в которого она долго и безнадежно была влюблена.
Мистер По. А вот здесь вы ошибаетесь, Майкл. Впрочем, не вы один. Мы все находились в заблуждении относительно мисс Монтроуз. (Пауза.) Да, мисс Монтроуз была влюблена в доктора Ройлстона, и да, он по-настоящему никогда не любил ее.
Пинки. Так в чем же мы заблуждаемся?
Мистер По. Да в том, что у нее якобы не было личной жизни из-за Ройлстона. Была у нее личная жизнь. Несчастливая, но была. И с кем бы вы подумали – с высокомерным, злым, эгоистичным Ройлстоном, который использовал влюбленную в него женщину для удовлетворения своих самых низменных потребностей! Вот вы все говорите, он не отвечал ей взаимностью, но ведь это можно сделать по-разному. Можно отказать женщине во внимании, в близости, но быть с ней честным, а можно не любить ее и при этом использовать в качестве бесплатной сексуальной игрушки! Вот что делал Ройлстон и вот за что, ослепленная яростью и отчаянием, отомстила ему его любовница! Любовница, надеявшаяся на светлую любовь, а в реальности получившая…
Мистера По прерывает громкий смех Майкла.
Майкл. О господи… (смеется) ой, мамочки, не могу! (Утирает слезы.) Мистер По, солнышко вы наше глупое, да как вы до этого додумались?
Мистер По. Майкл, немедленно прекратите ваш идиотский смех. Мы обсуждаем сейчас трагедию женщины, а вы ржете как конь.
Майкл. Мистер По, вы меня извините, но вы несете полнейший бред. Не могла мисс Монтроуз убить Ройлстона и не убивала его. И дело даже не в том, что она никогда не была его любовницей, хотя это и сыграло свою роль, а в том, что она физически не могла этого сделать. Не до Ройлстона ей было в тот вечер, понимаете вы?
Мистер По. Нет, не понимаю. Никто, кроме мисс Монтроуз не мог убить Ройлстона. Только у нее есть мотив – личная обида, усугубленная унижением. У нее одной была возможность запланировать преступление и, кроме того, подставить невинного человека, мало что понимающую Эдуарду. Мисс Монтроуз хладнокровно подсыпала в какао снотворное, чтобы Ройлстон не сопротивлялся, ведь как нам известно, следов борьбы в кабинете нет, нарочно отдала поднос с какао Эдуарде, чтобы запутать следствие, а затем, когда все спали, вошла через дверь между их спальнями, убила Ройлстона, вышла из кабинета в коридор и спокойно прошла к себе. Пинцет она украла у Шарлотты несколькими днями раньше.
Пинки. Нет, мистер По. Не так это все было. Мисс Монтроуз не могла ни подсыпать снотворное в какао, ни уж тем более пробраться в кабинет к Ройлстону.
Мистер По. Почему это?
Пинки. Потому что она провела всю ночь, накачиваясь героином, не так ли, Майкл?
Майкл. Да. Так. Я думал, я один заметил и до последнего не хотел выдавать старушку – это ведь крушение ее карьеры. А вы как поняли?
Пинки. У меня друг был наркоман. Все понятно по внешним признакам. Да и к тому же Ахмед невольно нам помог.
Ахмед. В смысле?
Пинки. Ты же рассказал нам о том, как мисс Монтроуз встречалась с подозрительным арабом якобы из спецслужб. В спецслужбы поверить трудно, а вот в торговца наркотиками – запросто.
Шарлотта. Но как же так? Почему? Как? Я просто представить себе этого не могу!
Майкл. Я думаю, что причиной аддикции стала неразделенная любовь к Ройлстону. Действительно неразделенная. Без всех этих животных сексов, придуманных мистером По. Ройлстон никогда не любил и не желал мисс Монтроуз. И не мог ни любить, ни желать.
Пинки. Ага, потому что он был гей.
Джонатан. Что?!
Пинки. Да это же очень просто. Как вы сами этого не заметили? Я поняла сразу, мне еще момент этот очень напомнил «Блондинку в законе», ну, помните, эпизод с туфлями? Ройлстон знал от какого дизайнера у меня плащ, а этого ни один гетеросексуал знать не может.
Шарлотта. Может, он был метросексуал?
Пинки. Да, я подумала об этом, но решила, что навряд ли. Я сомневалась, что даже метросексуал смог бы устоять перед пикантным романом с очень и очень привлекательной, пусть и не первой молодости мисс Монтроуз.
Мистер По. Мисс Пинки, ваша версия по-своему правдоподобна, но где у вас доказательства, что мисс Монтроуз не убивала доктора, что между ними ничего не было и что он гей? Эпизод с плащом я лично фактом не считаю!
Майкл (глухим голосом). Доктор Ройлстон был моим бойфрендом целых полгода. Во время моей учебы в Англии. Я его бросил, он очень эгоистичный и холодный был человек, мы не совпали характерами, понимаете? Я бросился в его объятия от одиночества и сначала дико был в него влюблен, но довольно быстро разглядел, каков он на самом деле. Мстительный, жестокий, непоправимо злой. В общем, я бросил его, а он никогда мне разрыв наш не простил. Здесь, в санатории он начал меня домогаться. Я взаимностью ему, естественно, не ответил, а он в отместку отказался давать мне свидетельство о моем излечении. Да что там, даже успокоительные давал по настроению. Пользовался моей паранойей – расскажи я кому о приставаниях Ройлстона, меня бы только высмеяли. Ну как, мистер По, этих фактов вам достаточно? Сомнений в качестве сексуальности Ройлстона больше нет?
Мистер По. Н-нет… Но ведь тогда вы тоже…
Майкл. Да, я тоже мог его убить. Но не убивал. Так же как мисс Монтроуз. Могла, но не делала. И прекратите ее в этом обвинять. Просто признайте наконец, что вы провалили это дело. Что вы бездарный нелепый неудачник. Признайте и перестаньте нас мучить, и дайте спокойно дождаться полиции.
Шарлотта. Погодите, вы говорите, что мисс Монтроуз не могла этого сделать. А кто же тогда подсыпал снотворное в какао?
Майкл. Да никто. Скорее всего, в какао снотворного не было. Ройлстон не спал, когда его убили, вы ведь помните, что Пинки слышала крик? По всей вероятности, это был предсмертный крик Ройлстона.
Пинки. Майкл прав. Мы ведь ничего не знаем о снотворном, кроме голословных утверждений мистера По. Ну что, мистер По, вы признаете свое поражение? Прекратим наконец этот спектакль?
Мистер По. Да, прекратим. Только не так, как вы думаете, ребятки. Я знаю, что мисс Монтроуз не убивала Ройлстона. Также я знаю, что никто из вас, слабаков, не делал этого. Ройлстона убил я. Я, слабый несчастный мистер По, сделал то, на что недостало духа ни у одного из вас. (Майкл привстает с кресла, но мистер По достает из кармана нож.) А ну, Майкл, сядь обратно, все вы, держитесь все от меня подальше. Я убил эту скотину, потому что не мог больше смотреть, как он вымогает у людей деньги, как он запугивает Ахмеда и Эдуарду. Мне надоело это. Мне надоело жить никому не нужным овощем.
Майкл. Нет, вам просто захотелось еще раз испытать всенародную известность. Пусть даже окрашенную в негативные эмоции. Мистер По, очнитесь, опустите нож. Вы же не делали этого! Вы же спали. Вы храпели!
Мистер По. Наивный вы мой, неужели вы никогда не слышали о старомодной, но весьма полезной штучке – о диктофоне? Я обманул вас, провел как ребенка. Завел диктофон на четыре часа, а затем пошел делать свое дело… Ха. Вы из-за моего храпа даже не услышали шагов и скрипа открывающихся дверей, вы, наш знаменитый и внимательный Майкл.
Майкл. А как же остальное? Какао? Пинцет?
Мистер По. Просто, элементарно просто! Снотворное я подсыпал Ройлстону за ужином, в вино. Пинцет же выкрал из комнаты нашей милой Шарлотты. Она ведь никогда не запирает комнату, не так ли, Шарлотта? (Поворачивается к ней с ножом.)
Шарлотта. Пожалуйста, мистер По! (Всхлипывает.) Зачем… ну зачем?..
Мистер По. Не плачьте, дорогая Шарлотта, я ничего вам не сделаю. Я даже говнюку Майклу ничего не сделаю. Я всего лишь хочу убраться отсюда и пусть меня ищут, пусть вылавливают – все лучше, чем сидеть год за годом в этой вонючей клетке!
Пинки. Мистер По, успокойтесь и положите нож. Вам не надо никуда убегать.
Мистер По. Мисс Пинки, откуда вам знать, что мне надо? Вам, молоденькой шмакодявке? Откуда вам знать мои страдания, мою боль душевную и горечь? Я хочу уйти отсюда, хотя бы в тюрьму. Хочу уйти туда, где не будет ни заботливых врачей, ни надоедливых родственников, ни сочувствующих друзей! Понятно вам это? Понятно?!
Из-за правой двери раздается резкий голос.
Голос. Руки вверх, мистер По! Немедленно!
Через правую дверь входит инспектор Доуз. В руке у него пистолет.
Мистер По. Что вы… кто вы… что вы здесь?..
Инспектор Доуз. Я инспектор Доуз, детектив N-го округа. Мистер По, вы арестованы за убийство первой степени. Аккуратно положите нож на пол и поднимите руки. Сейчас же.
Мистер По кладет на пол нож и поднимает руки.
Инспектор Доуз. Замечательно. (Подходит к мистеру По, надевает на него наручники.)
Мистер По. Я… я совершил идеальное убийство. Никто бы не догадался, никто!
Инспектор Доуз. Ага. Именно. Слушай, Пинки, куда его можно увести до прибытия полиции?
Пинки. Я думаю, он пока может посидеть в тренажерном зале.
Майкл. Вы что, знакомы?
Пинки. Инспектор Доуз – мой старинный друг. Правда, я не хочу рассказывать, как мы познакомились. Он может на меня обидеться (подмигивает инспектору Доузу).
Инспектор Доуз. Когда я выйду, можешь рассказать. Надо бороться с недостатками и комплексами. Ладно, мы пошли.
Уходит вместе с мистером По в левую дверь.
Пинки. Шарлотта, так как теперь известно, кто настоящий убийца, может, расскажете нам о своем романе с Джонатаном?
Шарлотта. Ч-что?
Джонатан. Лотти, расскажи уже. Сколько можно так жить?
Шарлотта. Нет, Джонни, лучше ты. Я боюсь расплакаться.
Джонатан. Как вы уже, по-видимому, догадались, мы с Шарлоттой любим друг друга. Давно. Почти целый год. Признаться мы с своей любви миру не можем, потому что Шарлотта до сих пор замужем. Если ее муж пронюхает о нашей связи, он мигом подаст на развод и отберет у Шарлотты детей. Скажет, что, мол, она развратная, ненормальная, ну, все по плану…
Шарлотта. Доктор Ройлстон каким-то образом узнал о нашем романе и начал… шантажировать нас. Зло. Подло. К счастью, у меня еще были собственные деньги – и мне удавалось закрыть ему рот. Сейчас денег почти не осталось, все ушло в руки этого чудовища.
Джонатан. Когда мы узнали, что Ройлстон убит, это было как… как чудо! Нежданный подарок судьбы! Но вместе с этим…
Шарлотта. Вместе с этим мы не могли не понимать, что узнай кто о шантаже, мы с Джонатаном неминуемо превратились бы в подозреваемых номер один. Да и я не могла позволить, чтобы информация о нас дошла до мужа. Если меня сейчас выпустят отсюда, я сама смогу начать бракоразводный процесс, развестись и потом спокойно выйти за Джонни. А так…
Пинки. Этой ночью вы были вместе?
Шарлотта. Да, а как вы догадались?
Пинки. Вы не слышали крик, хотя должны были его слышать. Врать вам не было смысла, поэтому я заключила, что вас просто не было в комнате. Как оказалось, правильно. К тому же, Ахмед… хм-м… сквозь сон слышал так называемые «стоны», и я подумала, что возможно, стоны-то были, но совсем не зловещие… Эта мысль совпадала с теорией вашего отсутствия у себя в комнате. Кстати, Ахмед, это деньги Шарлотты Ройлстон пересчитывал, а не таинственных спецслужб. Видите, как все просто и логично объяснилось? А вы так переживали!
Ахмед. Это не объяснение! Ройлстон мог брать деньги и у Шарлотты, и у спецслужб!
Пинки. О господи!
Джонатан. Пинки, раз нас больше ни в чем не подозревают, можно мы пойдем на кухню и сделаем себе завтрак?
Майкл. А нам тоже можно?
Шарлотта. Конечно! Что ты хочешь?
Майкл. Яичницу с беконом.
Шарлотта. Пинки, вы?
Пинки. Мне, пожалуйста, овсянки, если есть. С бананом.
Шарлотта. Вам, Эдуарда? Ахмед?
Эдуарда. Нет, я не голодный.
Ахмед. Мне бы кефира пониженной жирности да кашки из киноа. Только на овощном бульоне, пожалуйста, не на мясном! Я вегетарианец.
Майкл (с восхищением). Интеллигент ты хренов, а не вегетарианец! Слушай, Ахмед, раз у тебя такие запросы мощные, может, пойдешь поможешь Лотти и Джонатану?
Ахмед (гордо). Ладно, пойду. Я всегда готов помочь хорошим людям.
Ахмед, Шарлотта и Джонатан уходят в левую дверь.
Майкл. Пинки, давайте колитесь, откуда вы знаете инспектора Доуза.
Пинки. Это трудно выговорить, но я постараюсь… дело в том, что я познакомилась с инспектором Доузом… в группе анонимных шопоголиков. (Подавляет смешок.)
Майкл. Нет!
Эдуарда. Не можно быть! Как?
Пинки. Очень даже может. Инспектор Доуз был ужасный, запойный шопоголик. Его специализация – ремни и галстуки. Я была у него как-то дома, видела два огромных шкафа, до отказа забитых ремнями – как будто он коллективное повешение задумал. Большинство ремней были даже не распакованы, представляете?
Майкл. Если честно, нет. Он вылечился?
Пинки. Вроде бы да. Но с шопоголиком всегда может случиться рецидив.
Майкл. Можно еще один нескромный вопрос? Как он попал сюда?
Пинки. Пока мистер По вел свой допрос, я украдкой проверяла свой мобильник. Когда я увидела, что связь появилась – ну, знаете, две палочки на экране – я отправила Доузу смс. Он приехал на катере.
Майкл. А почему один? Где остальная полиция?
Пинки. Это была моя просьба. Полицейские прибудут только через несколько часов. Вместе со спасателями и врачами.
Майкл. Для мисс Монтроуз?
Пинки. Именно. Эдуарда, вы ведь в курсе, как сейчас плохо мисс Монтроуз? Как она мучается, думая, что на нее ляжет обвинение в убийстве Ройлстоне?
Эдуарда. Я мочь сказать ей! Я мочь сказать ей, что По – убийца.
Пинки (мягко). Но ведь это неправда? Скажите мне, Эдуарда, разве вы сами верите, что доктора Ройлстона убил мистер По?
Эдуарда (волнуясь). Но он признаться, говорить, я убиль, я убиль!
Пинки. Эдуарда, милая, вы же на самом деле добрый человек? Как вы можете допустить, чтобы за преступление, совершенное вами, понес наказание невиновный?
Эдуарда. Я… не понимать. Я не понимать, что вы думать про меня.
Пинки. Эдуарда, скоро приедет полиция, они найдут следы снотворного в какао. Возможно, при обыске они найдут это же снотворное у вас в комнате. Также они осмотрят ранку на вашем пальце и определят, что она была сделана не вилкой и не сегодня утром, а иным колющим орудием -- пинцетом с острыми концами, -- и в последние двенадцать часов. Но как же вы могли пораниться, если пинцета, по вашим словам, у вас нет? Получается, он у вас был. Получается, это ваш вскрик я слышала ночью – вы доставали пинцет из кармана и случайно поранили себя. Доктор Ройлстон не кричал, он не мог кричать, потому что он глубоко спал, когда вы воткнули ему в шею злосчастный пинцет… Эдуарда, я не желаю вам ничего дурного. Я просто не хочу, чтобы мистера По снова определили в дурдом. Какой бы он ни был напыщенный и глупый, он не заслуживает этого. Вы же и сами так думаете?
Эдуарда. Да. Это сделал я. Но я не знаю, зачем мистер По говорил, что убийца. Зачем? Я его не просил!
Майкл. Мне кажется, он не хотел признаться в поражении.
Эдуарда. В смысл?
Майкл. Понимаете, мистер По ухватился за это преступление, как за ниточку, ведущую из темного лабиринта забвения в яркий светлый мир профессиональной славы и всеобщего обожания. Но разобраться, кто же убийца, он так и не смог – это привело его в отчаяние, еще бы – новые волны унижения – и поэтому он решил взять вину на себя. Суд и тюрьма казались ему более приемлемыми, чем признание профессиональной несостоятельности.
Пинки. Да. Я тоже так думаю. Я, если честно, не ожидала, что он возьмет вину на себя. Пришлось срочно писать Доузу, чтобы он вовремя нарисовался на сцене событий – забрал мистера По и отвлек на время всех остальных.
Эдуарда. Но зачем? Почему не сразу меня, если знала ты?
Пинки. Чтобы дать вам время. Я понимаю, что у вас были свои причины для убийства Ройлстона, и поэтому я хочу дать вам возможность спокойно уйти.
Эдуарда. Я понималь.
Пинки. Когда я отвела мисс Монтроуз в ее комнату, я изъяла у нее все запасы. На случай, если бы она в состоянии истерики решила с собою что-нибудь сделать. Может быть, вы захотите ими воспользоваться?
Эдуарда. Да. Да.
Пинки достает из кармана небольшой пластиковый пакетик, протягивает Эдуарде. Та берет.
Эдуарда. Спасибо. Правда – спасибо.
Пинки. Эдуарда, может, вы расскажете нам, почему? Я обещаю, что не открою ваш секрет.
Майкл. Я тоже.
Эдуарда. Ролстон жил в моей страна. Он тогда быль тоже врач, но в плохая-плохая больница. Он быль бедный, но уже злой. Почти студент. Когда… когда отец меня… насиловаль первый раз… я так пугаться, так плохо мне, что я пошла в больница. Я боялась сказать мама, учительница, я думаль, Ролстон – умный англичан. Я рассказать все Ролстон, пожаловаться. Попросить совет. А он приходить в наш дом и говорить отец, что я говорить о нем байки, грязные рассказы. Я быль тогда одиннадцать… Отец бить меня, сильно-сильно… Мать кричать, волос дергать… А потом отец делать это со мной много раз, много – пока я не стать восемнадцать и уйти из дома.
Майкл. Почему же вы, когда увидели Ройлстона здесь, никому ничего не рассказали? Может быть, его могли бы судить или хотя бы решить права на практику?
Эдуарда. Я хотель мстить. Он ведь не узналь меня. Совсем не узналь. Он не помнил даже, что он со мной сделаль. Я хотель убить, сама убить.
Пинки. Я вас понимаю.
Майкл. Господи.
Эдуарда. Не бойся, я не хотель жить уже давно-давно. Я рад, я стирала с земли Ролстон. Я усталь, я пойду. За По не беспокойся – я оставить записка. До свиданья, пока.
Встает, медленно поднимается вверх по лестнице, заходит в свою комнату, закрывает за собою дверь.
Майкл. Пинки, откуда вы знали, что я не выдам вас с вашим подстрекательством к самоубийству полиции? Не позову никого на помощь?
Пинки. Вы не похожи на ханжу, вот и все. Вы способны понять, что это и вправду лучший выход для бедной Эдуарды.
Майкл. Когда приедет полиция? У нее есть время? Доуз знает, в чем дело?
Пинки. Нет, не знает. Я не знала, как он отреагирует – он же все-таки полицейский. Отсрочить приезд полиции я попросила ради меня, ничего не объясняя. Сказала, что когда узнает, почему я это сделала, со мной согласится.
Майкл. Повезло вам с другом.
Пинки. Не печальтесь об Эдуарде. Она уходит из жизни спокойно, с осознанием выполненного долга. Любой может только мечтать о такой смерти.
Майкл. Как вы догадались о ней и Ройлстоне?
Пинки. А я не догадалась, я ничего об этом не знала. Просто все указывало на то, что убийство совершила Эдуарда. У нее единственной, кроме Шарлотты, мисс Монтроуз и меня комната находится очень близко от Ройлстона, то есть бежать далеко не надо. Риска быть замеченной меньше. Шарлотта, как мы знаем, не могла убить, так как была у Джонатана, мисс Монтроуз была не в себе, а я спала. Далее, соседи у Эдуарды мисс Монтроуз и Джонатан. Одна героин нюхает всю ночь, а второй – сексом занимается с Шарлоттой. Ни те, ни другие не услышали бы шагов. А вот вы бы услышали. Вы же не спите. И Ахмед бы услышал – он вечно на стреме, все ждет своих спецагентов. Что касается мистера По… Вы же слышали его храп– что бы он там не плел насчет своего диктофона, я склонна верить, что он действительно спал и что диктофон мы в его комнате никогда не найдем.
Майкл. Понятно, но ведь этого недостаточно. Это все домыслы.
Пинки. В кабинете доктора не было следов борьбы. Как вы думаете, разве могло это быть, если он не спал? То есть он должен был спать, чтобы нападение состоялось, потому что если бы Ройлстон бодрствовал, он бы неминуемо сопротивлялся – к человеку нельзя незаметно подкрасться с пинцетом. Но с другой стороны, как он мог спать, если обычно, как мне рассказала накануне мисс Монтроуз, в это время работал? Почему это вдруг он бы стал изменять своим привычкам? Отсюда можно заключить, что Ройлстону было дано снотворное.
Майкл. То есть мистер По оказался прав?
Пинки. Да, только ошибся с убийцей. Так как снотворное скорее всего было подсыпано в какао – время ужина было слишком ранним для снотворного – мы можем смело предположить, что сделала это или мисс Монтроуз, или Эдуарда. Но мисс Монтроуз уже тогда была сама не своя из-за героина – зачем ей снотворное подмешивать? Остается Эдуарда. Ну, и последнее – порез. Он объясняет таинственный крик в ночи. Ни у кого из остальных ранок никаких не было. По крайней мере, я не заметила.
Майкл. Но все равно, вы же не были на сто процентов уверены в ее виновности. Как у вас хватило духу ее обвинить?
Пинки. Вы не правы, я была уверена, но у меня не было доказательств.  Поэтому я решила спросить ее в лоб, так сказать, выстрелить в упор и, как видите, это сработало.
Майкл. Я не смог бы ничего сказать. Трудно лично отправить человека на смерть.
Пинки. Но если бы вы ничего не сказали, вполне возможно, что на смерть отправился бы мистер По.
Майкл. Он такой идиот, что мне и жалко бы его не было.
Пинки. Нельзя решать судьбы людей на основании того, нравятся они нам или нет. Мне мистер По тоже не по душе, но это не значит, что я допущу, чтобы он по глупости и недомыслию сел на двадцать лет. Это неправильно, это несправедливо.
Майкл. А то, что Эдуарду все детство насиловал родной отец – справедливо?
Пинки. Нет. Но мистер По же в этом не виноват и поэтому не должен за это расплачиваться. Если бы можно было списать смерть Ройлстона как несчастный случай, я бы не задумываясь это сделала, но в данных обстоятельствах это невозможно, поэтому я заставила Эдуарду признаться. Мне очень жаль, но иначе было бы несправедливо.
Майкл. Пинки, у вас слишком человеческие понятия о справедливости. По законам природы, мистера По, как более слабого индивидуума, чем Эдуарда, следовало исключить из нашего общества.
Пинки. Но мы же не живем по законам природы. Мы живем по законам справедливости, принятыми людьми. Это наша правда. Другой у нас нет. Я не знаю, что мне еще сказать в защиту своего поступка. 
Майкл. Меня утешает лишь то, что она не будет мучиться. Она успеет – до приезда полиции?
Пинки. Надеюсь, да. Мы же сделаем все возможное, чтобы она успела?
Майкл. Конечно.
В левую дверь входят Шарлотта, Джонатан и Ахмед. Все трое улыбаются, шутят, смеются. Перед собой катят сервировочный столик с дымящимися тарелками.
Ахмед. Майкл, как вы думаете, мистер По не может быть агентом спецслужб?
Майкл. Все может быть, Ахмед, но мне так не кажется. Мистер По для этого слишком глуп.
Шарлотта. Но ведь у него хватило ума убить Ройлстона?
Майкл. Его вина еще не доказана.
Джонатан. Он сам признался! Разве это не доказательство?
Пинки. Нет, но мы все знаем, что мистер По не в себе.
Ахмед. Но если это не мистер По, тогда это точно спецслужбы!
Шарлотта. О господи, мы забыли о мисс Монтроуз! Я думаю, пора привести ее сюда. Уже же можно?
Пинки. Я думаю, да. Инспектор Доуз против не будет.
Джонатан. Пойти его спросить?
Пинки. Не стоит. Он ведь не отдавал приказа о ее задержании. И вообще, неужели мисс Монтроуз зарубит нас всех вместе в гостиной?
Шарлотта. Ну, тогда я пойду ее приведу. (Идет наверх.)
Джонатан. И все-таки, если убийца не мистер По, кто тогда?
Пинки. Мы не говорим, что он не убийца, мы говорим, что пока нет доказательств его вины. Есть только признание, а учитывая его душевное состояние, полиция признание это десять раз проверит.
Джонатан. Мне-то все равно, главное, что нас с Лотти больше не подозревают. Да и мисс Монтроуз было жалко. Я никогда не верил, что она похожа на убийцу.
Из комнаты мисс Монтроуз выходят Шарлотта и мисс Монтроуз. Шарлотта ведет мисс Монтроуз под руку. У той лицо опухшее от слез.
Майкл. Мисс Монтроуз, я надеюсь, Шарлотта уже сообщила вам, что ваша невиновность доказана? И что… доктор Ройлстон… что он не заинтересован был в женщинах?
Мисс Монтроуз (тихо). Да, но как же… как же мистер По… Ведь он болен. Он наверное… не знал, что делает.
Майкл. Мисс Монтроуз, давайте потом попереживаем о мистере По. А зачем займемся вами. Не хотите ли чашку чаю?
Мисс Монтроуз. Да… Я бы не отказалась. Сп-пасибо.
Майкл. Не за что, а после чая, если не возражаете, я хотел бы приватно с вами побеседовать.
Мисс Монтроуз (с испугом). О чем?
Майкл. О вашем будущем, дорогая.
Мисс Монтроуз. О-о… Хорошо (с неуверенностью).
Пинки (мягко). Мисс Монтроуз, я думаю, вам надо поговорить. Хотите, я буду присутствовать?
Мисс Монтроуз. Да… Я бы не возражала.
Пинки. Вот и славно.
Джонатан. Интересно, когда приедет полиция. И пожарники. Не знаю зачем, но они же всегда приезжают на место происшествия.
Майкл. Я думаю, они уже в пути. Сюда с оборудованием добраться непросто. Дороги сломанными деревьями завалило.
Шарлотта. Кушайте, а, завтрак стынет.
Майкл. Ух, как вкусно пахнет! Ахмед, как твой завтрак аристократа?
Ахмед (попробовав). Замечательно. М-м-м… Обязательно попрошу фермеров привозить киноа на свои рынки.
Пинки. Что? Какие рынки?
Ахмед. Как какие, те самые, которые спасут мир.
Майкл. Это что-то новенькое. Давай, дорогой, подробней расскажи.
Ахмед. Когда я отсюда выйду – я же теперь почти не страдаю паранойей…
Майкл. Ага. Как же.
Ахмед (строго взглянув на Майкла). Так вот, когда я выйду, я начну воплощать в жизнь свой заветный план. Дело в том, что два года назад я придумал, как спасти мир от безработицы – откровение это снизошло на меня в ясный морозный день, когда я на Восточном рынке продавал газеты.
Пинки. А, это вы о фермерском рынке в Вашингтоне?
Ахмед. Да, о нем. Стоял я, думал о мире и экономике, и тут меня как бахнуло – вот оно решение, подумал я, людям надо вернуться к своим корням. Заняться фермерством, животноводством, растить пищу и продавать ее горожанам, и самим всегда будет что поесть, и других накормят. Я сделал расчеты и подсчитал, что если по всей Америке хотя бы в каждом городе будет шесть-семь рынков, уровень безработицы упадет до четырех процентов, то есть мы будем спасены. И наше будущее будет обеспечено. Не будет никаких воротил с Уолл-стрит, безличных корпораций, необъятных супермаркетов – будут только люди и земля, обрабатываемая ими с любовью и терпением. Наступят в нашей жизни чистота и простота. Разве это не прекрасная мысль? Нет, не мысль, план! Я ведь записал его на бумаге, в деталях, с цифрами, с бюджетами и балансами. Только боялся показать его миру – думаю, вдруг как только я его покажу, меня схватят спецслужбы, присвоят себе мою идею и мир никогда не узнает мое имя.
Майкл. Что же теперь изменилось? Разве ты больше не боишься спецслужб?
Ахмед. Боюсь, но меньше… Более того, я доверяю… вам. Я долго думал и решил, что вы, наверное, не хотите меня убить.
Майкл. Да ну? Вот это новость! Вот это доверие!
Ахмед. И еще я решил, что в случае моего таинственного исчезновения вы поможете моему плану пробить себе дорогу в мир. Вы можете мне это пообещать (обводит всех взглядом)?
Шарлотта (тяжело вздохнув). Конечно, Ахмед. Мы обещаем.
Пинки. Что вы собираетесь делать, Шарлотта? Со смертью Ройлстона пансион неминуемо распадется, вы сможете вернуться домой.
Шарлотта. Да, я… мы так и сделаем. По приезде я сразу попрошу у мужа развод. Мне не нужно от него ничего, только бы детей отсудить… Джонатан согласен их принять.
Джонатан (беря руку Шарлотты в свою). Конечно, дорогая. Мы их у него отвоюем.
Майкл. А знаете, вы, ребята, и вправду трогательны. Даже мне, прожженному цинику, глядя на вас, всплакнуть хочется.
Шарлотта. Пинки, что же с вашим лечением? Вы совсем не успели подлечиться. Хотя… после всего, что мы узнали о докторе, это, возможно, и к лучшему.
Пинки. Я не хочу искать новый пансион. Я подумала, может… может, я вообще откажусь от родительского содержания и пойду работать сама.
Майкл. Ух ты! Кем?
Пинки. Пока не знаю. Попробую продавцом устроиться. Или агентом в частный сыск. (Смеется.) Вместо пансиона буду ходить на еженедельные психотерапевтические сессии. Вдруг их окажется достаточно?
Шарлотта. Пинки, замечательная идея! Я знаю нескольких поверенных, поговорю с ними, наверняка они общаются с агентствами. Надо же им как-то слежку за неверными мужьями и женами устраивать.
Майкл. Вы кем-нибудь работали раньше, Пинки? Или всю жизнь с папой-мамой?
Пинки. Конечно, работала, Майкл. Ни за что не угадаете где!
Джонатан. Где же?
Пинки. В налоговой. Но ушла оттуда год назад: скукота невыносимая, я думаю, налоговая значительно ухудшила мои шансы на вменяемость. (Смеется.) Кстати, скажу вам по секрету – только Доузу не рассказывайте, он меня убьет – о Ройлстоне я знаю нечто нелицеприятное. Связанное с налогами. Когда я записывалась в пансион, я не связала доктора Ройлстона, известного психиатра, с Ройлстоном на бумаге, к тому же он раньше в другом штате жил, но когда узнала о нем кое-какие факты, поняла, что это тот самый… тот самый Ройлстон, который регулярно клал огромные суммы на различные банковские счета и придумывал смехотворные объяснения их происхождению. Мы пытались схватить его за сами знаете что, но он оказался достаточно умен и нанял матерого адвоката. В общем, к моменту моего ухода он все еще находился под внутренним расследованием налоговой. Так что, дорогая Шарлотта, шантаж для Ройлстона был, по всей видимости, делом весьма обычным.
Джонатан. Обалдеть.
Шарлотта. Не то слово. Вот гнусное создание!
Майкл. Знаете, Пинки, о чем я подумал…
Пинки. Да?
Майкл. Я подумал о том, что для налоговой даже вы, со всеми вашими проблемами, чересчур жизнерадостное создание. Я всегда представлял себе налоговика сухой бездушной теткой неопределенного возраста, а тут вы… молодая, ясная, красивая. Да, мир полон сюрпризов! Замечу, приятных! (Склоняется перед Пинки в полупоклоне.)
Пинки (улыбаясь). Спасибо, Майкл. Вы мне льстите.
Майкл. Нет, не льщу, какой смысл? У меня в вас личной… хм…  заинтересованности нет и быть не может. Поэтому я с вами предельно откровенен.
Пинки. Знаете, это так приятно! Со мной рядом почти никогда таких людей не было. Мне будет жаль с вами расстаться. Мне кажется, мы успели подружиться.
Майкл. Мне тоже так показалось. Ну, может быть, попытаемся устроиться в одно агентство?
Пинки. Или создадим свое.
Майкл. Тоже вариант.
Пинки. Я серьезно.
Майкл. И я. Давайте поговорим об этом позже, когда выберемся отсюда.
Пинки. По рукам.
Шарлотта. Послушайте, а где Эдуарда? Почему ее еда нетронута?
Пинки. У нее разболелась голова, от пережитых волнений, видимо. Она пошла прилечь в свою комнату.
Шарлотта. Может, ей таблетку принести?
Пинки. Не стоит. По-моему, она уже приняла. Я думаю, если ей удастся поспать, она будет в полном порядке.
Шарлотта. Хорошо. Мисс Монтроуз, как вы себя чувствуете?
Мисс Монтроуз. Нормально. Лучше чем полчаса назад, во всяком случае.
Джонатан. Да уж, я могу себе представить.
Шарлотта. Перекусить не хотите? Тосты с маслом? Вареное яйцо?
Мисс Монтроуз. Ой, нет, меня, если честно, подташнивает немного.
Майкл. Пейте больше воды, вам поможет.
Мисс Монтроуз (тихо). Да, я знаю.
Шарлотта.  А что вы теперь собираетесь делать? Снова устроитесь в пансион? Или вернетесь в больницу?
Мисс Монтроуз. Я… н-не знаю пока. Я думала об отпуске. У меня никогда не было отпуска.
Пинки. Как это – никогда?
Мисс Монтроуз. А вот так. Первую часть жизни я училась – семь, нет, восемь лет, я ведь пыталась стать доктором, уже почти закончила, но не случилось… На последнем году учебы тяжело заболела мать и мне пришлось пойти работать. Сначала санитаркой, потом досдала классы и устроилась медсестрой. Надо было как-то платить по счетам, а медсестры зарабатывают хорошо. Мама умерла только пять лет назад – все эти годы я потратила на нее и ее лекарства. Скажу честно, с ее последним вздохом и я вздохнула свободно… Я, конечно, маму любила, но мне так хотелось пожить…
Майкл. И именно тогда вы бросили госпиталь и пошли работать к Ройлстону?
Мисс Монтроуз. Да, сначала мне здесь очень нравилось. Доктор Ройлстон внимательно ко мне относился, работы по сравнению с госпиталем у меня практически не было, платили шикарно плюс природа вокруг санатория. Рай на земле. А потом… я влюбилась в доктора. И жизнь моя превратилась в кошмар. Я знаю, это смешно – влюбленная старая дева, но мне, поверьте, так трудно было от своей любви, что хоть вешайся.
Пинки. Мы вам верим, мисс Монтроуз. Абсолютно.
Мисс Монтроуз. Я обожала доктора, а он только подсмеивался надо мной… как… как над девчонкой пятнадцатилетней. Я не понимала его поведения, отказывалась понимать, мне и в голову не приходило, что он может быть геем. Он ведь… флиртовал со мной… и отпускал комплименты… Зачем? Зачем? Почему он не рассказал мне о своей ориентации?
Майкл. Возможно, он боялся, что от подобного признания пострадает его репутация – и здесь я его понимаю, а возможно, просто упивался своей властью над вами. С Ройлстона бы сталось.
Мисс Монтроуз. В общем, постоянная и неизбежная наша бытовая близость без реальных отношений стала доканывать меня… И тогда… тогда…
Майкл. Мы потом побеседуем с вами об этом. Хорошо?
Мисс Монтроуз. Да. Да. Вы совершенно правы.
Шарлотта. Какая жуткая история, мисс Монтроуз. Мне очень жаль.
Мисс Монтроуз. Не о чем жалеть. Несмотря на все, что случилось, я рада, что испытала то всепоглощающее, сумасшедшее чувство, о котором написаны тысячи и тысячи книг. И даже неважно, любил ли меня Ройлстон, главное, что любовь прожила во мне свою жизнь.
Пинки. Я с вами, мисс Монтроуз, полностью согласна.
Входит инспектор Доуз.
Инспектор Доуз. Что случилось? Почему у вас, Пинки, глаза на мокром месте? И у вас… простите, как вас зовут?
Шарлотта. Шарлотта Гейбл, инспектор. Мы не плачем, это… сухость ужасная в доме. Понимаете, из-за отопления.
Инспектор Доуз. Понятно. Я зашел проверить, если вы все тут. Вместе. Скоро приедут полиция и пожарные, я бы хотел, чтобы они нашли всех в одной комнате.
Шарлотта. Все тут, кроме Эдуарды.
Инспектор Доуз. Эдуарда – тоже пансионерка?
Шарлотта. Да.
Инспектор Доуз. Я бы хотел видеть ее здесь, вместе с вами.
Шарлотта. Окей, я пойду ее разбужу. Видите ли, у нее голова болела, она пошла прилечь. (Приподнимается, собираясь встать.)
Инспектор Доуз (движением руки останавливает ее). Нет, не стоит. Я схожу сам. Мне не трудно.
Поднимается наверх, стучит в дверь комнаты Эдуарды.
Инспектор Доуз. Эдуарда, Эдуарда, это полиция, инспектор Доуз, откройте, пожалуйста. Хм, странно, не отвечает.
Пинки. Наверное, крепко уснула.
Инспектор Доуз. Эдуарда! Эдуарда! (Открывает дверь, входит, больше зрители его не видят, он как бы растворяется в полутьме комнаты.) Проснитесь же… О господи! О господи! (С нарастающим напряжением в голосе, практически крича.) Эдуарда, Эдуарда! Боже мой! Да она мертва! Мертва! Мертва.
Все, кто внизу, кроме Пинки и Майкла, смотрят друг на друга с ошеломлением и ужасом. Полная тишина.

Занавес медленно закрывается.

                               






Примечания
Пинки (от англ. pinkie -- мизинец и pink -- розовый) – игра слов.