У Аллочки Сухановой забот было невпроворот. Подготовка к свадьбе забирала у нее столько сил и времени, что ее это уже стало раздражать. Но Эрик больше ждать не мог и не хотел, считая, что ждал уже достаточно долго, что диплом заветный невеста получила, и причин для дальнейшей проволочки нет.
Аллу же утомляли бесконечные посещения салонов для новобрачных, дорогих магазинов, вся бестолковая предсвадебная суета. Эрик же был педантичен до мелочей, своими придирками доводя до белого каления персоналы этих самых салонов, магазинов, агентств. И вдруг, на его бедную голову, как гром среди ясного неба, свалилось Аллочкино заявление, что свадьбу надо снова перенести. Что с ее лучшей подругой, где-то в далекой сибирской Тьму-Таракани, случилась беда. Что Алла должна срочно туда уехать, и что было бы очень не плохо, если бы Эрик отправил с ней своего адвоката - Андрона Моисеевича Адельсона, маленького, тщедушного, почти лысого мужичонку, с большим покатым лбом, у которого только на затылке курчавились рыжеватые волосы. Зато темные, проницательные глаза Андрона были замечательными. От его взгляда не укрывалось ничто. Эрик впервые заупрямился. Во-первых, он не собирался больше переносить дату свадьбы, а во-вторых, Андрон ему самому был нужен позарез. Алла пустила в ход все свое обаяние, слезы и, наконец, угрозы, что если Эрик не согласится, то между ними вообще все будет кончено. Бедный финн, зная вздорный характер своей подружки, вынужден был капитулировать. Алла одержала победу и в этот раз, а чтобы не откладывать дело в долгий ящик, через два дня она с Андроном Моисеевичем вылетела на свою далекую, богом забытую, родину.
Адвокат за дело принялся незамедлительно, поднял все материалы Настиного дела об убийстве сестры Ольги, а сама Алла начала собирать различные справки, характеристики и прочую необходимую информацию о своей несчастной подружке, для пересмотра дела. К своему огромному сожалению она не застала дома Татьяну Андреевну, которая уехала в неизвестном направлении, оставив Димку на попечение дяди Паши. Тогда она решила встретиться с мужем Насти – Иваном. Алла видела его мельком на свадьбе Катюшки и Олега, но тогда было как-то не до знакомства, и она боялась не узнать его. Но встретиться было необходимо, чтобы выяснить все подробности Настиного визита к сестре. Алла подумала, что лучше всего это сделать на его рабочем месте, и она направилась к нему в больницу.
-Девушка! – обратилась Алла к хорошенькой медсестре, - не подскажете, где мне найти Ивана Сергеевича Русакова?
-Третья дверь с правой стороны коридора. Это его кабинет. Но его там сейчас нет, он на консультации. Если хотите, можете подождать его. Пройдите, здесь есть диванчик, посидите. – Медсестра ей мило улыбнулась и упорхнула по своим делам.
Алла, от нечего делать, разглядывала на стенах санитарные листы, получая очень полезные сведения о коклюше, дифтерии, кори и прочих детских инфекциях. Кто-то легонько тронул ее за плечо, она обернулась.
-Вы меня ждете?…Алла?! Вас ведь, кажется, Аллой зовут?
-Да, а Вы – Иван? – на Аллу внимательно смотрели усталые, пронзительно – голубые глаза. – Вы помните меня?
-Ну, такую красивую девушку забыть трудно! Давайте, пройдем в мой кабинет, там и поговорим. – Иван легонько взял Аллу за локоть и повел по коридору, а ей почему-то стало трудно дышать. Она впервые в жизни потеряла самообладание. Присутствие Ивана сковывало ее движения, заставляло терять дар речи. Алла злилась на себя, на Ивана, за то, что он произвел на нее такое странное впечатление. Его рука, сжимавшая ее локоть, словно жгла ее через тонкий рукав блузки, но она не хотела, чтобы он отпускал ее. "Господи! Ну что за наваждение! Я как первоклассница, увидевшая супермена, совершенно теряю рассудок. Ведь это обыкновенный мужчина, каких тысячи! К тому же это Настин муж! Идиотка, возьми себя в руки!" – ругала себя Алла самыми последними словами, но ничего не могла с собой поделать.
Иван, видно, почувствовал ее состояние, смутился, ничего толком не понимая, и отпустил ее руку. В кабинете он как-то странно засуетился, предлагая ей присесть, хотел выключить телевизор, передумал, затем налил себе воды из графина в тонкий стакан, залпом выпил, решил закурить, извинился и затушил сигарету в пепельнице. Оба были растеряны и чувствовали себя неловко.
-Иван, я приехала с очень хорошим адвокатом, хочу помочь Насте. Мы должны ей помочь. Я уверена, что она не убивала Ольгу, это какой-то абсурд!
-Я тоже уверен в этом. Ольга была наркоманкой, ее лечили в наркологической клинике, но, по всей видимости, безуспешно. Дело в том, что Настя уехала рано утром, не дождавшись меня, и что там случилось, я не знаю.
Алла смотрела на лицо Ивана, его руки, и ей очень хотелось подойти к нему, провести ладонью по этому лицу, погладить его руки. Она гнала из головы эти мысли, уже проклиная себя за то, что вообще сюда приехала. Иван отводил свой взгляд и даже облегченно вздохнул, когда Алла собралась уходить.
Уже на улице она обессилено прислонилась к шершавой больничной стене: "Боже мой, да что же это! Я не имею права! Бежать! Бежать как можно скорее!" – но от одного воспоминания того ощущения от Ивановой руки, по ее телу пробегала дрожь. "Неужели я влюбилась?! Но как же так? Боже, как я хочу увидеть его опять! Вот поэтому я должна вернуться в Москву как можно скорее! А как же Настя? Я должна ей помочь! И выбросить эту блажь из головы!"…
Андрон Моисеевич затребовал материалы Настиного дела и уже при беглом ознакомлении обнаружил грубейшие ошибки и нарушения в ведении дела. Он радостно потирал руки и при появлении Аллы заявил:
-Это дело шито белыми нитками. Я думал, что будет гораздо сложнее в нем разобраться. Нам не составит большого труда добиться пересмотра. Я уже подготовил соответствующие документы.
Алла рассеянно слушала адвоката, изредка ему кивая. Ее мысли сейчас были далеко. Она отключила свой телефон, зная, что в таком состоянии не сможет разговаривать с Эриком, надеясь, что в скором времени это наваждение спадет, что это временное недомогание, как внезапная вспышка гриппа. Алла решила, что небольшая прогулка ей не повредит и отправилась осматривать местные достопримечательности. Прогуливалась она довольно долго, стало уже смеркаться, она устала и проголодалась. Алла решила, что ей необходимо подкрепиться. За время ее долгого отсутствия родной городишко изменился до неузнаваемости. Многие старые дома были брошены, разрушены, многие так сильно обветшали и обнищали, что было странно видеть в окнах свет и тени людей. Ей оставалось только предполагать, насколько ужасное существование влачат их жильцы, но вместе с тем в городке, как грибы после дождя, выросли новые, помпезные здания магазинчиков, бутиков, кафе, ресторанов. Рядом с плохо одетыми, унылого вида людьми, многие из которых были ей знакомы, и являлись, как правило, представителями местной интеллигенции, то и дело появлялись разряженные матроны и господа. На дорогих иномарках, самодовольные и напыщенные. У Алкиного отца дела шли неплохо, так, что он смог скопить на квартиру в Москве, чтобы быть поближе к дочери. С предпринимательством же пришлось расстаться, так как в Москве таких бизнесменов своих хоть отбавляй, и он уже подумывал о том, чтобы вернуться назад. Эрик предлагал будущему тестю место в своей фирме, но отец почему-то заупрямился. Он вообще стал слишком раздражительным, его злило все: многолюдие, шум, спешка, соседи, живущие за стальными дверями. Его мучила ностальгия и Алла подозревала, что решение отца вернуться сюда, в эту глухомань, было не за горами.
Алла зашла в небольшое, но уютное кафе "Светлана", села за столик, заказала легкий ужин и задумалась. Вдруг кто-то тронул ее за плечо, она обернулась.
-Ваня?!…Ой, простите, я задумалась,…а вы что тут делаете?
-Я живу рядом через дорогу, а сюда зашел перекусить, не охота дома одному, а тут гляжу – Вы!
-А я вот заново знакомилась с городом, где родилась!…
-Можно я компанию Вам составлю?
-Конечно, садитесь!…Кстати, можете мне не "выкать", я не обижусь.
-Знаешь, я тоже! – оба рассмеялись. Иван сделал заказ, - Аллочка, тебе не помешает бокал вина, это я тебе как врач говорю! Давай выпьем, чтобы все было хорошо, у всех нас и главное – у Насти!
-Давай! Если не будет проволочек, то скоро она будет дома!
Они, чокнувшись, выпили, напряжение стало спадать, а Алла снова попала под власть Ивановых глаз, но ей почему-то совсем не хотелось уходить из этого плена…
Ночью, лежа в его объятиях, она не страдала угрызениями совести, чего нельзя было сказать об Иване.
-Да не мучайся ты! Насте не обязательно об этом знать! Ох, ну почему ты мне раньше не встретился? Обними меня, перестань есть себя поедом! Это моя ночь, и сегодня ты мой! Скоро я уеду, замуж выйду и больше никогда тревожить тебя не буду! А сейчас иди ко мне!!!
* * *
В местной психушке Лизки не оказалось. Татьяна Андреевна попыталась выяснить у главного врача, где она сейчас находится, куда ее перевели. Но молоденький врач, совсем еще мальчишка, о Лизке ничего не знал, так как после окончания института только принял новую должность. В медицинском архиве Татьяне тоже помочь ничем не смогли, в связи с тем, что заведующую уже отпустили в декретный отпуск, а на ее место еще никого не назначили, зато посоветовали обратиться к бывшему врачу-психиатру Милорадовой Тамаре Аркадьевне и даже дали ее домашний адрес.
На звонок в дверь раздался звонкий собачий и глуховатый старушечий голос:
-Ихто тама?
-Я к Тамаре Аркадьевне, мне дали этот адрес, скажите, Милорадовы здесь живут?
-Издеся! Иде жа им ищо жить, заходитя!
В полутемной прихожей согнутая старушонка отпихивала ногой, заливавшуюся лаем, собачонку.
-Тома, ето к тебе пришли! А ты проходи, милая, в залу, Томочка тама!
Татьяна Андреевна зашла в чистенькую, но очень бедную комнату, в кресле, укрытая пледом, сидела седая женщина, на лице которой явно читались признаки страдания. Женщина была нездорова.
-Здравствуйте, меня зовут Татьяна Андреевна, а Вы, наверное…
-Да, я Милорадова. Вы по какому поводу? Картины я уже продала, марки тоже, ценного уже ничего не осталось.
-Нет, нет, я не по этому здесь. Мне сказали, что Вы когда-то давно работали в психушке, а я бы хотела узнать, где сейчас находится Елизавета Кукушкина…
По лицу Тамары Аркадьевны словно прошла судорога. Глаза расширились, а пальцы нервно скомкали край пледа.
-Ко…кого?…Кого Вам нужно? – казалось, ей не хватает воздуха.
-Вы не помните, в те годы у Вас на излечении была девушка, ее изнасиловали, и она потом попала в вашу больницу, Лиза! Лиза Кукушкина!…Ой, Вам плохо?
Согбенная старуха неслышно подошла к Тамаре Аркадьевне, положила ей на лоб мокрое полотенце.
-Лизка, говоришь, тебе понадобилась? А на кой она тебе, ведьмачка эта сдалась?
-А Вы ее знаете?!
-А то, не знаю, она Томочке всю жизню исковеркала, здоровьишко унесла! Я ее едва выходила, голубку болезную, но мне с Лизкой не тягаться! Сильна она, холера! Просто на кого-то другого перекинулась, вот и ослабила Томочкину-то порчу, а так бы мне не сладить! – гундосила старуха.
Тамара Аркадьевна открыла глаза, в них были боль и тоска.
-Значит, не одной мне Лизка беду принесла, - вздохнула Татьяна, - я должна найти ее!
-А не боишься? – горько усмехнулась Тамара.
-Мне уже бояться нечего! Отбоялась! Вы бы мне адрес ее новый сказали.
-А ты не торопись, присаживайся, чайку попьем, да обсудим все. Осиповна, поставь самовар, а мы поговорим… Татьяна, говоришь, тебя зовут…Значит ты, Таня, Лизку ищешь, Кукушкину?… А не пожалеешь потом?…Ну, что ж , вижу, решительно ты настроилась, дам я тебе ее адрес, а пока давай чайку попьем, мне теперь и поговорить-то не с кем, вот только с Осиповной…Знаешь, давно это было, молодая я была, счастливая, только год как замуж вышла…Володька мой, офицер, красавец, души во мне не чаял, комнату нам дали, а я после института диссертацию хотела написать. Думала, поработаю лет пять, материал подкоплю, опыта наберусь и буду чистой наукой заниматься. Володька-то тоже на перевод надеялся…,а тут девчонка эта, интересный случай, как раз тема для моей диссертации. Потянулась она ко мне, все без утайки рассказывала! Надеялась на меня, у нее тогда никого не было…, а мне только проявления ее болезни интересны были, а до нее самой…в общем, издевались над ней, да в таких заведениях над всеми больными издеваются, вот и она не стала исключением. Озлобилась Лиза!…Боже, что тогда творилось в больнице! Настоящий дурдом! Санитар один с лестницы упал, шею себе свернул, еще одна кипятком обварилась, в семьях – несчастные повальные случаи, часто со смертельным исходом. А она – только ухмыляется! И ведь обвинить ее нельзя! Скажи кому в то время – сам в психушку загремишь! Она стала в глаза своим жертвам говорить о том, что с ними случится…, и меня не обошла. Я уже беременная была, на третьем месяце, мы с Володькой от моих родителей с дачи возвращались…, нас самосвал смял…Все произошло так быстро, что я даже испугаться не успела…В живых осталась я одна, с нами еще подруга моя с мужем были. Жива-то осталась, вот только для чего – не понятно!…Кукушкину все стали панически бояться, заискивать перед ней, а она словно с цепи сорвалась, удовольствие от своих проделок получала. Я ведь еще до аварии хотела выписать ее, но она только в лицо мне рассмеялась: "Мне, - говорит, - хорошо здесь! Это теперь мой дом, другого у меня нет и не будет". Не согласилась уходить из психушки. О ее фантазиях много чего можно было рассказывать, уму не постижимо то, с чем мне пришлось столкнуться…Если бы не Осиповна, мне бы не выкарабкаться…Вот в общем, такая грустная история. Лизку все же перевели. Дама одна, высокопоставленная особа к ней приезжала, запиралась с ней, шушукалась, гостинцы ей возила коробками. У этой дамочки вскоре муж умер. От сердечного приступа, хоть и не старый еще был…Дамочка вскоре за молодого замуж вышла…Не знаю, приложила ли Лизка к этому свое старание, а может быть совпадение просто, домысливать не буду, но только Лизку вскоре в пансионат престижный определили. Вот, возьми адрес…, я сама когда-то хотела ее убить, да Осиповна отвела. Перед Богом пусть ответ держит!
Женщины долго еще разговаривали, делились каждая своей бедой, плакали, обещали друг другу не терять связи, созваниваться. После визита к Тамаре, Татьяна Андреевна решила найти Лизку во что бы то не стало!
* * *
Когда во время краткосрочного свидания Иван сообщил Насте, что ее дело отправлено на пересмотр, что вероятнее всего Настю признают невиновной, а смерть Ольги – это несчастный случай, она не знала, радоваться ей или нет. Иван как-то вскользь, смущаясь, сказал, что это Алла, Настина подруга помогает им, что Алла даже отложила свою свадьбу, приехала специально из-за Насти. Глядя на него, сконфуженного и все время отводящего глаза, Настя насторожилась. Такое поведение было не свойственно ее мужу. Но она постаралась отогнать дурные мысли, тем более, что надежда на освобождение и встреча с Маринкой, а она не сомневалась, что Вадим ее вернет, перевесили ее сомнения. После драки, которую затеяла ее неугомонная подружка Юлька, Настя решила быть очень осторожной, ни во что не вмешиваться, ни с кем не вступать в конфликты. Она решила просто ждать и надеяться на освобождение. Народу в "больничке" всегда было предостаточно, так что работать Насте приходилось за троих.
-Настя, Шестаковой из второй палаты надо белье перестелить и Федотовой из четвертой тоже!
-Сейчас, Анна Сергеевна! Ключ от бельевой у Вас?
-Открыто там, бери с нижних полок! – Настя зашла в бельевую, щелкнула выключателем. Под потолком тускло зажглась одна единственная лампочка, слабо освещая тесные проходы между стеллажами с бельем. Настя прошла вглубь бельевой и склонилась над тюком с простынями, и тут сильный удар по голове погасил этот тусклый свет…
Чей-то истошный крик привел ее в чувство. Сквозь пелену тумана, почему-то красного и липкого, она едва различала лица склонившихся над ней людей. Настя приподнялась на локте, острая боль пронзила ее мозг. Люди расступились.
-Нож у нее заберите!
-Нельзя, пусть сама положит!
-Они же вроде бы подругами стали? За что же она это Юлю-то?
-Наверно ее Юля тоже обокрала! Вот эта малохольная и расквиталась с ней.
Ничего не соображающая Настя с недоумением разглядывала большой нож, из нержавеющей стали с наборной ручкой в виде крокодила с пятнами свежей крови. Руки ее тоже были в крови. Она, преодолевая боль в голове, попыталась встать, не выпуская нож из руки, и вдруг увидела Юльку, свою неугомонную подружку, которая лежала, раскинув руки, навзничь, в луже крови и не подавала никаких признаков жизни. Возле Юлькиной правой руки валялся короткий обрезок водопроводной трубы. Ошалевшая Настя переводила взгляд с Юльки на крепко зажатый нож в своей руке. Затем она поднялась и шагнула к толпе окруживших ее людей. Толпа в страхе отхлынула, но сзади ее уже расталкивали охранники, которые, не особо церемонясь, заломили Насте руки, надели наручники и поволокли ее, уже теряющую сознание, в СИЗО. Дорогу им преградила Маргарита Матвеевна.
-А ну, быстро ее ко мне, у нее травма головы, и кажется очень серьезная! Снимите наручники!
Настя не слышала больше ничего. Омут, в который она провалилась, был черен, не имел дна и убаюкивал. Возвращаться из этой черноты она уже не хотела…
* * *
-Пришла все-таки! Долго же ты до меня добиралась! – скрипучий голос шел как из подземелья. "Неужели ее успели предупредить? Но телефона в комнате нет, а в дверь кроме меня никто не входил", - пронеслась в голове Татьяны мысль.
-Никто, Танька, меня не предупреждал о твоем визите, я тебя уже ждала! И телефон мне не нужен! - скрипел голос. Кресло - качалка, в котором, повернувшись лицом к окну, сидело странное существо, стало медленно поворачиваться в сторону Татьяны Андреевны.
-Ну, что Танька, не узнаешь?…Не узнаешь! Меня теперь трудно узнать…Не долго мне уже осталось. Грехи мои тяжкие бременем в могилу тянут. Да и там покоя мне не будет…Молчи, не перебивай! Я все про тебя знаю, даже, что убить меня хотела, а сама виниться пришла. Только теперь не известно, кто из нас больше виноват. У меня недавно снова мамаша была, я то думала, что довольна она мной будет, ведь по ее наущению действовала, ан нет, даже она в ужасе. "Далеко, - говорит, - ты, Лизка зашла! Ой, далеко! Возврата уже нет! Гореть, - говорит, - тебе в аду, Лизавета!"…Что смотришь, сумасшедшей меня считаешь? А я и есть сумасшедшая! Но пока жива я, беды твои не кончатся! И от меня это уже не зависит! Только после смерти моей вздохнуть сможешь легко. Если хочешь – убей, избавь себя, а главное меня от страданий!…Не можешь? А вот раньше могла!…Все, уходи, устала я! Уходи, говорю!
Татьяна медленно пошла к двери, так и не проронив не слова.
-надейся, авось я раньше помру Настасьи твоей. Душа у нее ангельская, не твоя душа, Танька! Прощай! – хрипло прошелестело ей вслед.
Татьяна шла от здания пансионата, не оглядываясь, не выбирая дороги, просто уходила от страшного голоса, но ей казалось, что Лизкины глаза глядят ей в след, и никуда не спрятаться от этого взгляда. Вдруг она словно опомнившись, остановилась. Что там Лизка про Настю сказала?…"Надейся, авось я раньше умру"? .. Неужели с Настей беда? Господи! Что же делать?! Домой! Скорее домой!..
Тем временем, Елизавета, оставшись одна, сидела, погрузившись в свои невеселые думы. Она до самого дна испила сладкую чашу мести, оказавшуюся горьким ядом. Чашу, открывшую ящик Пандоры ее души. Темные силы вырвались наружу и, обретя свободу, были уже неподвластны Лизке, крушили все, что попадалось на их пути. Даже пересоленый суп, который Лизка не могла есть, становился причиной несчастного случая пансионатовской поварихи. Лизка уже боялась, не только вслух высказывать свое недовольство, но даже думать о ком-то плохо. Месть сожгла не только ее душу, но и тело. Она, по возрасту еще не старая женщина, превратилась в согбенную седую старуху. Смерти Лиза не боялась, боялась того, что ждет ее за этим невидимым порогом. И она хорошо знала, что ждать ей осталось недолго. Сожалела ли она о содеянном? Она никогда бы не смогла ответить на этот вопрос. И вернись время вспять, наверняка поступала бы точно также, ей было, только жаль старшую дочь Татьяны – Настю, и она понимала, что пока ее, Лизкина жизнь, никчемная и ненужная никому, еще теплится в ее тщедушном теле, Татьяна будет нести кару через детей своих.
Лизка горько усмехнулась, вспомнив, как однажды пансионат посетил батюшка Василий, протоирей местной церкви. По просьбе Лизы его проводили в ее комнату. Лизка хотела исповедаться и покаяться. Василий выслушал ее, качая головой, свечи зажег, кадилом стал комнату обмахивать, только свечи гасли, а кадило шипело, распространяя едкий зловонный дым. Лизку трясти стало, как в лихорадке, батюшка испугался и, осеняя себя крестным знамением, ретировался. На этом Лизкины попытки сблизиться с Богом, прекратились…
-Тетя Лиза, я Вам ужин принесла. Ой, а Вы и к обеду не притронулись! Такие котлетки вкусные, а Вы не скушали, застудили. Там фрукты Вам отправили. Я сейчас помою и принесу. Запашистые-е-е! Это Вам та женщина, что всегда Вас навещает, принесла, только Вы запертые были, я думала, спите, она сказала, чтобы я Вас не тревожила, оставила корзинку и уехала, - трещала у Лизки над ухом горничная Катя, симпатичная молоденька девушка. – Вы покушайте, а я сейчас, мигом! А яблочко почистить?
-Не надо, лучше нож принеси, я потом сама почищу.
Катя убежала и скоро вернулась с целой корзиной отборных фруктов.
-Вот, поглядите, красота-то какая! А запах!
-Катя, возьми себе все что хочешь. Мне много не надо!
-Ну что Вы? Я не могу! Это Вам!
-Возьми, возьми! Я вот себе яблочко оставлю, а остальное забери! Ты мне ванну приготовь, если тебе не трудно, помыться хочу.
-Теть Лиза, я мигом! Сейчас!…Вам погорячее? Или теплую лучше?
-Теплую, Катя! Теплую…
-Ванна готова, давайте я Вам помогу!
-Нет, нет, я сама! Бери корзину, да угости там подружек.
-Спасибо, тетя Лиза! Если понадоблюсь – позвоните. – и довольная девчонка упорхнула.
Лиза медленно поднялась, прошла в ванную комнату, тихо прикрыла за собой дверь…
-А-а-а-а! А-а-а-а! – истошно кричала Катя, выскочив в коридор. Из комнат выглядывали испуганные жильцы, готовившиеся ко сну, мирно смотревшие вечерние телепрограммы.
-Тетя Лиза там! В ванне! Крови там! – орала Катя не своим голосом. Толпа, сгрудившись, пошаркала в Лизкину комнату. Дверь в ванную была распахнута, в наполненной до краев ванне, широко открыв глаза, лежала Елизавета, только вода была ярко красной от крови, а на поверхности плавало неочищенное яблоко…
* * *
-Оля! Оля! Подожди! – кричала Настя и пыталась догнать удаляющуюся сестру. – Постой, Оля!
-Зачем ты тут? Возвращайся назад! – Ольга, наконец, оглянулась. Настя с трудом узнала свою сестру – непоседу. На лице Ольги не было ни грамма косметики, волосы гладко зачесаны и собраны на затылке в тяжелый узел. Платье свободно спадало, прикрывая босые ноги.
-Оля, почему ты босяком? Холодно же!
-Я теперь обувь не ношу, без нее удобнее, а тебе нельзя здесь задерживаться! Уходи быстрее!
-Не хочу я никуда идти! Оля, прости меня, это я виновата в том, что ты…
-Ни в чем ты не виновата! Я сама споткнулась и упала, и не тогда на лестнице, а гораздо раньше! Ты совершенно не причем! Это я должна просить у тебя прощения! У тебя, у мамы, у Юрки, у всех! Это я виновата в Катиной беде! Только осознала это слишком поздно. А ты возвращайся назад, к ним, туда! К дочке своей возвращайся! И не держи на меня зла! Прощай!
-Оля! Постой! Ну, куда же ты?! – кричала Настя, но сестра быстро уходила в темноту, становясь крохотной серой точкой.
Настя открыла глаза, но от нахлынувшего на нее света зажмурилась.
-Очнулась! Ну, слава Богу, теперь все будет хорошо! Все теперь у тебя будет хорошо! Поправляйся. Алексей Максимович, доктор наш, боялся, что не выкарабкаешься. Уж слишком тяжелая травма у тебя была! А ты, видать, счастливая, теперь на поправку пойдешь!
Настя слушала медсестру, с трудом вспоминая, что с ней произошло. Перед глазами возникло видение: Юлька в луже крови и нож в ее собственной руке.
-Знаете, я ведь не убивала Юлю, я вообще не знаю, как это случилось! Меня же освободить должны были! – она ухватила руку медсестры и сдавленным шепотом пыталась сказать ей, что не виновата.
-Успокойся, девочка! Все уже позади! Пока ты в коме лежала, к нам еще одна пациентка поступила, Таисия Морозова, ей в прачечной руку в гладильный станок затянуло, почти до плеча, пока его выключили, а она, придя в сознание, каялась, что они подстроили все это. Умереть боялась. Это она голову-то тебе расшибла. А ножом другая орудовала. Ладно, отдыхай, тебе теперь поправляться нужно. Потом подробности узнаешь…
Молодой организм и жажда жизни брали свое. Настя быстро поправлялась. Она уже знала, что четверо зечек из ее отряда арестованы, в их числе Валентина Мирошкина, когда-то приютившая ее, а потом ставшая злейшим врагом. Это по ее коварному плану Настю заманили в бельевую, ударили по голове трубой, сообщили об этом Юльке, поспешившей на помощь и нашедшей свою смерть. Насте в руку вложили окровавленный нож, а трубу подбросили к Юлькиному трупу. Распространяли лживые слухи о том, что Юлька – "крыса", ворует даже у своей подруги, а в бельевой они с Настей разобрались по-своему. Неизвестно, чем бы для Насти это все закончилось, если бы не "счастливый случай" с Тоськой. Тоська была суеверной, и сразу решила, что понесла наказание, посланное ей свыше за злодеяние, и рассказала обо всем, ничего не утаивая. Валентина пообещала оторвать мерзавке не только вторую руку, но и голову.
Насте уже сняли с головы бинтовую шапочку, наклеивая на бритую и колючую голову марлевую повязку. В этом облике Настя напоминала смешного инопланетянина. Круглая голова с разводами зеленки, красные швы и белая наклейка изменили ее до неузнаваемости. Лицо осунулось, глаза стали еще больше. Она ни о чем не могла думать, кроме свободы и Маринки. Когда ей сообщили, что все обвинения с нее сняты, что суд пересмотрел дело и пришел к выводу, что с ее сестрой произошел несчастный случай, а судебная ошибка исправлена, Настя долго и навзрыд плакала. Алексей Максимович ее уговаривал остаться в больнице еще ненадолго, подлечиться, но Настя стояла на своем. Она не хотела больше находиться здесь. Ее душа рвалась из этих стен на свободу, туда, где ее ждали Маринка, мама, Иван…
P.S от автора ... Не знаю, стоит ли писать продолжение...