(с украинского, отрывок из романа)
Мосиков и Самсонов долго шли вдоль железнодорожного полотна. За плечами у Самсонова болтался вещевой мешок с остатками еды, которую они взяли в каком-то селе, ранив при этом кого-то из хозяев. И не хотели, но так случилось. Совесть их не грызла. Если бы их не гнали в каждом селе, а давали что-то поесть, перекусить, то и они никого бы не боялись и никого с испуга не убили. Да и еду бы не отбирали. А так что выходит? Они здесь свою кровь проливают, защищая границы родной Отчизны, а здешние их немцам сдают? Так с чего тогда после этого их должна мучить совесть?
- Мужика зря поранил…
- Да ладно тебе, Самсон… Оно, конечно, так… Но война же! Ой, сколько смертей еще будет! И кровищи… Не выхлебать! Так что топай, Самсон, и не бери дурного в голову, а тяжелого на грудь. Если завтра война, если завтра в поход (1)… Вот оно, завтра-то… И настало… Где-то наши?.. Кажется, что немчура уже полстраны заняла! А наши-то что?
Мосиков тяжело вздохнул и надолго умолк. Так они и шагали по едва заметной тропе вдоль железной дороги, пока не вышли к окраинам какого-то города. Трижды за это время по железной дороге кто-то проезжал. Сначала проехала дрезина. Осторожно и медленно она двигалась по рельсам. Два автоматчика держали наготове оружие, настороженные, готовые мгновенно пустить его в ход. Услышав еще издалека какой-то необычный звук, оба окруженца плюхнулись на землю и спрятались в траве. Дрезина проехала рядом, солдаты ничего не заметили, и окруженцы облегченно вздохнули. Направились дальше. За дрезиной медленно прошли два эшелона. Один состоял всего из нескольких вагонов и шел тоже медленно, как и дрезина.
- Колею, сволочи, проверяют… - прошептал Мосиков.
- А чо шепотом? – удивился Самсонов.
- А черт его знает…
Эшелон прошел, бойцы поднялись, но в то же мгновение снова плюхнулись в траву: послышался звук еще одного эшелона. Тот шел немного быстрее, чем предыдущий, но неподалеку от бойцов начал тормозить.
- Ну-ну… - снова прошептал Мосиков, - ты взрывчатку не посеял?
- С какой стати я буду добром разбрасываться? Тут она, - Самсонов тряхнул мешком.
- Тише ты! Еще жахнет преждевременно!
- А чего ей жахать? Я запал вытащил.
- Долбанем стрелку? Лучше, конечно, мост какой-нибудь, да где его тут взять? Да и взрывчатки маловато… А вот на стрелку вполне хватит!
- Надо подождать.
- Почему?
Самсонов почесал пятерней затылок:
- А пусть поезда быстрей пойдут! Если на скорости долбануть, тут вагоны все так перепашут…
- Твоя правда. Полденька подождем.
Они спрятались в кустах, в сотне метров от железнодорожной колеи. Немного перекусили, вздремнули, а потом стали наблюдать за дорогой. Поезда значительно добавили в скорости, по-видимому все, что было нужно, уже проверили, повреждения отремонтировали. А куда деваться? Фронт нужно было обеспечивать всем необходимым, следовательно, ремонт железной дороги должен был идти впереди всего. Так оно, скорее всего, и было, потому что и Мосиков, и Самсонов помнили, как бомбили бронепоезд и как тогда несколько бомб попало в самую колею, правда, слава Богу, позади стальной крепости на колесах, а то как бы потом бронепоезд выходил из окружения? Вдруг где-то вдали послышался лай собаки.
- Этого не хватало! – занервничал Самсонов, - сейчас как учует!
На рельсах показались четверо солдат в форме мышиного цвета. Один вел на поводке овчарку. Оба окруженца затаились, даже дышать перестали.
- Думаю, не учует… - прошептал Мосиков, - ветер на нас… Не боись, проскочим…
- Твои слова да Богу в уши, - еще тише ответил Самсонов.
И действительно, собака, не учуяла окруженцев и пробежала мимо, даже не повернув головы в их сторону.
- Хорошо, что мы взрывчатку не заложили. Точно бы унюхала, стерва…
- А вот как стемнеет, так и заложим!
- Будут ли ночью поезда ходить?
- Подождем!
- А если снова псина?
- Волков бояться, в лес не ходить!
- И то правда…
Солнце, казалось, замерло на небе, как будто чем-то пришитое. Нетерпение грызло обоих, как ржавчина железо. Несколько суток они только и делали, что подчинялись обстоятельствам. Но сегодня впервые приняли решение что-то сделать, не согласуясь с обстоятельствами, а наперекор им. А тут вечер никак не наступит! Солнце висит и висит высоко над горизонтом. Уже простучал колесами третий эшелон, а солнце все не двигается с места, черт бы его побрал! Чуть перекусили. Не потому, что есть не хотелось, с аппетитом, как раз, всё было в порядке, просто еды в мешке становилось все меньше и меньше, и экономный Мосиков железной рукой прекратил скулёж товарища:
- Заткнись! Терпи.
В конце концов, начало смеркаться. Немцы с собакой больше не показывались.
- Ну что, айда?
Пригнувшись, они побежали к железнодорожной колее, упали, запыхавшись, на грязный гравий и торопливо начали рыть ямку для взрывчатки как раз там, где стрелка переводит рельсы с одного пути на другой. Самсонов затолкал в ямку небольшой брикет и только тогда вставил в него запал, именно в то место, где он стоял и раньше.
- Вот так. - пробормотал он не очень разборчиво, - они нас, а потом мы их.
- Ты о чем? - не разобрал его бормотания Мосиков.
- А вот… Друг друга подрываем одной и той же взрывчаткой. То немчура нас, то мы немчуру…
-Ну-ну… Философ… Как думаешь, сколько времени эта штука гореть будет? – он взял в руки бикфордов шнур.
- Да черт его знает… С минуту наверное, а может и десять секунд. Я что тебе, сапер, что ли? Саперы, они все на бронепоезде тю-тю… Стой! А спички?
- Да есть. Есть спички. Вот, - и Мосиков вытянул из кармана старый потертый коробок, открыл его и побледнел, - одна. Единственная. Ладно, будем обходиться одной, все равно выбора нет.
Всё приготовив, они притаились в невысокой траве рядом с железнодорожной колеей и стали ждать. Не прошло и получаса, как они услышали шум эшелона, который приближался. Когда до паровоза осталось метров двести, Мосиков рванул к путям. Ослепительный свет прожектора четко высветил его фигуру на фоне темной июльской ночи. На паровозе тревожно загудел гудок, пронзительно заскрежетали тормоза. Не было сомнений - Мосикова заметили и машинист делал всё, что мог, чтобы остановить эшелон и предотвратить аварию. Если бы прожектор не слепил глаза, может, Мосиков и увидел бы, как из кабины паровоза выскочил солдат с автоматом и начал поливать темноту пулями, наугад, лишь бы сделать хотя бы что-то. Мосиков упал: пуля попала ему в грудь, лишив возможности дышать. Коробок спичек, что выпал из его онемевшей руки, в то же мгновение подхватил Самсонов. Паровоз уже нависал над ним, когда он, Боясь больше всего на свете, что погаснет единственная спичка, приложил маленькое пламя к бикфордову шнуру и тот ответил ему радостным шипением. Это было последним, что услышал Самсонов в этой жизни. Черная стремительная масса паровоза смахнула его с железнодорожных путей, как пушинку, даже не заметив, как будто никогда в мире не существовало такого Самсонова Николая Ивановича, тысяча девятисотого года рождения, беспартийного, несудимого, женатого, имевшего двух детей, дочку и сына, уроженца деревни Просница, что неподалеку от города Кирова, бывшей Вятки. Поезд продолжал тормозить и это его, в конце концов, и погубило, потому что огонек по бикфордову шнуру добежал до своей цели и передал предсмертную жажду мести маленькому карандашику запала. Огонь горел ровно пятнадцать секунд. За это время взрывчатку успел проехать паровоз и два вагона, а потом бахнуло. Насыпь в этом месте была выше метра. Паровоз и первый вагон проскочили место взрыва неповрежденными, второй вагон сбросило задними колесами с рельс, но следующий вагон слетел с высокой насыпи и опрокинулся, на него упал следующий, потом еще, еще. Что-то воспламенилось, потом что-то взорвалось и через минуту на месте катастрофы пылал громадный костер, в котором раз за разом раздавались взрывы, а потом, как из кратера вулкана, верх взлетели какие-то обломки, тряпье, куски человеческого мяса, перекрученные и расплавившиеся железяки. Хороший салют устроили по себе скромные бойцы Рабоче-Крестьянской Красной Армии Мосиков и Самсонов.
+++++++++++++++++++++++++++++++++
1 - Слова из песни, популярной в конце тридцатых годов (прим. автора)