Уттави

1. Нашествие

Первый

Прибыв на новое место службы… нет, поправил он себя, теперь работы, Змей первым делом отправился к мэру. Там его уже ждал предыдущий смотритель маяка.
- Как удачно! – обрадовался лысеющий человечек. – Понимаете, у меня дети, девочки. Им хочется общества. А там…
- Что? – спросил Змей из вежливости.
- Страшно, - признался смотритель.
- Не понял.
- Последнее время, или, возможно, нам так казалось. Не обращайте внимания. Там хорошо. Вам. Будет. Пожалуйста.
- Не понял.
- Соглашайтесь.
- Что значит «соглашайтесь»? Я уже контракт заключил.
- Видите ли, - прервал странный диалог представитель мэрии, - можно отказаться. Недавно пересматривались нормативы, и условия на маяке были признаны экстремальными. Вы один справитесь?
Змей улыбнулся.
- Однажды на моей подлодке объявили тревогу. Я, как связист и секретчик, обязан был задраиться и задраился. Потом… Ну, выяснилось, что лодка держится на плаву, условно. Но никого на ней нет. Я так месяц дрейфовал, пока не нашли. Видите – жив, здоров. Продержусь и на маяке.
- Но, там же надо было пить и есть… - удивился бывший смотритель.
- Я и пил, - тоже удивился Змей, - рыбий сок. Рыбы в пробоину заходили без перебоя.
Представитель мэрии тиснул печати на все лежащие перед ним документы и нервно раздал бумаги бывшему смотрителю и нынешнему.
- А почему заходили? – спросил он о том, о чем и так догадался.
- А на трупы, - пожал плечами Змей.

- Ваш катер?
- Мой.
- До маяка подкинете?
- Двести крон.
- А не жирно?
- Тут я решаю: жирно, постно… Так по рукам?
- Нет.
- Другие больше возьмут.
- Не возьмут.

Ночью хозяину катера не спалось. Он лежал на спине и созерцал редкое в поморских пасмурных краях звездное небо. И тут… Это казалось невозможным, но это было: по небу медленно летело длинное извилистое существо. Форму его матовых крыльев были трудно разглядеть. Однако они заметно приглушали острое мерцание звезд. «Дракон, - подумал рассудительный хозяин катера. – Последняя кружка была лишней».  Дракон, словно пробуя силу, заложил над городом вираж и ушел в сторону маяка.
Змей из городка исчез, а маяк с этих пор начал работать, как часы.

Второй

Змей лежал на теплом песке и жмурился. По лицу скользили быстрые тени маленьких белых тучек. Солнце подкрадывалось к зданию маяка. Скоро оно спрячется за белую стену. Тогда можно будет встать и пойти поесть.
За годы ледяной воды и холодных штормов он научился ценить каждую минуту тепла.
И каждую минуту одиночества. Как и солнца, мало ему выпало в жизни этой роскоши. После отставки должность смотрителя маяка стала, воистину, даром судьбы. Мягкая зима, нежаркое лето, песок и сосны затерянного в море острова.
Прежний смотритель, отец двух детей сбежал отсюда, как только кончился контракт.
Наверно, он тоже сбежит, но это будет ещё нескоро.
К ровному шуму ветра и моря добавилось тарахтение мотора. Ему сказали, что раз в месяц на маяк для контроля будет приезжать служащий мэрии. Надо бы одеться, вдруг служащий мэрии – дама. Поздно. Ну, кто не спрятался, я не виноват.
- Поднимайся, Змей, я тебе гостя привёз.
Гость оказался невысоким серьезным молодым очкариком.
Гость чинно сидел на банке катера и недоуменно озирался.
Гость сфокусировался на смотрителе маяка и робко улыбнулся.
Змей, поджарый, резкий, хриплый, в ответ сощурил бледные глаза.
- Надо к причалу идти, у него сапог нет, - пояснил хозяин катера.
- Простите, я не расслышал, как вас зовут? – спросил гость.
- Зовите «Змей», но сначала расскажите, почему вы, вообще, должны меня как-то звать?
- Сядь, Змей, а то упадёшь, - осклабился моряк, - его из министерства образования прислали. Учитель он.
Гость поправил съехавшие на кончик носа очки и объяснил:
- Я уже понял, что это ошибка, что детей на острове нет, но контракт подписан.
Змей скрипнул зубами.
- Ну и поживите в городке.
- Не могу, я обязан жить на маяке, чтобы «дети не подвергались опасности при перевозке». Так написано в контракте.
Змей рассказал морю все, что он думает о министерстве и об образовании. Потом забрёл в воду, вытащил гостя из лодки и аккуратно поставил на песок. Следующим рейсом был доставлен скудный багаж.
- Как хорошо пахнет.
- Это чабрец. Вы от скуки не рехнётесь?
- Если есть интернет…
- Все тут есть. Покоя только нет. Как вас зовут?
- Свеаринген.
Змей переварил информацию.
- А имя? – спросил он с надеждой.
- Это имя.
- Не обессудьте, я буду звать вас «Чабрец», и вы не ослышались, я - «Змей». Пойдемте, покажу вам жилые помещения, выберете себе комнату. В рубку и мастерскую – ни ногой, там системы связи и обеспечения. Надо объяснять их важность?
- Но, я неплохо знаю физику.
- Тем более, - ответил Змей и зашагал к башне.
- А как называется этот остров?
- Удавись, - донеслось сквозь шум сосен.
Гость, поименованный Чабрецом, приуныл, услышав совет. Но воспрянул духом, когда на белой стене увидел табличку «Маяк Уттави».

Третий

Через неделю стало ясно, что судьба послала Змею настоящего гения, но, по милосердию своему, гения очень тихого и безвредного. Чабрец выбрал самую маленькую комнату и превратил ее в то, что вежливый в глубине души смотритель маяка называл «гнездо», имея в виду многослойный срач. Хозяину комнаты название понравилось. Понравилось ему и то, что можно было, не вставая со стула, дотянуться практически до всего необходимого.
Пересекаться жителям острова приходилось редко. Чабрец вел ночной, интернетовский образ жизни, а днем отсыпался. Змей поднимался на рассвете, плавал, бегал, завтракал, а потом весь день чинил то, что теоретически может сломаться.
Этим он и был занят, когда ворвавшийся в мастерскую Чабрец заорал на удивление громким и хорошо поставленным голосом:
- Там кто-то плывет! К нам!
Пришлось идти встречать катер.
- Змей, - крикнули с катера, - судя по выражению лица, в следующий раз ты меня обстреляешь!
- Кого ты опять притащил?
Высокий парень, насколько это было возможно в качающемся катере, вытянулся по стойке смирно,
- Командирован министерством обороны для защиты маяка на случай…
Змей подождал.
- Ну, - потребовал он продолжения.
- А черт его знает! – честно признался командированный. - Мало ли, нападёт кто-нибудь, а тут женщины и дети.
Если крики чаек и плеск волн можно назвать тишиной, то она наступила. Хозяин катера принял нездешний вид. Змей и Чабрец переглянулись.
- Ну, мне так сказали, - неумело смутился прибывший. – Жена смотрителя и учительница.
- Понятно, - обрадовался Змей. – Я – Змей, он – Чабрец, а ты, зелёный и длинный, будешь Бамбуком. Добро пожаловать.
Бамбук, не касаясь борта, выпрыгнул в море и со свирепым выражением лица пошёл к берегу. Свой немаленький рюкзак он, подняв на безопасную высоту, держал одной рукой.
- Между прочим, - безадресно сообщил Чабрец, - животные одного вида, способные нанести друг другу серьезные увечья, в дикой природе практически не дерутся. Другое дело, некрупные приматы.
Бамбук остановился, открыв рот.
- С военными та же история: все на взглядах и интонациях, редко когда до драки дело доходит, - согласился Змей.
- А… - выдавил Бамбук.
Встречающие предупредительно замолчали, всем своим видом показывая, что ждут перлов гостя.
- Так, - продолжил Бамбук, - женщин на острове нет. А есть бывший коллега с бонусом в виде мелкого умника.
Катер тем временем потихоньку отступил на глубину, завел мотор и дёрнул от стремного острова подальше.

Остальные

К всеобщему удивлению Бамбук прекрасно вписался в компанию и даже расположился в ней, компании, с комфортом. Он отлично готовил и обладал полезным бзиком: страстью все раскладывать на свои места. Поначалу Змей с огромным подозрением отнёсся к повышенной игривости нового островитянина, особенно в отношении Чабреца. Но учитель не возражал и не жаловался, и Змей перестал бдить. Правда, он все-таки по своим старым каналам навел справки о карьерных эволюциях Бамбука и, когда узнал, что столь теплое место досталось парню после тяжелого ранения, окончательно успокоился.
Сегодня Бамбук был самым жестоким образом поднят с кровати ни свет, ни заря.
- Подъем, кончай нас охранять, работать пора. Сейчас транспорт подойдёт с топливом и продуктами. Сможешь с насосом разобраться?
- Да.
- Баки за причалом. А лунатик пусть спит, а то он штуцер в розетку вставит. Или ящик уронит, задохлик.
- Да на нем пахать можно, - буркнул, заправляя постель Бамбук.
Змей удивился:
- Что так?
- Ничего.
На наглой бамбучьей физиономии явственно проступило смущение.
- Раз уж язык за зубами держать не умеешь, то рассказывай все до конца, - приказал Змей.
Бамбук уложил подушку ровно и сказал:
- Вот, ты мне моторку не даёшь? К бабам в город сгонять.
Змей несколько секунд предавался размышлениям, а потом закрыл лицо рукой и засмеялся. Смеялся он долго и обидно. До слез.
- Все-таки он тебя отшил?
- Чуть руку не сломал.
- Странно, я не заметил, чтобы вы ссорились.
- А что тут замечать? Он мне сказал «грабли убери», и руку - на излом. А ссориться мы не ссорились.
- Да, я верил в его стойкость.
- Его? – Бамбук от удивления даже задохнулся. - Дай моторку!
- Не дам.
- Ну… (Змей вопросительно выгнул бровь) ну, тогда спиной ко мне не поворачивайся! Выдеру! - посоветовал Бамбук и пошел к сараю с насосом.
Через пять минут от хорошего настроения у Змея не осталось и следа: транспорт, вместе с полезными вещами, привез ещё двух гостей.
Изящный манерный красавец, ни слова не говоря, протянул смотрителю документы. Ученый, работает над изучением путей миграции чертегознаеткаких гусей.
- Почему сюда?
Красавец поморщился, но ответил:
- Племянника не с кем оставить, а здесь есть учитель. Эй, мартышка, иди сюда, - позвал он, озираясь и демонстрируя Змею длинный шелковый хвост.
Змей представил, какой эффект на Бамбука произведет эта красота. При всей жизнестойкости, смотрителю стало плохо.
- Вы руки выкручивать умеете? – спросил он.
Новый гость с удивлением осмотрел ладони и уточнил:
- Свои?
- Ясно. Тогда старайтесь далеко от меня не отходить, - посоветовал Змей приезжему, тяжело вздохнул и побрёл к маяку, а совсем не в том направлении, куда его послал нервный красавец.
Вечером Чабрец, потрясенный получасовой лекцией на педагогическую тему, и Бамбук, узнавший много нового о своем генезисе, сползлись в комнату Змея. Из дальних комнат слышались скрипичные завывания: человек, потрясший общество, развлекался, как умел.
- «Жук-пилильщик», - предложил Бамбук.
- Не выговоришь, - отверг кличку Змей, - «Саранча».
- «Сверчок», - улыбнулся Чабрец, - и «Мартышка». Но только мне кажется, что он не согласится.
- Убедим, - улыбнулся Бамбук.
- Позволь спросить, а как?
- Никакого насилия не будет, Чабрец, - пообещал Змей, ласково глядя на учителя, - но я согласен, мы его все-таки убедим.

2. Мёртвая точка

- Что это? Что? Опять! Ну, сколько можно!
Сверчок распутывал косу на голове племянника.
- Мартышка! Прекрати это делать! Ты мальчик! Тебе нельзя.
- Да я и не умею… Ай-ай!
- Отстань от ребенка, Сверчок, я тебе удочку принёс.
- Отвали! Посмотри, что это такое?!
- Или «отвали», или «посмотри». Кончай орать. Объясни, кто Мартышку обидел?
- Косу ребенку по ночам кто-то заплетает, а он молчит.
- Кто молчит?
- Да Мартышка же!
- Сплю я ночью! Ну вас...
- Сбежал. Сверчок, ребенок - дитя ветра, что ты от него хочешь?!
Орнитолог почесал хвост на затылке.
- Не я, не ты, не Полынь, кто тогда?
- Какая такая «Полынь»?
- Небесная.
Бамбук выпучил глаза:
- А кто это?
- Кто?
- Полынь?
- Бамбук, ты здоров?
Иллюстрируя вопрос, Сверчок повертел пальцем у виска.
«Ооо..» - сказали оба хором, но про себя.

3. Обратный ход

Сверчок, оскальзываясь, залез на большой сухой валун. Забросить оттуда удочку в неспокойное море было невозможно даже теоретически. Пришлось идти к мелкому песчаному заливчику. Спокойная прозрачная вода и не скрывала факта полного отсутствия рыбы, но Сверчок упрямо снял ботинки и закатал джинсы. Через минуту хождения по мелководью ноги ниже щиколотки перестали ощущаться. Сверчок обулся и пошел к причалам. Моторки и весельного яла не наблюдалось. Только у дальнего причала болталась узкая лодочка, которую Змей, за постоянную готовность перевернуться, называл «душегубкой» и использовал только лично и только для каботажных рейсов. Сверчок осторожно ступил на ее борт. Через пять минут бдения, когда внимание удильщика несколько рассеялось, поплавок утонул.
Сверчок вскочил на ноги, изо всех сил дернул за удочку и полетел в воду.
Происходящее крайне не нравилось Конзену. Ему сказали, что будет пикник и велели взять «на чем сидеть» и «из чего пить». И вот теперь секретарь бодхисатвы сидел в траве на маленькой вышитой шелком подушечке и пил саке из чайной чашки, похожей размером и формой на цветок пиона. Снизу на него все время заползала омерзительная живность, а сверху садились опасные насекомые. Конзену было голодно, но он увидел, как Кенрен режет продукты боевым ножом, омытым в крови тысячи ёкаев, и его едва не стошнило.
Радостный Гоку подбежал к любимому воспитателю и напялил на него венок. Конзен ощупал головной убор. С корешков посыпалось.
Конзен стиснул зубы, встал и ушел вдаль.
Следить за любознательными и бойкими дикими рыбками оказалось куда интересней, чем за скучными карпами тетки. Конзен наплевал на гигиену и лег ничком, низко склонившись над светящейся изнутри водой.
На дне лежал медальон. Судя по сдержанному сиянию – из древнего золота.
Конзен потянулся к нему. В воде собственная рука показалась несоразмерно короткой. Конзен огляделся. Палок и веток вокруг не наблюдалось. Лес Тенкай убирали не менее аккуратно, чем сад. Плавать и нырять изнеженный секретарь умел только в ванне, но он разделся и полез в реку. Глубина оказалась по подбородок. Конзен попытался нащупать медальон пальцами ноги, но не смог. Пришлось подождать, пока муть уляжется. Медальон лежал на дне, маня замысловатой вязью. Конзен сел, шаря вокруг руками. Наконец, он нащупал металлическую цепочку. Вынырнув на воздух, охотник за сокровищами первым делом посмотрел на находку и от злобы едва не утонул.
В его руках был армейский медальон, каких тысячи, правда, несколько необычный. Вместо стандартной чеканки на нем было от руки нацарапано:
Имя – Белый глист.
Звание – завхоз Бедлама.
Должность – надоела.
Группа крови – выпили.
Чешуйчатая рука сграбастала странный предмет с ладони Конзена.
- Спасибо, – сказало свирепого вида рогатое существо мужского пола, - тина в волосах вам очень идет. Я ни разу не видел такого красивого каппу.
Очнулся Сверчок в очень странной позе: судя по общему ощущению и тошноте, он висел вниз головой. Прямо перед глазами белел песок.
- Готово! – одышливо заявил некто, поднимавший его, Сверчка, что называется, за задницу. Ладно, за талию.
- Оригинальный способ, - дрожащим голосом оценил Змей.
Сверчка перевернули и утвердили в вертикальном положении.
- Твое счастье, зануда. Змей со второго этажа в окно сиганул, иначе не успел бы.
Орнитолог подумал, что летающие змеи бывают только в мифах, и это – драконы.
- А ты где был? – спросил он Бамбука.
- А я высоты боюсь, - оправдался тот и добавил, - Змей, ты чего за сердце держишься?
- Того, что у меня во внутреннем кармане была мобила. А сейчас она что-то не прощупывается. Утопла. Придется вытаскивать.
- Неужели опять полезешь? – ужаснулся Сверчок.
- Полезу. Только термобелье надену и гидрокостюм.
Бамбук подытожил:
- А в это время ты, Конзен, свою и его одежду высушишь.

Поток документов иссяк, посетителей не предвиделось, а вечер все никак не наступал. Годжун потянулся, проклял жёсткое кресло и подумал, что, во избежание геморроя, надо прогуляться перед сном. Вопрос о том, куда пойти, решился быстро. В самом деле, не бродить же главкому бесцельно под вишнями?!
Он отправился в казармы.
Проконтролировать порядок. Вернее, устранить бедлам.
Через четверть часа чудного гуляния маршевым шагом, Годжун достиг цели. Теперь он стоял на пороге казармы. Стоял перед дилеммой. Дилемма спала на посту, обслюнявив алебарду.
- Рррр! – скомандовал дракон и едва успел увернуться от выпавшего из сонных ручек оружия.
По коридору к нему уже бежал распорядительный дежурный. Дежурный затормозил в полуметре от дракона и жестом профессионального телохранителя увел за свою спину дневального.
- Здравия желаю, господин главнокомандующий!
Годжун хорошо знал этого офицера, но сейчас почему-то никак не мог вспомнить его имя. Дракона, обычно уравновешенного, эта беспомощность сильно разозлила, и он по-змеиному зашипел:
- Представься, убоище!
- Генерал Кенрен, командир первой группы, - радостно сообщил дежурный.
За его спиной, в конце коридора, слышались плеск воды и приглушенная ругань. По запасной лестнице беспрестанно кто-то сновал. Дракон страшным голосом продолжил допрос.
- Что у вас происходит?
- У нас – ничего, это стажеры к отбою готовятся.
На первом этаже, в приличных апартаментах, помещались старшие офицеры, этажом выше, в отдельных комнатах, - офицерская мелочь. А вот на третьем, обитали стажеры - постоянный источник казарменных катастроф.
Раздвинув своих офицеров, как занавески, главком пошел на звук. Дежурный, тщетно стараясь забежать вперед, последовал за ним. Годжун, не раз поскользнувшись на мокрой лестнице, поднялся на третий этаж, распахнул ближайшую дверь и окаменел. По полу огромного зала, среди застеленных в полном соответствии с уставом кроватей, на четвереньках ползали стажеры. Трудолюбиво согнув спинки, будущие воины армии Небес тряпками, обрывками формы, а кто и ладонями, собирали в большое цинковое ведро разлитую по полу воду. Годжун посмотрел на потолок. Оттуда не капало.
- Это называется «бассейн», - начал докладывать догнавший командира генерал.
На свое счастье дракон не успел повернуться к нему. Радостный, срывающийся голос сообщил с порога:
- Ага, не собрали! Вот вам ещё!
И Годжуна с затылка до каблуков окатило холодной водой.
Дракон повернулся. Стажер открыл рот и выронил ведро. Ведро со звоном покатилось, задело и опрокинуло своего стоящего в стороне коллегу, мутный поток заструился по полу. Кенрен вякнул нечто, не похожее даже на мат.
- Вода была чистой, - сказал стажер.
Не отрывая от выпученных алых глаз преданного взора, он нащупал, поднял и предъявил Годжуну в качестве доказательства пустое ведро.
- Это называется «бассейн», - повторил Кенрен, кривя лицо. – Не-не-не, не в том смысле, чтобы кого-то… это… подмыть, а в смысле две трубы, через них втекает, вытекает. Шутка старая курсантская. Кто быстрее…
Годжун щелкнул зубами, и Кенрен заткнулся.
- Что «кто быстрее»? Раздевайся, водопроводчик!
Черный генеральский плащ перекочевал на главкомовские плечи.
- Ой, - раздетый Кенрен сошел с лица, - аккурат под ними моя комната! Работайте, олухи! Если протечет, всех поубиваю! Я побежал.
- Нет! - Годжун придержал генерала за амулет. - Какой, однако, удобный ошейник! Нет, вы, господин дежурный, вернётесь на пост и примете меры по очистке и просушке моей формы. Не к лицу королю-дракону идти через весь Тенкай под генеральскими лычками. 
Прихватив с собой мокрую белую форму, Кенрен убежал. Годжун спустился на первый этаж и пошел на выход. Надо было высушить пострадавшую косу.
Дневальный бодрствовал по стойке смирно, идеально совпадая с картинкой из устава. Дракон подергал портупею, отомкнул рожок автомата, проверил, снова примкнул и фыркнул:
- Ладно, живи.
Дверь казармы распахнулась в теплую тенкайскую весну, и высокий светловолосый человек очутился на белом песке острова Уттави.
- Змей, ты что? Сердце? – забеспокоился пробегавший мимо Бамбук.
- Почему «сердце»? – бесцветным голосом спросил Змей.
- Бледный очень.
- Нет, я здоров.
- Кстати, у тебя в волосах какая-то розовая труха. Ты из подвала?
- Сверху, - ответил смотритель, тряхнув головой.
Листья ссыпались на песок, и налетевший ветер уволок их в море. Змей присел на теплый выступ фундамента. Прижмурившись на солнце, он начал сочинять обращение к психиатру. Но, чем дольше смотритель раздумывал, тем отчетливей понимал: ни к какому врачу идти не надо. Просто ему приснился очень яркий сон. Или так: он, как болезнь, перенес очень яркий сон. На ногах.
Ещё час ничего не происходило, а потом, сквозь шум ветра и моря, Змей услышал крик Сверчка: «Хватит там сидеть. Можете переодеваться, одежда высохла, Годжун-сама».

- Ну, много поймал?
В ответ на этот риторический вопрос Бамбука, Сверчок сузил глаза и поджал губы. Ни одной.
- А у меня – вот!
Бамбук продемонстрировал несколько крупных серебристых тушек.
- Не может быть!
- Что «не может»? Пощупай. И понюхай – это же не болотная дрянь, море!
Загипнотизированный чужим счастьем и азартом, Сверчок наклонился к кукану. Одна из рыб дернулась.
- Ай!
- Не «ай», а семга. Косяк подошёл. Ну, что ты скуксился? Я с лодки ловил, на кольцо… Это, когда берешь якорь, на леску в миллиметр цепляешь свинцовое кольцо… Не важно.
- А зачем ты мне дал удочку? Посмеяться?
Бамбук отвел глаза и буркнул:
- Слышь, тебе утонуть – не фиг делать, а пацана жалко. Кому он нужен? Ты ответственность, вообще, ощущаешь?
Сверчок повертел удочку. Что-то было в этом глупом и добром, в сущности, парне очень знакомое.
- Ты сирота?
Бамбук засмеялся. Весело, но как-то очень звонко. А, отсмеявшись, хлопнул Сверчка по плечу и сказал:
- Пошли, уловом похвалимся.
Змей медитировал, сидя на валуне.
- Вот!
Улов он встретил без энтузиазма.
- Сами и готовьте! Это… молодцы. Но, готовьте сами.
Четверть часа Змей на камне продержался. Несмотря на то, что интуиция тащила его за руку и пихала в спину. Когда он, все-таки, решил посмотреть на процесс приготовления улова, то чуть концы не отдал.
Полуобморочный Сверчок, кривя физиономию, держал рыбу за жабры. Бамбук, путаясь в кишках, делал с будущей едой что-то непонятное. По крайней мере, непонятное для Змея.
- Бамбук, я был под впечатлением, что ты умеешь разделывать рыбу.
- С какой дури?
- Она меня укусила, - пожаловался Сверчок.
Змей всхлипнул, подышал носом и приказал:
- Вон!
Команда была немедленно выполнена.
- Фух, нам надо где-то отмыться.
Бамбук вытер лоб локтём.
Они долго мыли руки в ручье, но чешуя не желала отклеиваться, а кровь - смываться. Бамбук предвкушал сковородку жареной рыбы, Сверчок – покой и обожравшегося Мартышку.
- У тебя на щеке… - Бамбук показал пальцем. - Чешуя.
- Чешуя? Спасибо. Да, надо умыться.
- Подожди. А ты косу никогда не заплетал?
- Я же не женщина.
- А почему ты волосы отращиваешь?
- Я не отращиваю. Просто не стригу.
Бамбук собрал доступные рыбьи чешуйки, расклеил их на лице Сверчка, заплел хвост в косу и обошел вокруг своего творения.
- Я знаю, кто я!
- Кто? - бледнея, спросил Сверчок.
- Генерал!
- Конечно! – немедленно согласился подопытный. Последние несколько минут ему было очень страшно.
От взаимного созерцания их оторвал веселый голос Чабреца:
- Сколько можно? Ты не генерал, а енот-полоскун! Немедленно топай сюда, Кенрен.

Чайки каркали воронами, свистели иволгами и квакали лягушками.
Чабрец лежал и грелся на солнце. В середине декабря это было трудно. Но Змей научил. Научил выкопать в песке окоп и подарил теплую меховую куртку. Чабрец подставлял лицо низкому белёсому солнцу и нюхал подкладку куртки.
Мех отдавал солью, йодом, рыбой, небом, чаем и дымом сигарет… Учитель провалился в сон.
- Годжун-сама, а правда, что есть двух и трехголовые драконы?
- Тенпо-доно, да вы что?
- Простите, я не хотел вас обидеть.
- Тенпо-доно, соберитесь! Через час спуск, а вы меня о мутациях спрашиваете. Давайте, лучше, по основным узлам операции пробежимся.
- Я собрался. Давайте.
- Приступим к делу.
Через два часа, отдышавшись, Годжун выговорил себе под нос:
- Фу, едва отлегался. – И, уже громче, добавил. – Маршал, потери?
- Нет.
Дракон попытался манжетой стереть с лица капли крови.
- Годжун-сама, вы как?
- Нормально. Дайте закурить.
- Я не ку…
Тенпо качнуло.
- Вы ранены? – Годжун придержал маршала за локоть.
- Нет, просто устал.
- Берегите себя. Всем уходить, а мы прогуляемся по очищенной территории.
Лес, и правда, был сказочно красив. Бархатный мох, весь в прозрачных капельках росы. А роса под этими гигантскими елями не высыхала, наверно, никогда. Кроме того, мох украшали розовые, алые и бордовые бусинки брусники. Маршал запрокинул голову, сквозь седые ветви разглядывая обрывки голубого неба.
- Почему этого нет в Тенкай?
- Меня не спрашивайте, Тенпо.
- Гм.
- Странно, что этот мир считается отражением Небес, а не наоборот.
- Странно.
- Я не понимаю природу Небес. И не люблю.
- Крамольные речи ведете, господин главком.
- Я сказал «природу», а не «природы».
- Хитрец.
- Смотрите, какие грибочки! - оживился Годжун, кидаясь в сторону.
Оказалось, что край плаща прекрасно заменяет корзину.
- Вкусные? – на всякий случай поинтересовался маршал, разглядывая мухоморы.
- Очень! Для расы ками ядовиты. И нет, я не жадный, я берегу ваше здоровье…
- Годжун-сама?
- Что?
- Вон.
- Это лось.
Перед воинами Небес стояло огромное хмурое животное. Оно сверху вниз смотрело на короля драконов.
- Фрр, - поднял бровь лось.
- Фрр, - поднял бровь дракон.
Лось повел головой, увенчанной ветвистой короной и презрительно скривился.
- Бодаться не буду, нам пора домой, - улыбнулся Годжун, обращаясь к лосю. – Грибы не отдам.
Лось пожал плечами.
Небожители повернулись и пошли к порталу. Лось хмыкнул и тоже отправился по своим делам.
- Чабрец, просыпайтесь, вечер уже…
Змей вытащил заснувшего учителя из песчаного окопа, потормошил и дохнул теплом.
- Я ужин приготовил. Рыбу жареную. Много, но зная Мартышку… Пойдемте.
- Звезды.
- Что?
- Останемся ненадолго.
Змей обнял учителя и тоже посмотрел на небо. Потом, пряднув длинным ухом, шепнул своему бывшему маршалу.
- Тенпо, а двухголовые ками бывают?

Четверо взрослых напряженно ждали, когда Мартышка наестся до отвала и уползет воевать с компьютером.
- Так, - сказал Змей.
После долгого ожидания Бамбук ехидно уточнил:
- Как «так»?
- В соответствии с планом, - хихикнул Чабрец.
Сверчок, нервно озираясь, начал:
- Знаете, у меня в детстве…
- В каком именно? – быстро спросил Чабрец.
- Не важно! У меня в детстве была большая прозрачная ваза…
- Ночная, - пояснил Бамбук.
Бямс!
- Продолжай, Сверчок, - буркнул Змей, дуя на ушибленную о военную голову ладонь.
Бамбук почесал пострадавший затылок и подумал, что крупные бледные веснушки на кисти Змея напоминают чешуйки.
- Обычно ваза стояла на деревянном столе, но, однажды, я слишком небрежно опустил ее на каменную столешницу. Несколько секунд ваза казалась целой, потом появились трещинки, и она превратилась в груду осколков. Мне кажется, сейчас наступили именно такие секунды. Мы уже видим трещины.
- Цыпленок, когда вылупливается, тоже их видит, - успокоил его Змей. – Изнутри.
Бамбук отодвинулся на безопасное расстояние и добавил:
- Змей по личному опыту знает.
Бямс!
- Тенпо, за что?!
Дзынь. Дзынь! Дзынь!!!
- Что это? – тихо спросил Конзен.
- Вызов, - ответил Годжун.
- Куда?
- Не «куда?», а «чей?».
- Чей? – заворожено поправился секретарь Милосердной.
- Инмарсата. Морская спутниковая связь. Вон приемник стоит.
- Раньше он молчал, - настороженно заметил Тенпо.
- Раньше с маяком не связывались корабли.
- Нам, что, больше нечего друг другу сказать?! В такой момент!!! – взвыл Кенрен.
Годжун встал, прочел сообщение и напечатал ответ.
- Сюда идет яхта. Прибытие – через час, - сообщил он компании. – Кенрен, мы каждый день разговаривали друг с другом. Сейчас ничего экстраординарного не произошло.
Кенрен открыл рот, но не нашел нужных слов и закрыл его.
- Вы, Годжун-сама, раньше всех вылупились, да? – спросил маршал.
- Нет. Скорее, я раньше начал вспоминать. Наверно, потому, что меньше вас похож на человека.
- А как это произошло? - полюбопытствовал Тенпо.
- В автономке лодка накрылась медным тазом. Остался я один. Сижу, готовлюсь к смерти. День сижу, другой, неделю. Но, странно, все время снится, что я дракон, и плавать в океане не опасно, а очень приятно. Через месяц меня спасатели сняли живого и, даже, здорового. С тех пор я стал снам верить. И догадываться, что это не совсем сны. Правда, должность главнокомандующего, при том, что был я тогда капитаном третьего ранга, показалась мне несколько…
- Вот и нечего руки распускать, - демонстративно потер затылок генерал.
- Так, - сказал Годжун.
- Заело пластинку… - фыркнул Кенрен и обеими руками прикрыл голову.
- Необходимо оценить ситуацию, - невозмутимо продолжил дракон. – И определить суть происшедшего с нами.
- Мы стали богами! – гордо заявил Кенрен и тихо добавил. – А кое-кто - глупым драконом.
- Если ты умный, - прищурился Тенпо, - то ответь главнокомандующему правильно.
Кенрен сказал «э» и замолчал.
- Мы вспомнили, кто такие на самом деле, - несмело ответил Конзен.
- Мы вспомнили, кем были, - поправил его Тенпо. – Я понял вас. Это не все. Теперь нам предстоит кем-то стать. Вот она, проблема. Конзен, тебе очень хочется снова стучать каблуками в коридорах власти? Что лучше: печати ставить или изучать перелетных птиц?
- Спрашиваешь?! На хрена они, эти коридоры?!
- Вот и мне, знаешь, здесь книги читать уютнее. Место останется за мной, потому как ребенок на острове имеется.
Кенрен радостно улыбнулся и, чтобы скрыть это, потер лоб.
- Скучно тут. Катер не дают, - пожаловался он мирозданию.
- Не беда, - успокоил его Годжун. – Будем парады устраивать. Я принимаю, ты проходишь строевым шагом. Пойду, кстати, яхту встречу.
- Мне кажется, надо пойти всем, - сказал Тенпо, поднимаясь.
- И не допустить врага на нашу территорию. Стратег! – восхитился Кенрен.
Конзену очень не хотелось видеть предполагаемую гостью, но он тоже встал.
К причалу белой лебедью подплывала небольшая, но дорогая яхта. На борту, вся в развевающихся шелках, стояла бодхисатва любви и милосердия.
- Госпожа, - обратился к ней Годжун, - я смотритель этого маяка. Остров – режимная территория. Сигнала СОС вы не подавали. Я не могу разрешить сход на берег. Что вас привело сюда?
У Милосердной сначала очень сильно расширились глаза, а потом очень сильно сузились.
- Не нравитесь вы мне, ребята, - сообщила она.
- Это маяк, госпожа, не бордель. Вот, Свеаринген, он учитель, а не шлюха, нравиться вам не обязан.
- Снова учитель, - засмеялась Милосердная, - и не надоело тебе быть учителем, Тенпо? Тенпо, а как же библиотека?
- Интернет, госпожа, - светло улыбнулся маршал. - Но вы ошибаетесь, меня зовут Чабрец.
Милосердная всплеснула руками.
- Кенрен, голубь мой чернокрылый, - позвала она, - вернись на Небеса, маршалом сделаю.
- Госпожа, - серьезно ответил развеселый генерал, - любой солдат мечтает стать маршалом… кроме меня. К тому же я – Бамбук, значит, и так быстро дорасту до приличного звания.
Милосердная шумно вздохнула, её шикарный бюст едва удержался в шелковых берегах.
- Конзенчик, ну, хоть ты будь разумным! Ты же, как оранжерейный цветок…
- Про оранжерейный цветок я слышал ещё в позапрошлой жизни! - заорал нервный секретарь, покосился на Годжуна и продолжил уже тише. - Греби-ка ты отсюда, попутного ветра и семь футов в киль!
Годжун, чтобы не улыбнуться, скрипнул зубами. Милосердная ахнула.
- Мне кажется или это ты меня сейчас обматерил?!
- Вы, госпожа, как-то странно изъясняетесь, - Годжун шагнул вперед, и невесть откуда взявшаяся волна основательно качнула яхту, - может быть, вам врача вызвать?
Бодхисатва вцепилась в леера и продолжила речь:
- Ладно, эти мальчишки. Но ты, Король-Дракон! Главнокомандующий западной армией.
- Госпожа, я капитан первого ранга в отставке. Документы показать?
- Ай, лодку не качай, Джирошина утопишь! Вот спросят у тебя, откуда рога, и?..
- Людям, - Годжун выделил это слово голосом, - моего роста и комплекции, да ещё рогатым, неудобные вопросы стараются не задавать.
- Как с вами трудно! – бодхисатва грациозно потянулась, и Кенрен сдавленно застонал. – Хорошо, скажу Наверху, что герои задерживаются, а там, глядишь, про вас и забудут. Джирошин, поехали отсюда, иначе этот рогатый отставник нам шторм устроит. А я укачиваюсь. Захотите вернуться – Годжун знает мой позывной.
Конзен немедленно развернулся к яхте спиной и зашагал к зданию маяка. Следом за ним побрел маршал. Кенрен проводил яхту тоскливым страстным взором.
- Бамбук, держи, - Годжун достал из кармана и бросил генералу ключи, - бери моторку. Плыви в город.
- Ух, ты! Поехали со мной!
- Плыви, не отвлекайся, - буркнул дракон, плотоядно косясь на уходящего Чабреца.
«Одно слово, Змей… подколодный», - подумал генерал и сказал:
- Поем сначала.

Снова расселись вокруг стола с теперь уже остывшим ужином. Дверь открылась, и на кухню вошел сонный Гоку.
- Сверчок, можно мне ещё рыбки?

4. Весна

Кончались тёмные дни.
Всю зиму жители острова завтракали, когда за окном на аспидном небе ещё горели колючие звёзды.
И вдруг, за один день, всё изменилось.
Бамбук всего-то на четверть часа задержал завтрак. Забыл накануне сало разморозить, и пришлось бедолаге кромсать на кусочки совершенно окаменевший брусок. Допивая кофе, Чабрец заметил, что звёзды потускнели, а небо с одного края отдаёт синью. С тех пор за завтраком компания наблюдала рассвет. Сереющее небо, тонкую бордовую полоску, бутон солнца, исчерченный облаками, налитой диск, ещё не вставший в полный рост. Потом стало можно завтракать, не включая верхнего света. Но на острове ещё лежал снег, и о весне говорил только календарь.
Впрочем, нет. Пасмурные дни всё сильнее пахли дождём. А дни ясные, холодные и резкие, срывали капель с солнечной стороны крыши. На южных склонах начинал плавиться снег, а в белых сугробах чудилась сиреневая прозрачность.
Как раз в один из таких ослепительно-тревожных дней Чабрец, позанимавшись с Гоку, ушел гулять. Гулять, пока что, было можно только по тропинкам, пересекающим остров в стратегических направлениях. Одна из них: узенькая дорожка, протоптанная за зиму, вела к сосновому бору. Гоку часто бегал туда за шишками для камина. Чабрец миновал опушку, и ветер, увязнув в кронах, сразу оставил его в покое. Пробравшись по сухой прошлогодней траве к оврагу, Чабрец улегся на южный, бесснежный уже склон и подставил лицо полуденному солнцу. Пахло сырой хвоей. Растущие за оврагом сосны поблескивали чешуйками коры, как золотой слюдой, и ловили своими жёсткими гривами редкие облака. Чабрец, медленно проваливаясь в сон, размышлял.
Небеса их действительно простили. Даже больше: оставили в покое. Позволили забыть то, о чем хотелось забыть. По крайней мере, ему, Тенпо. Нет, другим тоже. Иначе, как объяснить упоение, с которым дракон, властитель и воин, копается в промасленных кишках лодочного мотора? Чабрец улыбнулся, вспомнив крупные сухие кисти смотрителя маяка. Красивые кисти. Красивые руки, надежные. Глаза ледяные, а руки горячие, сильные, жадные.
- Загребущие. Хм, что это со мной? Имеет смысл в город с Бамбуком смотаться. Только сказать о том, что я тоже еду, надо будет в самый последний момент, иначе Змей ни за что не даст лодку. Почему я в этом уверен? А я и не уверен. Мне так кажется. Мне кажется, что он слишком по-хозяйски ко мне относится. Что я - его, душой и телом. Разве это не так? Да, ощущается влияние весны. Что там, весны? Лета, практически. Паутинка щекочется... Паутинка?!
Чабрец распахнул глаза.
Сидящая рядом Милосердная уронила на его щеку второй лепесток вишни.
- Чем обязан? - скрипнул Чабрец.
- Да так, мимо проходила, смотрю – никому не нужный маршал валяется. Неужели это приятно: лежать в канаве? Вместо армии, готовой умереть по одному только слову приказа, – шкодливый непослушный ученик. Вместо сложнейших задач, решив которые чувствуешь себя выше всех богов, - вопрос, сколько нужно яиц на завтрак. Вместо блестящей формы - рванье с чужого плеча.
Тут Милосердная лукавила. Маршал кутался в прекрасную, почти неношеную военную куртку. Одежда была ему, правда, не по размеру, но что с того? Куртку эту Чабрец еще в начале зимы взял поносить у Змея. И стала она не только одеждой. Она стала поводом, которым Змей постоянно пользовался. Стоило Чабрецу одеться, как тот оказывался рядом, заботливо поправляя воротник и стряхивая с плеч несуществующие пылинки. Однажды Бамбук возмутился: «не твое, не лапай!». Тогда Змей ухмыльнулся, обнял Чабреца и ответил, что «лапает» свою собственность. А после паузы пояснил, да, собственность, предусмотрительно списанную перед увольнением, фамилию на бирке прочитай. Чабрецу понравился каламбур. Он представил, как главнокомандующий Годжун перед своим увольнением и убытием на родину списывает маршала Тенпо, чтобы иметь законное основание забрать его в Западный предел. Чабрецу стало весело, спокойно и тепло. Оказывается, иногда приятно быть чьей-то собственностью.
- Алмазная моя, какие яйца? Я на кухню только есть хожу.
Милосердная удивилась:
- Уважают, стало быть? Субординация?
- Нет, кулинарный кретинизм.
Милосердная поджала губы и продолжила:
- А как же жизнь на острие меча, атаки, интриги, стратегия, власть?
На этот вопрос Чабрец ответил серьёзно.
- Жажду власти можно пить только в чистом виде, не смешивая её с благородством, любовью, дружбой и прочими приятными компонентами. Раньше я этого не знал, а теперь просто предпочитаю компоненты в чистом виде. А вы?
Милосердная разозлилась:
- Что ты знаешь о моей ноше?!
Чабрец немедленно согласился:
- Ничего не знаю и знать о вашей ноше не хочу. Мне своей хватает.
Милосердная пожала плечами.
- Скромность - это, конечно, хорошо, но ты заигрался, Тенпо. Скромный водитель и всеобщая нянька. Школьный учитель на паршивом острове. Шкура Хаккая маршалу мала.
- Вы так и не поняли что произошло? Не судите по навыкам и бытовым пристрастиям. Никто не выбирал «из той жизни – это, из этой - то». Смерть, знаете ли, сильное переживание. Умирая, я уже не был тем маршалом, который заботился в былое время о создании собственной коалиции в военном совете.
- Кем же ты сделался? – спросила потрясённая бодхисаттва.
- Тем, кем стал Хаккай к концу путешествия. Или, если угодно, я стал.
Милосердная сменила тактику.
- Место главного императорского библиотекаря свободно. Ну, не то чтобы свободно… для тебя можно освободить. Тепло, погода всегда хорошая, а здесь холодно, то - снег, то - дождь. Или надеешься, что Годжун согреет?
Чабрец закутался в широкие полы куртки и смущённо улыбнулся:
- Гнусные измышления.
Милосердная не отступала.
- Он, определенно, клинья к тебе подбивает. Я не слепая. Смотри, завалит.
- Подглядывать нехорошо.
- Имею право, по должности положено, - уверила бодхисаттва и вздрогнула. – Слышишь, топает.
Действительно, из-за поворота извилистого оврага показался Змей, в распахнутой ветровке, растрёпанный и очень недобрый.
- Канзеон Босацу, что вам надо?
Бодхисаттва отступила на шаг, приняла томную позу и проворковала:
- Мне бы племянничка, но с ним разговаривать – себе дороже. А маршал вежливый. Впрочем, могу и с тобой поговорить. Возвращайся, станешь опять командиром. Тенпо окажется в полной от тебя зависимости. Хочешь – кнутом, хочешь – пряником маршала в постель заманивай. А здесь что ты ему можешь дать?
На них опустилось облако розовых лепестков. Дохнуло теплым ласковым ветром.
Змей протянул Чабрецу руку и разжал кулак. На ладони желтел маленький, слегка помятый цветок.
- Вот это.
К острову приближалось неизбежное - весна.

5. Морок
Змей поменял на плате кварц, включил генератор и удовлетворенно хмыкнул: процессор работал. За окном плескалось солнце, с крыши капало, чайки кричали свое «ха-ха-ха-ха-ха». Больше чинить было нечего. До обеда оставался бесконечный час безделья.
Змей выпрямил ноги и со вкусом зевнул. Помогать Бамбуку на кухне не хотелось. Мешать Чабрецу учит Мартышку - тоже. Мысли об умненьком учителе согрели Змея, но скуку не прогнали.
Тихо скрипнула дверь.
- Ты занят?
Странно. Раньше Сверчка не смущала чужая занятость.
- Свободен, - с некоторым сожалением ответил Змей.
Только вчера Сверчок взял с собой палатку, еду и ушел на несколько дней к скалам, оставив Мартышку на попечение сожителей. К орнитологу, видите ли, прилетели вожделенные гуси. Змей тоже проведал птиц, но с другой целью: разнообразить меню.
Сверчок, непривычно растерянный, остановился у стола.
- Садись, - убрав генератор со стула, пригласил его Змей. – Что-то произошло?
- Смотрю я на гусей в оптику… - нерешительно начал Сверчок.
- Я без всякой оптики двух снял, - похвастался смотритель маяка. – На жаркое.
- Про стрельбу мы ещё поговорим. Смотрю я в подзорную трубу. Гнезда наметил, за которыми наблюдение буду вести. Сместился слегка, вижу - Чабрец на камне сидит. Вдруг выстрел. Оборачиваюсь – Чабрец из соснового леса к маяку идет.
- Не понял, - моргнул Змей.
- Там горы, - сообщил Сверчок.
- Я знаю.
- Высокие.
- Не спорю.
- Остров, как на ладони.
- Если зрение хорошее.
- У меня - хорошее.
- Начни сначала.
- Там горы…
- Не с этого «начала»! – рявкнул Змей.
Сверчок вышел из транса.
- Понимаешь, - сделал он большие глаза, - я видел двух Чабрецов одновременно.
Особого эффекта это заявление не произвело.
- Если бы ты знал, сколько подобных жалоб я выслушал за время службы… - пробурчал Змей. – Дальше-то что?
- Куда уж дальше! – расстроился Сверчок. – Дальше только психиатр.
- Не горюй, - Змей хлопнул орнитолога по плечу, - бывает. Пойдем, проветримся.
Погода менялась. Небо помутнело, стало белым, потом серым. Повалил снег.
- Скорей бы весна. Сколько можно!
От расстройства Сверчок пнул ногой сугроб, который аккуратный Бамбук всю зиму выстраивал вдоль дорожки. Сугроб был прямоугольным и тщательно утрамбованным. Змей постоянно испытывал желание покрасить его зеленой краской. Он и покрасил бы, но трудолюбивый Бамбук, конечно, не застуживал такой насмешки.
- Сверчок, ты уже вернулся?! – закричал Мартышка, высовываясь в окно. – Пошли на горку!
- Уроки учи… - угрюмо отмахнулся орнитолог. – Простудишься.
- Пойдемте, - поддержал идею Чабрец. – Мы уже закончили. Наверно, это последний снег и последние холодные дни зимы.
Змей пошел бы за Чабрецом куда угодно, поэтому он немедленно согласился. Сверчку не хотелось оставаться в одиночестве, и он решил тоже принять участие в несерьезном мероприятии. Мартышка притащил большие санки, сваренные ещё осенью из обрезков арматуры, и компания отправилась к холму. В начале зимы, мальчишка сам, пыхтя от усердия, таскал на вершину бесконечные ведра с водой. Взрослые, в лице Бамбука и Змея, тоже принимали участие в оледенении холма, однако, тайно, по ночам. Горка получилась бугорчатая, но скользкая.
- Сверчок, поехали со мной, - скатившись несколько раз, предложил мальчик.
- Давай, когда ещё выпадет случай, через год племянник уже с девушками кататься будет, - улыбнулся Чабрец.
Основательно замерзший Сверчок подумал, что согреться бы не мешало и сел на санки. Мартышка устроился спереди. Поехать не получалось. Змей, заметивший, что парочка неловко загребает ногами снег, толкнул их. Не очень-то и сильно. Зато, не глядя. Не смог оторвать глаза от повеселевшего, стряхнувшего февральскую меланхолию Чабреца.
Сани поехали криво, на ухабе подпрыгнули… Мартышка взлетел и бухнулся обратно, катапультировав Сверчка. Орнитолог красиво перелетел через племянника и приземлился носом в сугроб.
- Ой, - сказал Чабрец.
- Не то слово, - добавил Змей. – В смысле «слово ты не то употребил».
Упавший выбрался из снежного плена, встал сначала на четвереньки, а потом и на шаткие ноги.
- Эй, - крикнул Чабрец, - тащи сюда санки, я тоже так хочу!
Сверчок немедленно откликнулся на просьбу. Он, обогнав племянника, на удивление быстро достиг вершины холма.
- Кто? Толкнул? Санки?
Смотрел орнитолог почему-то на хрупкого Чабреца. В самом деле, не на Змея же смотреть! Змей, и так крупный телом, в зимней куртке, вообще, напоминал полярного медведя и к рассматриванию не располагал.
- А как ты думаешь, кто? – спросил хитрый полярный медведь, покровительственно обнимая Чабреца за плечи.
- Гады вы, - заглядывая за горизонт, сообщил Сверчок мирозданью.
Снег продолжал падать, но густые хлопья сменились редкими серебристыми снежинками. С холма было хорошо видно, как из дока, где зимовала моторка, вытирая руки ветошью, вышел Бамбук.
- Эй, иди сюда! Мы тебя с горочки спустим, - закричал Чабрец.
Холодный нос Змея уже несколько минут грелся в его волосах, и не то, чтобы это было неприятно, но…
- Что ты кричишь? Я давно уже здесь, - злобно проскрипел Бамбук за их спинами.
Сверчок забыл про разбитую губу, Змей – про теплые пушистые волосы. Чабрецу захотелось, чтобы его обняли крепче.
- Почему вы глазенки так выпучили? – поинтересовался Бамбук.
- Ты – там, - объяснил ситуацию Сверчок и ткнул пальцем в совершенно безлюдный пейзаж.
Остальные благоразумно промолчали.
- Был…
- Ну, был, - пожал плечами Бамбук, - а теперь – здесь. Стою, смотрю, как некоторые обнимаются.
- Понимаешь…
- Да ты обознался! – здраво рассудил Бамбук.
- С кем же, скажи на милость, он тебя перепутал? – из теплых объятий ехидно осведомился Чабрец.
- С… - Бамбук растерялся. – Что вы мне голову морочите?! Я еще способен отличить реальность от действительности!
Воцарилось молчание.
Нарушил его Мартышка:
- Давайте, наконец, кататься!

Предложение ребенка было, в создавшейся ситуации, не самым рациональным, но все немедленно согласились, даже пострадавший от спорта Сверчок. Бамбук с воплем «разойдись» поехал по льду на своих двоих. Доехал он, правда, на своих четырех, но радостно отсалютовал зрителям и побежал наверх с явным желанием повторить попытку. Мартышка попробовал сделать то же самое, но оступился и кубарем покатился с холма. Сверчок, злобно оглядываясь, устроился на санках и благополучно съехал вниз, где был встречен восторженными воплями племянника.
А в это время на холме Змей коснулся губами уха Чабреца. Чабрец трепыхнулся и поспешно спросил:
- У тебя руки, наверно, совсем замерзли. Почему ты перчатки не наденешь?
- Не хочется, - проурчал в ответ Змей.
- Прекратить разврат! – крикнул им добравшийся до вершины Бамбук.
- Командный голос вырабатывает, - шепотом пояснил Змей. – Я домой пойду, есть хочется.
Змей, легко держа равновесие, съехал вниз и направился к маяку.
- Клоун, - с досадой процедил Бамбук.
- Моряк, - пожал плечами Чабрец.
- Морской клоун.
«Интересно, что я буду делать, если ещё один Змей сейчас появится у меня за спиной?» – задался вопросом Чабрец. Хрустнул снег.
- А вот и я.
Чабрец обернулся так резво, что едва не упал.
- Мне понравилось, - одышливо выговорил Сверчок. – Будешь?
- Нет.
- Скатись хоть раз. Со мной, - предложил Бамбук, выдергивая веревку санок из руки Сверчка.
- Нет, - отмахнулся Чабрец, - я головой на хлеб зарабатываю, мне ее жалко. Пожалуй, пойду. Обедать пора.
И он начал спускаться по пологой заснеженной стороне холма.
- Ты, дружочек, прекрасная сваха, - съехидничал Сверчок, возвращая себе веревку.
- Почему это? – взвился Бамбук.
Впрочем, он и сам догадался, почему. Поредевшая команда провела на горке ещё четверть часа, после чего Мартышка потребовал еды. Он побежал вперед, а Бамбук за руку потащил домой ослабевшего с непривычки Сверчка.
- По-о-омедленней, - стонал тот, еле волоча ноги.
- Без нас все сожрут, - пугал орнитолога оголодавший военный. – Уже, наверно, сидят, самое вкусное лопают. Я, между прочим, готовил.
- Не сидят!
Орнитолог окончательно затормозил.
- Ну, ты что?
Бамбук повернулся туда, куда уставился Сверчок, и тоже остолбенел. Было от чего. Рядом с маяком росло несколько декоративных кустов, украшенных крупными белыми ягодами. Вот за этими кустами Змей и целовал Чабреца. Отсутствие листьев и прозрачность крон влюбленную пару не волновали. Картина вырисовывалась совершенно недвусмысленная, списать происходящее на дружеское участие никак не получалось. Светлые пальцы ерошили каштановые волосы. Ладонь в знакомой красной варежке доверчиво лежала на широком плече.
- Как бы Мартышка не увидел, - обеспокоился Сверчок.
- Да я из него самого сейчас мартышку сделаю, - неимоверным придушенным фальцетом прошипел Бамбук.
- Правда? – усомнился орнитолог. – Не смеши в моем лице народ.
- Это мы еще посмотрим…
- Сначала ответь, кого потом будет лечить Чабрец? Трогательно касаясь разбитых губ… йодом. Пошли лучше. Как ты говорил? Съедим все самое вкусное.
Бамбук смирился. В прихожей он ругался на Мартышку, бросившего санки у входа, на покрытые ледяной коркой перчатки, на зажевавший свитер замок куртки, на мокрые неподатливые шнурки ботинок. В процессе раздевания бравый воин постепенно бледнел снаружи и чернел изнутри. Продолжая бурчать проклятья, он вошел на кухню и замер с открытым ртом. Змей, Чабрец и Мартышка чинно сидели вокруг накрытого стола. Шедший сзади Сверчок неласково поинтересовался:
- Что стоишь?
Он подождал пару секунд и пихнул Бамбука в спину.
- Заметьте, мы вас ждали… - начал Чабрец.
- Все ясно, я же предупреждал!
С этой не совсем понятной фразой Сверчок тоже уселся за стол.
- Почему ты бледный такой? – участливо поинтересовался Змей у ошалевшего Бамбука. – Проходи, давай. Заждались.
Бамбук долго пил воду прямо из-под крана, потом рухнул на свой стул и закрыл глаза.
- Что случилось? Отвечай! – приказал Змей.
- Он видел, как вы… - Сверчок прикусил язык и неловко уронил гуся обратно в подливку.
Мартышка придвинул тарелку к себе, взял кусок булки и закончил речь дяди:
- Как вы целовались. Я тоже видел. Только, Сверчок, это были не они.
Змей медленно положил вилку и нож на салфетку. Чабрец вкрадчиво спросил:
- Почему не мы?
- Потому, - чавкая, пояснил мальчик, - что вы никогда не целуетесь.
Вяло разложили еду по тарелкам.
- Надо это исправить, - шепнул Змей.
- Заинька, заткнись, - попросил Сверчок.
- Мартышка, - светло улыбнулся учитель, - я тебе игру новую скачал. На рабочем столе лежит.
- Можешь взять в комнату сколько хочешь еды. Вот сюда сложи, - поддержал заговор Сверчок, пододвигая племяннику большую салатницу.
Мартышка радостно улыбнулся и, прихватив трофей, пошёл к себе.
- Мальчик не так глуп, как нам кажется, - вздохнул Змей.
- Тем более. Поговорить лучше без него.
- Миражи? – с надеждой спросил Сверчок.
- Прошлое? – булькнул Бамбук.
- Будущее, - пообещал ему Змей.
- По крайней мере, следов деятельности этих существ мы не наблюдает, - высказался Чабрец. – Пока.

Ками выдвигали версии, спорили и ругались. Дракон молчал.
Они били себя в грудь, они закатывали глаза, они щурились и вежливо улыбались. Дракон молчал.
Они кричали, говорили, перебрасывались редкими репликами. Дракон молчал.
Они тоже замолчали.
Когда тишина продлилась пять минут, Чабрец сказал:
- Змей, можно с тобой приватно поговорить?
Хозяин маяка встал, опрокинув стул.
Бамбук уронил кулаки на стол и застонал.
- Дурак ты, - усмехнулся Сверчок. – Маршал позвал главкома на совещание. Сейчас мир рухнет.
- Что ты в этом понимаешь?
- Я? Я, может быть, раз в жизни был счастлив. Когда ты меня там, на лестнице ухватил за руку. И ещё, потом, над пропастью, помнишь?
Бамбук поднял голову.
- Так не бывает.

- Змей, что происходит? – голос Чабреца звучал непривычно строго и требовательно.
- На острове? – зачем-то уточнил смотритель маяка.
Чабрец решил не рисковать и ответил:
- На острове.
- Не знаю, - пожал плечами Змей.
- Скажи правду. Драконы не врут.
Это был нечестный прием: Чабрец нарушил негласный уговор жить настоящим.
- Дракона трудно заставить соврать, а заставить его сказать правду - просто невозможно, - надменно заявил Змей.
- Не замечал за тобой раньше любви к словесной эквилибристике. Спрошу иначе. Иллюзии - твоя работа?
На этот вопрос Змей ответил сразу:
- Нет. Кстати, что тебя больше напугало? Наличие иллюзий или их содержание?
Чабрец улыбнулся:
- Когда тебя целуют, а ты об этом даже не знаешь, становится как-то неуютно. По меньшей мере…
Договорить Чабрецу не удалось. Его поцеловали. Не слишком сладострастно, но достаточно горячо.
- Так лучше?
- Бриться надо, - ошалело пробурчал поцелованный.
- Это чешуя, - оправдался Змей.
Чабрец удивленно вздернул брови, отстранился и подслеповато прищурился. Змей вкрадчиво осведомился:
- Ты, вообще-то, знаешь, как я выгляжу?
- В общих чертах. Это не важно. Пойми меня правильно. Одному плохо, но я зарекся подходить к кому-нибудь слишком близко.
- Где вы там? – горько, как чайка, крикнул из кухни Бамбук.
- Пойдем, народ требует продолжения дискуссии.
- С тем же успехом можно облизывать стеклянный леденец, - раздраженно бросил Змей.
- Народу страшно, - шепнул Чабрец.

Проснулся Бамбук ночью от заливистого хохота. Под его окном, на скамейке, смеялась женщина.
- Потише, - недовольно буркнул Змей.
- Молчу, молчу… Генерал – такая лапочка. Смотри, как бы он не предъявил права на своего маршала.
- Это мой маршал.
Милосердная тебя побери!
- Вот видишь, «маршал». Вспоминается былое?
- Оговорился. Повторяю, мы не можем сейчас вернуться.
- Значит, ты понимаешь, что ваше возвращение – просто дело времени?
- Жизнь, вообще, - дело времени.
Змей помолчал.
-  Я не хочу возвращаться. Особенно теперь.
Милосердная присвистнула.
- «Особенно теперь»? Подманил, значит? Приручил?
Змей фыркнул:
- Что за омерзительные термины?
- Нет, голубчик! – взвилась Милосердная. - Это не термины омерзительные. Это ты омерзителен!
Бамбуку показалось, что он слышит тихое шипение.
- Объясни.
- Не понимаешь? Я объясню! Ты хочешь уверить его и себя, что влюблен. Как бы ни так! Ты не простил лезвие у горла, плен и свой постыдный страх. Вот и жаждешь… обладать. В отместку. Кстати, не стесняйся, иди, возьми его прямо сейчас. Маршал не откажет. Он же предатель, вот и будет искупать вину, служа при тебе шлюхой.
Знакомый мужской голос отчаянно крикнул:
- Годжун-сама, умоляю, стойте!
За окном топтались, рычали и визжали. Судя по треску, одежда летела клочьями. Неожиданно все стихло. Много бы дал Бамбук, чтобы узнать, как опытному, но немолодому ками удалось разнять двух фурий. Однако он разнял.
- Только из уважения к вам, Джирошин-доно, - тяжело дыша, выговорил Змей.
Женский голос звучал теперь уже с приличного расстояния. Голос матерился на всех языках мира одновременно.
- Конзеон Босацу, это неприлично! – возмущенно воскликнул древний воин.
Бамбук высунул из-за занавески то, что в его представлении было краешком глаза. Перламутровая луна отражалась в подмерзших за ночь лужах, и было неясно: тьма или лунный свет растворили две уходящие к морю фигуры. Змей устало и грязно выругался. Он поднялся и, ссутулившись, побрел на причал. Добрый и отзывчивый Бамбук едва не бросился за ним, но вовремя одумался, спрятался от лунных мыслей под одеялом, да так и пролежал до самого рассвета.
Утром жители маяка, не выспавшиеся и унылые, сползлись на завтрак. Говорить об иллюзиях уже не было сил. О другом – не было интереса. Но, постепенно, яркое солнце и острый, порывистый ветер, бросающий в оконное стекло капли тающих сосулек, разбудили измученную компанию.
Змей забрал Бамбука и отправился в мастерскую. Сверчок утащил Мартышку смотреть на птиц, а Чабрец прильнул к компьютеру.
На крик, долетевший из-за дюны, побежали трое. Первым, зажав в кулаке разводной ключ, летел Бамбук. Следом, на ходу присматривая оружие, несся Змей. Он задержался: пришлось выключать сварочный аппарат и паяльную лампу. Чабрец, разбивший колено о ножку стола, несколько отстал.
В общем-то, ничего страшного спасатели не увидели. Сверчок обнимал уже притихшего Мартышку и повторял сипло: «это мираж».
- Что случилось? – выдохнул, готовый немедленно порешить всех врагов, Бамбук.
Сверчок, больше похожий на разгневанную птицу-секретаря, чем на орнитолога, заорал:
- Случилось?!
Он закашлялся и продолжил сдавленным, полным яда шепотом:
- Да, чепуха. Вот он вытащил меч и вон ему горло перерезал.
Судя по энергичным тычкам пальца, горло перерезали смотрителю маяка.
- Откуда я меч вытащил? – ошеломленно спросил Чабрец.
- Из жопы, - ответил вежливый ученый. – Я-то понял, что это не вы, а Мартышка – нет.
- Пойдем, Бамбук, - позвал Змей, - стапеля надо доделать. Завтра… Нет, послезавтра лодку спустим.

Ближе к вечеру ветер стих, собрались тучи, и полил дождь. Спать разошлись рано. Мартышка, обпившийся чаю с мятой, перебрался на ночь к объевшемуся валерьянки Сверчку. Бамбук, полный впечатлений от прошлой ночи, заснул, как только добрался до кровати. Спал ли Чабрец, неизвестно. Но его окно выходило в сторону леса, и он не видел, как на прибрежный песок вышел Змей.
Немного постояв, Змей глубоко вдохнул морской воздух и повелительно махнул рукой. Рядом с ним соткалось белое, в синих кучерявых прожилках облако, готовое поднять повелителя к алым стенам Тенкай. Через минуту Годжун, во всем своем главкомовском великолепии, уже стоял на розовой от вишневых лепестков дороге.
Действовать предстояло молниеносно.
Годжун.
Явился к ками, временно исполняющему обязанности главнокомандующего.
Проследовал с ним в управление, отвечающее за кадры.
Написал докладную.
Испросил аудиенцию у Императора.
Представился по форме.
Выразил желание продолжить службу.
Оценил ошарашенную мордашку молодого Императора.
Подал докладную об изменении штатного расписания высшего звена управления. 
Убедился, что на мордашке проступил ужас.
(Ещё бы, увольнению подлежали больше десятка высших князей.)
Подал прошение о бессрочном отпуске по личным обстоятельствам.
Забрал подписанное прошение и услышал: «не торопитесь приступать к службе, хорошенько отдохните».
Зашел в канцелярию Милосердной и лично тиснул на прошение нефритовую печать.
(Новый секретарь характером был слаб, он даже не пискнул, когда печать исчезла в кармане драконьей шинели.)
Проконтролировал, что копию приказа поставили на учет и подшили в дело Западной армии.
Навестил бодхисатву в ее доме у пруда.
- Кто к нам пожаловал?! А мы и не ждали! – встретила Годжуна Милосердная.
На лице у Джирошина отразилось клятвенное уверение, что к слову «мы» он не имеет никакого отношения.
- Не случилось ли у вас ещё чего-нибудь? – поинтересовалась бодхисатва.
- Случилось. И, кстати, - прошение оказалось у Милосердной под носом, - я ушел в отпуск,  и, если КТО-НИБУДЬ помешает мне отдыхать, то я на ТЕБЯ донесу.
- Да кто ж тебе поверит? – удивилась бодхисатва, тщательно изучив реквизиты документа и подпись Императора.
- Во что поверят? В то, что на моем острове появлялись неизвестные хулиганы, которые своим поведением оскорбили Короля Драконов? Или в то, что они были неосторожны и потеряли на месте преступления вот эту приметную канцелярскую принадлежность?
- Джирошин, ты видел?! – ахнула бодхисатва. - Немедленно отними у него печать!
- Конзеон Босацу, - проникновенно сказал помощник Милосердной, - я ничего не видел. Я слепой старый ками. Но это лучше, чем покалеченный старый слепой ками. И, потом, обратите внимание, Годжун-сама пока не начал пугать вас тем, что поделится подозрениями с Конзеном… Характер у мальчика и раньше был непростым, а теперь… сами знаете.
Годжун поймал намек на лету. Милосердная – тоже. Она повернулась к дракону спиной.
- Прощайте, - сказал Годжун.
Теперь ему предстояло строевым шагом дойти до Туманных отрогов, по дороге не рухнув в тенкайскую пыль.

Ближе к рассвету дверь в комнате Чабреца скрипнула, и тихий голос спросил:
- Спишь?
Голос был практически беззвучным, прикинуться спящим не составляло труда, но Чабрец ответил:
- Нет.
Змей, бледный и промокший, стоял в дверях. Его заметно потряхивало.
- Проходи. Что с тобой?
- Гулял.
- А волосы почему мокрые?
- В море окунулся.
- Зачем?!
- Смыл с себя тот кисель, который в Тенкай называют воздухом…
Змей полез в карман – на ладони у него лежала нефритовая, облепленная помятыми лепестками, печать.
- Отпуск выбил.
- Ложись быстрее, не хватало простудиться, - приказал Чабрец, вытаскивая из комода полотенце.
Змей немедленно залез под одеяло и не уснул только потому, что Чабрец начал сушить ему волосы.
- От тебя пахнет морем.
- Тут всё пахнет морем… А ты пахнешь ивой.
- Может быть, не стоило лезть в воду? Холодно же очень. Только лед сошел. Искупался бы в ванне.
- Такую грязь, Чабрец, в ванне не смоешь.
Змей щурился, а когда открывал глаза, было видно, что они черны и мертвы.
- Понятно, - сказал Чабрец, хотя понятно ему не было. – Знобит?
- Нет. Это от усталости.
Чабрец вскочил на ноги.
- Вот олух! Я же тебе еды припас!
Щелкнув дверью маленького холодильника, Чабрец зажег настольную лампу и начал выкладывать на стол тарелки. Змей ошеломленно следил за ним.
- Как ты догадался, что я уйду в Тенкай? Что я вернусь именно в твою комнату? Что мне понадобится еда?
- Я не догадался. Я знал, что ты обязательно во всем разберешься. И очень боялся, что ты решишь сражаться.
- Боялся? Маршал?.. Прости, оговорился.
- Только идиоты не боятся. Но, почему ты не взял нас с собой? Меня и Бамбука?
- Есть вещи, которые надо делать одному.
- Сжатым кулаком бить сподручней.
- А на кнопку лучше нажимать одним пальцем.
Змей откупорил бутылку. Пиво было темным, густым, оно пахло ржаным хлебом и медом.
- Спасибо, Чабрец. Есть не хочется. Я пойду.
- Ну уж нет.
Чабрец вскочил и неловко обнял Змея, уткнувшись лбом в его широкую грудь.
- Ты даже не помнишь, как я выгляжу… - пытаясь отстраниться, сипло сказал Змей.
- Любовь делает зрение острым, - касаясь губами прохладной кожи, ответил Чабрец.
Змей прошипел что-то невнятное на драконьем языке, поднял голову Чабреца и поцеловал его. Чабрец ответил. Он целовался так, как когда-то ходил в рукопашную маршал Тенпо. Безумно и смертоносно. Лицо Чабреца, освободившись от челки, сделалось светлым, открытым и отчаянным.
- Вот ты у меня какой! – восхитился Змей, оторвавшись от нетерпеливых сухих губ.
- Я очень долго был один, - смутился Чабрец.
Змей давно привык к ноющей боли. Что поделаешь, неразделенная любовь. Боль эта, то ела сердце, то брала за горло. Но Змей ее и болью-то не считал. Так, еще одним признаком жизни. И вдруг, боли не стало. Змей растерялся, но ворвавшийся в раннюю весну сладостно-горький аромат чабреца выгнал из его головы все: рассудок, сомнения и растерянность. Змей обнял любовника, да так, что затрещали кости, и не слишком связно предупредил:
- Говори сейчас или я не остановлюсь потом.
Чабрец посмотрел на потолок. Странно, но на нем не было написано совета.
Чабрец засмеялся.
Они будто встретились после разлуки, после тех жизней, в которых не были близки. С каждым поцелуем и каждой лаской воскресала убитая когда-то фантомная любовь. Мучительно медленно.
Мучительно медленно они брели куда-то по неведомому лесу чувств. Жадно сплетали языки и ловили прикосновения чужих ладоней на своем теле. Тонули в удовольствии, желали большего и страшились того, что может произойти. Обоим казалось, что ещё капля и счастье станет незаслуженно большим. И тогда оно превратится в смерть.
Змей решился первым – слишком долго ждал. Он мысленно показал Милосердной язык, подхватил Чабреца на руки и вернулся к кровати. Наконец они дорвались друг до друга.
Когда Чабрец застонал от боли, Змей провел языком по его острому подбородку и легонько куснул любовника за ухо.
- Потерпи немного.
- Попробую.
- Расслабься.
- Легко сказать.
- Надо было масло…
- Машинное или сливочное? Ннн…
- Ты жив?
- Сейчас соображу.
- Соображай, не отвлекайся. Я все сделаю сам.
И, надо сказать, дракон сдержал слово.
… Прижимаясь грудью к влажной расслабленной спине Чабреца, Змей пытался привести в порядок мысли и чувства. Не получалось. Даже отличить одно от другого не получалось. Получалось только лежать, сжимая узкую теплую ладонь.
Через несколько минут Змей догадался сползти с субтильного любовника. Он улегся рядом и осторожно подул на укушенное ухо.
- Больно?
- Сделай одолжение, - ответил Чабрец, еле удерживаясь от глупого хихиканья, - не предлагай мне завтра жестких табуреток…
Они оба привыкли спать в одиночестве, но оба, безжалостно истыканные стрелами Амура, немедленно провалились в мертвый сон.
Утро встретило любовников скрипучим голосом Сверчка.
- Эй, тебе Змей ничего не говорил? Куда это он с утра…
Сверчок до конца открыл дверь, остановился и замолчал. На подушке рядом с растрепанной головой Чабреца наблюдался пегий затылок Змея…
- Что это такое?! – заорал Сверчок, тыча пальцем в кровать.
- Не твоя забота! – прошипел учитель.
- Моя! Моя!!
Казалось, что из орнитолога сейчас пойдет пена.
- Отдай!!!
- Отдай ему, а то он рассудком подвинется, - пробурчал Змей в подушку.
Сверчок сграбастал печать с тумбочки, прижал ее к костлявой груди и понес добычу в свое логово. На пороге он звенящим от счастья голосом бросил: «завтрак готов, ждать никто не будет».

Во время завтрака Чабрец рассеянно строил в тарелке крепость из каши, Бамбук поджимал губы и злобно дышал носом, а Змей докладывал о «командировке».
- … поэтому теперь, Мартышка, Чабрец никого больше убивать не будет, - закончил он повествование.
- Зато, кое-кто другой убивать начнет, - пригрозил Бамбук яичнице.
Но ему никто не поверил, даже яичница.

6. Осень

Змей вышел на высокое металлическое крыльцо маяка и ухмыльнулся. Восемь ноль ноль, а крыльцо, похожее своей дырявчатостью на пол подводной лодки, полностью в тени. Это означало, что на остров Уттави пришла осень, и скоро начнут съезжаться покинувшие в августе маяк жители.
Сначала, прихватив с собой Мартышку, в первых числах августа уехал Сверчок. Он сказал, что мальчик уже большой, и ему надо показать, как минимум, Лондон и Париж. Вернувшись, он собирался отдать Мартышку в пятидневный колледж, услугами которого в стране, расположенной на тысяче островов, пользовались многие, даже те, кто жили на материке. Не с каждого хутора можно было каждый день ездить на учёбу.
Узнав об этом, Чабрец растерялся – отпала официальная необходимость его присутствия на острове. Но Змей, за время службы на флоте разучившийся теряться, быстро нашёл выход из положения. Он отправился в город и вернулся оттуда всклокоченный, но довольный, с новым штатным расписанием: теперь смотрителю маяка полагался помощник (одна вторая ставки). Чабрецу пришлось уехать, чтобы сдать дела, уволиться из системы образования, повидаться с друзьями из прошлой жизни, а, заодно, купить новый компьютер и кое-что из приятных мелочей. По меньшей мере, надо было запастись подарками на дни рождения, Рождество и Новый год.
Бамбук, оставшийся со Змеем наедине, вскоре заскучал и был выпихнут на курорт к девушкам. По этому поводу едва не произошёл спор с рукоприкладством.
- Змей, ты издеваешься? Я для того целый год на море пялился, чтобы и в отпуске это делать?
- Видишь ли, девушки имеют такое свойство или повадку – с наступлением тепла  они сбиваются в стаю и мигрируют ближе к прибрежным зонам жарких стран. Как опытный охотник, ты должен бы это знать. А куда ты хочешь поехать, если не на южное море?
- В горы, в скалистые снежные горы, - изнывая от палящего солнца, ответил Бамбук.
- В горах водятся девушки, в основном, спортивные, которые могут за неправильный комплимент руку оторвать. Тебе давно руки не отрывали?
- Отцепись.
- Непременно поезжай на морской курорт. А то у тебя от воздержания организм сбоит.
Бамбук пошёл красными пятнами и сжал кулаки.
- Я тебе сейчас докажу, что ни черта он не сбоит.
Змей только улыбнулся, обнажив клыки и сощурив страшные глаза.
- Видишь, насколько я прав: полная потеря инстинкта самосохранения. Езжай, а то и основной инстинкт отвалится. Он уже начал это делать.
Бамбук растерялся и даже где-то испугался.
- Что это вдруг ты так решил?
- Последние полгода ты не замечал, что Сверчок на тебя практически перестал орать, а вместо этого норовит на рыбалку увязаться, хотя ни хрена с неё не приносит, или, вот ужас, в мастерскую заглядывает.
- Да?
- Да. Езжай. Сверчок вернётся из бледного Лондона и субтильного Парижа, а тут ты весь такой загорелый и мускулистый.
Бамбук скептически посмотрел на свои коричневые, шелушащиеся от загара руки. Змей хмыкнул.
- Это не загар. Сейчас ты похож на сиамского кота – руки и морда чёрные, а тушка белая, как молоко.
- Ах, морда?! – завопил Бамбук.
- Хорошо, - согласился Змей, - лицо. Правда, я никогда лиц у котов не видел.
Короче, Бамбук, собрав рубашки попестрее, отправился к тёплому морю.
Змей со вкусом потянулся и, спустившись с крыльца, отправился гулять под вполне ещё жарким солнцем. Вдали зеленели, как, впрочем, и всегда, мачтовые, вечно поющие свою песнь сосны. Декоративные кусты, окружающие здание маяка, покрылись редкими пока брызгами красной и жёлтой краски. Все цветы, кроме астр и хризантем, отцвели. Из тени, где ещё пряталась ночь, тянуло холодом.
Гулять Змею было особенно негде. В лес заходить он боялся – там под каждым деревом, а иногда и прямо на тропинке росли крепкие, блестящие грибы. Боровики, рыжики, сопливые маслята. Увидев в середине августа первый белый гриб, Змей страшно обрадовался и немедленно пожарил его с яичницей. Потом, на свет божий вылезли осторожные, хитрый рыжики и яркие, наглые маслята. Змей иногда собирал их все подряд и варил густой суп, иногда устраивал тематическую охоту на определённый сорт и солил, сушил, мариновал. Постепенно Змей утомился готовить, объелся супа и перестал брать в лес ведро. Приходилось самые аппетитные экземпляры грибов складывать в карманы. Одежда быстро пропахла неистребимым грибным духом.
Спасла Змея от грибного нашествия рыбалка. Поймав первую рыбу, он едва не съел её сырой, но вовремя одумался: тут увлекаться не следовало, иначе грибная лихорадка грозила перейти в лихорадку рыбную.
Змей вышел к морю, разделся и со вкусом искупался. Вода уже сделалась холодной и кусачей, но Змей купался даже зимой, когда ртутные волны оставляли на берегу кружево льда.
Со стороны моря к острову подбиралась дымка, в белом мареве тонули вершины гор. Однако Змей знал, что никакой стены тумана на море нет, воздух там так же чист, как и на острове. Только большое расстояние делало его белым. Впрочем, ночью, скорее всего, придётся переключить маяк на полную мощь и спать под скорбный низкий вой сирены. Вернее, не спать. Отлично понимая моряков, Змей легко жертвовал сном и включал сирену едва только появлялся повод.
Из кучи сложенной одежды глухо зазвонил телефон. Долгожданнее звонка трудно было представить. Наконец-то Чабрец, молчавший последние две недели, вспомнил о маяке и его смотрителе.
- Привет! А я уже в городе. Весь в сумках и коробках. Ты не мог бы меня забрать.
- Здравствуй! – обрадовался Змей. – После полуденного сеанса связи заберу. А ещё лучше, найми прямо сейчас кого-нибудь, а то к вечеру встанет туман. Как у тебя с деньгами?
- Нормально. Я хотел нанять, чтоб тебя не беспокоить, но из-за прогноза погоды никто не хочет плыть, говорят, что на обратном пути можно будет заблудиться.
- Вот как? – Змей прикинул время и варианты развития событий. - Жди меня у четвёртой пристани.
Змей включил маяк, включил сирену, от первых звуков которой Сверчок хватался за сердце, а Бамбук ронял посуду или инструменты. Ещё несколько минут ушло на то, чтобы заполнить баки большого катера. Уж если рисковать, то по-крупному. В катер полетели бутылка минералки, плед и пара плащ-накидок. По дороге к городу видимость была вполне приличной. Но после тёплой встречи с Чабрецом и взаимного любования, Змей повёл катер в туман. Он матерился вполголоса, изо всех сил прислушивался, пытался определить, откуда исходит заунывный вой, и благодарил судьбу за то, что Чабрец не болтает от страха, как это делают очень многие. Ни вопросов, ни упрёков, ни фальшивого оптимизма. К счастью вой постепенно усиливался, вскоре показались очертания здания, и катер уткнулся в знакомый причал. Змей с облегчением повернул голову – Чабрец, завернувшись в плед, сладко спал. Его вера в мореходные способности Змея была безграничной.

Белое слоистое небо, уплотняясь на глазах, окутало край влажных досок причала и подползло к катеру. Змей всей душой ненавидел это проявление водяной стихии: небо касалось земли, не оставляя места для жизни. Он, стоя на пристани, размышлял: будить Чабреца или унести его в комнату и устроить на кровати. Очень хотелось обнять спящего, прижать к себе, вдохнуть знакомый запах тёплых, влажных волос, но здравый смысл, в конце концов, взял верх. Ночью маршал поспит, а то от смены часовых поясов хрупкий организм бывшего учителя может испортиться. Змей потормошил Чабреца.
- Уже приплыли? Так быстро? – близоруко щурясь, спросил тот.
- Да, соня, приплыли. Не сказал бы, что это были самые лучшие полтора часа моей жизни. Пошли обедать.
- Ух, и туман! А я порядком с ритма сбился, потому что последние две недели в Японии жил. Как же громко сирена завывает! И я под неё спал? Казалось бы, за месяц должен был от сирены отвыкнуть.
Змей вспомнил о долгом своём летнем одиночестве и несколько даже обиделся.
- Вот скажи, зачем тебе нужна была Япония, когда?..
В ответ Чабрец хмыкнул и спросил:
- Когда у меня есть ты?
- Ну, да. Вернулся бы сразу после увольнения, я как раз Бамбука на курорт сбагрил. Мы бы с тобой… вдвое больше грибов насобирали.
Чабрец рассмеялся: запинка любовника ему понравилась – в грибах бывший маршал, бывший учитель и бывший ёкай не разбирался совершенно, что доказал однажды, выбросив на помойку банку вполне пригодных солёных рыжиков. Чабрецу показалось странным, что грибы местами позеленели. Все жители маяка очень расстроились, особенно Бамбук. Косясь на недовольно бурчащего Змея, Чабрец оправдался:
- Я хотел как следует соскучиться, а в Японии скучать интересней.
- Выдумщик.
- Не грусти. Впереди сентябрь, октябрь и все остальные месяцы года.
- Знаешь, я не очень люблю осень. Зима лучше, это преддверие весны, оптимистичные праздники, хрустящий снег и яркие звёзды, а осень – сплошная безнадёга.
Змей замолчал. Чабрецу стало не по себе, и, чтобы прервать молчание, он спросил:
- Почему от тебя так пахнет грибами?
- К счастью, не от меня, а от куртки. Потому пахнет, что я их, в отличие от тебя, весь август собирал. Столько насобирал, что даже Мартышка не съест.
Чабрец задумался.
- Странно, в прошлом году грибы не росли.
- Ещё как росли. Правда, их потом кое-кто выкинул. В прошлом году в это время ты приехал новичком на Уттави, и тебе было совершенно не до грибов.
Обременённые пакетами и коробками друзья поднялись в жилой отсек маяка. Чабрец положил на стол коробку с новым ноутбуком, сел на кровать и тихо спросил:
- Змей, у тебя всё в порядке?
На этот незамысловатый вопрос Змей в последнее время и сам не знал ответа, поэтому он сказал слова, самые близкие по смыслу к правде:
- Теперь - да.
Сирена на низкой ноте прекратила утробно выть, помолчала секунду и с новыми силами протестующе загудела. Змей, сев рядом, положил руку на плечо Чабрецу.
- Не принимай близко к сердцу всякие мелочи. Если честно, я просто порядком перенервничал на обратном пути, да и ты после долгого перелёта не в лучшей форме. Туман навевает тоску, и сирена эта плачет, как по покойнику.
Чабрец участливо коснулся влажной ледяной кисти.
- Вовремя я вернулся. Совсем ты, Змей, расклеился. Эпитеты начал упаднические в бытовой речи употреблять.
Несколько минут прошло в тёплом молчании, потом зазвонил телефон, и Змей взял трубку.
- Привет, Бамбук! Сегодня прямо-таки день счастливых встреч. Как там курорт и девушки? Водичка тёплая?
Трубка невнятно пробубнила пространный ответ.
- Не вздумай! – вскочив на ноги, заорал Змей. – Не смей! Запрещаю!
Он спешно перезвонил, но Бамбук не ответил. Чабрец тревожно спросил:
- Что с Бамбуком на курорте приключилось? Жениться собрался?
- Этот придурок в городе. Похоже, он на курорт не ездил, иначе, откуда у него деньги?! Бамбук моторку купил! Говнюк!
Весь год Бамбук клянчил у Змея катер – прокатиться к девочкам. Весь год Змей катер не давал, ссылаясь на большой расход топлива, лишь изредка разрешая, как он выражался, сход на берег. Уловки Бамбука, направленные на добывание катера стали любимым развлечением жителей маяка. Кроме, конечно, Бамбука. Чабрец усмехнулся:
- Растёт Бамбук не по дням, а по часам – стратегически научился мыслить. Теперь девушки круглый год к его услугам, а не только в августе. Представляешь: зимой, в пургу, на моторной лодке! Ты Бамбука что, к девушкам ревнуешь, собственник этакий?
Но потрясённый Змей ничего не услышал и продолжил:
- Он собирается прямо сейчас плыть на маяк! С ним Сверчок и Мартышка. Кретины! Хоть бы о ребёнке подумали.
Чабрец вытащил свой телефон и вызвал Бамбука.
- Бамбук, кончай дурить! Да, я - на маяке, рядом стою. Потрясающая наблюдательность. Змей, Бамбук сказал, что у него есть навигатор, и отключился.
- У меня тоже был навигатор, но сигнал со спутника на него не проходит. В городе есть ретранслятор, поэтому навигация работает даже в туман. А до маяка ретранслятор не дотягивается. Чёрт, давно не ощущал себя настолько беспомощным. Звони Сверчку, может быть, он окажется умнее или трусливее.
Чабрец переключил телефон в режим громкой связи и набрал номер. Вскоре раздался раздражённый голос:
- Ну, что раззвонились?! Хотите, чтобы я за борт выпал?
- Запрети Бамбуку…
- Мы уже давно плывём. Вам хорошо: сидите дома, а нам что, в гостинице ночевать? Кстати, почему маяк не видно? Змей, ты его, вообще, включил?
- Включил, хотя и светло ещё. И сирены не слышно? – спросил Змей.
- Воет, но непонятно где. Такое впечатление, что со всех сторон.
- А навигатор?
- Заткнулся навигатор. Мы последнее время ползём зигзагами, как пьяная улитка. Змей, сделай что-нибудь.
- Правильная тактика, ползите дальше. Мартышку не пугайте и сами не паникуйте. Перезвони через четверть часа.
- Пойдём на причал, - предложил Чабрец. – Я понимаю, что делу это не поможет, но здесь сидеть невозможно.
- Пошли.
Туман скрывал море, оставляя только узкую полоску прибрежной воды. Снова зазвонил телефон.
- Змей, - раздался напряжённый голос Бамбука, - выруби сирену на минуту. Потом врубишь, и, возможно, мы с направлением определимся.
Змей посмотрел на неяркий свет вращающегося прожектора, сделал шаг к техническому зданию, но мотнул головой и возразил:
- Не имею права. Эта минута может кому-нибудь стоить жизни. Рейсовые суда из-за погодных условий скорость практически не сбрасывают. За минуту скоростной корабль запросто в остров может въехать.
- Как это «не сбрасывают»? – хором возмутились пленники тумана.
- Не имеющий быстрого хода крупный корабль становится неуправляемым, как рули не ворочай. Ну, положим, заметят они остров, а отвернуть всё равно не смогут.
- И что нам делать? – спросил сообразительный Бамбук.
- Не тратьте топливо, дрейфуйте, скоро стемнеет и свет маяка станет заметнее.
- Вот садюга, ты всегда желал моей смерти! – воскликнул Бамбук.
- Скажи ещё, что предупреждал о неприятностях, - добавил Сверчок.
- Предупреждал. А теперь предупрежу о приятном. На участок между городом и маяком большие суда не заходят. Риск столкнуться с катером или яхтой минимален – дураков нет сегодня в море выходить. С голоду вы не умрёте. Остаётся только ждать. Звоните, если что.
Чабрец отключился.
- Круто ты с ними.
- Просто не хотел пугать. Надеюсь, Гоку воспримет происходящее, как весёлое приключение.
- Гоку – парень неробкого десятка, он ещё очень юн и оттого бесшабашен. Гоку последний, кто испугается.
В следующий раз Змей сам вышел на связь.
- Не приставай! – рявкнул на него Бамбук. – Вроде, громче выть стало.
- Айсберг! – заорал Сверчок.
Судя по всему, телефон выронили. Послышалось несколько ударов, скрежет, мат и визгливые вопли.
- Какой ещё айсберг? – удивлённо спросил Чабрец.
- Похоже, они, наконец, нашли маяк, - ответил Змей. – Судя по звукам – к скалистому берегу прибились. Правильно, туда их течение и должно было отнести.
- Кажется, лодка разбилась.
- Плохо. По прямой – два дня пути. Звони.
Бамбук на звонок откликнулся:
- Где этот змей подкильный?! Где этот маяк косоглазый?!
Змей взял трубку и миролюбиво предложил:
- Не верещи. Доложи по существу.
- Я нос разбил и винт сломал. На плаву держусь, забортная вода не поступает.
- Обычные потери бравых парней, - пробурчал Змей. – Я часа через два за вами приду.
- Почему через два? – возмутился Сверчок.
- Мы будем двигаться навстречу, - пообещал Бамбук.
- На встречу с неизвестным? – ядовито спросил Змей. – Примотайте нос к камням, а то унесёт – ищи вас потом.
Змей проверил топливо и попросил Чабреца:
- Я дозаправлюсь, а ты сообрази пока что-нибудь поесть на троих, а то они меня на обратном пути скушают.
Чабрец тихо, без особой надежды на согласие предложил:
- Возьми меня с собой. В качестве закуски.
- Вечереет, маяк не должен оставаться без присмотра. Через полчаса – сеанс связи, я уже полуденный пропустил, пришлось оправдываться. Не волнуйся, Чабрец, я от береговой линии ни на шаг не отойду, и прожектор на катере мощный.
Змей вернулся позже, чем ожидал – нельзя было тащить пришибленную скалами лодку на полном ходу. Чабрец ждал караван на причале. Он отлучался только на сеанс связи, где, скрепя сердце, соврал, что происшествий нет. Конзен и Мартышка спали у Змея в катере, Бамбук, изо всех сил орудуя покалеченными рулями, злобствовал в лодке, ведомой «за ноздрю».
Змей выбрался из катера и, блестя ожившими глазами, крепко обнял Чабреца.
- Добро пожаловать, - пробурчал Бамбук.

7. Зима

Выпавший в середине ноября первый снег, мелкий и сухой, казался почти незаметным на белом песке пологих дюн острова. Снег цеплялся за поседевшую в конце осени траву, прятался с подветренной стороны башни маяка и на донцах ещё неубранных в сарай лодок. Потом пришёл черёд настоящих снегопадов: мягкие хлопья закрасили всё вокруг и только сосны непокорно стряхивали белый пух со своих зелёных ветвей. Ветер, оголяя пригорки, уносил снег в тёмную волны незамерзающего пролива. Но как-то, после очередной снежной ночи, мир окончательно разделился на белую землю и чёрную воду.
И вот тогда, выслушав прогноз погоды на неделю, Змей составил список необходимых для зимовки вещей, оторвал Сверчка от написания статьи о перелётных гусях и отправился с ним в город. Предстояло купить продукты, лекарства, договориться о доставке топлива и забрать Мартышку на долгие зимние каникулы. Море между городом и маяком, действительно, никогда не замерзало, но хождение на катере среди шуги и крупных кусков льда делом было опасным, рисковать не стоило. 
Сверчок, укутанный во всё, до чего ему удалось дотянуться, закрылся в каюте катера и приготовился погибать. Настоятельную просьбу надеть спасжилет Сверчок отверг, мотивируя свой поступок тем, что у жилета вульгарный оранжевый цвет, и он, Сверчок, будет похож в нём на волейбольный мяч. Змей с удовольствием взял бы с собой в город милого сердцу Чабреца или грузоподъёмного Бамбука, но только Сверчок, на правах родственника, мог забрать Мартышку из колледжа. Пришлось Змею, для обеспечения безопасности на воде применить грубую физическую силу – показать Сверчку огромный веснушчатый кулак.
Вернувшись и разгрузившись, Змей сказал, что навигация закрывается до весны, но катер прятать в док не поторопился. Во избежание соблазнов на стоянку в сараи отправились ялик, благополучно починенная моторка Бамбука и даже плоскодонка-душегубка, но катер так и остался стоять у причала. Бамбуку было приказано рыбу ловить с мостков, а Мартышке - по скользкому причалу не шастать, не бездельничать, а продолжить занятия с Чабрецом. В первых числах декабря зашла на остров баржа с топливом, и её капитан, махнув рукой на прощание, пожелал жителям маяка счастливой зимы. Казалось, Уттави уснул.
И вот однажды, солнечным утром, за завтраком, Змей заявил, что плывёт в город и берёт с собой Бамбука. За смотрителя остаётся Чабрец, а Мартышка, в связи с этим, сегодня может не учиться. Вид у Змея при этом был самый, что ни наесть, загадочный. Вскоре катер, хрустнув прибрежным ледком, унёсся вдаль.
Сверчок, попросив наковырять ведро шишек для камина, отправил Мартышку гулять. Вылизанная до идеального состояния статья была давно отослана в редакцию. Для написания новой пришлось бы обработать огромное количество разрозненных данных, а заниматься этим в нечастый на Уттави солнечный день не хотелось категорически. Сверчок поскучал-поскучал и отправился в операторскую, к Чабрецу.
- Ну что за тайны мадридского двора развёл Змей? – заныл он с порога. – Всё, нужное для жизни на острове есть. Нафига, спрашивается, плавать в город? Нет, я понимаю потребности крутых парней, но кто же ездит по бабам утром?
- Все. Вечером страшно, - равнодушно ответил Чабрец.
- Можно подумать, что на рассвете тонуть веселей, - содрогнувшись телом, съехидничал Сверчок. – Ты воду морскую пальчиком трогал?
Чабрец ответил решительно:
- Вода жидкая – значит, она тёплая.
Сверчок ахнул:
- Нахватался от любовника дури! Чудовище каждое утро в море купается, тренированный, а бедненький Бамбук сразу околеет и утонет.
Лениво нажимая на кнопки, Чабрец с расстановкой ответил:
- Бамбуки не тонут.
Сверчок возмутился:
- Как ты можешь такое говорить о заслуженном солдате!
Чабрец пояснил свою мысль:
- Имеется в виду – в огне не горят.
Сверчок вздохнул и доверительно сообщил:
- Знаешь, какой у Бамбука шрам на спине? Жуть! От осколка.
Чабрец, задрав бровь, хмыкнул.
- Открываются интересные подробности о старых знакомых! То-то я Бамбука никогда без майки не видел. Видимо, он стесняется и скрывает шрам. Откуда же ты про травму знаешь?
Сверчок порозовел и смутился.
- В сауне видел. Проклятая моторка, как Бамбуку только денег на неё хватило! Он мне уже несколько раз комплименты делал, а теперь опять начнутся шлюхи.
- Это только весной, - успокоил Сверчка Чабрец. - А какие комплименты?
- Сказал, что я на женщину похож.
- Мило. Дело твоё на мази. И будешь ты называть Бамбука Бэмби, потому что другие уменьшительно-ласкательные производные от его имени ничего кроме гомерического хохота вызвать не могут.
Сверчок и сам давно это знал, знал он и виновника лингвистического казуса.
- Это Змей накосячил. Дурацкая кличка. Назвал бы Бамбука изящней - Тростник.
- Ха-ха.
С этим лапидарным высказыванием Сверчок был, в целом, согласен. Высокий и широкоплечий, Бамбук, конечно, не дотягивал до мощного Змея, но и на тростник совершенно не походил. Сверчок, после размышлений, придумал:
- Ну, пусть Бамбук станет Дубом.
- Дубом Змей его иногда и без тебя называет. За то, например, что Бамбук воду кипятить поставил в пластиковом тазике, точно, называл. Я сам слышал.
Сверчок, потерявшийся в поэтических дебрях, только отмахнулся:
- Это он, бедненький, машинально. Всё по хозяйству старается. Что ж мне в голову ничего не приходит? Надо представить высокое красивое дерево без вредных привычек. В смысле, без вредных ассоциаций. О, Сосна!
- Да, точно. И вся в шишечках, особенно после того, как на горной тропе Бамбук оступился и, повинуясь силам земного тяготения, вниз, кувыркаясь, покатился.
Сверчок тоже вспомнил несчастный случай и немедленно воспламенился.
- Объектив мой нафиг расхерачил! Гад! Что б ему!
Чабрец засмеялся. Сверчок посмотрел в окно на мерное колыхание ледяной воды, вздохнул и смягчился:
- Ладно, ничего не надо ему плохого. Бамбук…
- Может, хватит? Хочешь признаться, что неровно дышишь? Признавайся быстрее, а то у меня сеанс связи скоро.
Сверчок недоумённо поднял брови.
- Да я, вроде, уже давно признался.
- Желательно признаться непосредственно Бамбуку. От меня в этой ситуации мало что зависит.
- Ну, не похожа на признание в любви фраза «Бамбук, я тебя люблю». Он, ведь, отлично знает, что я обожаю жареные побеги бамбука, - грустно сказал Сверчок и глумливо улыбнулся. - Сочтёт за глупую шутку. Надо срочно придумать Бамбуку другое, романтическое имя.
- Проблема, - тоже кривя губы, согласился Чабрец. – Лев, Орёл, Сокол. Кстати, как будет по-латыни «гусь»?
- Никак, - свирепо ответил Сверчок, именно потому, что отлично знал, как. – Надо героическое что-нибудь, можно - военное.
- «Сара Маузер в унынье, трудно жить с такой фамильей…» - немузыкально пропел Чабрец.
Сверчок разозлился.
- Задолбал!
- Хорошее имя, - обрадовался Чабрец. – Главное, подходящее. Прекращай болтовню, а то я в скайпе икать буду от смеха.
Сверчок дождался, пока Чабрец отчитается перед начальством, и предложил без всякого энтузиазма:
- Пошли обедать.
- Подождём немного, Змей к обеду собирался вернуться.
- Ну как же, как же, раз Аспид собирался… Вон катер!
Змей ещё швартовался, а увешенный разноцветными блестящими коробочками Бамбук уже выбрался на причал. Придерживая одной рукой коробки, в другой он держал длинный, тщательно упакованный предмет. Коробки норовили упасть, а Змей был занят катером и помочь Бамбуку не спешил. Пришлось старым друзьям одеться и выйти на мороз.
- Ну, что это за дрын? – кивнув на длинный свёрток, спросил Сверчок.
- Ёлка, естественно, - сгрузив ему на руки несколько коробок, ответил Бамбук.
- Нафиг вы её купили, на острове сосен подходящего размера – хоть косой коси.
- Вредитель! Живые сосны истреблять! – рявкнул с катера Змей. – И, потом, это не сосна, а настоящая ель из питомника.
- Да, раз уж мы теперь люди, то и праздновать Новый Год надо по-человечески, - заметил Чабрец.
- Сегодня, кстати, - добавил Змей, - канун Рождества. Индейку и карпа я обеспечил. Вечером будем варить грог, смотреть на огонь, слушать рождественские колокольчики и дарить подарки.
Сверчок мотнул головой и гордо произнёс:
- Я Рождество не праздную, потому что атеист.
- В смысле, ты считаешь, что богов нет? – поинтересовался Чабрец.
- Да! Нет. То есть я раньше так думал, но праздновать всё равно не буду.
Сверчок купил только один подарок на Новый Год – коробку конфет для Мартышки, теперь ему было неловко и даже немного стыдно.
- Вообще, я спать хочу! – брякнул он первое пришедшее на ум.
- Ты сам-то понял, что сказал? – изумился реплике Бамбук.
Сверчок заглянул в антрацитовые глаза, сглотнул и сдавленно ответил:
- Тем более.
 Бамбук на последние деньги купивший Сверчку новый объектив, расстроился. Сверчок развернулся и зашагал к маяку.
- Что «тем более»? – спросил утерявший нить разговора Чабрец.
Бамбук с самым независимым видом пожал плечами и крикнул Сверчку вслед:
- Да не празднуй! Хоть сейчас в кровать ложись.
Змей забрал у Бамбука ёлку и сказал:
- Мы на лодке всегда праздновали. Иногда из бумаги ёлку вырезали и зелёнкой раскрашивали или в безлюдном месте десант высаживали местной флорой поживиться. Надо праздновать. И надо, чтобы праздновали все.
Выглядел Змей весьма решительно, но, ни Бамбук, ни Чабрец в благополучный исход дела не поверили. Вернувшись в здание маяка и пообедав, Змей развил бурную деятельность: отправил Чабреца дежурить в операторской, а Бамбука - готовить индейку и рождественского карпа, установил ёлку, приказал Мартышке её нарядить, после чего исчез в неизвестном направлении. Отсутствовал Змей около двух часов, по прошествии которых объявился в комнате Сверчка. Сверчок с самым несчастным видом сидел на кровати и читал книгу.
- Просвещаешься? А все, между прочим, работают, и атеизм этому не помеха, - сурово сказал Змей. – Не хочешь готовиться к празднику – никто не заставляет. Но чай-то Чабрецу отнести ты можешь?
Оценив прекрасный повод заглянуть на кухню, Сверчок оживился. Впрочем, Бамбука на кухне не оказалось. Карп был давно готов, индейка дозревала в духовке, а Бамбук помогал Мартышке с украшением ёлки и гостиной. И очень правильно делал: эстетические пристрастия ребёнка, сформированные под влиянием дяди, могли не понравиться другим обитателям маяка.
Сверчок взял чайник, чашку, пачку печенья и пошёл в операторскую.
- На вот, подхарчись, а то до ужина ещё далеко, - сказал он, плотно усаживаясь на свободный стул.
- Как вкусно пахнет рождественский карп, даже сюда проник запах праздника, - без особой надежды намекнул Чабрец.
Сверчок не сказал ничего.
- Какая муха тебя укусила? Отпразднуй прибавление светового дня, если иное атеизм не велит.
Признаться в своём промахе Сверчок не мог даже лучшему другу, поэтому он упорно молчал.
- А Бамбук тебе подарок купил. По-моему, он сильно обиделся.
Жизнь рушилась прямо на глазах. Наступала катастрофа. То есть, Сверчок решил, что она уже наступила, а на самом деле катастрофа произошла через пять минут. Затрещал факс, из него полез лист бумаги. Чабрец заглянул в полученное сообщение и присвистнул.
- Что там? – заинтересовался Сверчок.
- Пошли в гостиную, - предложил Чабрец, - чтоб по сто раз не перечитывать.
В гостиной он отдал лист бумаги Бамбуку. Бамбук прочитал текст, схватился за голову и объяснять ничего не стал. Только что вошедший в комнату Змей лист у Бамбука отнял и прочитал текст вслух:
- «Приказываю второго января явиться в главный штаб флота для присвоения очередного звания и вступления в новую должность. В связи с резким ухудшением ледовой обстановки срок исполнения приказа переносится на второе марта». Поздравляю. Растёшь.
- Как же так? – побелевшими губами спросил Сверчок.
- Обычное дело. Да, Бамбук?
Бамбук растеряно ответил:
- Надо что-то делать, подсуетиться как-нибудь.
Сверчок свирепо оскалился:
- Чую, один уже подсуетился! Змей, это твоя работа?
Змей всплеснул руками и воскликнул:
- Знаешь, иногда чудо, стоящее напротив, поражает до глубины души! Просто хочется замереть с остекленевшими глазами.
- Действительно, Сверчок, фантазия у тебя не по разуму, - поддержал Змея Чабрец.
- На хрена мне это повышение! Змей, - взмолился Бамбук, - ты не можешь повлиять на ход дела?
- Отменить приказ министра обороны? Со временем я попробую поднять старые связи и вернуть тебя на Уттави. Но будет трудно: мало у меня знакомых, которые правильно поймут столь странную просьбу.
Сверчок схватил Бамбука за плечо и крикнул:
- Я поеду с тобой!
Бамбук несказанно удивился.
- Зачем? – спросил он растеряно.
- Потом скажу, - пообещал Сверчок.
- Когда потом?
- Вечером.
Змей предложил:
- Поговорим об этом позднее. Кстати, вечером мы будем праздновать Рождество. А ты, кажется, собирался отоспаться?
В преддверии разлуки целый вечер не видеть Бамбука показалось Сверчку невозможным. Он спросил:
- Разрешите, я тоже буду праздновать?
Змей пожал плечами.
- Ты спрашиваешь так, будто это мой день рождения. Празднуй, кто тебе запрещает. Итак, звёзды уже появились, накрываем на стол, тушим свет и зажигаем свечи.
Трещал камин, и лепестки его огня весело плясали в стёклах очков Чабреца. Дико смердел, по мнению Сверчка, рождественский карп. Бамбук, отбросивший на время праздника тёмные мысли, резал индейку на тонкие ломтики. Змей разливал красное вино по купленным в городе резным хрустальным бокалам. Мартышка боролся с желанием съесть всё и сразу. Наконец, жители Уттави сели за стол, и Змей произнёс  первый тост.
Непривычный к алкоголю Сверчок, хватив креплёного вина, немедленно сделался оптимистом и героем. Он окончательно решился на признание, потому что, согласитесь, надо же как-то было объяснить окружающим своё страстное желание покинуть остров и устремиться в неизвестность.
Выпили ещё по бокалу. Змей жестом фокусника сдёрнул с немаленькой угловатой кучи банное полотенце – на острове не оказалось платка или шали.
- Подарки, - сказал он торжественно.
- Подарки! – заорал Мартышка.
- Тебе – планшет и лыжи, Чабрецу – тёплые ботинки и нож, в следующем году будем вместе за грибами ходить, Бамбуку – всё, что нужно для подводной охоты, мне – новую зимнюю куртку, а то старую кое-кто забрал и не отдаёт, Сверчку – набор для каллиграфии и спальный мешок на минус двадцать – гусей с комфортом изучать.
- От кого подарки? – осторожно осведомился Сверчок.
- Приходил дедушка, он и оставил, - отмахнулся Змей.
- Джирошин что ли?
Чабрец только пальцем у виска повертел. Мартышка, подхватив планшет, индюшачью ногу и половину пирога, унёсся к себе. Бамбук, вздохнув, пожаловался:
- Неизвестно, будет ли на новом месте море или река. Кстати, Сверчок, что ты хотел мне объяснить?
Сверчок героически поднялся и заплетающимся голосом произнёс:
- Давно хотел тебе сказать…
- Уй, ё! – взвыл Бамбук. – Голова моя дырявая!
С этим воплем он кривыми галсами выбежал из гостиной.
- И за что только его повысили, - пробурчал Змей, - некачественный какой-то офицер. С дырочками в голове.
Вернувшись, Бамбук торжественно вручил Сверчку пакет.
- Подарок от меня лично, не от дедушки. Объектив.
- Знаешь, - смутился Сверчок, - а мне нечего тебе подарить.
- Чепуха, - отмахнулся Бамбук. – Прости, я тебя перебил. Продолжай.
- Я давно хотел сказать, что люблю тебя.
- Согласись, - громким шёпотом обратился Змей к Чабрецу, - Сверчок сильно изменился.
- Да, - признал Чабрец. – Раньше бы он добавил «хотя и не за что».
- Значит это не прикол? – спросил Бамбук. – И не затянувшийся розыгрыш?
- Нет.
Бамбук сгрёб Сверчка, поцеловал его и воскликнул:
- Какой пробел в образовании! Так, как целуешься ты, я целовался в тринадцать лет!
Змей снова разлил вино по бокалам и спросил:
- Значит, имеет место обоюдное желание пробел ликвидировать?
Сверчок энергично кивнул.
- Я поеду с Бамбуком куда угодно.
Бамбук  рассудил реалистичнее:
- На базу, например, тебя просто не пустят. И вспомни о Мартышке. Я демобилизуюсь, как можно быстрее, и вернусь на Уттави.
Выпили ещё вина.
- Кстати, - сообщил Змей, - у меня для общества имеется подарок.
Общество сделало вид, что ещё в состоянии чем-то интересоваться. Змей шаткой походкой подошёл к камину, на полке которого лежал злосчастный приказ. Тяжко вздохнув, он скомкал бумагу и бросил её в огонь.
- Главком, что ты сделал?! – не своим голосом завопил Чабрец.
Змей недоумённо пожал плечами.
- Ты уж определись: или «вы, главком», или «что ты сделал». Впрочем, отвечу: я сделал то, что обещал – вернул Бамбука на Уттави. Бамбук, закрой рот и отомри. Если тебе приказа жалко, можешь напечатать хоть десять экземпляров, он на рабочем столе мартышкиного компьютера лежит. Послан лично мною из мастерской. Какой же ты доверчивый, не пересылают приказов факсом.
Бамбук, налив себе полный бокал вина, сказал в пространство:
- Ну, мало ли. Ледовая обстановка. Никогда не думал, что обрадуюсь разжалованию.
Сверчок поднялся и, ухватившись за спинку стула, зашипел:
- Я тебя сейчас…
- Не надейся, просто не дойдёшь. Ты можешь, конечно, метнуть в меня оставшуюся индейкину ногу, но я увернусь, и ты промахнёшься, а нога испачкается. Мытую жареную ногу индейки есть невкусно. Сверчок, постарайся чётко сформулировать: чем конкретно ты недоволен?
Сверчок счёл за лучшее сесть и промолчать.
- У меня летающие фонарики есть, - сказал Чабрец. – Настоящие, в Японии куплены. Пойдёмте запускать?
Полчаса Бамбук и Сверчок запускали на морозе фонарики, пока не заметили, что Чабреца и Змея давно уже нет рядом.