Прошло сто лет. Или немного меньше. А может быть и больше. Кто их считал, эти годы?
По весенней придонской степи разнёсся скрип колёс, рёв верблюдов и ослов, блеянье коз и баранов, ржание лошадей, людской многоголосый гомон. Многочисленный ногайский род прикочевал к Дону.
Удалились ногайцы так далеко от своей родной реки Кумы не по пустой прихоти, не гонимые воинственными и сильными соседями. Проделали они нелёгкий и дальний путь свой по воле престарелого князя Джанибека, повелителя и старейшины рода.
У князя была веская причина для столь дальнего путешествия. Эта причина была настолько важна, что с ней согласились все: и старейшины рода, и уздени княжеские, и нукеры, и даже мулла, всегда и во всём поучавший князя и остальных его соплеменников.
Мулла, побывавший в Мекке, а потому гордо и, с известным достоинством, именовавшийся «хаджи», осмеливался перечить князю, зачастую оспаривая его решения. Но в данном случае он первым высказался на племенном совете, именуемом «джамаат», за дальний и небезопасный поход.
Вообще-то, каждый правоверный мусульманин должен хотя бы один раз в жизни совершить хадж в Мекку. «Хадж» – это паломничество. Паломничество в священный для магометан город Мекку, к чёрному камню, именуемому «Каабба».
В своё время, в 630 году от Рождества Христова, такой хадж совершил сам пророк Мухаммад, вынужденный в 610 году бежать из родной Мекки в Медину и с торжеством вернувшийся на родину.
Преследуемый своими единоплеменниками, считавшими его отступником от веры отцов и еретиком, он не отказался от своего собственного учения, от Корана, якобы продиктованного ему самим Аллахом. Он бежал, чтобы вернуться. И вернулся.
Переселение Пророка получило название «хиджра». И от этой самой хиджры, стало вестись мусульманское летоисчисление. Мекка стала, со временем, центром мусульманского мира.
Именно в сторону Мекки обращаются лицом последователи Мухаммада пять раз в день, чтобы проделать «намаз», мусульманскую молитву.
Человек, отправляющийся в хадж, не должен брать с собой никакого имущества и даже денег. Он должен питаться милостыней, усердно молиться, как минимум, пять раз в день, безропотно претерпевать все трудности, которые ниспошлёт на пути его всемогущий Аллах.
Зато, вернувшись из Мекки, паломник с полным правом прибавляет к своему имени почётную приставку «хаджи», пользуется заслуженным авторитетом и вниманием не только среди своих единоплеменников, но и во всей мусульманской умме.
«Умма» – это сообщество мусульман всего мира, вне зависимости от национальной принадлежности и подданства тому или иному государству.
Хаджи имеет право носить белую чалму. Этот внешний признак очень важен. Человек, прикоснувшийся к Кааббе, священному чёрному камню, который когда-то, по преданию, был белым, но почернел от грехов людских, это, по определению, мудрый человек, имеющий право выносить суждение по любым вопросам. И его мнение сомнению не подлежит.
Мулла, закончивший медресе (мусульманскую религиозную школу) в самом Стамбуле, приобретший право носить белую чалму ещё в молодости, когда совершил свой первый хадж в Мекку, был инициатором того, что целый ногайский род, весьма и весьма многочисленный, бросил свои кочевья, отправился по чужим степям на далёкую реку Дон, в землю неверных гяуров, именуемых донскими казаками.
Что же послужило этому причиной? Ещё древний китаец, по прозванию Конфуций, говаривал частенько: «Нет большего несчастья, чем жить в эпоху перемен!».
Может быть, он и не совсем так говорил, эту фразу столько раз записывали и переписывали, что, возможно, слова были и другими. Но смысл от этого не меняется.
Стремление как отдельного человека, так и человеческих сообществ к постоянству, к нежеланию перемен, особенно резких, впоследствии названных революциями, остаётся неизменным и обусловлен самой природой человека, как существа разумного, способного планировать свои действия.
А какие могут быть планы во время революций? Есть, правда, достаточно верная поговорка: «Если хочешь рассмешить Бога, расскажи Ему о своих планах!». Или другими словами и более серьёзно: «Человек предполагает, а Бог располагает».
Такие, или подобные им поговорки, есть у всех народов мира. Но все народы мира хотели бы жить в мире. Современным языком говоря: при некоторой стабильности.
А когда чаще всего и сильнее всего нарушается стабильность? Правильно, при смене власти. А когда власть меняется? Тогда, когда уходит на покой, или в мир иной, прежний правитель.
При монархическом строе, а именно такой строй наиболее распространён был в описываемые времена, власть обычно переходит к сыну. Редко к брату, если сына нет. Бывает, к жене. Ещё реже – к дочери.
Если же династия прерывается, естественно или насильственно, вот здесь-то и наступают те самые перемены, о которых говорил Конфуций.
У разных народов по-разному предохранялись от подобных перемен. Самый лучший способ предохранения, как известно, – это полная стерилизация.
В случае с властью – это безусловное поголовное и беспощадное уничтожение всех возможных претендентов на власть. Как реальных, так и мнимых.
Про щепки, которые летят, когда лес рубят, вовсе не Сталин придумал. Он был хороший ученик восточных деспотов. Сам, впрочем, тоже был достаточно восточным человеком и деспотом знаменитым и известным.
Хотя пытался отрицать как второе, так и первое. Можно достаточно долго обманывать людей. Особенно своих подданных, которые часто, сами рады обманываться. Историю не обманешь.
Так вот, в одной из самых известных восточных деспотий – Османской Турции, было принято, в силу многочисленности султанского потомства от множества жён и наложниц гарема, назначать официального преемника престола ещё при жизни правящего султана.
По смерти последнего, новый султан, в обязательном порядке, умерщвлял всех своих братьев, родных и сводных.
Делал он это «не по злобе», не от присущей человеку, облечённому безмерной властью жестокости, делал он это в силу государственной необходимости. Для того, чтобы уберечь народ своей огромнейшей империи от возможных смут и переворотов.
Такой порядок вещей был даже не законом. Это была установившаяся в течение веков практика, превратившаяся в обычай.
И все братья будущего султана знали, что живут они и будут жить ровно столько, сколько правит их отец. И ни днём больше!
В редких, обоснованных случаях, султан мог сменить преемника престола на другого, более достойного, по его мнению.
Надо ли говорить, как берегли многочисленные сыновья жизнь и здоровье султана, как беспокоились о его здравии и благополучии, как старались отличиться в делах как военных, так и гражданских. Это, конечно, крайность. Другая крайность – отсутствие прямого наследника.
Из многочисленных фактов истории известно, сколько братьев, племянников почившего владыки, сколько известных и не очень известных военачальников и просто самозванцев, заявляет свои претензии на престол, пусть и самый захудалый, в случае прерывания династии.
У князя Джанибека не было детей. Жёны были. Разные. Были и наложницы. А детей не было.Это было не несчастье. Не отсутствие счастья. Это был позор. Раз нет детей, значит, чем-то прогневил Аллаха. И сильно прогневил. Ибо нет большего наказания, как лишение потомства.
Джанибек не был слишком ревностным мусульманином. Не мог быть. По многим причинам. Во-первых, был богат. Очень богат, по степным меркам. А как известно, легче верблюду в игольное ушко…
Во-вторых, по своему положению, зачастую вынужден был принимать решения, идущие вразрез с фетхами, толкованиями аятов корана.
Приходилось ему и лишать людей жизни. И не только гяуров и иноплеменников, но и своих братьев-мусульман. А ведь жизнь дает Аллах, и только он может отнять её.
Но страх перед наказанием Божиим редко кого останавливает из властителей мира сего. Приходится подкреплять страхом смерти и мучений не в потустороннем мире, а сейчас и немедленно.
Достаточно долго прожив на свете, встречаясь и беседуя с представителями самых разных религий, князь выработал собственное мнение как о религиях вообще, так и о их последователях.
Себя считал он ревностным мусульманином, честным членом уммы, хотя к святости не стремился, прекрасно понимая тщетность подобных устремлений.
Маловероятно, что он смог бы внятно и последовательно изложить свои взгляды, но его размышления были весьма интересны и потому заслуживают изложения в достаточно вольном переводе.
Князь не был излишне грамотным. То есть он не мог читать Коран на арабском языке. Зато многие аяты знал наизусть, благодаря своему мулле.
Мулла был в меру старым и мудрым человеком. Муллой был его отец и дед. Муллой был дед деда. Знания и мудрость накапливались в его роду из поколения в поколение.
Когда суры Корана ребёнок слышит изо дня в день, когда их толкованию находит подтверждение в повседневной жизни, вера становится не чем-то приобретённым извне, вера становится неотделимой от естества человеческого.
И это касается не только ислама. В ещё большей степени это характерно для православия. Как, впрочем, и для иных религий.
Китайцу не нужно изучать буддизм. Он буддист по рождению и воспитанию, по образу жизни и образу мыслей. Если, конечно, его родители не конфуцианцы. Или христиане. Или мусульмане.
Правда, в силу того, что мировые учения, мировые религии восприняли самые разные народы, имевшие различную предшествующую историю, различные верования и представления об устройстве мира, эти самые верования и представления наложили свой прочный и неизгладимый отпечаток на адептов этих религий.
Особенно это касается ислама, как религии наиболее молодой, имеющей сравнительно недлинную историю. Но в силу этой молодости ислам обладает и неоспоримым преимуществом.
Если в иудаизме, на каждое слово Торы, имеются тысячи толкований, зачастую противоречащих друг другу, что позволяет при случае выбрать то, что больше нравится, если Новый Завет христиан писали четыре евангелиста, пусть похоже описывая земную жизнь Исуса Христа, но всё-таки немного по-разному, то в Коране всё просто.
Коран практически не допускает толкований и разночтений. Толкования, «фетхи» – это не более чем рассуждения на тему: в суре такой-то написано следующее:…… Человек такой-то, знал это (или не знал, не важно), но поступил иначе. Наказан был следующим образом:…
И вывод: нужно поступать так, как велит Коран. Или будешь наказан. Всё. Это весьма упрощённая схема, но в простоте её сила.
Христиане живут по заповедям Христа. Земная жизнь Спасителя является для них примером. Причём примером недостижимым и непостижимым.
Можно, при крайней или не очень крайней необходимости, отступить от Заповедей Господних, согрешить. Но можно потом этот грех отмолить.
Более того, на прощение, а следовательно и на жизнь вечную, могут рассчитывать и заведомые грешники, сознательно совершившие и совершающие страшные преступления против Бога и людей.
Нужно только искренне покаяться в своих прегрешениях и уверовать во Господа. Даже поговорка такая есть: «Не согрешишь – не покаешься!»
А что делать бедным иудеям? Сколько иудеев, столько и толкований Торы. Каждый иудей имеет право толкования как самой Торы, так и толкований её другими иудеями.
Толкуя и перетолковывая, в зависимости от своей образованности, начитанности, кругозора, места жительства, иных жизненных обстоятельств, иудеи могут найти подтверждение любым своим поступкам. Вплоть до самых неблаговидных.
И логически достоверно убедить себя и окружающих в своей правоте, опираясь на Священное Писание.
Это наиболее сложная для понимания религия. Для непосвящённых. При многовековом единобожии, складывается впечатление, что у каждого иудея свой Бог.
Зовут всех этих богов одинаково, хотя для большей путаницы имя Бога табуировано и вслух произноситься не может. Этот Бог настолько многолик, насколько имеется в наличии людей, исповедующих иудаизм.
Примером мировосприятия и мироощущения, а следовательно и строительства окружающего мира, являются, так называемые, «Соломоновы решения».
Когда, например, черным-чёрное, путём логически-остроумных словесных манипуляций, становится сначала серым, затем коричневым, может быть красным, потом пожелтеть или позеленеть, окраситься в синий цвет, сильно побледнеть, затуманиться, проясниться и, наконец, стать совершенно белым. Белее белого.
А затем, при необходимости, претерпеть обратное превращение.
Зачем такие сложности правоверному мусульманину? В горах и степях жизнь проста и сурова. И религия такая же.
Исходя из этих рассуждений, Джанибек сам, достаточно искренне, верил в Аллаха и пророка его Мухаммада и убеждённо насаждал ислам среди своих подданных. Хотя, большинство из них, были не столько верующими, сколько суеверными. Но адаты, неписаные законы общежития мусульманской общины, соблюдали.
А за соблюдением шариата, то есть законов писаных, строго наблюдал учёный мулла. И по шариату, и по адатам, выходило, что у князя, правоверного мусульманина, должны были быть дети. Конкретно – сын.
По закону жену можно прогнать, если у неё в течение трёх лет не родятся дети. Можно иметь до четырёх жён мусульманину одновременно. Можно и больше, если можешь обеспечить и прокормить. Джанибек мог. Но детей не было.
Мулла советовал совершить хадж в Мекку. Но на кого оставить подданных и жён? И что застанет он, когда вернётся? Если вернётся. По зрелом рассуждении этот вариант был отвергнут.
Мулла согласился с доводами князя. Но не смирился с отсутствием наследника.
Однажды, после пятничного намаза мулла, за чашкой зелёного чая, приготовленного на свежем козьем молоке, поведал князю историю, которая передавалась в роду муллы из поколения в поколение.
Слышал об этой истории и Джанибек. Слышал не раз и из разных уст. Разные разсказчики по-разному пересказывали этот сюжет. С разными деталями и подробностями, с разными именами.
Но основа всегда была одна. Это была история возникновения ногайского рода, одного из родов, к которому принадлежал и сам Джанибек.
В этом предании, почти мифические персонажи которого считались прямыми предками князя и всего его племени, говорилось о путешествии на край степи, почти на край земли, которое предпринял один из прежних князей по имени Иштерек. Или Ичкерек.
Он предпринял это путешествие, чтобы спасти свою умирающую дочь. Но и дочь потерял в далёком и диком краю, и сам не вернулся: погиб страшно и нелепо.
Не вернулись из неведомой земли и многие ногайские воины, околдованные жившими в безкрайних камышовых дебрях русалками, рыжеволосыми колдуньями с рыбьими хвостами и сладкоголосым пением.
Именно в этом походе, на берегах далёкой реки Дон, был избран на княжение предок нынешнего князя Джанибека.
Предок сегодняшнего муллы, тоже мулла, также был в том походе, избежал всяческих соблазнов и опасностей и, волею Аллаха, счастливо вернулся на берега реки Кумы, чтобы оставить многочисленное потомство, в большинстве своём будущих мулл.
Из всех этих повествований, князь запомнил главное и важное. Важным и главным было то, что где-то далеко на севере, в стране, где однажды уже побывал его народ и вернулся, имеется два источника, дарующие жизнь.
И если эти источники исцеляют больных, немощных и умирающих, почему бы не предположить, что они могут даровать новую жизнь, исцелить недуг князя и его жён?
Или хотя бы одной жены. Самой любимой. Самой любящей. По имени Мариам.
Мужчине не к лицу нежности. Но это имя Джанибек произносил всегда с особой интонацией. Даже когда произносил его не вслух. Мариам не была обычной женщиной. И женой князя она стала по собственному желанию.
Однажды, пришла в его шатёр рано утром, когда все, включая стражу, крепко спали, погладила его по щеке и, когда он осторожно открыл глаза, ожидая увидеть занесённый для удара кинжал, заявила, что родит ему сына, если он женится на ней. Если не женится, всё равно родит.
Чего было больше в этой девушке, почти девочке, наивности или красоты, Джанибек до сих пор не решил, хотя уже прошло два с половиной года с того памятного для обоих утра. Последующие ночи и дни, нисколько не разочаровали князя. Но оставалось всего полгода. Потом людская молва, обычаи принудят их расстаться.
Князь, конечно, волен поступать так, как считает нужным. До тех пор, пока его поступки не противоречат обычаям и законам.
Если же князь не уважает законы и обычаи, как он может требовать их соблюдения от других? Да и князь ли это? Может быть, в его тело вселился дэв? Злой дух?
И детей у него нет. Какие дети могут быть у дэва, злого духа? Надо его убить. На всякий случай.
Невесёлые мысли Джанибека прервал негромкий мелодичный смех. Как будто где-то далеко в степи, едва слышно, но отчётливо и ясно, зазвенели бронзовые колокольчики. Не один колокольчик, а именно несколько разной тональности, но в абсолютной гармонии. В гармонии с собой и окружающим миром.
В этом была вся Мариам. Она была частью этого прекраснейшего из миров. Джанибек иногда думал, что для него она была всем миром. И зачем ему был остальной мир без Мариам?
Несколько пятниц подряд, мулла в своих проповедях, говорил о великих предках, обессмертивших своё имя беспримерным походом на север, к живительным источникам, давшим новые силы для продолжения рода мужчинам племени.
Из его слов выходило, что те немногие, что вернулись из дальнего похода, смогли стать родоначальниками многочисленных родов мощного народа, только благодаря двенадцати бурдюкам целебной живой воды, привезённым с собой. Именно эта вода, Ак-су, давала силы для продолжения рода мужчинам и здоровье женщинам.
Но вода закончилась несколько поколений назад. Количество детей сократилось до пяти – шести в семье. Тогда как ранее двенадцать детей у одной матери считалось обычным делом.
Причём, большинство детей были мальчиками, которые вырастая, умыкали невест на стороне, в других племенах, тем самым ещё больше увеличивая и без того многочисленное племя.
А сейчас девочек рождается больше. Ненамного, но больше. А кому они нужны, чужие невесты? Если так дело и дальше пойдёт, выродится, рассеется и вымрет некогда великий народ.
Умным мулла был. Он никуда никого не звал, ни к чему не призывал. Но к концу зимы большинство воинов, особенно неженатая молодёжь, уже не просили, они требовали от князя Джанибека возглавить поход на север, в землю гяуров, к священным мусульманским источникам силы и здоровья.
И аяты соответствующие в Коране находили. Хотя читать не умели. Но передавали уверенно друг другу слова пророков о необходимости регулярных походов на север.
Князю ничего не оставалось делать, как согласиться с доводами народа. Курултай не курултай, меджлис не меджлис, джамаат не джамаат, но некое всенародное собрание вроде казачьего Круга состоялось. Решение было общим и единогласным: в поход!
И заскрипели колёса, заревели верблюды и ослы, заржали кони, замычали быки и коровы, заблеяли овцы и козы. Кричали люди, подгоняя всю эту живность и подбадривая друг друга.
Мир тронулся. В смысле сдвинулся. В смысле начал движение.
Как обычно, к счастью.