Ландыш серебристый

Валентина Коркоран
               

                Основное заблуждение человека – это
                думать, что он живет, в то время как
                он просто заснул в преддверии жизни.
                (Идрис Шах, суфийский учитель)
               
               
                Наша реальная жизнь по сути – это
                бодрствование во сне.
                (В соответствии с Торой)



                - 1 -

         Подпрыгнула, задержалась на несколько секунд и… полетела. Это сон. Не могу же я летать наяву. Заставила себя полететь, и вот... В то же время  я осознавала, что полеты «во сне, как  наяву». Какой прогресс! Это значит, что практика осознанных сновидений дает результаты. Следующий шаг:  совершенствовать-направлять сюжет сна в нужном мне направлении.
      И куда же я лечу? Любопытно…
      Летела, летела, зацепилась за тучку, напоминающую не то ягненка, не то медвежонка. Такая мягкая и воздушная тучка, а крылышкам стало некомфортно. Стоп! – какие крылышки?  «Ты бабочка»,  – даже не голос, а кем-то озвученная мысль.
      Кажется, прилетела…
      … и увидела красивую птицу с длинным красным клювом. Птица величаво вращала головой. Я присмотрелась – оказалось, что это цветок на длинном стебле с широкими листьями. Рядом огромные зеленые бутоны, похожие на хризантемы. Бутоны вздрогнули, зашевелились и вспорхнули.

***
     Хотелось проснуться.
     Попыталась открыть глаза. Глаза оказались открытыми. Что это?  Так иногда бывает после пробуждения: сознание еще где-то витает, мозг отказывается работать. Вокруг кружатся предметы, страны и вся вселенная. Тело стремится определить положение: где я? что я? Круговерть продолжается несколько секунд  и хочется вырваться из оболочки, сотканной из сна, легкой паники и тревоги. Вырвалась... Глубокий выдох:
     - Фу-у-у! Аллилуя!
    
     Зачем я затеяла эти полеты?
     Через несколько секунд все прошло, глаза снова закрылись. Полусонный мозг нехотя включился и выдал слабый сигнал: «Спокойно. Без паники. Это то, что тебя интересует: осознанное сновидение – получай».
      Сигнал принят. Я спокойна.
      Вернулось и обволокло чувство  легкости и невесомости. Сценарий заинтриговал – буду смотреть дальше.
     Вокруг много яркого света. Он не ослеплял, а обволакивал и ласкал. Вдали озеро, а может мираж. Поверхность озера, как изумрудный атлас – так и хотелось потрогать и погладить. Все застелено, как ковром зеленой шелковистой травы. Диковинные кусты и деревья.  Где я? Все выглядело, как на картинках в агитационно-религиозных книжках, типа: «Рай. Жизнь после смерти».
    Совсем рядом со мной – огромный камень. Поверхность со всех сторон отшлифована и отполирована. А ведь  когда-то я изучала минералы; по-моему это габро. На черном фоне, красные вкрапления. Идеальный материал для мавзолеев и надгробных памятников. Мне такого не видать – это для очень богатых небожителей.
    В  тени камня… что это? - три ландыша. Наконец-то, что-то реально-земное:  ландыш серебристый. Почему так назвали? – ничего серебристого  в них нет – идеальный белый цвет. Как попали сюда? Маленькие белые колокольчики, симметрично расположенные на тонком стебле, еле покачивались. Мне показалось, что они  издают нежный перезвон. Отражение на блестящей поверхности камня, действительно было серебристым. Несколько больших, продолговатых листьев, оберегающих миниатюрные колокольчики, начали желтеть. Мне кажется, что я перестала дышать. Я боялась пошевелиться и разрушить эту идиллию, боялась потерять то пьянящее чувство легкости и невесомости.
     Если бы не эти ландыши, я решила бы, что  в раю.

***
     – Это и есть ра-а-й. – пропел голос сзади меня.
     Я оглянулась. Никого вокруг  –  только облако, которое хотелось обхватить руками, или нырнуть в него. А голос знакомый, очень знакомый – похож на голос Наташи.  Моей лучшей подруги – Наташки. Старшей подруги-наставницы. Как давно  ее не видела. Она же умерла… много лет назад. Чудеса.  А если это – рай, значит я тоже…
     – Нет. Еще нет, – голос подруги звенел-колыхался, как те ландыши. – Просто представь, что когда-то ты перейдешь в другую форму жизни, душенька, – это ве-е-чная жизнь.
    Как я ни тужилась, представить не получалось. Немного мешал этот нежный колокольный, да нет  – ландышевый - перезвон. Слишком нежный. Слишком его много. Наверное, так с ума сходят… Ладно – проснусь и представлю.
    -  Ди-и-нь-дон, - звенели ландыши.
    – А если надоест? – задала я наводящий вопрос, чтобы сориентироваться во сне и принять решение: не прекратить ли это звенящее сновидение? «Осторожно, – подсказывал разум, – не напрягайся, не спугни. Никаких активных действий. Ты пассивный наблюдатель – если хочешь досмотреть сценарий до конца».
    – Тогда отправят на землю, на у-со-вер-ше-е-нствование. – декламировал голос подруги. Чувствовалось, что ни слово, ни сам процесс ей не по душе.
     – Наташка, где ты? И не называй ты меня душенька.
     – Но ты ведь  еще душенька. Совсем свежая, маленькая. Чувствуешь, что вокруг тебя?
     – Что?
     – Радость. Вечная ра-а-дость. Хочешь взглянуть на себя через много лет? Тело твое все еще на земле.

***
     И я увидела…
     …комната, гроб, а в гробу… кто это? Это я? Чур меня! Маска-лицо сморщенная,  старенькая. Сколько же мне? Восемьдесят, девяносто?.. Очень старенькая. Людей немного. Из моего  поколения никого. Грустные. Не грустите – мне хорошо здесь. Зеркала занавешены. Мой портрет (могли бы и получше найти). Рядом свеча. Я подула на свечу – подала знак. Ноль внимания, стоят, как окаменелые с потухшими глазами.
    Веселенькая история…
    Та-а-к… чем-то вкусным повеяло. На кухне еда готовится. Поминки устроят. Крестница Викуша оливье готовит. Мне Викуша, а кому-то Виктория Игоревна. Сколько раз говорила: «Не мельчи овощи. Не делай из оливье кашу». Решили однажды: картошку – крупно, кубиками; колбасу и огурцы – длинно, соломкой. Плачет. Просила ведь  не плакать на похоронах.  Вот и оливье будет – со слезами пополам. 
      Ладно,  пусть прощаются, я ведь для них не самая худшая была. А мне надо осваиваться на новом месте. Наверное, будет нелегко. Молодцы – кто-то положил в гроб любимые желтые хризантемы. Бутоны огромные, как кочаны капусты  – сюда заберу.
    Наташа-облако легонько покачивалась под перезвон колокольчиков. Она и на земле такая была – вся в движении. Ну, точно – это Наташка, легкая и воздушная, как в жизни. Мне показалось, что в облаке я увидела фигуру в белом.

***
      А ландыши все звенели.
     – Наташка! – вырвалось у меня по старой привычке. – Ой, извини, Наташа.
     – Пусть первое будет, – фигура в белом закружилась, – как в давние времена.
     – Я такая же старая, как в гробу?
     – Что ты душенька, ты молодая. Это тело твое старое.
     – Значит, я умерла?
     – Нет.
     – А что все это?..
     – Полет во сне, в будущее. Увидеть тебя захотела и сказать: «Большое небесное спасибо! За ландыши. А вообще нет тебя здесь. Ты спишь, ты бабочка.
     – Наташа, – настойчиво спросила я, – за что ты любишь эти цветы?
     – Любовь не объяснишь. Всегда любила. Особенно волшебный запах…
     – Помню.
     –…силу дают. Магическую силу. Здесь она тоже нужна. Попробуй, помаши крылышками день земной и ночь райскую. Цветы на вид хрупкие и нежные создания, но они же… 
    – …мамонтов пережили, – радостно продолжила я, услышав подсказку из далекого прошлого. – Как же они здесь оказались? И причем здесь я? А крылышки, значит, у нее есть. Я так и думала. Какой же ангел без крыльев?
     Облако накрыло меня, и голос сказал не распевно, а отчетливо и ясно:
    – Это тебе благодарность от меня… вот за них. – Облако потянулось к ландышам. – А вино на платье девушки, в ресторане, не случайно пролилось.   
     Помнишь?

                -  2 -

     Вспышка…Что-то щелкнуло в мозгу… 
     Вспомнила!
     Много лет назад я была в командировке в городе N, что на Западной  Украине. Находится он на границе с Польшей. Город маленький, но старинный. Везде мемориальные доски - напоминание таким, как я: в таком-то веке город обладал Магдебургским правом. В центе города – квадратная площадь. В центре площади – городская ратуша с огромными потемневшими от времени часами.
     Работала тогда я в политехническом институте, на кафедре минералогии. Наша лаборатория занималась песчаником – уникальным по своим свойствам камнем. Шеф писал докторскую. А двух младших научных сотрудников, включая меня, прицепом тянул на кандидатские. Возле города N был карьер по добыче песчаника.  Возле церкви огромный крест из того же камня. Два века крест  простоял и вдруг начал рассыпаться.
      «Нечистая сила!» – говорило местное население. 
      Вот этой самой нечистой силой я и приехала заниматься. Сделать фотографии, детально описать процесс разрушения и взять пробы. Следы «нечистой силы» я обнаружила  сразу: кто-то соскреб лишайник, покрывающий  крест. Крест начал разрушаться. Вот такие странные особенности песчаника: снаружи как бетонный, а стоит нарушить симбиоз  –  рассыпается в прах.
     Командировка подходила к концу. Материал собран, можно ехать домой.
     Последний вечер. Пахло сиренью.
     Я брела по городу и размышляла: чем бы занять этот вечер? Был конец мая, и сирень доживала последние дни. Проходя мимо ресторана, я остановилась. Громко играла музыка, подвыпивший народ веселился. Хотелось есть, но нырять в это пьяное веселье не было желания. Я отошла на другой конец улицы и от нечего делать стала наблюдать. За столиком у самого окна сидели парень с девушкой. Что-то происходило между ними. Девушка отряхивала подол платья, бурно жестикулировала руками,  и что-то произносила. Парень разводил руки  в стороны, затем вскочил, отшвырнул салфетку и пошел между столиками.
    Мне бы уйти, но любопытство не отпускало. Так и стояла, переминаясь с ноги на ногу; благо погода стояла хорошая и сирень голову дурманила.
    Вдруг двери ресторана открылись, и на крыльцо вылетела знакомая мне девушка. Парень следом за ней. Светлое платье девушки было залито вином. В руках у парня  ландыши.
    –  Ленка, ну подожди! – парень пытался обнять девушку свободной рукой.
    – Дрянь! – девушка сняла босоножку и ударила им парня по плечу. – Дрянь! Кто вино опрокинул?! Зачем пошел с этой коровой танцевать? Не хочу видеть! Не звони!
     Парень стоял и виновато улыбался. Девушка сняла вторую босоножку и спрыгнула с крыльца.
    –  Лен, ландыши возьми.
    –  Пошел ты со своими ландышами.
    –  Лен, они ведь мамонтов пережили.
    –  Пошел ты со своими мамонтами.
    –  Да?
    –  Да!
    –  Ну, я пошел?..
     Лена побежала прочь, парень вертел ландыши в руках, а я думала, как бы незаметно уйти.
     – Девушка, ландыши хотите? – парень переходил улицу в моем направлении. – Они мамонтов пережили.
    Я чуть не рассмеялась.  Развернулась  и пошла в сторону гостиницы. Нужны мне его ландыши. Ленка не взяла, так он решил мне их спихнуть. Подумав пару секунд, вернулась, молча взяла ландыши из рук парня и зашагала прочь.
     –  Куда же Вы? А я? Что же сегодня все бросают меня.
     Я оглянулась. Он стоял в черном костюме и белой рубашке. «Как на свадьбе. А женишок ничего…» – подумала я. Галстук сбился в сторону, темные волосы  взъерошены. Стоял и улыбался хмельной лихой улыбкой. Что-то было напихано в карманы брюк.
     – Куда же вы? – снова  сказал он неопределенно, обращаясь то ли ко мне, то ли к нам обеим с Леной. –  Все покидают меня сегодня... что за вечер?
     –  Чего Вы улыбаетесь? – бросила я на ходу. –  Идите, догоняйте свою Лену.
     –  Да она бешеная,  прибьет меня. Устал я от нее.
     – Так, ну все! Хватит! – решила я, и тут же вспомнила подругу Наташу: «Двое поссорились – помирятся, а виноват всегда третий». Наташа работала в том же институте, на кафедре инженерно-педагогической подготовки. Ох, какие они все там утонченные психологи! Говорят тихо, спокойно и размеренно. Смотрят на тебя, а взгляд говорит: «Все о тебе знаю». И снисходительно улыбаются. Наташа работала над проблемой «дураков». По той же схеме, что и я:  шеф - докторскую, а она прицепом -  кандидатскую.
     Я уверенной деловой походкой шагала в гостиницу и на ходу давала себе команды: «Ландыши в стакан, яблоко съесть и спать». Я уже подходила к гостинице, когда услышала за спиной быстрые шаги. Резко оглянулась. Передо мной, как наваждение парень в черном костюме.
     –  Вот, бежал... меня зовут Сергей... возьмите… вот еще один ландыш. У меня бутылка коньяка и конфеты. – он по-прежнему улыбался, тяжело дышал и все пытался галстук определить на место. – Не прогоняйте, умоляю, мне поговорить с кем-то…
     –  Вас не пустят в гостиницу.
     – А пожарная лестница зачем? – он обрадовался и уверенно сунул мне коньяк и конфеты. Торжественно протянул ландыш. – Ждите меня в коридоре. Я занимаюсь реликтами. Я Вам о мамонтах такого расскажу... 
     Я растерянно  смотрела то на парня, то на три ландыша в руках. Ландыши были с луковицами.  Луковицы подсохли, и, казалось, шептали: «Пить хотим».

***

     Мы говорили о мамонтах, о песчанике, о Ленке, о ландышах... Содержимое
бутылки закончилась незаметно. Пили из одного стакана, по очереди – во втором чему-то радовались маленькие белые колокольчики, как по команде расположенные в четком порядке на тонких стеблях. Яблоко съели. Стол был завален обертками от конфет. Когда часы на городской ратуше пробили два часа, мы вдруг оказались в узкой гостиничной кровати.
      Утром я осторожно открыла один глаз – слева никого, открыла второй – справа то же самое.  Что это было? Какое-то наваждение. Я вскочила с кровати, закуталась в простыню и начала кружиться по комнате. На столе, на конфетной обертке номер телефона.
    Голова не болела – наверное, коньяк был качественный, или… ночь. Но тут  –  как некстати  –  начались угрызения совести: «Как ты могла? Но я же никому не изменила (с мужем развелись пару лет назад).  Да, но с первым встречным?   Не все же песчаником заниматься, можно иногда позволить себе и глупость?» Кружение по комнате продолжалось. «Но это же… Хватит!  Никаких «но»!  Он же сам… как Ромео к Джульетте. Ромео не лазил по пожарным лестницам (это уже внутренний голос подключился – и он туда же). Ты – дрянь! А эта его Ленка? Ну, это ее проблемы – нечего было швыряться такими кадрами,  и  сцены устраивать».
     – Да ну ее эту совесть, и вообще – где она находится и что это за орган такой грызущий,  который ее угрызает? – угрызения совести закончились так же быстро, как и начались. (Я иногда поражаюсь и радуюсь одновременно своей способности контролировать свои эмоции и направлять их в нужное  русло)
     – Звонить не буду. – категорично заявила я, но конфетную обертку с номером телефона спрятала в сумку. Присела на кровать. Настроение испортилось, но посмотрела на ландыши в стакане и улыбнулась – они же мамонтов пережили!
     Я выглянула в окно – часы на городской ратуше  показывали около десяти. Пора домой – шефу везти отчет о песчаниках, а Наташе ландыши. Что-то часто о подруге думаю, слышу ее певучий, но нравоучительный (как у всех ее коллег на кафедре) голос.


                - 3 -

    
    Тело спало, ум бодрствовал, а я порхала.
    –  Вспомнила? – голосок Наташи.
    – Да-а-а, ночка была еще та!.. – я плавно приземлилась на мягкую шелковистую траву. – Наташа, так это ты пролила вино на платье девушки? – осторожно спросила я.
    –  Там, на земле ничего не происходит случайно.
    –  Наташка, ну где же ты? Покажись.
    – Ты не готова  к этому. Придет время – увидишь. – Облако незаметно переместилось в сторону.
    Я почти привыкла к мысли, что я в раю. Но все-таки закрадывалось сомнение – не ошибка ли? Грешна была. Завидовала, жадничала.., ох, чего только не было! По земной привычке я закатила глаза вверх. Там порхали желто-зеленые птицы. В церковь редко ходила, жила в незаконных браках. Я мысленно стала загибать пальцы – сколько раз?..
    – Перестань. Я была твоим ангелом-хранителем. Это тебе благодарность за них. – Я непроизвольно посмотрела на ландыши. – Ох, как мне радостно здесь, когда они рядом.
    Если рассуждать по-земному:  мы выхлопотали тебе это местечко на будущее, для вечной жизни.
    –  Кто мы?
    – Ангелы-хранители. Твой отец, я, и…

***
     Отец умер так неожиданно. И при жизни был опорой, и после чувствовала его опеку. Иногда было так тяжко – кричать хотелось, но вспоминала отца – все отступало. А когда долго и изнурительно искала потерявшийся паспорт… Кто во сне подсказал: где искать? Там и нашла:  в кухонном шкафу, в книге «О вкусной и здоровой пище». Тогда и решила всерьез заняться изучением осознанных сновидений и проблемой Бога. Нет, кажется, проблема Бога начала будоражить раньше, еще в институте, после того,  как сдала зачет по научному атеизму. Тропинку к Богу нашла.

***
    –  Кто третий?
    –  Первую любовь помнишь?
    –  Он?
    –  Мы все распределили. Он был твоей путеводной звездой в любви…
    –  Как же я встречусь с ним – древняя старуха, а он…
    –  Здесь все вечно молодые. По земному возрасту – около тридцати.
    – Вот здорово! – губы мои – если они есть у бабочек – растянулись в улыбку. Я посмотрела в райскую даль и подпрыгнула-вспорхнула от радости. Лучше бы я этого не делала – взлетела очень высоко. Зато опять увидела райскую картинку: экзотические цветы и птицы, озеро, ручей, маслиновые рощи, камень-габро. Что-то подняло, как мне показалось, мою руку вверх и ткнуло пальцем в небо – приземлилась.
     – …в одном я не соглашалась с ним, – напевный голосок подруги был рядом, – он хотел, чтобы во всех земных мужчинах ты видела и чувствовала  только его.
     – Я видела…
     – Здесь вы будете вместе вечно, если захочешь.
     – Захочу.
     Я оглянулась вокруг. Надо привыкать к будущему месту жительства. Как идеально и красиво все. Я начала, по своей земной привычке, присматриваться: к чему бы придраться. Бесполезно – все совершенно! Разве что цветы-птицы слишком густо и плотно вросли в землю. Не могу же я порхать и ничего не делать – можно  рассадить их. Или камень протереть от райской пыли. А мозг напоминал: «Никакой инициативы!  Пассивное наблюдение  –  если хочешь дочитать сценарий до конца!»
     –  Наслажда-а-йся. – Голос из тучки.
    Ладно, наслаждаться, так по полной программе. Не напортить бы чего…
     – Наташка, а как здесь насчет личной жизни? – смело спросила я. – В смысле, как на земле: мужчина-женщина.
     Налетела другая тучка, накрыла меня, и я почувствовала, как меня окатила горячая волна. Давно такого не испытывала.
    – Я бы прилегла… – прошептала я.
    –  Ты уже лежишь.
     Чудеса. Я, по-прежнему, была в той же позе, но мне казалось, что я развалилась на диване с мягкими подушками и отхожу от пережитого наслаждения.
     –  Кто это был?
     –  О ком ты подумала?
    Я смутилась. Надо говорить правду. Она видит меня насквозь: ангел-психолог.
    – Твой босс… зав кафедрой. Не знаю – почему. Ты рядом и я вспомнила его… Наташка, поверь – ничего не…
    – Ради Бога.
    – А где он сам?
    –  Кто?
    Я оглянулась по сторонам и тихо сказала:
    – Бог.
    – Душенька, ты еще не готова к этому. Ты ведь всего мгновенье здесь. Да и зовут его совсем не так.

     Если честно – все это райское волшебство  я уже принимала, как должное. Но ландыши… они что-то будоражили во мне. Как они оказались здесь? Не все удавалось вспомнить.
     Недоставало какого-то звена в цепочке событий.

               
                - 4 -

    И снова окунулась в те далекие дни.
    Первое, что сделала по приезде домой – позвонила Наташе. Обрадую ее ландышами – это ее любимые цветы, да еще с луковицами – она может посадить их. На балконе, например. Надо позвонить, обрадовать.
    –  Натальи Михайловны нет. – ответила невестка.
    –  Когда будет?
    – Мама умерла. Похороны…  –  голос невестки дрогнул. –  Гроб с телом… с мамой… будут выносить через полчаса… – и положила трубку.
     Шок! Кто умер? Наташка? Как? Почему? Похороны? Что делать? Что надеть? Как успеть? Цветы!

***
      Когда я выскочила из такси, водитель возмутился:
      – Барышня, а деньги? Ездят тут с ландышами, а платить не хотят.
   
       Наташа лежала в гробу. Наташка, встань! – хотелось закричать. Белые, как одуванчик, волосы аккуратно уложены в каре. Губы подкрашены в любимый малиновый цвет. Лицо свежее, немного подпухшее, как после глубокого сна. Казалось – вот сейчас она поднимет руку и поправит-подобъет челку. При жизни это был у нее жест-привычка. Особенно, когда хорошее настроение.
     Вся кафедра здесь. Лица растерянные и грустные. А Наташкин шеф стоит у окна. Стройный, поджарый, со стрижкой ежиком; ох, как будет ему недоставать Наташи. Знаю точно, что связывала их  не только  диссертация о «дураках».
      Наташа, почему? Сорок три года. Да, были проблемы с почками, мешки под глазами,  лечилась. Почки отказали? Так вдруг? И обе сразу? Мать нашла ее утром, на полу – видимо, Наташа хотела доползти до телефона. Правая рука вытянута в его сторону.
     Сын Сергей подошел к гробу, поцеловал его край, лоб матери, губы, руки. Тяжело Сергею будет без матери. Рос послушным, задумчивым мальчиком. В десять лет, вместо того, чтобы гонять мяч во дворе с мальчишками, писал грустные, не детские стихи и спрашивал маму: «Почему жизнь такая сложная?» Наташа рассказывала, что он влюбился в одноклассницу, но девочка не обращала на него внимания. Ее увлекали мальчики, пинающие мяч во дворе. На четвертом курсе института Сергей женился.

***
      Гроб был, как  прямоугольная клумба – весь в цветах. Я поцеловала Наташу в лоб и вздрогнула – какой холодный! Плакать не могла и не хотела. Навалилось какое-то отупение, в котором сплошные вопросительные знаки. Я поправила-подбила челку подруги, и положила совсем близко к лицу  ландыши. Луковицы прикрыла листьями. На фоне ярких букетов мои белые колокольчики смотрелись более чем скромно. Я не сомневалась, что позже, на кафедре психологии, шепотом все будет проанализировано. Хотелось прошептать в холодное Наташкино ушко: «Вдохни запах любимых цветов.  Они так нежно пахнут. Вдохни и открой глаза».
     Гроб начали готовить к выносу.


                -  5 -


     И вот они здесь.
     Ландыши, от которых девушка-Лена отказалась. Нежные, красивые цветы-колокольчики, которые пережили мамонтов.
    Моей душе вдруг стало неуютно в этом райском уголке. Даже назад захотелось, на у-со-вер-ше-е-нствование.  В каком райском словаре подруга откопала это словечко?
     И снова радость. Огромная, распирающая радость – хотя никакой особой причины для этого не было. Ну, нашла я звено, которого недоставало в цепочке событий. Ну и что? Так и буду вечно стоять-сидеть-порхать и радоваться? Наташа права: наверное, моя юная и, еще не окрепшая душа-бабочка чего-то недопонимает. В одном уверена: если она будет периодически отправляться назад, на землю, чтобы получить недостающую порцию совершенства, буду точно знать: все случайности - неслучайны. 
    – Не увлекайся этим и не отвергай, – давала наставления подруга. – Помни, что в жизни есть место тайне, – и, в который раз, настойчиво спросила:
    – Чувствуешь радость?
    – Красиво. – Я огляделась вокруг. – «Скучно». – Мелькнула мысль.
    Хорошо, что это только сон, а придет время, придется торчать здесь вечно. Нет! Периодически буду что-нибудь нарушать – опыт есть – и подавать прошения на усовершен… –  надоело мне это слово! – на доработку. Знаю, что там все непросто и зыбко, как тот разрушающийся крест из песчаника, но вспоминается запах сирени, ночь в городе N… Кандидатскую так и не закончила. Что еще? Да мало ли чего? На доработку меня. Немедленно! Буду ценить каждую минуту. Все воспринимать, как должное; я ведь теперь точно знаю – ничего случайного там не происходит. До отправки назад надо узнать: от чего вымерли мамонты?  Позвоню Сергею и расскажу.
    Свет…какой яркий свет. Хотелось спросить подругу: бывают ли здесь ночи? Пусть не такие, как на земле, но, чтобы… просто темно. Или хотя бы мои любимые сумерки. Надоел этот свет.

***
    Да, сценарий был хоть куда! Надо включать сознание и возвращаться. «Сонный паралич» проходил. Я медленно летела вниз, к земле. Опять эта тучка-ягненок-медвежонок. А мы ее бочком облетим. Осознанное сновидение обошлось без особого вмешательств разума. Как-то естественно.
     Вот и земля грешная. Возвращение в Здесь и Сейчас. Зажечь свечу, побродить по лабиринтам  души, прикинуть, как дальше эксплуатировать свою жизнь. Как я поняла – жить придется долго. 
     А сверху доносился певучий голосок подруги-ангела-хранителя:
     –  Лети, душенька, лети бабочка, лети назад. Соскучилась… Спасибо за ландыши.
 Лети-и-и.  Ох, и намаешься еще…
     –  Ну, и пусть!
                _____