ПРОДОЛЖЕНИЕ Начало "Визит пришельцев" http://www.proza.ru/2013/11/19/147
НА ГРАНИ
ОКТЯБРЬ-НОЯБРЬ 1984г. ЧУКОТКА. ВОЕННЫЙ ГОРОДОК..
А в октябре она умирала… Лежала на диване и медленно сгорала изнутри. Началось всё приблизительно, месяц назад. Наталья, до этого, совершенно здоровая, цветущая тридцатилетняя женщина, стала ощущать, как внутри её организма, что-то разладилось.
Временами накатывала внезапная необъяснимая слабость, иногда, при резком повороте, острая боль на мгновение пронзала кишечник с левой стороны. Начал пропадать аппетит, а порой, наоборот, возникало неудержимое желание отведать чего-то особенного. Чего? - она и сама не знала.
- Натуся, ты, случайно, не беременна? – интересовался муж, когда замечал, как жена жадно поглощает какой-нибудь салат из морепродуктов, к которым до этого была совершенно равнодушна.
Наталью эти намёки раздражали:
- Ты уже забыл, что при беременности у меня не бывает никаких пищевых отклонений. Даже твоя матушка удивлялась, что я ем всё то же, что и другие.
- А может, в этот раз, у тебя, как у любой нормальной женщины, просто начался токсикоз? Нет, правда, давай, родим третьего малыша. У нас это здорово получается.
- У тебя уж точно, всё здорово получается! Даже, когда твою жену какие-то головастики полосуют, ты крепко спишь.
- Да ладно тебе выдумывать! Следов-то никаких нет. И вообще, не обязан я за твои сны отвечать. А с другой стороны, может, и правда, эти ребята что-то тебе в живот засунули – вот он и болит.
- Не говори ерунды! – холодно обрывала мужа Наталья и шла в магазин, в поисках чего-нибудь интересного и вкусного.
А интересного, после «Северного завоза» в летнюю навигацию, в магазинах хватало.
Лежала во льду самая разная рыба: красные лососёвые – привычные здесь, как карасики, где-нибудь в средней полосе России, и более редкие, нельма и сиг. Щуки, размером с черноморскую акулу и огромный, сочащийся нежным жиром, палтус, изнывали в ожидании покупателя.
Красная икра - привычная и будничная настолько, что на праздниках считалось, чуть ли не дурным тоном выставлять её на стол в качестве угощения, могла запросто попасться в купленной замороженной горбуше. Тогда делалась вкуснейшая «икра-пятиминутка», которая равнодушно проглатывалась утром, намазанная на хлеб с маслом.
Мясо – свинина, говядина, баранина и диетическая оленина – пунцовыми подмороженными глыбами лежали на эмалированных подносах, и покупатели придирчиво выбирали себе наиболее привлекательные куски.
А морепродукты... Кроме толстых белотелых кальмаров, всевозможных сортов креветок, мидий - нежные, похожие на увеличенные в размере макаронные изделия «ракушка» - моллюски, под милым названием «трубачи». Эти «трубачи» стали гастрономическим открытием Натальи, и какое-то время блюда с ними систематически появлялись на обеденном столе изобретательной кулинарки.
Но и морепродукты, в конце концов, надоели - и Наталья переключилась на фрукты. Где вы теперь, благословенные времена, когда вся великая страна снабжала свой Крайний Север лучшим, что у неё было.
Транспортными самолётами доставлялись из Средней Азии виноград, гранаты, яблоки, груши, арбузы, дыни… Всё – высшего сорта. Не гонять же за тридевять земель то, что может пойти на помойку.
Женщина покупала килограммами тёмно-синий - почти чёрный, кишмиш, жёлто-зелёные нежные «дамские пальчики», карминно-красные гранаты и сочные алма-атинские яблоки. Конечно, главное доставалось детям - муж был равнодушен к фруктам, предпочитая овощи и мясо. А Наталья жадно поглощала все эти вкусности, надеясь витаминами остановить то, что разрушало её изнутри.
Но скоро и это закончилось. Совсем. Организм перестал принимать любую пищу. Какое-то время Наталья ещё держалась: ходила на занятия в любимую музыкальную школу, преодолевая приступы слабости, делала в доме свои обычные дела.
Но… начались пУрги. Так здесь назывались ветры, дующие с ураганной скоростью со стороны американской Аляски.
Первое время после приезда, Наталья не понимала, почему, в Сибири, с её морозами – за пятьдесят градусов, растут высокие деревья, а здесь, где и до сорока редко доходит – только карликовые ивы и берёзки, вровень с травой и грибами.
Всё стало понятно после одного случая.
**********
В тот день было объявлено пурговое предупреждение. Всех срочно отпускали с работы, закрывались школы и детские сады, пустели магазины. Создавалось впечатление, что город готовится к вражескому нападению. Наташу, для которой это был первый ноябрь на Чукотке, всё происходящее даже забавляло. Подумаешь, метель начинается, к чему столько суеты?
Она шла домой, не спеша, осыпаемая хлопьями сверкающего снега, и думала о том, как проведёт эти, неожиданно свалившиеся лишние часы отдыха. Детей должен был забрать из садика муж - он уже звонил ей на работу и сказал, что всех офицеров, кроме дежурных, отпустили со службы. Так что к обеду вся семья соберётся вместе.
Снежная сказка закончилась внезапно. Раздался зловещий гул, похожий на рёв реактивных двигателей самолёта, потом ураганный порыв ветра ослепил Наталью колючим, с ледяными вкраплениями, снежным зарядом и, сбив с ног, потащил куда-то, по скользкому насту. Сопротивляться не было никакой возможности:
- Только бы не оказаться на проезжей части дороги!
Наталье повезло. Прижатая к одной из бетонных свай трёхэтажного дома, она смогла, наконец, открыть глаза и перевести дыхание. Вокруг всё гудело и бесновалось, но под домом было относительно тихо. Впрочем, оставаться здесь было нельзя: ветер извне нагонял всё новые порции снега, грозившие полностью перекрыть выход из этой каменной гробницы. К тому же, начинались ранние северные сумерки, что грозило полной потерей ориентации.
- Домой, я обязательно должна попасть домой! – Ах, как ругала себя женщина за проявленную беспечность! – Каких-то пятнадцати минут не хватило ей, чтобы сидеть теперь в уютной кухне и пить горячий чай в кругу семьи.
Вот он, «опыт – сын ошибок трудных»! Теперь Наталья, буквально, ползла (только у самой земли ветер позволял как-то передвигаться), сверяясь с нужным направлением в редкие моменты просветов в сплошном снежном «молоке».
Лёгкая шубка из искусственного длинного меха, забилась мокрым снегом и, став неимоверно тяжёлой, отнимала последние силы. Глаза, иссеченные ледяными крошками, болели и почти ничего не видели.
Иногда ей хотелось просто лечь и не вставать – пусть будет, что будет… Но, всё же, после маленькой остановки, собрав остатки сил, она продолжала ползти, понимая, что всё сейчас зависит только от неё самой. Никто в этом белом безумии не сможет придти на помощь…
Позднее узнала Наталья, про «подснежников» - так назывались те, кто оказался жертвой пурги и погиб, обессилевший и засыпанный снегом. Таких несчастных ежегодно - несколько человек - в посёлке и на льду Анадырского залива, находили весной, когда оттаивали снежные сугробы. Отсюда и столь романтическое название - «подснежники».
А тогда… Каким-то чудом, она всё же, доползла до дома и свалилась на пороге квартиры, не в силах даже раздеться…
Весь следующий день Наташа лежала пластом, чувствуя себя избитой и униженной. Так, наверное, чувствует себя жертва изнасилования. Только в данном случае, свирепый и беспощадный насильник был невидим, но это не делало его менее страшным.
Так что, вопрос, о карликовости местной древесной растительности – отпал сам собой. Какое нормальное дерево может устоять в подобных условиях?
Впоследствии, Наталья приспособилась к местному климату и уже не боялась прихода пурги. Тем более, «старуха – пурга» обычно предупреждала о своём появлении заблаговременно. Стремительно падало атмосферное давление, затихал ветер, повышалась, иногда до плюсовой, температура воздуха, ухудшалось самочувствие людей.
Единственно, что оставалось непредсказуемым – это продолжительность природного экстремального шоу. Чаще всего, пурга бесновалась три-четыре дня, но могла длиться и пару недель. И теперь, когда Наталья свалилась окончательно, пурга оказалась нетипично затяжной, а это означало, что Наталье предстояло лечиться на месте. В пургу и речи быть не может ни о каком транспорте. Даже военная техника теряла ориетацию в сплошном ревущем кошмаре.
*************
Нельзя сказать, чтобы больной не старались помочь. Генерал Алексеев лично интересовался состоянием больной, и даже дал указание - сделать все возможное, чтобы помочь молодой жене штабного офицера.
Но для того, чтобы помочь, надо вначале поставить диагноз, чего не могли сделать гарнизонные врачи. И не потому, что были недостаточно квалифицированны. Многие из них закончили столичные медицинские вузы, ординатуры, а несколько человек даже имели учёные степени.
В те годы попасть работать в льготный район, на Чукотку, было выгодно, а, значит, непросто. Тем более, если речь шла о привилегированном военном городке, с хорошей инфраструктурой и прекрасным снабжением. Так что, врачи в гарнизоне были не хуже, чем в любом столичном медицинском заведении.
Но что могли сделать эскулапы, если болезнь Наташи не укладывалась в прокрустово ложе типичных симптомов той или иной болезни.
Вначале, когда Наташа ещё могла ходить, её лечащая врач, молодая внимательная Тамара Васильевна, «протащила» её по всем имеющимся в наличии врачам-специалистам. Были взяты все доступные местной лаборатории, анализы. Но узкие специалисты только пожимали плечами, не осмеливаясь поставить точный диагноз.
Собрался консилиум. Наталья сидела, накрываемая волнами лихорадочного озноба, перед медицинским ареопагом и ожидала решения своей участи. А те, будто её здесь и не было, негромко переговаривались и передавали друг другу листки с анализами.
- Без сомнения, налицо воспалительный процесс: РОЭ повышено, лейкоцитоз…
- Возможно, имеется воспаление лёгких. Больная кашляет, имеются хрипы в лёгких - это говорит терапевт. - Но причём здесь эта сыпь и отёк лица?
- А в кишечнике уплотнение подозрительное – вступает хирург. И как, назло, рентген- аппарат сломался.
- Странно, откуда всё же взялась сыпь? Может, вы какие-нибудь лекарства принимали без назначения? – обращается к Наталье главный. О том, что он здесь главный, говорят подполковничьи погоны, виднеющиеся из-под небрежно накинутого на его богатырские плечи, халата.
- Я ничего не принимала. Только димедрол в таблетках, но это уже, когда сыпь началась. Тамара Васильевна прописала…
- Тем более, странно … Димедрол должен аллергию сбивать…
Молодая Тамара Васильевна, немного робея перед начальством, вносит предложение:
- А что, если попробовать ввести димедрол внутримышечно? У больной желудочно-кишечный тракт, практически, отказал. Возможно, поэтому таблетки не дают нужного эффекта.
- Ну что ж, попробуйте. Внутримышечно, без сомнения, будет эффективнее.
- Слушайте, а если это не аллергическая сыпь, а обычная корь? – вдруг осеняет кого-то.
- А почему я не вижу детского врача? – возмущается главный. – Немедленно, чтобы был здесь.
Через несколько минут детский врач – худенькая большеглазая женщина - уже опрашивает больную.
- Вы в детстве корью, наверное, не болели…– в голосе врача слышна надежда.
Но Наталья отрицательно качает головой.
- Корью болела в 9 лет.
- А как? Может быть, это была лёгкая форма? – надежда для педиатра ещё не совсем потеряна.
Наташа понимает смысл вопроса: иногда, у переболевших в детстве в лёгкой форме, корь может повториться, но с более тяжёлыми последствиями..
- Нет, я сильно болела, с температурой и сыпью.
На всякий случай, записываются все детские болезни Натальи - ни одна не подходит под теперешние симптомы.
- Нет, больная не по моей части – женщина-педиатр чувствует себя почти виноватой. Ведь на неё была последняя надежда, хоть как-то определиться с диагнозом.
Так же, категорически, отказывается от больной гинеколог, кардиолог, отоларинголог. По их линии – всё в норме.
Консилиум решает понаблюдать больную ещё некоторое время, что поручается лечащему врачу Тамаре Васильевне. Таким образом, Наталья опять оказывается дома.
Странно - несмотря на то, что физически ей становится всё хуже, голова работает на удивление, отчётливо. Поэтому нити домашней жизни всё ещё находятся в руках больной.
За детьми, пока муж на службе, присматривает соседка. Правда, помощь эта не совсем бескорыстна. Наталья знает, что Александр нравится соседке и теперешняя ситуация позволяет женщине беспрепятственно видеться с предметом своей симпатии.
Наталья и раньше не была ревнивой, а теперь, ей абсолютно всё равно, что может происходить между её мужем и соседкой? Скорее всего, Александр не станет крутить амуры с этой невзрачной одинокой женщиной, да ещё и старше себя по возрасту. Впрочем, Наталья думает об этом меньше всего. Дети, вот что действительно важно. Что будет с ними, если…
Муж - Наталья знает это наверняка, немедленно приведёт в дом мачеху. Не потому, что быстро забудет её, а потому что привык к тому, что к приходу со службы, дома его ждёт порядок и вкусный ужин. А дети, зачастую уже спящие к тому моменту, выглядят милыми ангелочками, на которые можно полюбоваться, стоя у детских кроваток. Все остальное, что касается детей, должно, в его понимании, лежать на плечах жены.
Александр не из тех, кто будет тянуть воз житейских проблем в одиночку. Вот и сейчас, он, будто специально, задерживается на службе. Ведь дома – всё не так, как было всегда. Сам - очень здоровый, он не умеет ухаживать за больными, скорее, не хочет себя затруднять непривычными и неприятными делами. Дети - тоже требуют внимания. Пусть соседка, у которой нет своих детей, возится с ними, ей, одинокой, это будет даже в удовольствие.
Детей своих Наталье безумно жаль, но что она может сделать теперь, беспомощная и угасающая? На консилиуме, когда врачи пытались найти причину странного заболевания, её несколько раз подмывало рассказать о том, что случилось той майской ночью.
Возможно, уплотнение в животе, о котором так беспокоится хирург - это последствие манипуляций зелёных визитёров. Кто знает, что они втолкнули в неё тогда?
Рентген, конечно, мог бы что-то прояснить, но по закону подлости, именно сейчас он сломался. И в довершение всего - пурга, запершая всех в городке, неизвестно, на какой срок.
И вообще, кто поверит в каких-то маленьких зелёных человечков? Ещё сочтут, что у Натальи, вследствие болезни, помутился рассудок.
Но она знает, что никогда прежде у неё так чётко и ясно не работала голова. Когда муж уходит на службу, а соседка уводит детей к себе или в садик, который работает, когда ослабевает пурга - дрожащие худые руки больной берут в руки книги. Это прощание с друзьями, непрочитанными до сих пор, или просмотренными ранее, с легкомыслием молодости, когда знаешь, что впереди ещё много времени и всегда успеешь вернуться и перечитать.
Теперь, когда времени практически не осталось, Наталья читает по-настоящему: сосредоточенно и серьёзно, с тем наслаждением и грустной любовью, с какой приговорённый к казни, смотрит на последний в своей жизни закат.
«Идиот» Достоевского – со всеми его авторскими отступлениями, «Новь» Тургенева, когда-то, начатая и показавшаяся скучной, «Детство» и «Отрочество» Л.Толстого… И, среди классиков, почему-то, Григорий Горин, с новой книжкой рассказов…
Было и другое, но эти – особенно легли на душу. И ещё – мысли. О, мыслей было так много! Но они теперь не мельтешили, как мошкара на свету, а приходили поочерёдно на смену одна другой, позволяли рассмотреть себя с разных сторон и степенно уходили, сделав на прощание книксен.
На следующий день после консилиума, когда Наталья была одна, пришла внимательная и озабоченная Тамара Васильевна. По всему было видно, что её беспокоит состояние больной, но она сказала с наигранным оптимизмом:
- Ну, как мы себя чувствуем? Сегодня вы выглядите лучше! А вот сделаем укольчик димедрола – и личико наше в норму войдёт.
**********
Укол подействовал… Теперь вместо лица у Натальи было что-то круглое, красное, с маленькими глазками и огромными толстыми губами. Даже её маленькие аккуратные ушки – и те опухли, став похожими на большие переваренные украинские вареники.
К лихорадочному состоянию и кашлю добавилась дикая ломота в костях и внутренний жар. Именно этот жар и доставлял самые сильные мучения. Казалось, что вместо крови в ней циркулирует раскалённый свинец. И это было не просто больно, это было невыносимо!
Измученная непрекращающимися болями, которые не могли снять никакими обезболивающими, Наталья уже не хотела жить. Она ощущала себя в постоянной агонии.
Однажды, когда дома никого не было – муж на службе, дети у соседки, Наталье пришла простая, как белый лист бумаги, мысль: зачем терпеть этот, обжигающий каждую клеточку её существа огонь, когда конец, всё равно, неизбежен?
За окном низко и равномерно гудела метель, и Наталье представилось, как хорошо будет подставить горящее тело этим плотным снежным струям, как они охладят её…
- Сесть в сугроб – и уснуть – как просто! На улице сейчас никого нет, а если и есть, то в снежном мареве её всё равно не будет видно.
Теперь она уже не думала о детях, тем более, о муже. Своим, не потерявшим ясности, умом, Наталья явственно ощущала, как между нею и близкими возникла некая прозрачная непроницаемая стена.
На одной стороне была она, измученная и страшно одинокая. И они – такие близкие, ещё пару дней назад, а теперь, чужие, со своей – другой жизнью, не имеющей никакого отношения к тому, что с ней сейчас происходит.
- Смерть – это одиночество.. Только умирающие, по-настоящему одиноки. Потому и уходят, что остаются одни – от этих мыслей уже не было страшно.
К больной пришёл покой. Тот - настоящий, незыблемый, когда смерть уже кажется не отторгаемым ужасом, а ожидаемым избавлением от страданий.
Только одно мучило Наталью – обидно было лежать в гробу с этим ужасным лицом. Она даже сделала распоряжения мужу, чтобы в случае чего, лицо прикрыли кисеей.
А тот - о, предатель! – лучше бы обозвал её дурой - внимательно слушал наставления и послушно полез в шкаф за красивым чёрным платьем, в котором Наталья желала лежать в гробу.
Итак, она готова. Надо только встать и выйти…
-Ну, давай же, вставай! – приказывала себе Наталья. – Только дойти до двери, спуститься с третьего этажа, а там – прохлада и освобождение…
Но то, что никогда не являлось расстоянием, - теперь казалось длинным путём, на который не осталось сил.
Продолжение следует
http://www.proza.ru/2013/12/17/297